Чтение 23–й страницы книги ~Сила главного калибра~

— Вот и отлично. Пока за вами будут присматривать, за пределы комнаты вам выходить нельзя, принять ванну — пожалуйста.

— И кофейку бы… — простонал Тони.

— Только после компрессов, — сказал врач. Тони согласно кивнул.

Восстановлением Тони занимались в полную силу — судя по всему, его уже признали за своего, ведь вряд ли вражеского агента стали бы доводить до такого состояния, чтобы отдел «Р» поверил ему. Правда, старший, его звали Боб Моран, все же спросил врача:

— Билл, а не могли его специально так обработать, чтобы мы его пожалели?

Видите ли, сэр, состояние его таково, что я неуверен, выживет ли он. Думаю, если бы его сознательно уродовали, постарались бы обойтись косметическими ранами, синяками, здесь же повреждения слишком серьезны.

— Спасибо, Билл, ты меня успокоил.

Джим договорился с охранявшими его Федором и Генрихом, что ему отдадут КПТ без патронов.

— Это слишком важное и дорогое оружие, парни, чтобы просто так оставить его пылиться. Все, что мне нужно для ухода за ним, — «битол-А» и чистая ветошь.

Охранники пошли Джиму навстречу. Помимо ветоши и специального масла, он получил одежду и после душа с удовольствием переоделся во все чистое.

— Мы с Тони до сегодняшнего дня даже ботинок не снимали, — признался он, принимаясь за кофе с пирожными. Они были не совсем свежими, однако Джима это не волновало: после дней, проведенных в скотских условиях, хотелось немножко тишины, сухих носков и пирожных.

После еды Джим принялся за поверхностную чистку КПТ, но лишь после того, как его охранники пообещали не заглядывать ему через плечо. По инструкции новое оружие требовалось держать в секрете.

Скоро стемнело, и Джим лег спать, напротив его кровати, в углу, поочередно дежурили Федор и Генрих.

Проснулся Джим уже утром, часы на старом комоде показывали половину девятого, а в углу не оказалось не только охраны, но и матраса, на котором они сидели.

Джим поднялся, сладко потянулся и, подойдя к окну, осторожно выглянул из-за занавески. На улице было солнечно, проштрафившийся вчера Тапильский играл со щенком. Больше никого не было, и Джим пошел искать комнату Тони, однако прежде наткнулся на спящих Федора и Генриха, на столе рядом с ними лежал конфискованный у Джима трофейный и пистолет.

— Тоже мне охрана, — пробурчал Джим и толкнул в плечо Федора.

— Чего? — спросил тот, повернув мятое, заспанное лицо.

— Вы чего меня не охраняете — так разве службу несут?

— А пошел ты… на вас полная амнистия вышла — все сошлось, два часа назад Боб лично приезжал сообщить.

— И что, нас теперь только этот стрелок охраняет? — спросил Джим, имея в виду Тапильского.

— Нет. — Федор широко зевнул, едва не вывихнув челюсть. — Там еще двое имеются…

Джим пожал плечами и вышел в коридор.

— Ну, амнистия так амнистия, — сказал он и пошел искать напарника. Вскоре он его нашел в просторной спальне. Тони спал на чистой постели с белой простыней, на оконном замке висел бачок капельницы, прозрачная трубка с зеленоватым раствором тянулась под одеяло к руке Тони.

Проснулся спавший в одежде на кушетке Билл.

— Ты чего? — спросил он.

— Ничего, проведать друга пришел. Как он? Врач поднялся и, подойдя к Тони, положил ладонь ему на лоб.

— Нормально, — сказал он. — Ночью был жар, никак сбить не мог, но сейчас он идет на поправку. Железное здоровье у парня.

— Нам иначе нельзя, — сказал Джим и вышел.

В течение всего дня не было никаких новостей. Тони спал, Джим все время ел и смотрел по «ти-ви-боксу» местные новости. Годилась даже реклама, а вот фильмов Джим не воспринимал — не хватало сил сосредоточиться, все мысли занимало предстоящее выполнение важного задания.

Вечером он снова навестил Тони, но тот уже опять спал. Билл сказал, что пациент хорошо поужинал и сходил в туалет.

Джим тоже отправился спать.

Наутро после завтрака, часам к десяти приехал Боб Моран и с ним еще один человек. Взглянув на него, Джим сразу понял — штатник отдела «Р», все они выглядели так, будто не знали эмоций и управлялись бухгалтерскими калькуляторами. Этот был невысок ростом, лет сорока пяти, имел скуластое худое лицо, серые глаза и жесткий ежик седоватых волос.

