Из церковных врат осторожно выглянул невысокий, лысоватый батюшка: «Товарищ…гражданин…извините, не знаю как величать…»
«Антон Иванович!»
«Антон Иванович, зайдите хоть на паперть, всё не на юру…»
«Э-э-э, батюшка… виноватого везде найдёт…На всё Божья воля.»
«А всё ж таки…На Бога, знаете — надейся…»
«Да Вы, батюшка, никак из обновленцев? Может, Вы ещё и партейный?»
«Это Вам виднее, Вы начальство…а только в храм войдите, я Вас очень прошу…»
«Батюшка, здесь, на площади- меня мои солдаты видят. Знают, что я с ними, рядом…Вы ведь во время службы не уйдёте? Вот так и…»
Удар. Проблеск огня…действительно, СВОЙ снаряд- никогда не услышишь…
Подбежавшие добровольцы подняли Деникина, занесли в украшенный к Престольному празднику храм…положили у алтаря…подбежавший санитар разорвал набрякшую кровью шинель, с мясом отрывая крючки…
Расталкивая всех, протиснулся Туркул…Деникин открыл глаза и, роняя из уголка рта тоненькую красную струйку, совершенно спокойно, как на манёврах в незабвенном Красном Селе, произнёс: «Толочин держать до последней возможности!»
Туркул молча поднёс ладонь к виску, отдавая честь командиру…
…. Сейчас, после яростного налёта пикирующих бомбардировщиков, Толочин пылал… В синеве сумерек, призрачным покрывалом заботливо укутавших покрытую сотнями воронок землю, они не нашли позиции русских, а посему- не мудрствуя, тщательно пробомбили жилые кварталы…
На маленьких золотых куполах Покровской церкви плясали кроваво-красные отражения огненных языков, вздымающихся к чёрному, затянутому тучами небу — и казалось, что церковь, испятнанная осколками — как запёкшимися ранами — в неслышной человеческому уху мольбе протягивает вверх окровавленные ладони… В напрасной просьбе о защите…
Но нет…к стене церкви прижался спиной, может быть, её последний защитник…
«Дракенфельдс», поводя коротким стволом, как торжествующий зверь, с рычанием повалил церковную ограду, опрокинул старинное надгробье на маленьком прицерковном погосте…только отблеск пожара блеснул на свежем мраморном изломе»… бригадиръ и Георгиевскiй кавалер Ива…»
Комбат Туркул, оттолкнувшись спиной от церковной стены, будто набравшись от неё неведомой силы, мощным броском послал в цель бутылку с «КС»- «Н-н-на, сука!»
Вспышка, разлетающиеся огненные брызги…и весёлые языки огня на моторных жалюзи…
Туркул поустойчивей расставил ноги, принял классическую позу для выполнения «Стрелкового упражнения?3», и не торопясь, не потратив лишнего патрона, расстрелял из нагана полезших из всех люков фашистов…
Грохот брёвен заставил Туркула оглянуться… Опрокинув крохотный домишко с уже начинающей тлеть дранковой крышей, на площадь выполз другой танк… а ни гранат, ни бутылок у комбата больше не было…
Оглянувшись вокруг, Туркул горстью зачерпнул из подтаявшей от жары пожарища лужи жидкой грязи, пробормотав про себя: «Ну, хоть в морду ему брошу…»
Немецкий танк, покачав стволом орудия, довернул башню, наводя пулемёт на освещенную, как на сцене, фигуру безумного русского…а потом из ствола пушки вырвался клубочек огня, башня танка подпрыгнула — и рухнула рядом с занявшимся, как стог сена, корпусом…
Туркул оглянулся уже в другую сторону… Из переулка на площадь вырвалась изящная, стремительных очертаний, боевая машина — на борту которой на миг сверкнула надпись «Додик Филькинштейн»…
Туркул хрипло захохотал, и сел в тающий от жара снежок: «Ой, умру…ой, держите меня, господа…никогда бы не поверил, что я так жиду буду радоваться…»
Двадцать первая танковая бригада- хоть и была немногочисленной- всего 49 машин и 8 зенитных орудий — однако укомплектована только новыми танками- харьковскими Т-34М и лёгкими Т-4 °C… последние, правда плавать уже не умели, зато и не таскали лишнего груза- винтов да рулей, и потому были лучше забронированы… Была в составе бригады и рота танков-истребителей, Т-34-57. Предполагалось, что они будут использоваться только в качестве противотанкового резерва… потому как ствол пушки (дорогущий!) имел живучесть не более 150 выстрелов, да и осколочными снарядами танки снабжены не были… то есть такие снаряды, в принципе, были… только «Принцип» был ужасно далеко (шутка советских времён- кто не понял, тому про дефицит не объяснишь). Да и…взрывались они строго через раз…Так что лучше уж совсем без них, рассудили отцы-командиры…
Мол, в бою истребителей будут, в случае чего, прикрывать линейные танки…Хотели как лучше.
