Чтение 9–й страницы книги ~Пирамида~

— Все равно лучше, наверное, отсидеться на самом нижнем уровне.

Сверху донесся еще один стонущий звук.

— Похоже, теперь пришла очередь и этого уровня.

Сэм первым двинулся по коридорам.

— Будем надеяться, что нас спасут раньше, чем закончатся уровни.

Возразить Ральфу было нечего, поэтому он молча последовал за товарищем.

Едва они добрались до лестницы, которая вела на третий уровень, как Сэм увидел Нормана — тот с расширенными от страха глазами выскакивал из шахты.

— Слава богу, вы живы! — выпалил он. — Мы уж не знали, чего и ожидать.

Следующим появился Денал. Сэм заметил в руках подростка лом.

Наконец наверх вылезла Мэгги.

— Что случилось? — сразу спросила она, выключая лампу Вуда.

— Верхний уровень обрушился, — ответил Сэм. — Раз верхние уровни такие ненадежные, мы решили укрыться на нижнем. На всякий случай.

— В общем, стараемся не нарываться, — заключила Мэгги.

Норман осмотрел лестницу.

— Выходит, снова вниз.

Сэм заметил, как Мэгги и Норман обменялись тревожными взглядами.

— В чем дело?

— Мы нашли Хуана и Мигеля, — признался Норман.

По тому, как он это сообщил, Сэм догадался, что охранники мертвы.

— Что с ними?

— Сам увидишь, — сказала Мэгги и отвернулась.

В полном молчании группа спустилась по лестнице к самому нижнему уровню раскопок. Вскоре Сэм уже разглядывал сорванные с двери затворы, наклонившись возле дверного проема.

— Вот сволочи... — еле слышно проворчал он.

— Они уже заплатили за свои злодеяния, Сэм, — мрачно сказала Мэгги. — Пойдем.

Девушка махнула рукой в сторону золотой комнаты и прошла следом за Сэмом, стараясь не отставать.

Направляя луч фонарика, Сэм быстро оглядел зал, не задерживая свет на изувеченных трупах. Юноша вдруг вспомнил, как несли на носилках окровавленные тела его родителей. Пристегнутый к заднему сиденью семейного «форда», Сэм отделался тогда лишь сломанной рукой. Он невольно потер ее.

— Как это произошло?

— В захоронении устроена ловушка, — пояснила Мэгги. — Послушай, как под полом крутятся лебедки.

— Не думал, что у инков была такая техника.

— Не было, но некоторые прибрежные индейцы преуспели в сооружении блоков для своих ирригационных систем. С их-то помощью... — Она пожала плечами.

Сэм послал луч фонарика на золотого вождя инков, который возвышался возле стены из черного гранита.

— Значит, ловушка... Один лишь взгляд на приз, и кому не захочется броситься вперед! — Сэм пробежался лучиком по узору из золотых и серебряных пластин и сразу все понял. — Нет уж, я в такие игры не играю.

Камни под их ногами загрохотали — с верхних уровней донесся низкий гул.

— Возможно, придется, — проговорила Мэгги. — Благодаря технике эта комната может оказаться самой безопасной, когда рухнет весь храм.

С порога их окликнул Ральф:

— Сэм, попробуй еще раз связаться с Сайксом! Поднажми на него! Тут все разваливается к чертовой матери!

Сэм включил рацию. Раздался сильный треск, но, когда Сэм перешел на передачу, шум сразу прекратился.

— Филипп, если ты меня слышишь, ответь. Прием.

В ответ опять послышался треск, затем — несколько слов:

— ...пытаемся расширить шахту, чтобы смогло копать больше рабочих... будем работать круглосуточно...

— Старайтесь пошустрее, Филипп! — настаивал Сэм. — Тут все шаткое, как карточный домик.

— ...делаю все возможное... чертовы рабочие не понимают...

Последовала долгая полоса помех.

— Без толку, — покачал головой Сэм. — Держи нас хотя бы в курсе! — Он выключил радио и повернулся к Мэгги. — Ждать придется долго.