— Ну, как себя чувствуете? — излишне бодро и радостно спросил Боб Моран. Было видно, что он пытается загладить вину за позавчерашний инцидент.

— Ничего, спасибо, — ответил Джим, поднимаясь и из-за стола.

— Значительно лучше, чем вначале, — сказал Тони, однако со стула не поднялся: у него пока еще кружилась голова.

— Это наш куратор по маршруту операции, — сказал Моран, кивая на незнакомца.

— Можете называть меня Готлиб. Я приехал, чтобы лично взглянуть на вас и пригласить на небольшую прогулку.

— В город? — спросил Тони.

— Скорее в пригород, вы должны поучаствовать в беседе с одним человеком. Разумеется, можно было передать вам все на словах, но мы решили, — Готлиб с Мораном переглянулись, — что для вас полезнее будет поговорить с ним лично. Возможно, вы захотите задать какие-то вопросы…

— Мы готовы, — сказал Джим.

— Что ж, в таком случае идемте в машину. — Готлиб сделал приглашающий жест рукой.

— А оружие? — забеспокоился Тони. — Мы что, оставим его здесь?

— А что вас так тревожит? Наши сотрудники присмотрят за его сохранностью, — заверил Моран.

Тони взглянул на Джима, тот пожал плечами: дескать, проблемы никакой нет. Он подал напарнику руку и помог ему подняться. Может, вам стоит взять с собой Билла? — предложил Федор. От вчерашней настороженности не осталось и следа, все ухаживали за Тони как родные тетушки.

— Нет, — возразил тот. — Я уже в порядке, Джима будет достаточно.

Никаких вещей собирать не требовалось, все, что было на напарниках, им подарили добрые хозяева.

Все четверо вышли на лестницу, Готлиб и Моран спускались первыми, за ними Джим и последним Тони. Джим поглядывал через плечо на товарища, чтобы подхватить, если он споткнется.

У самой двери на стене проступало большое пятно сырости, видимо, это Топильский убирал следы своего провала. Джим ожидал увидеть его во дворе играющим со щенком, однако там оказался только темно-синий джип с водителем.

Готлиб лично открыл заднюю дверь для Джима и Тони и, только удостоверившись, что им удобно, закрыл ее и перешел вперед, где они с Мораном устроились рядом с молчаливым шофером.

Ваш двор хорошо просматривается из окон по крайней мере четырех домов, — заметил Тони. — Не боитесь, что случайные люди узнают ваши секреты?

— Ну, во-первых, двор виден из окон не четырех, а шести домов, — поправил его Моран, — а во-вторых, на этой улице случайные люди не живут.

— Что — совсем? — удивился Джим.

— Совсем, — ухмыльнулся Моран.

После двухдневного сидения взаперти небольшая прогулка оказалась весьма кстати, ехать пришлось через городские кварталы, выгодно отличавшиеся от того, что Джим иТони видели в Тико. Сейчас, без Финштейна с его многострадальным купе, можно было позволить себе расслабиться и просто смотреть в окно, зная, что за джипом следуют по крайней мере дна автомобиля прикрытия. Джима с Тони здесь ценили, однако еще более ценили человека, с которым им следовало поговорить.

Маршрут пролегал через городские окраины, бросалось в глаза, что он тщательно спланирован, джип объезжал закруженные развязки и светофоры, петлял и проезжал черездворы.

Наконец потянулись утопавшие в зелени малоэтажные постройки. Стены домов здесь были кирпичные, а газоны тщательно подстрижены — здесь селились люди куда более состоятельные, чем в том районе, где остановились Джим и Тони.

Оказалось, что охрана уже отстала, и теперь джип ехал, не привлекая к себе внимания — богатые часто ездили на внедорожниках. В Рионе, как и во многих других городах, это было повальной модой.

Останавливаться и сигналить не пришлось, ворота но двор кирпичного с терраской дома открылись сами. Джип с ходу закатился во двор и укрылся под раскидистыми кронами цветущих каштанов.

Автоматические ворота закрылись, и навстречу гостям вышли двое охранников. Оба были в штатском, но Джим без труда заметил их военную выправку.

— Можно выходить? — спросил он.

— Да, конечно.

Охранники распахнули дверцы, напарники вышли и огляделись.

