Чтение 8–й страницы книги ~Нора под миром~

Молодой красавец скрылся, а ребята так и не решались ни уйти, ни принять какое-то решение.

— А можно пойти посмотреть на декорации?! — снова вылезла с предложением Наташа.

— Не знаю. — развёл руками пасечник. — Спросите у Бориса.

Сомнений больше не оставалось. Как-то они попали обратно в свой мир.

— Так мы посмотрим? — изживая остатки недоверия, спросил Лён.

Лех махнул рукой внутрь дома и отправился куда-то за угол.

— Ты чего болтала?! — накинулся он на подругу.

— Ничего я не болтала! Просто хотела кое-что проверить.

— Ну и как, проверила?

— Веришь ли, ничего не понимаю!

Они осторожно вошли в тёмный коридор, всё время ожидая какого-то подво-ха. Лён не расслаблялся. Однажды проклятый демон подловил его. Принял облик волшебницы Эйчварианы и дурил его так долго, сколько удавалось. Возможно, это тоже какая-то инсценировка.

Из приоткрытой двери падал слабый свет. Ребята подобрались поближе. И почти сразу же услышали голоса. Где голоса, там люди и ребята уже безбоязненно отворили двери.

Внутри ходили техники и распутывали провода.

— Сто раз вам говорил, следите, куда и как перебрасываете удлинители. — вы-говаривал им главный оператор. Он оглянулся и помахал рукой:

— Привет, голуби! Воркуете?

— Да нет, мы так… — отбоярился неопределённой фразой Лён.

— А разве вам Зоя бошки не поотрывала? — спросил откуда-то из угла невиди-мый доселе Кондаков.

— За что?! — моментально испугались оба.

— За шатание по окрестностям до поздней ночи и неоправданно ранний подъ-ём. — ответил тот. — Зачем так мамку напугали?

— Ага. — подтвердил Борис. — Семёнов пошутил про картушей, а бедная жен-щина поверила.

Ребята торопливо вышли наружу. Пасечник задерживался и они уже хотели быстро двигать на деревню. Но во дворе под навесом увидали Карсавина. Тот уже притащил откуда-то пластиковое кресло и, сидя в нём, обрывал головки у полевых цветов, стоящих в литровой банке на дощатом столике.

— Как рыбалка? — пробегая мимо, спросил Лёнька.

— Какая к чёрту рыбалка? — бросил тот через плечо.

Оба так удивились, что притормозили и оглянулись. Актёр резко сдёрнул с головы парик и небрежно швырнул его на стол. Но сказать особо было нечего. Настроение у человека испортилось. Видать, рыбалка не задалась.

— Вы скажите дяде Леху, — обратилась к нему Наташа. — мы уж не будем ждать мёда, нам надо уходить.

Карсавин пожал плечами и демонстративно отвернулся. Делать здесь было нечего и они поспешно направились домой.

— Давай отпираться. — предупредил её Лёнька. — Ни в чём не сознавайся. Гу-ляли, мол, за околицей. Потом вернулись, и сидели возле бани. Ночь была краси-вой, мы и…

— Ой. — сказала Наташа.

Её взгляд был прикован к обычной линии электропередачи. Не понимая, в чём загвоздка, Лёнька переводил глаза с неё на столб и обратно. В чём дело? Снова картуши на сцене?

— Теперь я поняла, что мне не нравилось. — прошептала Наташа. — Когда мы шли к дому Леха, возле него не было столбов. А когда вышли оттуда — они там были! К чему тогда подключали софиты?!

— Ничего не понимаю. — Лёнька был поражён. Он осмотрелся. Это, несомнен-но, их мир.

— Где вы пропадали всю ночь?! — накинулась на них ещё на улице Зоя.

Не говоря ни слова, оба пропащих принялись внимательно осматриваться по сторонам. Столбы в деревне были, это точно. И дом имел обычный вид. Но не выйдет ли из дома бабка Пелагея? Вещи и люди появляются и исчезают, меняют облик.

Одно, по крайней мере, стало ясно: в деревне Блошки происходит нечто таинственное, прямо-таки сверхъестественное!