Склонив голову набок, она прислушивалась к стонам храма.

— Надеюсь, у нас будет время, — с явным беспокойством ответила девушка.

Сэм попытался обнять ее за плечи, но она стряхнула его руку.

— Со мной все хорошо.

Сэм проследил за тем, как Мэгги вышла из золотой комнаты, и, осветив напоследок зал, повернулся, чтобы уйти, однако узор из золота и серебра не давал ему покоя. Рисунок представлял собой не просто шахматную доску, а сложное сочетание зигзагообразных дорожек с двумя прямоугольными золотыми островками — один в дальнем левом углу комнаты и еще один в ближнем правом.

Сэм остановился, размышляя над узором. Тот казался раздражающе знакомым. Юноша снова повернулся к полу, освещая его фонариком.

— Ты что там? — окликнула его Мэгги.

— Одну секунду. — Он шагнул к краю плиты и молча встал, стараясь успокоиться. Два трупа отвлекли его, завладели его вниманием прежде, чем он успел что-нибудь заметить. — Боже мой...

Мэгги осторожно подошла к нему.

— Что?

Сэм махнул фонариком на тридцать рядов пластин, каждая шириною в ярд.

— Ты права: здесь замешаны другие перуанские индейцы. Это не инки.

— О чем ты? — спросила Мэгги. — Статуя действительно похожа на инкскую.

— Я не о статуе. Наверное, инки поставили ее позже. Я имею в виду дверь, саму комнату. Ловушку.

— Не понимаю.

— Посмотри на узор. Он такой крупный, что я чуть не упустил его из виду. — Сэм показал лучом фонарика. — Ни у кого из племен древнего Перу — паракас, хуари, наска, мочика, даже у инков — не было письменности. Но их идеограммы и пиктограммы, обнаруженные на рисунках и вытканные на холстах, были тщательно продуманы, причем для каждого племени — свои. Посмотри на рисунок. Два золотых прямоугольника в противоположных углах зала соединены извилистыми линиями. Где-нибудь видела такое раньше?

Мэгги шагнула поближе.

— Господи, да ведь ты прав. Огромная пиктограмма... — Она обратила к Сэму блестящие от волнения глаза. — Это не инки, а мочика.

— То же самое подумал дядя Хэнк, — пробормотал Сэм с благоговейным страхом. — Мы находимся в пирамиде мочика.

— Что? Когда это профессор Конклин упоминал о племени мочика?

Сэм понял, что проболтался и выдал секрет дяди. Юноша вздохнул. Учитывая обстоятельства, любые секреты казались нелепыми.

— Послушай, Мэгги, мой дядя кое-что скрывает. — Сэм быстро рассказал о том, как профессор обнаружил, что Солнечная площадь совпадает с верхушкой пирамиды мочика, найденной на побережье. — Он сделал это открытие перед самым отъездом с мумией.

Мэгги нахмурилась.

— Значит, не у меня одной есть секреты...

Вспомнив, как он накинулся на девушку за то, что та скрыла кое-какие факты, Сэм покраснел.

— Извини.

Оба надолго замолчали. Наконец Мэгги нарушила молчание:

— Теперь кое-что ясно. Мочика были лучшими металлургами, чем инки, — этим объясняется сложное устройство комнаты. Кроме того, они строили для своих полей ирригационные системы и замысловатые каналы с примитивными насосами и другими механизмами. Если кто и мог соорудить такую ловушку, так только мочика. — Мэгги кивнула в сторону узора. — В эпиграфике ты ас. Что это означает?

Сэм объяснил, пользуясь фонариком как указкой.

— Смотри, как рисунок соединяется с двумя золотыми прямоугольниками. Он обозначает восхождение души из мира земного к царству духов и богов. По сути, это вход на небеса.

— Господи...

— И еще. — Сэм осветил потолок, зеркально повторявший узор на полу. — Каждой золотой половице соответствует серебряная на потолке, и наоборот. Мочика — и, выходит, инки тоже — верили в дуализм. На языке кечуа это ханантин и ханапак. Зеркальные образы, светлое и темное, верх и низ.