— Хорошо дышится, — сказал Тони, глубоко вдыхая. — Что-то напоминает.

— Нашу базу, — сказал Джим. — Тот же порядок и много зелени, правда, там она была за стеной.

Заметьте, здесь нас надежно укрывают деревья и высокий забор, — сказал Моран.

— Да, — согласился Джим. — Все продумано. Гостей пригласили в дом. Внутри он походил на осажденную крепость — здесь и не пахло царившей снаружи безмятежностью.

Усиленные железобетонные стены, стальные двери с сейфовыми замками. Все помещения, через которые пришлось пройти напарникам, были герметичны и имели системы воздухоочистки.

Наконец Джима и Тони привели в хорошо обставленную гостиную с настоящей деревянной мебелью. Стены комнаты были оклеены дорогими обоями приятных палевых расцветок, на окнах отсутствовали решетки, а стекла выглядели вполне обыкновенными.

«Возможно, монопластик», — подумал Джим, вспоминая не убиваемую машину покойного Финштейна.

— Присаживайтесь, — Готлиб указал на расставленные вокруг журнального столика глубокие кожаные кресла. Напарники сели, сел и Моран, только Готлиб продолжал расхаживать по гостиной, ненадолго останавливаясь перед шкафом, все полки которого были заставлены статуэтками. Джим мог поспорить, что Готлиб видел эти полки уже десятки раз, но он стоял не двигаясь, в его позе чувствовалось напряжение.

Послышались шаги, и в комнату в сопровождении неприметного охранника вошел главный участник предстоящего разговора.

Это был мужчина лет пятидесяти, с поредевшими темными волосами и лихорадочным блеском в глазах. Он еще хранил былую военную выправку, но его фигура уже начинала расплываться, под глазами виднелись мешки, а лицо было бледным и одутловатым.

Он вышел в полосатой пижаме и оттого выглядел как пациент закрытого лечебного учреждения.

— Вот, Леон, как и обещал, привел тебе тех самых людей, которые используют драгоценнейшую информацию, что ты нам принес.

— А вы меня не обманываете, майор? — спросил пациент, с подозрением поглядывая на Джима и Тони.

— Как я могу тебя обманывать? Подойди к ним, и они пожмут твою мужественную руку.

— Тот, кого Готлиб называл Леоном, несмело приблизился — Джим и Тони догадливо поднялись и пожали его влажную ладонь.

— Как-то слишком молодо они выглядят, майор…

— Нам просто повезло, Леон, они и молодые, и самые лучшие.

— Да?

Леон внимательно посмотрел на Джима, потом на Тони и сказал:

— Хорошо, давайте присядем.

Моран тут же перебрался на другое кресло, чтобы Леон и напарники могли разместиться рядом.

— Вначале немного о себе, — сказал Леон таким тоном, будто собирался сказать речь. — Я отслужил четыре срока в федеральной армии, командовал спецподразделениями по борьбе с повстанцами и партизанами. Работу делал хорошо, получал награды, бонусы к жалованью. Потом… — Леон ненадолго замолчал, словно выключился. — Потом, как будто случайно, встретился с бывшим сокурсником из военного колледжа, он рассказал, что давно ушел из армии и работает на людей, которые ценят его куда выше, чем государство. Я поначалу не понял, решил, он в какую-то мафию подался, но вскоре выяснилось, что нет — к генералу Тильзеру. А я тогда уже изношен был, как старая кляча, раньше думал, что нервы у меня железные, но со временем…

Леон снова замолчал, собираясь с силами.

— Одним словом, я позволил ему уговорить себя. Это было нетрудно, обещанное жалованье было в разы больше, чем в армии. Я бросил семью, оставил им свою немалую пенсию и рванул на сторону врага.

Леон виновато улыбнулся:

— Тогда я старался об этом не думать… Меня повозили по различным комиссиям, я прошел несколько собеседований и попал на планету Ниланд, материк Тортуга, в город Свазиленд. У них там была большая опорная база и благодаря каким-то прорехам в федеральном законодательстве она находилась в полной безопасности, а в Междуречье, что начиналось в сотне километров к югу, стояли опорные пункты федералов. Они не давали партизанам Тильзера пройти до регионального центра — города Антвердена, с падением которого взятие под контроль всего материка стало бы вопросом техники.

