Чтение 20–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

– Его рыцари не одобрили бы такое вероломство!

– Возможно, – согласился я. – Так что пленника держат, как обычно, в одном из укрепленных замков.

– Вы это знаете?

– Так делается всегда, – ответил я скромно. – Опыт, знаете ли…

– Ох, простите.

– Вдали от больших дорог, – добавил я.

– Таких много, – сказал Колдуин озабоченно. – Сотни!

– Я проедусь вдоль самых подозрительных, – сообщил я. – Со мной охотничья собака…

Сэр Ульрих сказал с восторгом:

– Я видел это чудовище. Оно еще и охотничье?

– Да, – подтвердил я. – Только ей не повезло с хозяином. Как только выясним, где герцог, сразу же вернемся. Вы к тому времени подберете отряд самых отважных, но дисциплинированных рыцарей. Не слишком большой, а так… чтобы могли проехать в глубь территории, не привлекая внимания.

Сэр Ульрих запротестовал:

– Сэр Ричард! Как это, не привлекая внимания?

– Скрытно, – объяснил я строго. – Без развернутых знамен и рева труб!.. Ночами по дорогам, а днем по лесам. Кто не приемлет правил такой скрытой операции, пусть протирает штаны дома.

Сэр Колдуин сказал очень серьезно:

– Сэр Ричард, вы наш сюзерен. Мы не можем отпустить вас одного. Нет-нет, я знаю, что скажете!.. Но у сэра Ульриха конь… рискну предположить, вряд ли уступит вашему в беге, у сэра Герцлера – дивный меч, что днем простой клинок, а ночью дает света больше, чем костер. У сэра Паланта – сапоги, в которых по любому болоту не проваливается! Они будут вашими помощниками, ибо негоже гроссграфу делать и черную работу…

Я открыл было рот для возражений, но подумал и закрыл. Возможно, сэр Колдуин прав. По крайней мере, кто-то может покараулить, пока сплю.

– Вы уверены, – спросил я с сомнением, – что их кони не отстанут?

– Если отстанут, – ответил он четко, – смело можете их оставить и ехать дальше в одиночку.

– На этих условиях беру, – ответил я.

Во дворе ко мне подошел молодой рыцарь с ясным взором и светлым лицом, учтиво и с достоинством поклонился.

– Сэр Ричард, – сказал он четко, – я из поместья Лонгфельдов, младший сын сэра Гевекса, зовут меня Палантом. Мы уже знаем про вашу беду. Скажите, чем можем быть полезны мы, вассалы сэра Колдуина?

Я оглядел его с головы до ног, сапоги на нем вроде бы простые, золотые шпоры горят на солнце весело и озорно, на болотные совсем не похожи.

– Какими силами располагаете?

– Сорок тяжелых всадников, – отрапортовал он с гордостью, – две сотни кнехтов, сотня лучников и тридцать арбалетчиков!

– Хорошо, сэр Палант, – сказал я. – Собирайте хороший отряд. Рыцари, тяжелые всадники, отборные лучники, несколько арбалетчиков. Отправите к сэру Тамплиеру.

– Я поведу сам, – ответил он. – Ожидаем войну с Гиллебердом?

– Это незачем, – ответил я. – Он намного сильнее нас, так что нападать глупо.

Он смотрел на меня серьезно и строго.

– Король Гиллеберд поступил бесчестно, – заявил он со всем пылом юности. – Все мои силы в вашем распоряжении, сэр Ричард. Сейчас же велю готовить ударную группу. Но почему к сэру Тамплиеру? Правда, у него там, вы правы, неприятности большие…

– От барона Руаяля и Доминика?

– Да, – ответил он. – Замок сэра Тамплиера сжигали трижды! Хотя там и так жечь нечего, сарай, а не замок. И земли его разоряют. Но сэр Тамплиер горд, помощи не просит. Как еще не погиб…

– Противники у него сильны, – согласился я, – но и он сам не прост.

Подошел сэр Ульрих и ревниво прислушивался к нашему разговору. Оба в легких панцирях из черной кожи, только у Паланта с аккуратно вшитыми металлическими шипами, а Ульрих предпочитает гладкий, блестящий, подчеркивающий широкие пластины груди и форму разнесенных в стороны плеч. Руки обоих обнажены, открывая взорам вздутые бицепсы.

У Паланта вообще переливаются могучие шары, в то время как мышцы Ульриха вытянутые, натренированные не столько на силу удара, как на ловкость, скорость и выносливость.

Я сказал с сочувствием:

– Боюсь, придется облачиться в полные доспехи. Как вы в них?

