В-третьих, «Ты красный флаг над таможней видел? Какие тебе ещё нужны предупреждающие знаки?» (с)
О-о-о…эти проклятые bolcshewik…
Достаточно уже того, что корреспондент, доехавший за счёт редакции в комфортабельном вагоне второго класса до польского Terspol, был вынужден там же и выйти — потому что в районе вокзала до сих пор из подземных коммуникаций раздавались выстрелы… Уж что-что не применяли: и угарный газ закачивали, и продукцию «ИГ Фарбениндустен» из баллонов пускали, и заваривали крышки люков…Всё равно звучали выстрелы из каких-то ужасающих винтовок- вроде таких же, как у буров, в Трансваале… но это же варварство… Которые оставляли на немецких чистеньких телах огромные, некультурные дырки…
Имена Putinkin и Medwedew вызывали у немцев уважение и леденящий ужас…
Корреспондент выбирает ракурс сьёмки, замеряет экспозицию, устанавливает диафрагму, подбирает выдержку, смотрит в видоискатель…И даже вспышку на том берегу он успел увидеть…
Я же говорю — déjà vu
Восточный берег Буга. Цитадель. Подвалы оборонительной казармы.
Построенная в середине прошлого века, из несокрушимого красного кирпича — она стояла. Сколько могла…Но даже камни — смертны…
И теперь эти камни — свисают сталактитами…там, где прошлась безжалостная струя огнемёта…
Камни покрыты ранами- от осколков, от прямых попаданий…кажется, что камни ещё кричат…плачут…стонут в смертной тоске…
«Умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина! 20\VII-41»
«Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Приняли первый бой 22VI-1941-3.15
Умрём, но не уйдём!
«26 июня. Нам было трудно, но мы не пали духом. И умираем как герои»
«Нас трое москвичей Иванов, Степанчиков, Жунтяев, которые обороняли эту церковь, мы дали клятву, не уйдём отсюда»
«Я остался один. Немцы в церкви, осталась последняя граната, но живым не дамся»
Надписи…надписи…
В сумраке подвала перемещается — именно так…Бредёт…Медленно переставляя ноги…Человек в прожжённой, пробитой, почерневшей пограничной фуражке… в его руке- винтовка со снайперским прицелом…
Человек что-то бормочет…. «Гаврилов…А вот Мохнач…и Клаша рядом…все вы здесь, мои дорогие…один я ещё задержался…»
Внезапно человек насторожился, поднял винтовку…и медленно её опустил…
Хрипло засмеялся…смех сменился надсадным кашлем…
«Ну…здравствуй, Менжинский…я рад, что ты жив…»
Володя: «Ну не то, чтобы жив…но я рад, что жив ты, гражданин начальник»
Лерман: «А-а…да ведь тебя же убили…у Тереспольских ворот?»
Володя, кивая головой: «Убили…и у Тереспольских….и у Бригидских…и у ДНС?5…ну и что…подумаешь, велика важность…убили…Мне ещё рано. Я ещё не все долги раздал. Такие долги — которые не отдать никак нельзя…»
Лерман: «А ты их… продолжаешь…»
Володя, устало: «Чисто символически…»
И показывает символ — заткнутую за пояс ручку от швабры…
Володя: «Ну, я пошёл…ты, начальник, береги себя…и вот чего — иди к Восточному форту — там, говорят, Прапорщик ещё воюет…»
Лерман: «Кныш, что ли?»
Володя: «Да вроде он…или не он? Знаю, что в погонах…ну, прощай…»
И Лерман пожимает его ладонь…холодную, как лёд…
«Утомлённое солнце
Нежно с морем прощалось,
В этот час ты призналась-
Что нет любви…»
Семятиче. Брестский укрепрайон. Позиции 18 отдельного артиллерийско-пулемётного батальона.
«В лесу- неслышим, невесом,
Слетает жёлтый лист…»
За прошедшие месяцы на берегу Буга выросло по- немецки аккуратное кладбище — на кресты, под рогатыми шлемами образца 1916 года, пошла целая берёзовая рощица…
Чудесное кладбище- ухоженное, чистенькое, с аллейками, все могилки — по рядкам, чинно и благолепно…
А чуть подале- источник, откуда на кладбище поступают новые и новые постояльцы…Дот «Оксана» Брестского УРа…
Расстрелянные в упор амбразуры…кости арматуры в ранах бетонного массива…ДОТ похож на героический крейсер, выдержавший неравный бой с вражеской эскадрой…
И продолжал бы бой- но не бездонны запасы снарядов и патронов…и ДОТ умирает…
На крыше ДОТа — громко-говорящая установка.
