Чтение 3–й страницы книги ~Исповедь грешницы, или Двое на краю бездны~

— Извини, дорогая. Я тебе о возвышенном, а ты мне земном, — при этих словах супруг сжал меня сильнее и заглянул мне в глаза. — Ева, только смотри мне…

— Ты о чем?

— Я надеюсь, вы не пойдете в туалет под одним кустом.

— Представь себе, нет. Мы сходим в туалет в разные кустики. Тут кустов немерено, и необходимости ходить под один куст нет.

— Ева, так ты плывешь или нет? Ребят, я что-то не пойму — кто-нибудь куда-нибудь хочет?! — вновь крикнул Роман и отвязал лодку, в которой сидел. — Лично я больше ждать не могу. Мне капитально приспичило. Я поплыл.

— Ром, подожди, а я как же?

Я тут же чмокнула в щеку своего мужа и быстро произнесла:

— Вить, не волнуйся. Я быстро. Надеюсь, что к моему приезду ты что-нибудь обязательно поймаешь.

— Будем стараться! — Лена взяла моего супруга за рукав и потащила к удочкам. — Возвращайтесь, чтобы мы побыстрее могли поздравить вас с облегчением и вы составили нам компанию, потому что рыбалка уже подходит к концу. На берегу варим уху из того, что мы наловили, и едим бараний шашлык.

— Лен, а как мы будем есть бараний шашлык, если мы ни одного барана не убили? — крикнул своей жене отплывающий от парома Роман.

— Еще не хватало, чтобы мы баранов убивали, — громко рассмеялась Елена. — На барана удочку не закинешь. За ним нужно с ножом охотиться. Нам шашлык повара на берегусами сделают.

— Мысленно я его уже съел!

— Ты у меня такой голодный?

— Я же проспал на завтрак.

— Я ж тебя столько будила! Но ничего, говорят, что голод полезная штука.

Когда Лену стало не слышно и наши половинки вновь занялись своим любимым занятием, Роман стал грести как можно активнее, а я по-прежнему не произносила ни единого звука. Мы не сказали ни слова даже тогда, когда приплыли на берег. Роман затащил лодку на сушу, затем молча пошел по тропинке в сторону небольшой поляны, загороженной самыми разнообразными и причудливыми деревьями.

Я шла следом за ним шаг в шаг и по-прежнему молчала. Я смотрела ему прямо в затылок и чувствовала неуправляемый порыв, который овладел всем моим телом, всем моим разумом и с которым я была не в состоянии совладать.

А затем… Затем Роман резко остановился', посмотрел на меня какими-то безумными глазами и произнес всего одну-единственную фразу:

— Ну, наконец-то…

А дальше произошло что-то невообразимое. Я накинулась на него как сумасшедшая, впилась в его губы с такой неистовой страстью, что мне показалось, еще немного — и у него просто не останется губ-. Роман закричал, слегка меня оттолкнул и схватился за свою губу, из которой текла кровь. Потому, убрав от губы ладонь, он едва покачал головой и, несмотря на раздирающую его боль, в сердцах произнес:

— Если бы ты только знала, как сильно я тебя люблю…

— Несмотря на то, что я прокусила тебе губу. — Я стояла словно чумная и слегка пошатывалась от нахлынувшего на меня опьянения, которое не было связано с алкоголем,а, как бы это ни было странно, было связано с присутствием человека, с которым я жутко хотела остаться наедине. До одурения, до помутнения, до потемнения в глазах…

— Я люблю тебя, несмотря ни на что. Даже несмотря на то, что ты сумасшедшая…

А дальше… Дальше нами овладело такое волнение, которое овладевало нами всегда, как только мы оставались наедине. Я хотела, чтобы он меня трогал, сжимал, давил, колол, щипал, брал меня изнутри и вдыхал в себя всю мою сущность. Я хотела… Господи, прости, но я так сильно его хотела… Я хотела его с такой яростной силой, что даже сотнялюдей не смогла бы меня от него оттащить… Я уже плохо понимала, что происходит на самом деле. Я просто сошла с ума.

От любви и от нечеловеческого притяжения. Я просто скользила по его коже, вдыхала запах его волос, срывала с него одежду и отдавала ему всю страсть, на которую только была способна. Я впивалась губами в его волосатую грудь и, как молитву, как заклинание, шептала его имя:

— Рома… Роман… Ромка…

Мой любимый тихо стонал, ласкал мою грудь и выливал на меня все свои чувства, которые он накопил за то время, пока мы не виделись.

— Ева…

— Что?

— Ева, помнишь тот дождь?

— Помню…

— Помнишь тот зонт?

— Помню…

— Где он?

— Кто?

— Зонт.

— Дома.

— Дома?

— Да. Я храню его как самую ценную вещь в своей квартире.

— Как раритет?

— Точно, как раритет.