Получилось- как всегда… так, что все боевые порядки и построения сразу перемешались… из танка и так ничего не видно, а тут сумерки… уж Адольфо с открытым люком воевал — командирской башенки, как на модифицированных машинах, у него не было…
А всё равно…ничего не видать. Дым, огонь, грохот…Радио? Что вы говорите…да, был приёмник, да только он не работал…эх, Додик, Додик… как же тебя не хватает…
Задача, в общем, была простая- ворваться в город и давить всё, что в фельдграу… Эту задачу экипаж и выполнял.
Танк пролетел через осыпающие его искрами домишки предместья, выскочил на открытое поле…остановился…и тут же мимо башни сверкнул оранжевый проблеск трассера…
«ПТО слева!! Вперёд! Ваня, видишь?! На прицеле! Короткая…»
Иван Иванович выстрелил первым. И попал — не промахнулся, старый пролетарий…Бронебойный снаряд со скоростью 1010 метров в секунду устремился к цели…
Если бы это был танк… Или если бы стреляли осколочным…
А так- болванка, попав в верхний правый угол щита PAK-38, пробила его, снесла по дороге голову заряжающему и унеслась в темнеющее поле…
Немецкий 5-см снаряд ударил в левый борт… Если бы бак был полон — то был бы пожар…если бы бак был пуст — совсем ерунда…а бак был полон — именно наполовину…
Огненная вспышка паров топлива, сжигая всё и всех, вырвала лобовой лист машины и отбросила его метра на три…
За долю секунды до этого Вася Костоглодов, звериным чутьём лесного человека что-то почувствовав, сам себе не отдавая себе отчёт в том, что он делает, с криком «ЖИВИ!!!» вышвырнул наружу из открытого верхнего люка своего командира… из танка, из огненной купели, из смертельного огненного шторма…
«Белой…. акации грозди душистые…кх, кх… Колька, держись…Вновь аромата полны… держись, милый…не подыхай… Вновь…разливается песнь….соловьиная…ты пой, пой. плохо тебе, Коля? Потерпи, родной мой, сейчас… В тихом сиянье…луны. Помнишь ли лето: м-м-м. Коля, хреново тебе? Ты не молчи, не молчи… под белой акацией… слушали… песнь… соловья… Тихо шептала…мне — чудная… светлая: «Милый, навеки… м-м-м-охх…твоя!» Годы… прошли, страсти остыли, Молодость жизни…прошла…Коля, держись…да что же это, мать, мать… Но белой… акации…запаха…нежного… гад, сдохнешь, так и знай- ты мне больше не друг! Мне… не забыть…никогда…»
Собачий лай…рядом с упряжкой мохнатых дворняг, тянущих волокушу с закопчённым донельзя танкистом- поспешает доктор Турбин…
«Сюда, сюда! Слава Богу, наконец-то…ну, сейчас, Коленька, тебя заштопают…Коля?! Коля…эх-ма…»
Из крови пролитой в боях,
Из праха обращенных в прах,
Из мук казненных поколений,
Из душ крестившихся в крови,
Из ненавидящей любви,
Из преступлений, исступлений —
Возникнет праведная Русь.
Я за нее одну молюсь
И верю замыслам предвечным!
Ее куют ударом мечным,
Она мостится на костях.
Она святится в ярых битвах.
На древних строится мощах,
В безумных плавится молитвах…
М. Волошин.
Неторопливый, старческий голос…
Жители Царьграда, услышав об этом чуде, исполнились радости и упования, что Бог по ходатайству Пречистой Девы избавит их страну от вторгшихся врагов. Упование было не напрасным: враги Церкви Христовой вскоре были побеждены и изгнаны. Это произошло в 911 г., но из-за смут в Греческой империи день Покрова не был внесен в число праздничных. Честь установления этого праздника принадлежит Российской Церкви, которая с самого начала вверилась Покрову Божией Матери.
