Но что же делать?
Воздух- свободен! Все дороги открыты! На Северо-Востоке- Кобрин, и благодарность начальства- ведь спас фактически свой полк!
На Западе- громящие Высокое позиции немецкой артиллерии, и строжайший приказ- границу не перелетать! И нагло кружащий за рекой немецкий разведчик- корректировщик…немцы явно ЗНАЛИ, что русские границу пересекать не будут!
Внизу- аэродром, где сейчас заживо горят его сынки-лётчики…
Что выберешь, майор?
Васильев закрывает глаза- и снова перед ним проклятое, навек оставшееся в памяти огненной меткой 14 июля 1939 года…Пылающее небо ХалхЫн-Гола…
Как вы думаете, испугается трибунала человек, который самураев не боялся?
Вот то-то и оно.
Васильев широко улыбается волчьей улыбкой и даёт ручку от себя…
Возмездие на немецкие батареи пришло скорое и неотвратимое.
По дороге- смахнули с неба надоедливый «костыль» — корректировщик «Хеншель»…
Через десять минут БОЕВОЙ штурмовой полк ложится на курс к Кобрину…
Впереди- изрешеченный, но живучий И-153 с гордой надписью кармином «За ВКП(б)!»
Четыре часа ровно.
22-ая танковая дивизия. Южный военный городок.
Из всех танковых соединений РККА этой дивизии повезло меньше всех…
Расположенная прямо на берегу Буга, в трёх- четырёх километрах от границы- она находилась в пределах досягаемости всех артиллерийских систем немецкой армии, до лёгких пехотных орудий включительно.
Небо вспыхнуло светло-красным…Бесчисленные всполохи взрывающихся снарядов всех калибров сделали уходящую ночь светлее, чем день. Адский грохот заполнил землю- и она дрожала, как в лихорадке.
Большие деревья, окаймлявшие Буг, сгибались вперёд и назад в дикой судороге, терзаемые ударной волной.
В техпарке дивизии бушевал огненный шторм. Автоцистерны и грузовые автомобили, стоявшие на открытых площадках, сливали языки пламени в огромном погребальном костре.
Вспыхнули, а потом рванули склады ГСМ. В боксах и на стоянках загорались танки и боевые машины.
Перед казармами лежали сотни людей — убитые раненые, контуженные…Крики, стоны, плач…Истекая кровью, искалеченные люди напрасно просили о помощи…
Спустя полчаса, берег Буга. В ивняке — замаскированные танки капитана Басечки — батальон. Всё, что осталось от дивизии…
Майор Квасс, отвечая на немой взгляд подчиненного (чёрный, со сгоревшими волосами, в лохмотьях формы, сквозь которое краснеет обгоревшее тело): «Нет, наши танки выводить не понадобилось…Так и сгорели, стоя на подпорках»
В это же время. Брестская крепость. Северный остров. ДНС?5.
Абсолютная, мёртвая тишина.
Августа медленно приходит в себя…Кашляет…»Что это? Дым…дым? Пожар? Юра, Юрочка!»
Женщина с трудом вздёргивает себя с пола, и не замечая, как за ней тянется кровавый след, с трудом, волоча перебитую осколком ногу, пробирается, держась за стену, в комнату. Распахивает дверь.
И видит — что стены, у которой стояла детская кроватка- нет…На месте стены- огромная пробоина — в которой бесшумно вспыхивают разрывы снарядов во дворе…
Августа, бесшумно воя, падает на колени, начинает раскапывать, обдирая до мяса ногти, кучу битого кирпича…находит то, что искала…
Встаёт, тяжко, медленно подходит к абсолютно целой этажерке, на которой даже фарфоровая балерина всё также стоит на своей хрупкой ножке — только беленькая салфеточка с мережкой засыпана красным песком…
Берет с этажерки альбом, раскрывает, садится на пол рядышком с чудовищной кучей…
Показывает фотографии:
«Видишь, Юрочка, это мы с папой на свадьбе…
А это- ты у нас родился…
А это- ты учишься ходить…»
Из под белокурых, растрепанных волос на альбом капают круглые, тяжёлые капли чёрной крови…кап, кап, кап…Кадр медленно гаснет.
Это же время. Крепость. Цитадель.