— Где ты его хранишь?

— Налоджии. Я вбила в стену гвоздик и повесила его на этот гвоздь. Я даже ребенку не разрешаю к нему притрагиваться. Когда мне плохо, я всегда его раскрываю, верчу и представляю, что мы идем под ним вместе. А еще я его целую.

— Кого?

— Зонт.

— Ты сумасшедшая. Ты действительно сумасшедшая.

— А зачем ты про него спросил?

— Просто я подумал, как же его сейчас не хватает… Та девушка — судьба с большими печальными зелеными глазами — вновь со мной рядом, а ее большого желтого зонта с алыми розами нет…

Немногим позже его рука сгребла мои волосы, и он вдохнул их аромат. Я лежала на траве, умирала от нахлынувшего на меня счастья и чувствовала, что с трудом сдерживаю слезы.

— У тебя интересная жена. Такая веселая и общительная. Во всех отношениях приятная женщина.

Она тебя так сильно любит, — с трудом произнесла я и, закрыв глаза, еле удержала себя от того, чтобы не попасть в малоприятную ситуацию и не разрыдаться.

— У тебя интересный супруг. Сразу видно, нормальный, толковый мужик. Настоящая находка для женщины. За таким как за каменной стеной. Невооруженным глазом видно, что он тебя любит. Трясется за тебя словно помешанный. Он ревнует тебя ко всему, что приближается к тебе на расстояние метра.

— Хватит! — судорожно крикнула я и постаралась унять охватившую меня дрожь.

— Что — хватит?

— Хватит, потому что я не хочу этого слышать!

— Ева, ты сама так хотела. Это была твоя идея.

— Какая идея?

— Поехать семьями на этот курорт и случайно познакомиться. Ты же знаешь, я изначально был против.

— Я не могла уехать на отдых с мужем и не видеть тебя целых десять дней. Десять дней… Это же настоящая вечность. Я бы просто умерла. Десять дней — это очень много. Это намного больше, чем я могу вынести. Не умерла. Ты бы просто по мне соскучилась.

— Я и так постоянно по тебе скучаю.

— Значит, соскучилась бы еще больше.

— Куда уж больше? Больше уже просто не бывает.

— В этой жизни бывает все.

— Зато даже здесь мы нашли место для встреч.

— Как раз наоборот. Нам намного тяжелее встречаться здесь, чем в Москве.

— Но здесь мы можем друг друга видеть хоть каждый час… В Москве у нас нет такой возможности.

— А мне недостаточно тебя просто видеть. Когда я тебя вижу, мне сразу хочется тебя потрогать. А еще, я не совсем готов любоваться твоим супругом, несмотря на то что он действительно хороший мужик и прекрасно к тебе относится. Наверно, это просто ревность…

— Думаешь, мне нравится любоваться твоей женой, несмотря на то что она у тебя действительно замечательная?

— Хватит. Ты так: хотела сама…

Роман закрыл мой рот своей мощной ладонью и покрыл мое лицо поцелуями.

А я вновь закрыла глаза и ушла в забытье. Я изогнулась, словно струна, и стала двигаться вместе с ним в такт его движениям. Не знаю, сколько продолжалось это безумие. Пять секунд, пять минут или пять часов… Я не помнила и не хотела помнить о том, что где-то там, на пароме, остался мой муж, который, по всей вероятности, уже смотрел в сторону берега и волновался. Все мои мысли по этому поводу уже перестали быть мыслями, все мои слова и стоны, которые вырывались у меня из груди, уже перестали быть словами и стонами… Мне показалось, что отключилось мое сознание, потому что я уже не могла здраво мыслить и рассуждать. Все, что я могла, это ощущать.

Ощущать сладострастие, которое исходило у меня изнутри…

Когда все закончилось, я прижалась к любимому как можно сильнее и начала медленно приходить в себя, коря нас обоих за то, что все закончилось и мы должны вернуться вреальную жизнь. Я шевелю онемевшими пальцами на затекших ногах и говорю одну и ту же до боли знакомую фразу:

— Господи, как же сильно я тебя люблю… Как сильно…

Я думаю о наших отношениях как о чем-то невозможном, из ряда вон выходящем и понимаю, что, несмотря на мой грех, они не вызывают у меня печали.

Я не чувствую ни угрызений совести, ни раскаяния.

Я чувствую только необыкновенную нежность. Я бесконечно благодарна мужчине, который сейчас рядом со мной, несмотря на то что с того самого момента, как он вошел илидаже ворвался в мою жизнь, я испытала столько душевной муки и столько боли…

Я благодарна ему за то, что он есть, за то, что он стал частью меня и неотъемлемой частью моей жизни.