ГЛАВА 11. Деревенская колдунья

Квартирная хозяйка главной героини фильма в исполнении бабки Евдокии вышла неожиданно яркой ролью. Занозистый и вредный характер Лукерьиной свояченицы, её насмешливость вкупе с острым языком придавали всем сценам, снятым с её участием особую энергетику. Не ожидавший такого подарка Кондаков просто ликовал. Унылые домашние мизансцены превратились в напряжённый по-единок с главной героиней фильма, Анастасией.

Виктор до этого просто не желал признаваться, что Марианночка играет куда лучше, чем он предполагал. Но, чтобы не спугнуть капризную звезду, Виктор не позволял ей даже догадаться об этом.

Но бабка Евдокия всех просто поразила. Это была прирождённая актриса. Вся её подвижная мимика, острые и насмешливые глаза, пластичный, несмотря на хрипоту, голос — всё это выглядело в кадре просто потрясающе. И режиссёр не жалел слов на похвалу. Угасшие было надежды на успех снова возродились в настроении всей группы. Участники съёмок были деловиты и воодушевлены. Некоторые фрагменты снимались с одного дубля.

— Слушай меня, Марианна, — наставлял Кондаков актрису. — твоя героиня словно пребывает в трансе. Потом она сама не поймёт, в самом деле это с ней произошло или просто всё приснилось. Сначала ей немного смешно. Она не верит в деревенские гадания. Ей смешна серьёзность, с какой бабка взялась ворожить на простой кадке с колодезной водой. Но потом девушка втягивается в волнующий процесс. Далее она не замечает, что остаётся совсем одна. За окошком темень, воют собаки, что-то колотится снаружи, шуршит во всех углах. Девушке стано-вится немного страшно. Она уже не рада, что затеяла такое дело. И тут Анастасия видит в воде изображение. Наклоняется, чтобы рассмотреть. Тут ты должна изо-бразить испуг. Ударила ладонью по воде, а оттуда вылезла рука и схватила Ана-стасию. Тут от тебя требуется максимум. Сама понимаешь, что руку тебе из кадки подать некому. Потом мы это дело дополним монтажом. Но нужно, к чему монти-ровать. Вообрази, что борешься с рукою мертвяка. Она холодная, противная, ужасно скользкая! Но цепкая и сильная. Весь эпизод займёт от силы пять минут. Но это должны быть очень страшные пять минут. Ты поняла?

Марианночка кивнула. Выражение её лица не располагало ни к каким надеж-дам — всё та же хмурая, тупая тёлка. Что в ней нашёл этот спонсор? Стоило только кому из группы взглянуть на это гладенькое личико с минимумом мимики, как настроение работать тут же испарялось. По-видимому, бабка Евдокия тоже засо-мневалась. Она остро глянула на девчонку и ехидненько заулыбалась.

— Приворот над кадкой. Дубль первый. Мотор!

— Иди сюда, красавица. — тихо, с придыханием сказала бабка Евдокия. — Смо-три сюда, моя хорошая, тут твоя судьба. Нет ничего вокруг — ни дня, ни ночи. Нет лета, нет зимы. Всей жизни нет твоей. Забудь родных, забудь всё, что было в про-шлом. Чиста, как белый лист, светла, как ясный день. Взгляни на воду, солнышко моё, увидь, что было и что будет. Бежит, поёт, играет, блещет искрой речка. А что на дне? Листвою светлою колышет берёзовая роща — зовёт, смеётся, манит. А что сокрыто под травой? Так и ты, красавица. Никто не знает, что в себе ты прячешь. Иди, взгляни в лицо судьбе.

В едва освещённой бане колдовала бабка. Певучий наговор затемнял всю не-понятность слов. Сладко пахло пряною травою. В неподвижной воде мерцало от-ражение огня. Их было два — один живой, второй — как призрак.

Движения старухи приобрели неожиданною плавность, таинственность и при-тягательность. Поблескивая влажными глазами, она сыпала вокруг себя и Мари-анны какие-то остро пахнущие травы. Жгла на огоньке свечи сухие веточки. Во-дила тёмною ладонью над деревянной кадкой.

Узнай меня, душа моя.

Найди меня, где нет тебя.

Под мхом седым, в земле сырой.

Под пнём сухим, во тьме глухой.

Под чёрною болотною водой,

Под мёртвою лесной сосной.

Проснись и покажи себя,

Явися мне, душа моя!

