Квасс: «Так скажи ему- чего он тогда беспокоится? Инспектора ОРУД-ГАИ мы уже вызвали. Ха. Ха. Ха.»
Девять часов пятьдесят пять минут. Левый берег реки у Коденя. Южнее Бреста.
Взревев двигателем «Шкода», первый «38-t» качнул тоненьким 3.7 см стволом и с опаской вполз на дважды залатанный понтон. Великий Восточный поход начался!
«Гот мин унс!» Дубль третий.
За первым танком — второй….и уже выстраивается очередь к переправе, как вдруг…
«Ии-и-иРРР…Б-БАБАМ!»
«Внимание, воздух, воздух!» — засуетились зенитчики…зашевелились стволы «флаков», метнулись вверх бинокли, лихорадочно задёргались антенны непонятного устройства на горке…но на этот раз это были совсем не русские авионы…
«Ии-и-иРРР….Б-БАБАМ, БАБАМ!!» — рванул двух-снарядный залп. Есть накрытие! И понеслось…
Пройдя Мухавец, корабли славной Пинской Флотилии вырвались мимо Крепости в Буг…
Вот они идут — видите?
Детища «Ленинской кузницы» — «Жемчужин», «Левачев», «Флягин» — достают врага из своих спаренных четырёхдюймовок, а трофеи Освободительного похода, бывшие польские, а теперь советские — «Бобруйск», «Винница», «Витебск», «Житомир», «Смоленск» громят фашистов из 122-мм гаубиц…
На головном- адмирал, на мостике, прикрытый от пуль и осколков только брезентовым отвесом…в великолепной чёрной форме, в фуражке с золотым шитьём…
Адмирал: «Флажок! Врубите громкую связь! В бой идти надо весело! Замполит! Поставь песню! Хорошую, русскую!»
Пластинка Апрелевского завода. Хор Александрова. Слова- народные…
«На верх вы товарищи,
Все по местам,
Последний парад наступает…»
По кораблям стреляет всё, что может стрелять — зенитки, танковые пушки, миномёты — а они, разя огнём и сталью, разносят в мелкую щепу последний понтонный парк 3-ей танковой дивизии…
Ну и по самой дивизии — от всей матроской души…
«Полундра!»
«Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага…»
Девять часов пятьдесят шесть минут. Стрелка Госпитального острова при впадении Мухавца в Буг.
Прорываясь на Буг, корабли Флотилии последовательно проходили мимо острова и, давая лево руля, всаживали залп за залпом в тех островитян в фельдграу, которые имели неосторожность показаться морякам на глаза…Причём стрелял не только главный калибр- но и зенитчики из 37-мм и 45-мм стволов, пулемётчики из ДШК и спаренных «Максимов». Было весело.
Вякнувшая было батарея ПТО — которая так легко и просто расправилась с танкистами Элькина, была с особенным удовольствием сметена канонирами «Смоленска». Старый кораблик с молодецкой удалью просто забросал врага 122-мм осколочными гранатами в корпусах из хрупкого сталистого чугуна, дающих, как известно, замечательно большое число убойных осколков…Интересно, что сами пушки при этом особенно и не пострадали…В отличие от расчётов.
Проходя под Холмским мостом, корабли заваливали мачты, а сигнальщики прижимались животами к палубам мостиков, чтобы не снесло за борт…Последим в кильватерном строю шла канонерская лодка «Верный». Сбавив ход до самого малого, она вылезла носом на берег — а чего не вылезти — осадка сорок сантиметров — и с борта хлынула волна в синеющих сквозь расстёгнутый ворот бушлатов тельняшках…9-тая Отдельная рота морской пехоты, иначе же — «Чёрная смерть».
В проёме Холмских ворот у кольцевой казармы Фомин поправил на плече автомат ППД и совершенно спокойно сказал Гаврилову: «Ну, мне пора…»
Гаврилов: «Отставить, ты мне нужен здесь, очень нужен.»
Фомин, совершенно спокойно: «Я тебе не подчинён, майор…Я вообще — аж на дивизии, в другом корпусе, забыл?. А остаться, извини, не могу — коммунист я, понимаешь? Вот оно какое дело.»
Гаврилов «Погоди, Моисеич…Хотел спросить…Ты домой к себе сбегал? Как там твои, уехали?»
Фомин, совершенно спокойно: «Да, сбегал, спасибо, всё хорошо»
Фото: Холмик из битого кирпича во дворе ДНС?5. В холмик воткнута палочка, в расщепе- зажата фотография из семейного альбома. Августа и Юрочка, обнявшись, улыбаются…
Фомин, в проёме ворот, совершенно спокойно: «Коммунисты, вперёд. Будем карать гадов.»