Нападения — ожидали. Даже готовились…
И всё равно — хотели как лучше, получилось…Почти как всегда. Так первый снежок, выпавший в Москве в середине декабря- становится для московского ЖКХ нежданным стихийным бедствием…
Первый залп произвели реактивные установки врага — «нибельвельферы». За 4 минуты на Цитадель обрушилось более 60 000 (шестидесяти тысяч!) снарядов…
Никогда ранее не применявшиеся на практике, пучками по 6 снарядов, подобно кровавым кометам они протянули свои хвосты — их жуткий вой заглушал залпы ствольной артиллерии…Казалось, то зашатался весь мир…
Воздух был заполнен металлом осколков, зажигательные снаряды обращали в пепел опустевшие палатки, коновязи, к которым ещё час назад были привязаны кони, оставшуюся на плацу Крепости технику…Вспыхнули не успевшие покинуть крепость машины 31 отдельного автобата…
Многое и многих удалось вывести, однако все спецподразделения уйти не успевали — они и попали под удар. После налёта реактивных установок во дворе Цитадели практически никого живого не осталось…Взрывы создавали воздушный вакуум, разрушавшим лёгкие людей и животных. После того, как огненный шторм окончился- можно было видеть тела людей- просто сидевших, как замороженные куклы, неподвижных, безгласных — на скамьях в курилке, где настигла их смерть — без каких-либо ран или внешних увечий…
Однако казематы, выстроенные в прошлом веке русскими инженерами, выстояли! Когда рванули первые взрывы, форты лишь дрогнули, как при землетрясении…
Стены укреплений снаряды не пробивали — но те здания, окна которых выходили на юго-запад, охватил пожар. Загорелась вся крыша Кольцевой оборонительной казармы, помещения 333 СП. Пылали пожарная вышка Белого дворца, сараи, фураж и сено конюшен, дрова, сложенные во дворе в огромные поленницы…
Подвал Белого дворца, штаб обороны. Четыре часа 11 минут.
Тонкой струёй сыпется с потолка песок, засыпая расстеленный на столе план Крепости, лампа под потолком раскачивается на шнуре, бросая качели света и тени на побледневшие лица…По Белому дворцу стреляют 1 и 2-ая батареи мортирного дивизиона 34 пехотной дивизии — калибр 21-см…
Полковой комиссар Фролов болезненно поморщился, потёр грудь левой рукой…
Майор Гаврилов: «Что с тобой, Моисеич?»
Фролов: «Что-то сердце защемило…Как лупят, мерзавцы! Как там наши?»
Гаврилов: «Не волнуйся, Моисеич! Наши семьи Вовка Путинкин эвакуирует. Он хоть дурак-дураком, потому только клубом ему и доверили заведовать, но старательный. Небось, все дома поквартирно обошёл, всё проверил…»
Фролов: «Да я ничего…Густа у меня- человек ответственный, жена коммуниста! От коллектива не отстанет…Ладно. Я выдвигаюсь.»
Гаврилов: «Куда ещё собрался?»
Фролов: «Как куда — к бойцам. Надо их проведать, поддержать…Нельзя мне в подвале отсиживаться. Комиссар я или где?»
Четыре часа девятнадцать минут. Остров Пограничный.
Старшина Янукович, с тоской глядя из полуоткрытой двери блиндажа на пылающее здание заставы: «Эх, мать чесна…Пятьдесят ведь…пятьдесят. Пятьдесят? (с сомнением в голосе) Или сто? Нет, сто пятьдесят! (с огнём в глазах, фанатично) Сто пятьдесят комплектов нового обмундирования в каптёрке остались! И куртка кожаная! Три.»
Четыре часа двадцать пять минут. Левый берег Буга. Напротив острова Пограничный.
Выскакивая из противоосколочных окопов, 10 рота 133 пехотного полка вермахта бежит к невысокому обрыву, где пионеры из сапёрного батальона уже спускают на воду штурмовые лодки.
К ним присоединяются офицеры с КП 3-го батальона. Впереди всех бежит военный корреспондент «Ди вермахт» Хабеданк.
Первые группы штурмовых отрядов усаживаются в лодки…взвыли заведённые моторы. Грохочут противотанковые и пехотные пушки, прикрывающие переправу. На противоположном берегу продолжают взмётывать обломки снаряды 21-см мортир. Буг отражает кроваво-красные пожары на правом берегу.
Первая волна пошла. С русского берега- ни единого выстрела…
Четыре часа двадцать семь минут.
Свершилось! Первый солдат вермахта вступил на землю Крепости! Гремит марш…Немцы, они обожают марши…
Первый солдат- а это оказывается военный корреспондент — спрыгивает со штурмовой лодки…И тут же, поскользнувшись, падает лицом в прибрежную тину…Это очень хорошо видно в свете запущенной с лодок серии ракет — по которым немецкая артиллерийская подготовка мгновенно прекращается…Наступает тишина, которая только подчёркивается треском пожаров…
Хабеданк, не растерявшись, произносит историческую фразу: «Россия сама упала в мои объятия!»
Хочет встать, скользит, и снова падает…
И в этот момент….
Три станковых и шесть ручных…Лязг «Дегтярёвых», солидное рокотание «Максимов«…Особенно зверствует старший сержант Минин — чемпион по ручному пулемёту…
Автоматические винтовки Симонова — короткими очередями — так-так-так…так-так-так…
Туддух. Туддух — это Токаревские самозарядки…
Бах. Бах. Бах. — это не торопясь, на выбор, как на стадионе, работают лучшие стрелки пограничного округа из своих любовно пристреленных, призовых винтовок…
Хабеданк, над головой которого проносится смертельный град: «Этого не может быть! У КАЖДОГО РУССКОГО В РУКАХ ПО РУЧНОМУ ПУЛЕМЁТУ!» (Голос за кадром — именно так в РЕАЛЬНОСТИ говорили фашисты, испытавшие шок после первой встречи с советскими пограничниками).
Рота фашистов буквально сметена с советского берега…