На глазах у замершей Марианны поверхность воды в тёмной кадке задрожала, побежали ровные круговые волны. Они, как живые, спешили друг за дружкой. И лёгкий звон, производимый ими, привораживал к себе. Не видя ничего вокруг се-бя, очарованная Марианна склонилась над водой. Что там, в непрозрачной глу-бине? Куда девалось дно у кадки?И отчего ей кажется, что оттуда кто-то смотрит на неё?

— Кто ты? — шепчет Марианна.

Она смотрит вглубь. Водяное зеркало расширилось и заполонило всё. Нет ни-чего вокруг. Нет почернелых банных стен. Нет низенького потолка. Нет бабки Евдокии, нет свечи, нет дня, нет ночи, нет ничего. И Марианны тоже нет.

Тьма расступалась медленно, как будто нехотя. Впереди светил лишь огонёк свечи. На этот далёкий, ненадёжный свет шла Мария. Ей казалось, ступи немного в сторону — и потеряешь почву под ногами. Осторожно выставив перед собою ру-ку, чтобы не наткнуться на препятствие, шла она на свет. В другой руке тихонько оплывает воском свечка. Свет от неё так слаб, что не видно ничего вокруг. Но путь свободен. Впервые путь свободен.

Свеча тихонько приближалась. Тусклое, едва трепещущее пламя. Перед Ма-рией зеркало. Неровное и неспокойное, как окошко в омуте. Тихонько поводя све-чой, она пыталась разглядеть, что там, за ним. Сначала было ничего не видно. По-том возникло отражение свечи. Мария повела направо. Огонёк — за ней. Потом налево — он туда же. Откуда-то из глубины, из непрозрачной темноты, выплывает светлое пятно. Сначала всё неразличимо. Потом становится отчётливым овал ли-ца. Глаза, сокрытые в тени. И светлая волна волос. Изображение всё чётче. Ста-новятся видны ресницы. Расширенные от изумления зрачки. Едва заметно тре-пещет от дыхания вода. Кто это? Мария тихо тянет руку, коснуться хочет, убе-диться, что это лишь мираж. Нет, это не мираж. Это просто отражение. Оно тоже тянет руку, как будто хочет убедиться, что оно — живое, а Мария — толькообраз.

Зеркало, ты лжёшь. Я знаю, кто я. И кто ты. Но ты лжёшь вдвойне. Ты пре-длагаешь мне чужое отражение. Там, за твоим стеклом, не я. Пусть оно уходит прочь. Но чуждый облик не уходит. Он тянет пальцы и просит прикоснуться к ним. Мария удивилась. Рука сама, не слушаясь свою хозяйку, потянулась к нез-накомке.

На границе двух миров, на тонкой плёнке, разделяющей две жизни, их пальцы встретились. Но что это?! Та, чужая, ударила по зеркалу. Ошеломлённая Мария увидала, что сквозь преграду проникает той, другой, рука! И не успела отскочить. И вот их пальцы крепко сплетены! Но не успела испугаться. Та, что за зеркалом, торопливо выдернула руку,схватилась за свечу и унесла её к себе. Постой, куда ты?!

Мария ринулась вдогонку. Нельзя, нельзя оставить ей свечу! Не зеркало это, а вода! Вот почему противница легко проникла сквозь преграду! Не делай этого, от-дай свечу!И крепко ухватила её за руку. Та закричала, но совсем беззвучно. И ста-ла биться, вырываться. Раздался громкий голос:

— Не отпускай её, Мария! Тяни к себе! Верни себе свечу!

Противница билась так неистово, что уронила свечку наземь. Свет потух. И всё исчезло.

В кромешной тьме, когда отчего-то погасли все софиты, Марианна продол-жала истошно вопить.

— Да что у вас там?! — гневно крикнул Кондаков. — Немедля дайте свет!!

В сенях шла бестолковая возня. Осветители запутались в шнурах. Там было очень тесно и кто-то выбил вилку из розетки. Наконец, разобрались во всём и в бане снова вспыхнул свет.

— Ну что там у тебя? — недовольно спросил актрису Кондаков. — Чего орала так?

— Нормально она орала. — отозвался Борька. — Очень хорошо орала. Если бы не свет, такой бы дубль был!

