Чтение 9–й страницы книги ~Исповедь грешницы, или Двое на краю бездны~

— Правильно. Как это я сразу не догадался. Мужья никогда не дарят женам красные купальники.

Жены их покупают сами.

— Почему?

— Потому, что на тебя мужики и так смотрят, можно сказать, шеи сворачивают, а ты их совсем не жалеешь, еще и купальник красный надела.

Я сердито посмотрела на виски со льдом, которое Роман медленно потягивал через трубочку, и покачала головой.

— А ты что, с утра уже похмеляешься?

— Сейчас не утро, а обед.

— Ты где был до восьми утра?

— А тебе какая разница?

— Как это какая? — Вместо улыбки у меня получился какой-то оскал. Я отметила про себя, что Роман никогда раньше не разговаривал со мной подобным тоном.

— В том-то и дело, какая тебе разница? Сначала одна мне допрос устроила, теперь вторая пришла.

Повадились. Я что, перед кем-то отчитываться, что ли, должен? А уж тем более перед тобой. Я тебе ничем не обязан. Ты сделала свой выбор. У тебя своя жизнь, а у меня своя. Иди лучше своему мужу допрос устраивай, чтобы он на чужие юбки не заглядывался.

— Он и так ни на кого не заглядывается.

— Не торопи события. Придет время, и он у тебя словно с цепи сорвется.

— Не сорвется, — злобно проговорила я и тут же добавила:

— Есть женщины, от которых никто никуда не срывается.

— Конечно, есть такие женщины, но только эти женщины сами от своих мужчин срываются, — договорил мою фразу Роман. — Твой-то муженек где?

— В волейбол играет.

— Он у тебя спортсмен?

— Нет.

— Странно.

— Что странно?

— Странно, как это он рогами по мячу бьет.

— Прекрати!

— Я бы очень хотел посмотреть на эту картину. Кто его вообще играть взял!

— Прекрати немедленно! — Я все больше и больше теряла терпение.

— Так что, Ева, придется вам за мяч платить по тройной цене. Тут все по тройной цене.

— С чего бы это?

— С того, что он волейбольный мяч рогами проткнет.

— Хватит острить, а вот твоя женушка ненаглядная слезы льет на берегу. Ты зачем так женщину до, водишь?

— Я довожу?! — Роман нервно ткнул кулаком себя в грудь.

— Ты.

— Это ты ее доводишь!

— Я?!

— Конечно, ты!

— А я-то тут при чем?! — Моему возмущению не было предела.

— Вертишь мной куда хочешь.

— Да уж… Тобой, пожалуй, повертишь.

— Организовала отдых семейными парами для того, чтобы сказать, что она со мной расстается. Хорошенькое дельце. А в Москве нельзя было это сказать?

— Я не знала, что так получится…

— А что ты вообще знаешь? — громко прокричал Роман, так, что отдыхающие за столиками сразу обратили на нас внимание.

Я вновь посмотрела на стакан виски и, оглядевшись по сторонам, нет ли где наших половинок, которые могли появиться в баре в любой момент, еле слышно спросила:

— Ром, а ты горе, что ли, заливаешь?

— Надо же, какая ты умная, — рассмеялся Роман.

— Ты думаешь, мне не тяжело. Мне еще тяжелее, чем тебе. Просто мне мужа своего жалко и Ленку тоже.

— Ты хочешь сказать, что у тебя есть чувство жалости?

— Конечно. Я живой человек.

Роман моментально изменился в лице, которое тут же стало суровым, а в его голосе появились прохладные или даже жуткие леденящие нотки.

— Ева…

— Что?

— Шла бы ты в волейбол играть вместе со своим мужем, а я со своими проблемами сам разберусь.

— Как это сам, ведь твои проблемы из-за меня?

— Я уже посоветовал тебе, что нужно делать. Шла бы ты со своим мужем играть в волейбол. Будь хорошей девочкой и не мозоль глаза.

— Я не играю в волейбол, — ответила я крайне растерянным голосом. — Я вообще мяч не люблю.

— Тогда шла бы ты на море.

— Я в бар пришла. А что, нельзя? Бар принадлежит отелю, а я путевку купила. Ты хочешь, чтобы я ушла?

— Да.

— Хорошо. Только для начала я бы хотела, чтобы ты ответил на один вопрос.

— Какой?

— Какого черта ты мне пишешь подобные вещи?