Леон снова замолчал, Готлиб с беспокойством на него взглянул. Он уже шагнул к Леону, чтобы что-то предпринять, когда тот очнулся:

— Меня посадили в кабинет, находившийся в самой шикарной гостинице города — лучший ее корпус принадлежал штабу армии Тильзера. Из окна открывался прекрасный вид на озеро, где плавали яхты, в приемной сидела красотка-секретарша, оказавшаяся, правда, лесбиянкой, но это не важно. Я решил с ходу заявить о себе, показать этим деревенским парням, как работают профессионалы. В то время самым проблемным для партизан объектом в Междуречье считалась Двадцать Четвертая база. По военным меркам так себе объектик. Плюс четыре выносных форта в джунглях. Я вызвал знакомых ребят, что сидели без дела, набрал самых лучших, и хотя нас, военспецов, недолюбливали, финансирование моей инициативы открыли сразу. Наш опыт и силу признавали, поэтому я быстро собрал подразделение «лесных теней», так мы называли своих разведчиков, и приступил к планированию.

— Леон, ты полагаешь, нашим гостям нужно знать все эти подробности? — спросил Готлиб. Невооруженным глазом было видно, что его тяготили эти откровения пациента.

— Ты же знаешь, что мне это необходимо! — вскинулся Леон.

— Я только поинтересовался, друг мой. — Готлиб поднял руки, отгораживаясь ладонями. — Только поинтересовался.

Джим и Тони с пониманием переглянулись. Судя но всему, на этой беседе настаивал именно Леон, Готлиб ни за что бы не допустил этого рассказа, если б это зависело от него.

— Я продолжу, — садясь обратно, сказал Леон. — Одним словом, посланные мною «лесные тени» сразу попали в переплет, их крепко отделали местные разведчики. Но вместо того, чтобы задуматься и проанализировать причины поражения, я закусил удила — требовалось во что бы то ни стало восстановить свою репутацию, и в первую очередь — всобственных глазах. Я запросил денег на новую операцию и, что странно, сразу же их получил. Закупил полсотни парашютистов — ветеранов спецназа и спецслужб, на этот раз ошибки быть не могло. Они ушли на задание на планерах, высадились на Двадцать Четвертую базу и…

Леон махнул рукой. …все полегли, до единого. Мало того, в этой заварушке был уничтожен какой-то с большим трудом засланный на базу шпион, и вот за него мне пришлось ответить перед Полем Дюрексом, руководителем тамошнего бюро разведки Тильзера.

— Леон, ну зачем это рассказывать? — не выдержал Готлиб, однако пациент, казалось, его не слышал.

Тогда я узнал, что значит быть рабом и даже хуже, — я стал при нем собакой. И вот униженному, растоптанному бывшему боевому офицеру все чаще стала приходить на ум мысль: «Какая же ты сволочь, Майк! Как же ты можешь воевать против тех, с кем вчера в катакомбах и пустынях громил караваны повстанцев, лежал в окружении под огнем, делил последний глоток воды…»

Леон всхлипнул и утер слезу. От Джима и Тони не укрылось, что, говоря о себе в третьем лице, он называл себя Майком. Им было интересно слушать человека, побывавшего в Междуречье, пусть даже он воевал на другой стороне.

— Прошло время, оно залечило раны моей поруганной чести, моей совести, по злополучной базе решили нанести удар большими силами. Они устроили настоящее фронтовое наступление с самолетами, танками, фланговыми обходами, но, — Леон довольно улыбнулся, — база выстояла! Признаться, я был рад, ведь таким образом федералы показали, что я не так уж и виноват, если целой партизанской армии не под силу расколоть этот орешек. Но армия Тильзеране сдавалась, у них колоссальные возможности и, как оказалось, весьма могущественная поддержка. Скажу больше — можете надо мной смеяться, но тут задействованы пришельцы. — Инопланетяне!

Сказав это, Леон хрипло засмеялся. Джиму подумалось, что именно так и должны смеяться сумасшедшие.

Готлиб снова вскочил, чтобы запротестовать, но Тони остановил его жестом:

— Успокойтесь, сэр, пока еще Леон не сказал ничего такого, о чем бы мы не знали.

— В каком смысле?

— А вы дождитесь конца разговора, тогда все и узнаете, — добавил Джим.

Готлиб пожал плечами и сел, он окончательно был сбит с толку.