Марианна сидела, привалившись к стенке, и дико озиралась.

— Снимай, Борис. — тихо шепнул оператору Виктор.* * *

Лёнька и Наташа сидели смирно на лавке вместе с Катькой и наблюдали через дорогу суету у бани. Они были так заняты непонятным зрелищем, что не замети-ли, как подошёлк ним человек.

— Всем добрый день. — сказал низкий хриплый голос.

Все трое вздрогнули. Это был пасечник.

— Ух, как напугал нас, дядя Лех! — воскликнул Лёнька.

— И не собирался. Вот мёду вам принёс, как обещал. Чего тогда меня не до-ждалися?

Пасечник не улыбался, говоря всё это. Он рассматривал их своими острыми глазами, словно в чём-то подозревал. Наташа с Лёнькой переглянулись. С чего это Лёх так заботится о них?

— Я вообще-то и не к вам. — ответил тот. — Мне бы надо повидать Евдокию.

— Она сейчас занята на съёмках. — сообщил любезно Лёнька. — Что передать?

— Я подожду у тётки Лукерьи. — ответил Лёх и не спеша направился через до-рогу. Никакого мёда у него с собою не было.

— Пойдём, подслушаем! — блестя глазами, зашептала Катька.

— Ты что?! Это некрасиво! — ответила ей Наташа.

— Ещё чего! — презрительно отозвалась лихая атаманша и быстро, как уж, скользнула к калитке.

— Стой, Катька! — ругаясь шёпотом, побежала за ней Платонова. — Не смей так делать! Это неприлично!

Это было в самом деле неприлично, и Лёнька побежал следом. Он очень со-жалел, что не обладает, подобно наглой Катьке, раскованностью. Если бы не это, он сам пошёл бы слушать под окошком.

Негодная девчонка уже сидела у стены и держала наготове широко открытый рот. Весь вид её выражал полнейшую решимость: мол, только пальцем тронь, как заору!

Лёнька подобрался ползком, как и Наташа. Вот будет дело, если их застука-ют!

— Скажешь ей, когда придёт, — раздался низкий голос Леха сквозь марлевую преграду от мух. — чтобы зашла ко мне на пасеку.

Бабушка Лукерья что-то невнятно проворчала.

— Я не могу её ждать. — ответил пасечник. — Я должен стеречь дом.

Он вышел. Сидящие под окном хотели уже потихоньку выбираться, как вдруг с удивлением услышали, как бабка Лукерья яростно плюётся.

— Ирод, чисто ирод! — ругалась она. А потом послышалось торопливое моно-тонное бормотание: старуха молилась!

Наташа с Лёнькой переглянулись. Ничего особенного, если подумать, не про-изошло. Но отдельные детали складывались в довольно подозрительную картину. Бабка Лукерьяне любила пасечника Леха и это было вполне понятно. Ведь если Леший и впрямь соврал, если нелюдимый пасечник не родня старухе, то её непри-язненное отношение к цыгану имеет объяснение. Зато у её свояченицы с Лехом были какие-то свои тайны. Лех должен охранять свой дом — что всё это значит? От кого он должен охранять его, если туда свободен доступ не только для всей съё-мочной группы, но и для Наташи с Лёном?!

— Пойдём, спросим Лешего. — почему-то шёпотом предложила Наташа. И они почти ползком выбрались из-под окошка.

— Дядя Леший! — позвали они под окном у покосившейся избы экс-лесника. Никто им не ответил. Калитка не была заперта на крюк. Хотя обычно, как они за-метили, Леший очень старательно запирал её, чтобы не допустить проникновения в свой огород варюхинских нахальных кур. Оставшись без своего раджи, весь га-рем бестолково шастал по деревне. Вот и теперь в огороде копошились разно-цветные несушки.

— Дядя Кузьма! — снова позвали они, теперь уже с запущенного и захламлён-ного крыльца. Стук в дверь ничего не дал. Поторкались немного, подёргали за ручку. Обычно ублошинских запирали калитки от настырных кур, а двери как раз едва прикрыты — только, чтобы мухи не лезли в сени. Здесь же всё наоборот.

— Значит, опять ушёл к своим. — заключил Лёнька.

Но тут, словно в опровержение его предположения за дверями что-то упало и покатилось.