— Инь и ян, — подхватила Мэгги.

— Все верно. Дуализм присущ многим культурам.

— Значит, получается...

Взгляд девушки невольно скользнул к двум изувеченным трупам.

Сэм договорил за нее:

— Здесь же лежит и дорога в ад.* * *

Филипп смотрел с раскопок на обрушившуюся вершину горы. Вся крыша подземного храма осела, оставив засыпанный землей и камнями склон десятифутовой глубины. Над провалившейся горной вершиной, словно над курящимся вулканом, все еще висело грязное пятно дыма.

Филипп держался возле палатки связи, хотя в ближайшие полчаса не собирался связываться с Сэмом. Стараясь сохранить спокойствие, он обхватил себя руками. От местных рабочих почти не было толку. Разговаривать с этими дикарями он мог только языком жестов или с помощью рисунков, тем не менее индейцы часто понимали его неправильно.

Впрочем, Филипп начал подозревать, что некоторые «недоразумения» происходят не случайно, особенно после того, как, отмахнувшись от предупреждений Сэма, он настоялна том, чтобы индейцы попытались откопать старую шахту. Оценка техасца быстро оправдалась: когда рабочие попробовали освободить огромную гранитную глыбу, храм обвалился еще больше. При этом один из индейцев сломал ногу. С тех пор кечуа помрачнели и не спешили выполнять распоряжения Филиппа.

Во время последнего сеанса связи с Сэмом Филипп умело обошел вопрос о собственной ответственности за недавнюю трагедию. К счастью, плохая связь избавила аспиранта от необходимости объяснять все подробно.

Филипп бросил взгляд на кромку джунглей. Рабочие, по крайней мере, должны были отыскать частично прорытый туннель грабителей у подножия окруженной джунглями горы.Филипп подсчитал, что до храма предстояло проделать еще сорокафутовый туннель. При нынешней скорости на это уйдет дня четыре, а не два, как сообщалось Сэму.

«Если прежде не подоспеет подмога», — подумал Филипп. Если нет — студенты обречены. Дело даже не в храме; все большую опасность представляла нехватка воды. Помощь непременно должна прийти. Филиппу совсем не хотелось, чтобы его совесть — или анкету — омрачала чья-то гибель. Если его имя окажется замешано в таком скандале, можно лишиться будущего места в Гарварде.

Он заслонил глаза от послеполуденного солнца. На рассвете двое молодых рабочих побежали за помощью. Судя по их жилистым длинным ногам, они были способны сохранять темп бега в течение всего дня. Если так, они вот-вот доберутся до крошечного городка Виллакуача и позвонят по телефону. При надлежащем отклике в последующие два дня должна развернуться спасательная операция.

Филипп связывал все свои планы с одной надеждой — на спасение. Когда придет подмога, он освободится от прямой ответственности. Если даже студенты погибнут, виноват окажется не он один. Общая вина уменьшит пятно на его репутации.

Но он молился о появлении спасателей и по другой причине. Солнце близилось к закату, и еще одна долгая ночь в полном криков лесу страшила. Где-то там бродит ГильермоСала, наверняка ожидающий подходящего времени для нападения.

Вглядываясь в сторону городка Виллакуача, Филипп прошептал вслед двум индейцам: «Быстрей, засранцы».* * *

Отец Отера взглянул на заходящее солнце и накинул на голову капюшон. К полудню следующего дня они должны были добраться до раскопок.

— Вперед, — приказал он.

Следом за ним двинулись, стараясь не отставать, пять монахов в коричневых рясах. Безмолвие сумеречного леса тревожил лишь шорох одежды. Когда солнце начинало садиться, джунгли почему-то всегда затихали, словно лесные обитатели затаивали дыхание перед опасностями приближавшейся ночи. Вскоре выйдут на охоту ночные хищники.

Напряженная тишина позволила черноволосому монаху услышать треск ветки и чье-то неровное дыхание. Отера наклонил голову набок. Приближались два человека. Он поднял руку, и без единого слова все остановились. Церковь хорошо вымуштровала своих адептов.