— Я слишком спешу, а хотелось бы рассказать все по порядку… — Значит, так… — Леон закусил губу, стараясь сосредоточиться, что явно давалось ему с трудом, он потел, глаза его слезились. — Ах да, я говорил о колоссальных возможностях… — Так вот, после поражения партизанских дивизий под стенами Двадцать Четвертой базы армия Тильзера решила пойти другим путем. Они стали производить — да, именно производить — боевых биологических роботов — я их определил именно так, хотя, возможно, это называется как-то иначе. Я лично побывал на этой фабрике и, признаюсь, испытал ужас. Я, который видел столько крови, что другим хватило бы на десять сумасшедших домов, едва сдерживался, чтобы не уйти, когда из обездвиженных людей лепили каких-то уродов, удлиняя ноги, руки, вспарывая их, закачивая что-то внутрь. Но по-настоящему я испугался, когда поговорил с Йожучем, бледным сукиным сыном, весившим не более собаки. Как такое может быть, чтобы человек выше среднего роста мог ходить по поверхности кварцевого песка, почти не приминая его? А его взгляд! Как вспомню — мурашки по коже…

Леон говорил долго, прерывался, чтобы перевести дух, и тогда его никто не беспокоил. Готлиб уже смирился и только негромко вздыхал, а Джим и Тони с нетерпением ждалипродолжения, им было интересно узнать о том, как выглядела их жизнь и служба на базе глазами тогдашнего врага.

В один из перерывов Леон разрыдался и попросил «лекарства». Готлиб вызвал сотрудника, вколовшего пациенту наркотик. После инъекции Леон окреп, его лицо порозовело, и рассказ потек живее.

Он рассказал о том, как в составе боевой группы, состоявшей из монстров и людей, высадился в Междуречье. Как одного из умников укусила змея «малиновка» и он умер на глазах остальных, разъедаемый изнутри ее ужасным ядом.

— Несмотря на этот знак, на первый взгляд — самый верный, я тогда все еще надеялся, что мы выполним задание. Однако мы нарвались на такой прием, что сделалось жарко. Наших найттачеров расстреливали из какой-то пушки — их буквально разрывало на части, а нас быстро прижали к земле. В этих джунглях дальше пяти метров ничего не увидеть, но противник стрелял очень точно, а потом начал класть гранаты так близко, что я думал, одна из них упадет мне за шиворот.

Признаюсь, пришлось спасаться бегством. Один парень гнал меня, как лиса зайца, он мог покончить со мной одним выстрелом, но хотел взять живым, я же, как ни старался, не мог подстрелить его, только я оборачивался, он исчезал.

На лице Леона появилась горькая усмешка.

— Мне удалось улизнуть, и я благодарен всем тем солдатам, которые надрали мне задницу, ведь благодаря им я вспомнил, что я человек и мне негоже воевать против своих,помогая каким-то… бесчеловечным гадам! Как бы я хотел пожать руку этим ребятам, что научили меня уму-разуму. Ах, если б я мог! Джим и Тони переглянулись.

Вы можете пожать наши руки, майор Вагнер, — сказал Джим. Как он и ожидал, раньше Леона среагировал Готлиб. Он вскочил с выпученными глазами, и, казалось, вот-вот окончательно потеряет над собой контроль.

— Но откуда? Откуда вы знаете его фамилию?! Да, он проговорился, сказав свое настоящее имя, но о фамилии и чине не было сказано ни слова!

— Да, вы бы это… как-то объяснились, — впервые поддержал Готлиба Леон, он выглядел лишь слегка удивленным. Моран молчал, с интересом поглядывая на всех участников этого представления.

— Дело в том, майор, что мы с напарником с первого дня своей службы находились на той самой Двадцать Четвертой базе, находящейся в Междуречье материка Тортуга планеты Ниланд. Это наш разведвзвод принял на себя первый удар «лесных теней», мы уходили от них под обстрелом, таща подраненного ими инспектора из штаба.

— И в следующий раз, — подхватил Тони, — когда разведчики столкнулись с вашими «на ножах», мы тоже были с ними.

— А когда вы сунулись к нам с найттачерами, Тони глушил их патронами от авиационной пушки из винтовки «торсо».

— Да, — поддержал напарника Тони. — А Джим забрасывал вас гранатами, а потом гнал, чтобы захватить живьем, но наткнулся на этого инженера… — Как его звали, Джим?

— Сэмюэль Панфейн, именно он рассказал нам о составе и целях вашей команды, майор Вагнер. А нашего парня, что погиб от пушки найттачера, звали Франц Ли Чиккер, он былхорошим разведчиком.