В России праздник в честь Покрова Божией Матери был установлен в начале XII в. святым князем Андреем Боголюбским. В 1165 г. он построил посвященный этому празднику ныне всемирно известный храм на реке Нерли.
В Москве царем Иоанном Грозным в ознаменование окончательного объединения всех земель русских был построен собор Покрова Божией Матери, известный как храм Василия Блаженного. Покровский собор на Красной площади строился вскоре после свержения трехсотлетнего татаро-монгольского ига, и благочестивым предкам нашим было ясно, что не человеческими усилиями, а милостью Божией совершается жизнь наша. Поэтому освящение храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы словно призывало Ее Заступничество на все земли Российские.
Праздник Покрова Божией Матери — один из самых утешительных праздников для нас. Пресвятая Владычица наша вместе с пророками, апостолами, святителями, мучениками и всеми святыми молится за весь христианский мир и покрывает нас Своим Божественным Покровом.
Те, кому посылает Господь испытания, даже скорби, болезни и несчастья, в трудные для вас минуты возведите очи к небу. Там Пречистая молится за всех нас и покрывает нас Своим Божественным Покровом. Ее святая молитва да отыщет нас, да подкрепит нас, да умудрит нас и даст нам силы нести крест свой.
А снег всё идёт и идёт…
Москва…Донской монастырь…Скромный деревянный крест — на табличке простая надпись: «Он любил Родину, честно служил Ей — вот и все»
Вот и всё…
ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ.
ЭПИЛОГ
(Цветное, постепенно переходящее в черно-белое).
На экране- оскаленная морда разъярённой немецкой овчарки. Собака рычит, хрипит, с клыков срываются хлопья пены…сейчас бросится прямо на зрителя. Камера опускается…под ногами тяжёлый, серый песок. В поле зрения появляется рука — в довоенной командирской форме, на рукаве- красная звезда политрука…Окровавленная ладонь зачерпывает полную горсть песка- а потом, помедлив, тонкой струйкой бессильно просыпает его на землю….
Крупные титры:
«Iсторiю неможливо змiнити. Треба тiльки мати вiдвагу знати ii правду. Тiльки так можливо змiнити нашу нинiшню жорстоку реальнiсть».
Пантелеймон Кулиш. Украинский и белорусский писатель.
ПОСЛЕСЛОВИЕ (Которое лучше не читать)
Наши дни. Мемориал Брестской крепости. Мемориальные плиты- места захоронения павших героев…Тишина. Вечный покой…только шум ветра у величественного штыка, вздыбленного в хмурое небо…
Шум автомобильного мотора…У мемориала останавливается роскошный интуристовский автобус. Из открывающейся двери- слышна навязчивая, громыхающая, совершенно неуместная здесь пародия на музыку…Рэп?
А вот и реппер…из двери вываливается не то пьяный, не то обкуренный афроамериканец с бумбоксом на плече вонючей линялой майки с надписью The Harward university…
За афроамериканцем вылезает туша Новодворской, которую поддерживает за локоток совесть «Эха Москвы»- Сергей Адамович Ковалёв…
Вихляющийся афроамериканец, пошатываясь, бредёт к могилам…останавливается, тупо таращится на них- а потом достаёт из штанин с американским флагом на заднице…Жёлтая струя мочи звонко ударяет в могильные плиты, долго-долго, не смолкая, журчит…Закончив свое дело, афроамериканец оборачивается к аплодирующим ему правозащитникам и шутовски раскланивается…
Внезапно на его плечо ложится смуглая ладонь…Афроамериканец оборачивается…
Над могильными плитами стоят они…Лейтенант Кижеватов в зелёной фуражке, Элькин в танкистском шлеме, Мохнач и Клаша Никанорова с санитарной сумкой на плече…Стоят, и скорбно смотрят…И только росписной Володя Менжинский радостно, счастливо улыбается, и делает приглашающие движения- как будто коня взнуздывает…
И от этой доброй, нежной улыбки и афроамериканец, и правозащитники падают на колени и быстро-быстро начинают слизывать своими длинными языками жёлтую лужицу…