— Дядя Кузьма, так ты дома?! — крикнул в щель Косицын.

— Чего вам надо? — глухо раздался голос.

— Мы спросить! — подала голос и Наташа.

Внутри послышалась возня. Но дверь так и не открылась. Ребята подождали, потом снова постучали.

— Идите отсюда! — крикнул Леший. — Не буду я ничего рассказывать!

Недоумевая, оба отошли и заглянули за угол, в небольшой огород. На грядках нагло рылись куры, а ещё одна несушка застряла в разросшихся кустах малины. Она жалобно вопила, не в силах вырваться из плена. Наташа поспешила придти на помощь несчастной глупой птице. А Лёнька обернулся и глянул в грязные низень-кие окна. В одном из них торчала физиономия экс-лесника. На бледном лице, за-росшем серой бородой и лохматыми бровями, торчали выпученные дикие глядел-ки. Леший зыркнул в глаза Лёну и торопливо скрылся прочь.

Высвободив курицу, оба удалились. Была идея заглянуть ещё и к близнецам Варюхам.

— Подожди, тут требуется хитрость! — остановил Наташу Лён. — Так просто они могут не открыть. Надо принести подарок.

Прибежав домой, оба миновали загоравшую на одеяле Зою. За верандой что-то колотил, пилил и резал дядя Саня. А напротив, около домика бабки Евдокии шла вовсю возня и беготня. Сама она с довольным видом вышла за калитку, оста-вив позади себя всю рабочую группу, нещадно топтавшую траву в её запущенном многие годы огороде. Бабка Евдокия направилась было к Лукерье.

— Баба Дуня! — окликнули её.

По заросшей муравой дорожке к ней спешили свободные от работы на сего-дня молодая исполнительница роли фермеровой жены и пожилая костюмерша Виолетта.

— Баба Дуня, скажите, куда за ягодами пойти? — спросили женщины.

— Какие ж ягоды, мои хорошие? — удивилась бабка. — Ещё не время. Земляника-то поспеет через две недели.

— Ну-уу! — протянули разочарованно женщины. И тут же придумали новую идею:

— А если листьев набрать для чая?!

— Ступайте, голубки. — согласилась бабка. — Только в эту сторону идите. Там нет болота, места сухие.

Она махнула рукой.

— А мы знаем, в другую сторону нельзя ходить. Там Бермудский треугольник. — отвечали женщины.

Они ушли, а бабка Дуня смотрела вслед им и смеялась. Это ж надо: Бермуд-ский треугольник!

Она обернулась. У калитки стояла бабка Луша. И холодно смотрела на своя-ченицу.

— В дом не входи. — сказала она. — У меня над косяком иконка остробрамская.

— Не думай, не пойду. — усмехнулась Евдокия и оглянулась.

— Лех приходил. Сказал, что ждёт тебя. — сухо произнесла старуха. Все свои рубленые фразы она произносила чисто, без обычного матерка.

— А чего не подождал меня?

— Я не советчица Леху твоему. — ядовито отвечала Луша. — Говорит, что дом стеречь должон.

Евдокия снова оглянулась и прислушалась. Острыми глазами она обшарила семёновский забор и густо росшие за ним заросли одичавших многолетников. Улица на удивлениебыла пуста. Лукерья всё не уходила от калитки и молча про-должала ждать. Тогда её свояченица повернулась и пошла, сопровождаемая враж-дебным взглядом.* * *

— Виктор, тебя Борис зовёт чего-то. — бросил поздно вечером один из техни-ков, пробегая мимо.

— Сейчас приду. — отозвался тот, прервав на минуту беседу с Семёновым о в видах наживки и особенностях лова подлёщика на Волге.

— Ну, что? — спросил он, забираясь в передвижную монтажку в недрах трей-лера.

— Ничего не понимаю, — отозвался едва освещённый приглушённым светом оператор. — Смотри сюда.

Он указал на монитор.

— Ты помнишь, как сегодня погас свет? Мы потом переснимали дубли, но тол-ку никакого — Марианну как заело. Бревно и то было бы одушевлённее.

— Ну, помню. Что ж такого? Она так выложилась в первом дубле, а тут такая идиотская накладка с этим светом. Придётся переснимать в другой раз.

— Не придётся. — ответил Борька.