Ульрих ответил за двоих, опередив Паланта:

– Точно так же. Просто сейчас жарко, а противник далеко.

– Мы будем там, – заметил я, – где он будет… очень близко.

Глава 8

Я заехал в земли еще троих лордов по дороге, велел послать гонцов и передать, что прибыл гроссграф, намерен раз и навсегда положить конец бесчинствам со стороны людей Гиллеберда, потом требую как можно быстрее прислать воинские отряды. Небольшие, но зато лучших из лучших, что вернутся, покрытые неувядающей славой.

В последнем меня принимал лорд Пеокс, старый и уже не покидающий стены замка.

– Я могу собрать триста всадников, – проворчал он. – За двое суток мы… они будут у границы с Турнедо.

– Хорошо, – сказал я, – но переступать ее пока не нужно.

– Где нам собраться?

– У замка сэра Тамплиера, – ответил я.

Его рыцари смотрели с неловкостью на лицах, наконец один сказал с сочувствием:

– У него нет замка. А то, что было, сожгли…

Я прервал:

– И не один раз. Знаю. Но все равно мы соберемся там. Пусть сэр Тамплиер видит, что его не бросили одного.

– А вы? Поедете с нами?

Я покачал головой.

– Сперва надо узнать кое-что.

Я не стал добиваться от Бобика, чтобы тот взял след, слишком много времени уплыло, махнул рукой.

– На Турнедо!

Можно почти точно сказать, по какой дороге везли герцога похитители. Их не так уж и много, а граничим с королевством Турнедо лишь землями Тамплиера, бывшие барона Гяусера, и Будакера, бывшие хоффмановские.

Земля Гиллеберда населена достаточно плотно, однако лесами вообще никто не увидит, а на открытых просторах достаточно выслать во все четыре стороны по легкому всаднику, вовремя предупредят о всяком-разном.

Сейчас я несся только в сопровождении Бобика, быстро и скрытно, но когда пошли открытые густо населенные пространства, пришлось выехать на дорогу, где я постаралсяпринять беспечный вид праздного гуляки.

Навстречу величаво двигается вереница надменномордых верблюдов с увесистыми тюками с обоих боков. Погонщик далеко впереди на ослике, а по бокам сурового вида воины в кожаных доспехах и с железными шлемами. Покосились на меня угрюмо и злобно, дороги везде неспокойные, даже в благополучных королевствах многие предпочитают мирному труду быстрое, хоть и рискованное обогащение на дорогах.

Я помахал рукой и крикнул весело:

– Бог в помощь!

После ошарашенной паузы мне ответили вразнобой что-то типа: боги сказали, чтоб и вы помогали, явно пережиток язычества, когда здесь бродили лохматые боги, мало отличающиеся от людей.

На всякий случай я давал нюхать Бобику рукавицу Готфрида еще от границы, но тот лишь смотрел с недоумением. Дорога бежит под копытами почти прямая, земли у Гиллеберда равнинные, хорошо для сельского хозяйства, плохо для обороны. Села богатые, зажиточные, а города давно выплеснулись за стены. Если придется осаждать и все спрячутся за ними, через неделю сдадутся от голода.

В селах меня не узнают даже на Зайчике и с Бобиком, а вот в города соваться рискованно. Изменив личину, Зайчика оставил в лесу под присмотром Бобика, а Бобика – под присмотром Зайчика, сам вышел на дорогу. Вскоре меня догнали крестьяне на пустых телегах, очень довольные, хорошо и быстро сбыли весь товар, сами предложили подвезти,я вежливо поблагодарил и тут же сел, но когда подъехали к постоялому двору, сказал с благодарностью:

– Большое спасибо, добрые люди!.. Но мне надо перекусить, а то что-то живот подвело.

Крестьяне переглянулись, возница придержал коней, чтобы мне соскочить проще, оглянулся на друзей.

– Надеюсь, нам останавливаться не надо?

– Не-е-ет, – сказал один, – уже вон мой дом отсюда видно! Там и поем.

Второй сказал в поддержку:

– Я тоже… Хотя, конечно, пропустить кружку вина не отказался бы.

Возница спросил в нетерпении:

– Ну так как?

Я соскочил и пошел к распахнутым дверям. За спиной слышал скрип колес, конское ржание, потом я услышал, как копыта застучали уже в воротах постоялого двора.

С крыльца я увидел, как все трое крестьян оставили подводы во дворе и шли, ускоряя шаг, следом за мной. С порога меня окатило горячим воздухом, пропитанным мощными запахами жареного мяса с луком.