И это несмотря на то, что я тысячу раз пыталась его забыть, бежать сломя голову, перечеркнуть все одним махом. А однажды… Однажды я просто поняла, что смогу убежать от чего угодно, но только не от самой себя. Если я зачеркну наши спонтанные, безумные и нереальные отношения, значит, зачеркну часть самой себя…

— Ева, тебе не кажется, что нам уже пора? Мы с тобой отсутствуем ровно сорок минут.

— Сколько?!

— Сорок минут.

— Да ты что, с ума сошел?! — Я тут же подскочила и принялась одеваться.

— Почему только я? Мне кажется, что мы сошли с ума оба.

— Почему ты столько времени молчал?!

— Ты знаешь, у меня как-то не было времени посмотреть на часы.

— Бог мой… Кошмар какой. Что мы теперь скажем?

— Что-нибудь да скажем. Не в первый же раз нам приходится что-нибудь говорить…

Глава 2

— Дай я сам застегну крючочки на твоем лифчике.

— Ром, я сама. Так быстрее. Мы здесь с тобой уже почти час. Наши там, наверно, такой скандал устроили. Даже страшно подумать.

— Ева, пять минут меньше, пять минут больше — уже роли не сыграет. Я не хочу нарушать наш ритуал.

Я привык сам надевать на тебя лифчик, и мне совсем не хочется изменять своим старым привычкам.

— Ром, ну это какое-то ребячество. — От одной мысли, что мне сейчас придется посмотреть в глаза своему мужу, мне становилось по-настоящему страшно.

— Это не ребячество. Это мои небольшие слабости, и я не хотел бы, чтобы ты меня ущемляла даже в этом.

Я посмотрела на совершенно обнаженного стоящего напротив меня Романа, остановила взгляд на его уже поникшем мужском достоинстве и протянула ему свой лифчик.

— Хорошо, надевай. Только по-быстрому. И сам давай одевайся. Вдруг уже паром без нас уплыл на берег. И куда мы с тобой поплывем на этой резиновой лодке?

— Не волнуйся. Без нас никто никуда не уплывет.

Я застегиваю тебе лифчик и оденусь ровно за минуту.

Не паникуй.

Я слегка приподняла руки и со словами:

— Надевай, — приготовилась к столь торжественному для нас обоих событию. — И постарайся как можно быстрее. Там, наверно, тебя уже жена заждалась. Наверняка все глаза проглядела.

— Пять секунд, а то твой драгоценный супруг уже рвет и мечет.

В тот момент, когда Роман ритуально застегивал лифчик, меня словно током ударило, и я тут же повернулась в противоположную от нас сторону. Прямо перед нами стоял изрядно вспотевший от интенсивной гребли турок и пожирал нас глазами, в которых читался неподдельный ужас.

— Вы так долго ходили в туалет., Я несу ответственность. Я волнуюсь. Я взял вторую лодку, чтобы вас искать.

— А мы еще не доходили. — Роман тут же залился алой краской и принялся одеваться.

— Паром поплывет на берег, а вас нет.

— Да не кипишуй. Считай, что мы уже на пароме.

Я стояла как вкопанная и наблюдала за тем, как одевается Роман. Мне хотелось закрыть глаза и понять, что все, что происходит в данный момент, дурной сон. Обыкновенный дурной сон. Я проснусь и посмеюсь над тем, что мне мог присниться подобный кошмар. Обязательно посмеюсь.

Ошарашенный от увиденного турок перевел глаза в сторону моей персоны и сказал хитрым голосом:

— Ваш муж волнуется больше всех. Он очень переживать. Это он послал меня за вами.

Естественно, я ничего не ответила, потоку что мне было просто нечего говорить. Да и что я могла ответить… Все, что я могла в данный момент, — это опустить глаза в землю и тихо сказать:

— Ром, давай быстрее.

— Я уже все, — чуть слышно сказал Роман, натягивая на себя шорты, — Ты, командир, не в свои дела нос бы не совал, а то ведь его отрубить могут. Это мы сами разберемся,кто за кого переживает и чей муж кого ждет. Ты ничего не видел. Понял?! Просто девушке плохо стало. Она вчера перегрелась на солнце, а сегодня с самого утра себя плохочувствовала. Она сознание потеряла, а я перепугался и не знал, что с ней делать. Когда она в себя пришла, я предложил ей немного в тени отсидеться, чтобы по жаре не плыть.

Девушку сегодня вечером нужно врачу показать. Ты понял, что говорить?! Ты тоже должен придерживаться этой версии. Видишь, девушка какая бледная.

На ней просто лица нет.

— Не теряла она сознание. Вы сексом занимались долго, — не согласился с Романом турок. Произнеся те слова, которые мы вовсе не думали услышать, он развернулся на сто восемьдесят градусов и направился к лодке.

— Да ты что, командир?! — опешил Роман. — Тебе-то какое дело, чем мы здесь занимались, трахались или теряли сознание?! Ты что, такой борзой, в натуре?! Ты давай свой язык укороти, а то мне самому придется это сделать! Ты меня понял?!