Воцарилась тишина. Каждый по-своему переживал услышанное. Вагнер пытался судорожно сглотнуть и тряс головой, Моран по-прежнему молчал, а Готлиб отчаянно пытался сообразить, чем ему грозит это неожиданное открытие.

Наконец Вагнер поднялся, поднялись и напарники.

— Господа, — церемонно произнес майор, — позвольте поблагодарить вас за преподанный урок, я очень, очень вам благодарен…

С этими словами он крепко пожал руки Джиму и Тони, и они снова уселись в кресла. Воцарилась тишина.

— Теперь — о главном Вагнер откашлялся.

— В общем, мне удалось вернуться в Свазиленд, сообщить какую-то полезную информацию, и, слегка подлечившись, я вернулся в строй. Меня снова вернули на фабрику, чтобыя участвовал в подготовке новой модели найттачеров. Требовалось, чтобы кто-то имитировал физические нагрузки бойцов спецназа, и мне приходилось целыми днями, как какому-нибудь педику, обвесившись датчиками, скакать в резиновых трусиках. Когда весь этот бардак взорвали диверсанты…

На физиономии Джима появилась улыбка.

— Постойте, уж не станете ли вы утверждать, что имели к подрыву фабрик в Свазиленде какое-то отношение? — воскликнул подскочивший Готлиб.

— Да, сэр. Так получилось.

Воистину сегодня день великих откровений и великих совпадений! — по-своему отреагировал Вагнер.

— Моран, чего же вы молчите? — недовольно спросил Готлиб.

— А что я могу сказать? — развел тот руками. — Хорошо бы истолковать это совпадение как добрый знак. Везение нам очень бы пригодилось.

И вот, — как ни в чем не бывало продолжил Вагнер, — после ранения при подрыве фабрики я возвратился из госпиталя и снова попал на медицинскую комиссию. Начальники должны были решить, где теперь меня использовать, поскольку фабрику после разгрома куда-то перенесли. В комиссии был один очень важный этот… «бледнорожий легковес»,я их так теперь называю. Он пытался замаскироваться под обычного служащего, но власть из него так и перла. Во время перерыва вся комиссия куда-то вышла, а меня посадили в смежную комнату дожидаться начала следующего заседания. Через какое-то время, минут, может, через десять, в комнату заседаний кто-то вернулся и грозно так приказал прикрыть дверь, дескать, важный разговор. Потом послышались звуки кодирующего сервера, неизвестный выходил на связь через переносное устройство.

Вагнер перевел дух и рукавом пижамы промокнул на лбу пот, он как будто заново переживал прошлое.

— Он заговорил как-то странно, слова вроде знакомые, но они не складывались в смысловой рисунок. Я не сразу понял, что этот урод на ходу кодирует свое сообщение! Вы можете себе такое представить? — Вагнер постучал себя по лбу. — Держать в голове весь код и сразу же произносить готовые кодограммы из слов!

Вагнер развел руками и хлопнул себя по коленям.

— Так бы я ничего и не разобрал, но неожиданно в конце разговора он перешел на понятный нам язык. Он сказал: «Да, я понял, в Рионе через шестьдесят восемь дней. Конечно, ваше первейшество, отмены быть не может». И все, отключил связь. Я замер, мало ли что — заглянет в комнату, и тут же меня пристрелят. Но, на мое счастье, его отвлекли, пришел какой-то из его заместителей. Он спросил: «Что случилось, мой дирфакт?» — а этот ему отвечает: «Я должен немедленно уехать, нужно начать приготовления к важному событию». Тот, второй, сразу спросил: «К какому?» И этот, первый, отвечает: «Первейший из наших представителей должен появиться в безвестном городке». И все на этом— они оба ушли, а потом и я выскользнул, вернулся, только когда комиссия уже снова заседала, меня отругали за опоздание, но я отоврался — живот, говорю, свело, в туалете просидел. Вот так-то.

После полуторачасовых излияний Вагнер Леон выглядел как выжатый лимон, и его увел санитар. В гостиной воцарилась тишина.

— Не помешало бы пообедать, — заметил Тони и постучал пальцем по столу.

Это можно организовать прямо здесь, — сказал Готлиб. — Вот только у нас нет тех разносолов, какими увлекается мистер Моран…

Сказано это было с долей неодобрения, на что Моран сейчас же отреагировал:

— Хорошая кулинария делу не вредит, напротив, она только обостряет интуицию.

— Чушь собачья.

— Ну, так будет еда или нет? — прервал их пикировку Тони. В его животе заурчало.