Тебе что, заняться нечем? Если ты думал, что мне будет страшно или смешно, то не получилось ни того, ни другого. Мне было просто противно, и я подумала, как низко ты пал, если решил мстить подобным образом.

— Я не понимаю, о чем ты.

Я достала из сарафана записку и протянула ее Роману. Роман прочитал ее и побледнел.

— Я ее не писал, — судорожно сказал он и уронил стакан виски на свои шорты…

Глава 7

Мне не нужно было спрашивать Романа по поводу записки во второй раз. Я слишком хорошо его знала. То, что он ее не писал, было понятно сразу, с того самого момента, как я заглянула ему в глаза. Роман посмотрел на свои некогда белые шорты и раздраженно сжал губы.

— Ты не знаешь, виски отстирывается?

— Что? — Мне показалось, что я медленно, но верно схожу с ума. Мне было страшно оттого, что в данной ситуации Роман беспокоился за свои шорты, а совсем не за то, что кто-то подкинул нам эту ужасную записку.

— Я говорю, ты не знаешь, виски отстирывается?

— Не знаю. Вручную-то, наверно, нет.

— Шорты классные, новые. Я их только купил на Охотном Ряду. Дорогие, зараза. А может, их в химчистку отнести?

— Точно, — нервно кивнула я головой, — сейчас столько классных химчисток. Там все на свете отстирают и приведут в лучший вид. Для них ничего невозможного нет. Правда, это денег приличных стоит, но если ты покупаешь шорты на Охотном Ряду, то тебе ничего не стоит заплатить за них в химчистке где-нибудь на Арбате. Если тебе некогда, скажи Ленке, пусть отнесет.

— Не переживай. Скажу.

— А я и не переживаю. Уж если кто-то и переживает за свои шорты, то это ты.

Как только от нас отошел услужливый официант, собравший остатки битого стакана и положивший на шорты Романа сухую салфетку, я резко схватила своего любимого за воротник рубашки и процедила сквозь зубы:

— Роман, ты что, совсем сбрендил?!

— Что ты сказала?! — Роман тут же нахмурил брови, убрал с воротника мою руку и раздраженно посмотрел на людей, сидящих за соседними столиками, которые по-прежнему не скрывали своего интереса к нашей беседе, а, наоборот, затихли и прислушивались к тому, о чем мы говорим, — Ребят, вы на отдых приехали?

— Да, — заметно засмущались те и, чтобы хоть как-то скрыть появившуюся неловкость, начали разговаривать на различные темы, перестав обращать на нас внимание.

— Так отдыхайте, ребята! Отдыхайте! И не суйте свой нос в чужие дела. — Как только Роман закончил свое обращение к народу, он вновь повернулся к барной стойке и закурил сигарету:

— Ты что руки распускаешь? Совсем с катушек съехала!

— Благо что не ноги.

— Мне нравится, когда ты свои ноги распускаешь в постели. Это действительно высший пилотаж.

Так я что-то не понял. Что же случилось такое ужасное, что ты стала меня хватать за ворог рубашки?

— А то, что ты мыслишь не в том направлении.

— А в каком направлении я должен мыслить?

— В том, что кто-то подкинул нам записку. И это действительно страшно. Ты меня понимаешь?! Страшно то, что этой ночью появилась эта записка, а не то, что ты пролил виски на свои новые шорты.

— Я все понимаю.

— И что ты понимаешь?

— То, что ты зачем-то показываешь мне записку, которую написала сама!

— Я??? — Мне катастрофически не хватало воздуха.

— Ты.

— Да зачем оно мне надо?! — с трудом выдавила я из себя.

— Это я хотел у тебя спросить. И не нужно кричать. На нас уже и так весь бар смотрит. Откуда я знаю, может, ты просто поприкалываться захотела.

— Поприкалываться, говоришь?!

— Что-то вроде тоге.

— Да ты себе представить не можешь, что я почувствовала, когда ее прочитала. У меня все поплыло перед глазами, — заговорила я возбужденным голосом. — У меня вообще все слилось. Стены, коридор, лампы. Меня всю ночь кошмары мучили. Я не могла дождаться встречи с тобой, чтобы спросить, зачем ты это сделал!

— Я ничего не писал, — замотал головой Роман.

— Я тоже.

— Ты уверена?

— В чем? В том, что я ничего не писала?

— Что-то типа того.

— Если у меня пока все в порядке с головой, то, конечно, уверена.

— А ты уверена, что у тебя с ней все в порядке?