И пошёл, спокойным таким, уверенным шагом. Не оборачиваясь.
И за ним пошли- Мохнач, без нужды машущий пистолетом, комсомолка Никанорова с полевой сумкой, старый беспартийный солдат Кныш, в компании со своими беспартийными «мужиками»…
Пошли. Не торопясь. С достоинством. Коммунисты.
И так же спокойно, не кланяясь пулям, прошли весь остров насквозь.
Фомина убили уже на берегу — немецкий снайпер, из-за канала…»Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»
(Чёрно-белое) Десять часов ровно. Штаб 4-ой Армии, лес в близи Кобрина.
Поступает директива от командующего Западным фронтом.
«В виду обозначившихся действий немцев поднять войска и действовать по боевому.
Павлов.»
Десять часов одна минута. Минск. Штаб Западного ОВО.(! Не Фронта!) Командующий округом отправляет в Генеральный штаб РККА Боевое донесение?004\оп «Брест горит. К 6.30 22.06.41 данных о форсировании противником реки Западный Буг не было»
(В РЕАЛЬНОСТИ войска группы «Центр» к 10 часам утра, даже захватив неповреждёнными мосты и образовав устойчивые плацдармы, смогли продвинуться вглубь советской земли только на 2–3 километра. Северная часть Бреста ещё оставалась в наших руках. «Как львы, дрались советские пограничники, принявшие на себя первый внезапный удар подлого врага. Бессмертной славой покрыли себя все советские воины. Они дрались — переходя в рукопашную, и только через мёртвые их тела мог враг продвинуться на пядь вперёд» Л.П. Берия. Газета «Правда». Передовая статья. 24 июня 1941 года.).
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ОТВЕТНЫЙ УДАР
(Ретроспекция.)
Самое первое детское воспоминание Эрбернта Рожерио Араужо Адольфо Фалангера было такое — он сидит в огромном белом горячем облаке, глаза щиплет, по спине его усердно трёт теплая волхонка, а ласковый, нежный женский голос (принадлежащий, кстати, работнице шефствующего Камвольного комбината, «виноградовке» — ударнице Свете Букиной) с досадой произносит: «Эк, ты, малой, по дороге изволдохался…тру тебя, тру — ну никак не оттирается…»
В первый и единственный в мире Ивановский интернациональный детский дом имени Третьего Интернационала Международной Организации Помощи Рабочих маленький Адольфо попал из детского приюта Губнаркомпроса Северной трудовой коммуны, а непосредственно в приют из Ленинградского торгового порта.
Пограничная овчарка Индус, обнюхивая на предмет контрабанды или контр-революционных происков трёхтонный короб с апельсинами, поступившими в адрес Торгсина Наркомвнешторга от буржуйской фирмы «Che Bouraska», Республика Аргентина, Буэнос-Айрес, сделала классическую стойку.
В присутствии таможенного инспектора и представителя перевозчика- суперкарго трампа «Санта-Мария де ля Кроче» — короб был вскрыт. В коробе, среди высосанных досуха корок обнаружился ребёнок тёмно — кофейного цвета, лет трёх, находящийся в коматозном состоянии. В тряпье, покрывавшем тело ребёнка- нашли записку, в которой содержалась интересная информация о имени мальчика и приписка о том, что его отец- тамошний туземный коммунист, не сегодня-завтра будет непременно убит проклятой кровавой хунтой (традиционно- очередной), а потому он, папа, отправляет своего сына на родину всех трудящихся. Даже если ребёнок умрёт по дороге- это всё лучше, чем гнить в капиталистическом аду, где социальные язвы и бездуховность. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Такие дела.
Медики Страны Советов помереть маленькому политэмигранту вовсе не дали…И не таких выхаживали! И поехал Адольфик в компании с демобилизованным бойцом погранвойск ОГПУ через Бологое, Рыбинск и Ярославль в Город Первого Совета — столицу Северной Трудовой Коммуны, или иначе говоря — столицу Текстильного края…
Приветливо встретил ИНТЕРДОМ нового питомца…Не он первый, не он и последний…Первыми воспитанниками были дети антифашистов из Германии, Греции, Австрии, Болгарии, Венгрии, Италии и многих других мест, где их папы и мамы раздували мировой пожар. В ходе гражданской войны в Испании в ИНТЕРДОМ не раз прибывали испанские дети. Развитие революционных событий в Китае привело в ИНТЕРДОМ много китайских воспитанников. Мировая Революция обильно плодила всё новых и новых сирот…
Так что детки были всех цветов — и чёрненькие, и желтенькие, и краснокоженькие…»За столом никто у нас не Лившиц, нет у нас ни чёрных, ни цветных…»
Именно всё так и было.