Слуга разносит еду, а еще чаще – кувшины с вином. Пьют больше, чем едят, а некоторые вообще только пьют. Один из здоровенных мужиков откинулся на спинку стула и вызывающе рассматривает сидящих за другими столами. Все отводят взгляды: кто-то трусит, кто-то не желает связываться с таким гигантом, у кого-то дела поважнее.

Наконец здоровяк поднялся и пошел между столами, нарочито оступаясь и опираясь то на одного, то на другого. Я напрягся, не дай бог, коснется меня грязной лапищей…

Он, как чувствовал, или же я привлек ростом и шириной плеч, оперся всей массой, явно намереваясь заставить меня ткнуться лицом в тарелку. Я, извернувшись, перехватилего руку и с силой ударил лицом о край стола.

Громко клацнули зубы, он завалился на пол, непонимающе щупал разбитый рот. Из носа тоже обильно потекли красные струйки.

– Сволошь, – прошамкал он люто, – ты выбил мне шуб!

– И остальные выбью, – пообещал я. – Убирайся, пока цел.

Он заорал, нагоняя в себе ярость, нагнул голову и ринулся, как разъяренный бык. Я не стал выдерживать удар, быстро шагнул в сторону и, развернувшись, дал здоровенного пинка. Здоровяк и так бы врезался в стол, а от пинка вообще пронесся по столешнице, как бильярдный шар. На той стороне вовремя шарахнулись в стороны, он рухнул на пол, а там еще дважды перекувыркнулся и затих в углу.

Я сказал громко:

– Если у такого дурака есть друзья… а у дураков их всегда больше, чем у умных, пусть вытащат его на свежий воздух. И объяснят, что драться нехорошо.

Двое мужиков вылезли из-за стола, я насторожился, зыркают больно злобно, подняли поверженного, но не потащили на улицу, а снова усадили за стол.

Здоровяк очумело мотал головой, щупал разбитый рот.

– Шволошь…

– Ага, – подтвердил один из дружков. – Но ты пей!.. Вырвиглот, налей ему.

Второй придвинул побитому приятелю кружку с пивом.

– Держи.

Я спросил пугливо поглядывающего на меня соседа на другом конце стола:

– Здесь рынок большой?

– Да, ваша милость, – ответил он торопливо.

Я спросил настороженно:

– А что, эта милость из меня прямо прет?

Он ответил тихонько:

– Под крестьянской одеждой не спрячешь благородное происхождение, ваша милость.

Я улыбнулся, поднялся. Хозяин подошел с почтительностью, этот еще раньше понял, что я не гусей пасу.

Я бросил на середину стола серебряную монету.

– Это за меня, моего приятеля и разбитые столы. А ему еще пива.

Дома здесь бедные, народ ленивый: женщины сидят прямо на земле, дети вяло копошатся у их ног или мирно спят, а матери даже не сгонят облепивших мордочки мух. Далеко на окраине видны руины старинного здания, еще одно доказательство лености местного населения: в Армландии эти готовые и отесанные глыбы уже растащили бы на свинарники.

Улица вывела на рынок, я понюхал воздух, как охотничий пес, слева пахнет рыбой, прямо мясные ряды, а справа вроде бы ничем не пахнет. Я пошел в ту сторону, все верно, как сказал Веспазиан, деньги не пахнут, на той стороне лавки ювелиров, торговцев редкостями, украшениями, дорогими тканями.

Я брел с самым рассеянным видом человека, который пришел не покупать, а так, поглазеть, и ко мне слишком уж не лезли, а когда отыскал лавку с книгами и всякого рода картами, сперва приценился к подсвечнику с обломанным рогом, потом спросил, за сколько отдаст вон ту книгу в латунном переплете, наконец брезгливо потыкал пальцем в карту королевства Турнедо.

– А это что за ерунда?.. Карта?.. Сколько хочешь за эту блажь?

На обратном пути я нигде не задерживался, для зверей наш день как для нас неделя, Бобик успел так соскучиться, что едва не размазал меня по дереву, к которому я поспешил придеревиться.

– Все-все, – заверил я, – больше не расстаемся!

Зайчик подставил бок, я привычно занял место в седле, а деревья снова помчались навстречу. Я по сторонам посматривал настороженно, не дома, вовремя ощутил, как впереди запахло свежей кровью. Пока я осматривался, Бобик понюхал воздух и пропал раньше, чем я успел окрикнуть, а когда вернулся, то так вилял хвостом и преданно смотрелв глаза, что язык не повернулся сказать ему, что он за гад.