«Руссище золдатен! Ви есть храбро сражаться. Немецки официр уважать храбро сражаться! Ви есть убифайт свой командир унд комиссар, и здавайсь в плен. Тогда ви будете возвращайт свой семья и получайт много-много мягки белый булька! А если ви не здавайс, ви есть будете уничтожен…»
В нижнем этаже ДОТа — этот металлический голос прекрасно слышен…
Здесь- трое последних защитников. Старшина Лукашенко, и двое бойцов…
Лукашенко, с лохмами обгорелой кожи на когда-то бритой наголо голове, почерневший, худой, только глаза неистово горят: «Ну, хлопцы, я ведь никого не дАржу…можете идти…»
Боец: «Эх, Батько, да куда же мы…вместе жили, вместе служили, вместе воевали…вместе и помрём…»
Лукашенко: «Ты ведь, Сидоров, русский? А ты, Остапчук, украинец? А я- беларус…Собрались мы тут всей славянской семьёй…Так может, хоть спАём напоследок?»
И они — запели:
«Бывайце здаровы,
Жывiце багата,
Ужо ж мы паедзем
Да сваёй хаты.
Ў зялёнай дубраве
Мы начаваць будзем.
Эх! Вашае ласкi
Вавек не забудзем.»
Сапёры из дивизии СС «Нордланд»- граждане объединённой Европы- закладывали на крыше ДОТа полуторатонный заряд взрывчатки…
В небесах — тоже звучала совершенно не профессионально исполняемая песня…
«Мы летим ковыляя, во мгле…
Мы к родной подлетаем земле!
Борт пробит, хвост горит,
Но машина- летит!
На честном слове, и на одном крыле….»
Ну, конечно, не всё так трагично….Хотя бы пожара на борту не было, и то хорошо. Однако черырёхмоторный Handley Page «Halifax» действительно летел из последних сил…
Ну что это такое…вооружение — пулемёты Браунинга, 7.7 — мм, против пушек немецких перехватчиков. Хоть и восемь стволов на борту (из них четыре в задней башне) — да всё равно, из ста лягушек не сделать одного бульдога.
Кроме того в КВВС существовал странный обычай…перед вылетом командир экипажа бегал по лётному полю и хватал за рукав прохожих: «Эй, старина, не хочешь ли сегодня слетать со мной стрелком? Олл райт, виски за мной. Если возвратимся…» С предсказуемым результатом по эффективности боевого применения бортового оружия.
Вот и теперь бомбардировщик с гордым именем «Drunk pigeon «был зверски избит…из семи членов экипажа в живых осталось только трое…
Куда же летел одинокий британский «Галифакс»? В Смоленск, понятное дело…
А что? Дальности вполне хватало, чтобы поднявшись с зелёных холмов старой, доброй Англии, пролететь над старушкой Европой, по пути разгрузившись над Берлином…увы, всего лишь 4000 паундов, остальное забирал дополнительный бензобак, установленный в бомбовом отсеке…а потом дальше, на восток.
Сели у гостеприимных «Иванов», заправились — и в следующую ночь в обратный путь, на запад…Одно плечо — 1400 миль, по прямой, без маневрирования…
В эту ночь, впрочем, экипаж участвовал в нанесении удара по Южной Польше- району Аушвитц, по химзаводам, по производству синтетического горючего…Это куда полезнее, чем бомбить жилые кварталы немецких городов «по Бедекеру». Зато и цель прикрывалась куда как солиднее — и РЛС, и заградительный огонь, и «Юнкерс-88- Uhu»
И отважную стальную птицу эти «Совы» изрядно поклевали…
Чистокровный британец, Ivan Оdoevsky, с чувством допел куплет и внимательно посмотрел на штурмана-бомбардира: «Эй, старина, а не кажется ли Вам, что нам не мешало бы уточнить наше место?»
Другой чистокровный британец, Piotr Golitsin,с готовностью протянул ему планшет, показывая в середину дыры, с чёрной оторочкой из обгоревшего целлулоида: «Мы здесь, сэ-э-эр…»
«А если поточнее, друг мой?»
«Да в России мы, наверное…да точно, в России! Чувствуете, как трясёт? Ухабы, сэ-э-эр»
«Ну, раз мы дома…будем, потихоньку, снижаться…а то не дай Бог, свалимся в штопор…»
В этот момент крайний левый Бристоль-Геркулес окончательно помер, и продолжение полёта из категории проблематичного перешло в разряд невозможного…
Айвен отдал штурвал от себя, и машина медленно, опустив нос, в котором половина остекления была выбита, неторопливо, но неостановимо, как горная лавина, начала снижаться…
Афанасьев Роман
Суворов Виктор
Русанов Владислав
Орлов Алекс
Афанасьев Роман
Шилова Юлия