Я покраснела как вареный рак и посмотрела на Романа взглядом, полным ненависти. Казалось, что еще немного, и я буду его душить.

— Кретин! А я и не знала, что ты конченый кретин!

Не помня себя, я нагнулась для того, чтобы вцепиться в горло мужчине, которого, несмотря ни на что, я безумно люблю и который откровенно надо мной издевается, но Роман перехватил мои поднятые руки и совершенно спокойно поднес их к своим губам.

— Ева…

— Что?!

— Ева. Все хорошо. Успокойся.

— Роман, но я действительно не писала эту записку. — В моих глазах появились слезы. — По твоей реакции я поняла, что ты тоже ее не писал. Знаешь, мне страшно оттого,что мы ее не писали, но она все же откуда-то взялась.

— А может, ее написал твой муж? — Роман вконец успокоился и решил, что начал рассуждать здраво. Видимо, эта записка привела его в шок, и все, что произошло в эти минуты, было не что иное, как оголенные нервы. Нервы от нашего быстрого, неожиданного расставания и от того, что ему довелось еще раз услышать имя, которое он боялся услышать больше всего на свете, потому что этого человека уже нет и убил его он сам.

— А мужу-то зачем это надо? Муж тут вообще не при делах. Он про этого Икселя ни слухом ни духом.

— А кто тогда это написал? — В глазах Романа появились страх и беспомощность.

— Не знаю…

— Бред какой-то.

— И я про то же. Я подумала, что это ты.

— А я подумал, что это ты.

Я залпом выпила полкоктейля и возбужденно продолжила:

— Знаешь, когда ты оставил меня вчера одну на пляже, я видела какого-то странного человека…

— Какого еще странного человека?

— Он был одет во все черное и стоял рядом с тем лежаком, где мы занимались любовью.

— А почему этот человек показался тебе странным? , — Не знаю. Мне это подсказало какое-то чутье.

Интуиция, что ли:

— Я считаю, что человек в черном — это плод твоей фантазии, — сказал как отрезал Роман.

— Но он помахал мне рукой.

— Немудрено. Ты очень красивая девушка. И если какой-то мужчина помахал одинокой девушке в махровом халате, которая одна прогуливалась у моря, рукой, то я не вижу в этом ничего страшного. Это нормально.

— Возможно, ты прав. Просто мне было как-то неприятно.

— Неприятно оттого, что незнакомые мужчины оказывают тебе знаки внимания?

— Неприятно оттого, что была глубокая ночь.

— Но ведь ты сама захотела, чтобы я ушел. Ты сама довела меня до этого. Ты говоришь мне о том, что остаешься со своим мужем и расстаешься со мной, а я должен стоять и улыбаться… Не забывай, что гордость бывает не только у тебя. Еще существует мужская гордость.

— Хорошо, если этот мужчина в черном плод моей фантазии, то откуда тогда записка? Рома, скажи, откуда она взялась, кто ее написал и какие могут быть последствия?

Совсем растерявшийся Роман почесал затылок и пожал плечами:

— Понятия не имею. Ты задаешь вопросы, на которые я не знаю ответов. Ева, я действительно этого не знаю.

Рома взял лежащую на столе записку и быстро ее разорвал.

— Зачем ты это сделал?

— Затем, чтобы, кроме нас с тобой, ее никто не читал.

Осторожно взяв меня за руку, он собрался с мыслями и заговорил голосом, который мог принадлежать только здравомыслящему человеку:

— Ева, успокойся. Давай не будем паниковать и сделаем вид, что никакой записки и не было вовсе.

Давай не будем заострять на этом внимание. Если кому-то хочется нас напугать, то пусть он знает, что у него ничего не вышло.

— А кому хочется нас напугать? — я задала вопрос крайне взволнованным голосом и почувствовала, как у меня пересохло во рту.

— Не знаю. — Видимо, Роман только что осознал то, что сказал ранее.

— Нас и пугать-то некому, — я говорила и пыталась осмыслить все, что произошло. — В лесу были только ты, я и Иксель. Турок умер, а уж если кто и может нас пугать, то только мы сами друг друга.

Больше некому.

— Тоже верно. Иксель вряд ли сможет передать нам привет с того света и нас испугать, хотя бы по той причине, что он мертв, — с нажимом произнес Роман, не выпуская моей руки из своей.

— Ром, мне страшно.

— Чего тебе страшно?

— Страшно, и все.

— Ты что, записки, что ли, испугалась?

— Нет, того, что в ней написано.

— Забудь.