Деревья расступились, дальше истоптанная копытами и тяжелыми сапогами большая поляна. Широкие зеленые листья забрызганы красной кровью, три расщепленных дротика, окровавленные тряпки, но трупов нет. Либо победители унесли всех, либо результат перемирия…

Я медленно пустил Зайчика вперед, всматриваясь в истоптанную землю. Бобик убежал вперед, я видел, как он немного углубился в чащу, а там остановился и задрал голову,с интересом всматриваясь в нависшие ветви.

На одном из опавших листков, красном, заметил красное блестящее пятнышко. Я остановился, всматриваясь, красное на красном вообще-то не заметно, но в тепловом режимеэто выглядит как багровое и быстро затухающее пятнышко.

Дальше еще такое же пятнышко, я пошел по следу, красные капли стали попадаться чаще. Бобик повернул голову в мою сторону и посмотрел с уважением.

– Не ты один такой умный, – буркнул я.

Ноздри уловили запах живого существа, одновременно мы все трое услышали щелчок по опавшему листку. Поверх остывающей капли крови возникла другая. Горячая.

Ветви густые, но тот, кто спрятался, наверняка на нижних, иначе капли крови остались бы на листьях дерева. Или же рана серьезная, льется струей, тогда неизвестный может быть и на вершине.

– Я знаю, – сказал я громко, – ты здесь.

Наверху полная тишина, даже птицы не чирикают. Я взял лук, наложил стрелу, стараясь держаться на открытом месте, чтобы сквозь листья можно было увидеть, что делаю.

– Хорошо, – сказал я, – если привязался, то не упадешь. Значит, тебе все равно, будет твой труп на земле или на дереве?

Снова тишина, я вздохнул погромче и начал натягивать лук. Тугое дерево потрескивает сухо и коротко, нехорошие такие щелчки, от которых в недобром предчувствии замирает сердце. И хотя не Ариант, но все же…

Когда я готовился уже отпустить тетиву, почти над моей головой раздался слабый голос:

– Зато не надругаешься над моим трупом.

– Не смеши, – ответил я. – Я что, такой урод, что мне остается тешиться только с трупами?

Ветви затрещали, я выронил лук и успел подхватить падающее тело. Как и заподозрил по голосу, это оказалась женщина, маленькая и тощая. Из одежды всего ничего, тело покрыто светло-зеленой краской, а поверх разрисовано темно-зелеными узорами.

Я держал ее на руках, почти инстинктивно залечив рану, потом осторожно усадил перед собой на Зайчика. Она замерла, прислушиваясь к своим ощущениям, только что была на грани обморока, пальцы уже не держатся за ветку, а я старательно изобразил на лице глупую улыбку, к дуракам всегда доверия больше.

– Кто ты? – прошептала она.

Я всматривался в ее огромные зеленые глаза, настолько зеленые, что у людей таких ярких просто не бывает. Лицо кажется изможденным, но подозреваю, что это свойство их породы.

– Друг, – заверил я.

– Но ты… человек…

– Ага, – сказал я, – с детства подбираю котят, щенков, даже крысят. Лечу, кормлю и отпускаю. Не по-мужски, правда?

Она прошептала:

– Странный ты человек…

– Мы все разные, – заверил я. – Это все женщины одинаковые.

– Ты откуда?

– Из далекой волшебной страны, – сказал я загадочно.

– Принц?

Я сморщил нос.

– Принц? Всего-то?.. Ладно, согласен и на принца. А ты, судя по всему, дриада?

Она серьезно смотрела мне в глаза.

– Да.

– Почему не влезла в дерево?

– Я из чужого леса, – объяснила она.

Я вздохнул.

– Господи, и здесь розни! Клановые или уже национальные? Хорошо, хоть не религиозные. Хотя кто знает, через лес всякое ездит. Бывает зараза и похуже, чем брошенный в лесу мусор.

– Мусор? – переспросила она озадаченно. – Это так плохо?

– Еще наплачетесь, – сказал я. – Так где твои сородичи?

– Едем в нужную сторону, – ответила она уклончиво.

– Скажи, – предупредил я, – когда будем близко. Ссажу, как только будешь в безопасности. Мне задерживаться некогда. Ни для драк, ни для пиров.

Она промолчала, я видел, как иногда искоса поглядывает в мое лицо, вздыхает, но сдерживает себя. Я тоже ехал молча, наконец она не выдержала:

– Почему не спросишь, кто дрался?

– Только, – сказал я, – чтобы сделать тебе приятное: кто дрался?

– А так тебе неинтересно?