Но упертый турок ничего не ответил и по-прежнему шел дальше.

— Слышишь, командир, ты меня понял или нет?! — окончательно растерялся Роман. — Ты ведь экскурсии проводить должен, а не видеть то, что тебе видеть совсем не нужно!Тебе какая разница?!

Турок по-прежнему не реагировал и шел в направлении лодки.

— Командир, стой, я сказал! Стой!

К нашему обоюдному удивлению, турок и в самом деле остановился и окинул нас крайне презрительным взглядом.

— Никто не терять сознание. Вы секс. Вы плохо поступать. Очень плохо. Это не хорошо. Муж очень переживать. Он беспокоиться, а его жена секс. Не хорошо.

Закончив свою тираду, турок повернулся в сторону берега и как ни в чем не бывало пошел к лодке.

Я посмотрела на Романа беспомощным взглядом и голосом, полным отчаяния, произнесла:

— Ромка, он нас сдаст. Он сумасшедший. Я что-то не пойму, ему какое дело. Может, ему денег дать?

— Денег? — В глазах Романа появилась маленькая, но все же надежда. — Ты так считаешь?

— Конечно. Надо дать ему денег за молчание.

Другого выхода нет.

— Эй, командир, стой! — Роман бросился следом за турком. — Ну, постой минуту! Куда ты так быстро идешь?! За тобой не угонишься. Мы с тобой полностью согласны. Все, что мы здесь делали, — это ужасно. Мы больше так не будем. Мы тебе обещаем. Только, командир, не нужно сейчас доплывать до парома и кричать во все горло, чем мы здесь занимались. Если ты думаешь, что это кому-нибудь будет интересно, то ты глубоко ошибаешься. Это никому интересно не будет. Просто у нас есть близкие люди, которым ты можешь причинить боль, а мы очень сильно дорожим их спокойствием и не можем этого допустить. А чтоб тебе не обидно было и чтоб тебе говорить не хотелось, мы тебе денег дадим. Давай я дам тебе немного баксов, и ты все забудешь. Мы оба будем знать о том, что ты ничего не видел и ничего не слышал. Командир, возьми денег!

В этот момент Роман резко остановился и полез в карман шорт для того, чтобы достать свой бумажник.

— Командир, держи! Держи деньги, я тебе говорю!

Но турок даже не думал останавливаться. Он еще больше ускорил шаг и бросил через плечо:

— Я думал, они туалет, а они секс. Не хорошо.

Плохо. Муж волноваться, переживать, а они секс.

Муж хороший человек. — Командир, да стой, я тебе сказал! Денег возьми, чтобы тебе спокойно было, раз ты уж такой правильный! На тебе денег! Стоять! Придурок, я сказал, стоять!

Но вместо того чтобы остановиться, турок еще больше ускорил шаг и почти побежал. Он был себе на уме и бормотал что-то под нос. Я обхватила голову руками, ссутулилась,представила, что сейчас может произойти на пароме, и прокричала:

— Рома! Да останови же ты этого идиота! Он сейчас в лодку сядет! Ну сделай же ты что-нибудь!

Мои слова заметно подстегнули Романа. Он сунул бумажник обратно в карман и, не придумав ничего лучшего, поднял с земли увесистый камень. Со словами: «Стой, я сказал!» — что было сил запустил камень в турка. Роман не промахнулся, а турок не успел добежать до лодки. У нею как-то странно подкосились ноги, и он совершенно бесшумно упал в нескольких шагах от берега, на котором стояли две одинаковые резиновые лодки.

— Ром, он упал. — Я посмотрела на своего любимого крайне растерянным взглядом.

— Но ты же сама сказала, что я должен что-то делать… Наверно, я просто сбил его с ног. Давай приведем его в чувство и сунем ему побольше денег в целях компенсации за моральный ущерб.

— Давай. Я еще таких упертых турков никогда в жизни не видала.

Добежав до лежащего на траве турка, Роман сел на корточки и попробовал привести его в чувство.

— Эй, дружище, вставай. Не дури. Ты у нас прямо шутник какой-то. И откуда ты взялся на нашу голову? На кой тебе на пароме не сиделось? Мы бы и сами приплыли. Подумаешь, задержались немного.

С кем не бывает…

Неожиданно Роман резко замолчал, поднял лежащий рядом с турком кровавый камень и дрожащим голосом произнес:

— Бог мой… Кровь…

— Кровь, — сказала я то же самое и тяжело задышала.

Сперва я ничего не подумала, наверно, просто не успела, но, когда Роман перевернул турка лицом вверх, моему взору предстала действительно страшная картина, я издалапронзительный крик. Глаза турка были открыты и.., смотрели куда-то вдаль.