Фото: Адольфик в белой панамке, которая очень колоритно смотрится над его чёрной мордахой, идёт за ручку с китаяночкой…
Фото: Адольфо в красном галстуке рука об руку с чернокосой испаночкой на пионерском сборе…
Фото: Адольф, с комсомольским значком на юнгштурмовке, вместе с белокурой дочкой гамбургского коммуниста, на Первомайской демонстрации…
Пока мальчик рос и учился- как-то незаметно для себя обрусел…И был он самым обычным пацаном- в футбол играл тряпичным мячом, писал диктанты, читал «Стихи о Советском паспорте» и громко пел: «Я другой страны такой не знаю, где так вольно дышит человек…»И правда, не знал! Потому что кроме родного Иванова нигде больше и не бывал…
Один раз только его не восприняли за своего — когда он поступал после школы ИНТЕРДОМА в Ивановский сельхозинститут, на факультет механизации и электрофикации, в курилке одна абитуриентка из Чухломы (город такой, не доезжая Пошехонья, рядышком совсем, вёрст 300–400), с недоумением глядя на его лицо, спросила «А ты чо за национальность така, а?»
«Я русский!»
Девушка помотала головой с соломенного цвета кудряшками «Ой, да будет врать-та! Русские так много не курят!»
А почему, спросите Вы, Адольфо поступил именно на факультет механизации, а не, на, скажем, полеводства со специализацией «Льноводство»?
Потому что одним из первых русских слов, которых он внятно произнёс, было — «ТАТАКОР!», что в адаптированном для взрослых виде означает трактор пропашной сельскохозяйственный «Фордзон-Путиловец».
Была у него такая пламенная страсть — трактора…: «Мы железным конём все поля обойдём. Соберём, и посеем, и вспашем…» Да, именно в такой вот последовательности.
Ну, и как первая производная — танки. Потому как танк- такая же железная телега, как и трактор, только с пушкой.
Фото: Адольфо с собственноручно и великолепно выполненной моделью БТ-2 в руках поясняет заманившей его в свою комнату пшенично-волосой абитуриентке преимущества и недостатки колёсно-гусеничного хода, а та уже от отчаяния третью пуговичку на блузке расстегнула (кстати- а под блузкой- Памелла Андерсон отдыхает, причём всё это богатство не силиконовое- а своё, родное…). Бесполезно. Адольфо сейчас видит только подвеску Кристи… Механик, да.
Жалко только — проучиться в институте удалось Адольфо совсем немного. Летом 1940-вого, рокового — отменили очень много отсрочек, и пришла к нему из военкомата такая, беленькая…он и расписался…
Военком- добрая душа- определил Адольфо по его горячей просьбе в Омскую танковую школу- где учился, по народному преданию, «Парень из нашего города…»
Да только не приняли туда Адольфо…Говорил же ему классный руководитель, бывший революционный балтийский матрос Исаак Адальбертович Розенблатт: «Адольф, я Вас прошу- будьте попроще, и люди сами к Вам потянутся немытыми руками, мать Вашу…»
На экзамене по математике Адольфо, пока другие юноши над задачей корпели- решил оную задачу пятью различными способами, включая графический- и сидел себе, танчики на экзаменационном нумерованном листе рисовал…
Художество Адольфово экзаменационная комиссия оценила на не предусмотренное ведомостью «Великолепно!», а на мандатной комиссии старый, ещё царских времён артиллерист Грендаль с кафедры огневой подготовки гневно протестовал против его зачисления, ибо нечего таланты в землю зарывать…
Приняла окружная комиссия решение- Адольфа в танковую школу не брать — а направить его без экзаменов в скромное такое 2-ое Ленинградское артиллерийское училище, бывшее Михайловское, которое непрерывно начиная с 1820 года, «иждивением графа Аракчеева, преискусных артиллеристов для нужд армии Российской готовит»…
Ну, понятно: «Дурак — в кавалерию, умный — в артиллерию!» Ибрагим Петрович Ганнибал, гений артиллерийско- инженерный, тоже ведь, из арапов был.
А что- в конце концов, танк- это всего лишь повозка для пушки…
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Ильин Андрей
Бажанов Олег
Пехов Алексей
Шилова Юлия