Вскоре на тропинке появились двое полуголых индейцев. Их торсы блестели от пота. Было ясно, что эти исцарапанные и усталые люди бегут издалека.

В тени капюшона губы монаха растянулись в удовлетворенной улыбке. Хотя он ненавидел свое бедное детство, проведенное среди индейцев, теперь этот факт биографии мог оказать Отере неоценимую услугу. Мальчиком его дразнили и высмеивали за то, что он полукровка. Лесные тропинки становились его единственным убежищем от насмешек, и он прекрасно изучил джунгли. Отера знал, что за помощью пойдут именно по этой дороге. Он приветственно поднял ладонь.

Первый индеец, казалось, остерегался группы незнакомцев. Вполне разумно, ведь джунгли скрывали массу партизан и мародеров. Но вскоре индеец разглядел рясы и серебряные кресты. Он упал на колени, бормоча молитвы на гортанном языке.

Отец Отера склонил голову и скрестил руки в складках длинных рукавов. Одна рука коснулась рукоятки кинжала в спрятанных на запястье ножнах.

— Не бойся, сын мой. Расскажи мне о том, что случилось.

— Падре, мы бежим издалека. Ищем помощи. Мы работаем на американцев высоко в горах. Там случилось несчастье. Ужасное несчастье.

— Несчастье?

— Рухнул подземный могильник, и некоторые американцы застряли. Если мы не поспешим, они умрут.

Отец Отера печально покачал головой.

— Действительно ужасно, — произнес он на родном языке кечуа, хотя в глубине души это уязвляло его самолюбие.

Древний язык, бравший начало от языка инков, называемого руна сими, был слишком простым и примитивным, языком бедноты. Поэтому Отера не любил, когда его беглая речь на этом языке напоминала ему о собственных корнях. В сердце монаха вспыхнула ярость, однако он не выдал ее, укрыв лицо в тени широкого капюшона. Отец Отера молча выслушал сбивчивый рассказ индейца о взрыве и повреждении спутниковой связи. Монах лишь понимающе кивал.

— Так что мы должны торопиться, падре, пока еще не поздно.

Отец Отера облизал губы. Значит, на раскопках остался только один американец. Как удачно!

— Да, мы должны торопиться, — согласился монах. — Ты хорошо сделал, что принес нам эту новость, сын мой.

Индеец опустил голову в знак благодарности и облегчения.

Скользнув мимо коленопреклоненного рабочего, отец Отера приблизился к другому индейцу.

— Ты тоже хорошо сделал, сын мой.

Тот все время молчал и не опускался на колени. В его черных глазах застыла настороженность. Каким-то чудом почувствовав опасность, индеец отступил на шаг назад, но опоздал.

Отец Отера взмахнул спрятанным на запястье длинным лезвием. Руки индейца взметнулись к распоротому горлу, пытаясь сдержать хлынувшую кровь. Когда несчастный рухнул на колени, струя крови запачкала монаху рясу. «Поздно молиться, дикарь». Отец Отера скривился и пинком ноги опрокинул захлебывающегося кровью индейца на землю.

Перешагнув через тело, отец Отера продолжил путь. Когда другие монахи разделывались с первым бегуном, он не услышал ни звука и удовлетворенно кивнул.

Церковь действительно отлично их вымуштровала.* * *

Джоан пригубила вино — приличное марочное «мерло», не слишком сухое, со сладким ароматом. Она кивнула, и официант наполнил ей бокал.

— Отлично подчеркнет вкус ростбифа, — с робкой улыбкой заметила Джоан.

Генри улыбнулся ей в ответ с другого конца освещенного свечами стола.

— Судебный медэксперт и в придачу знаток вин. Ты не перестаешь меня удивлять. Насколько я помню, ты предпочитала пиво и текилу.

Джоан подавила смешок.

— Времени свойственно оттачивать вкусы. Так же как и желудку, который не переносит больше таких излишеств.

Она посмотрела на Генри. На нем, как и в молодости, безукоризненно сидел черный двубортный пиджак, надетый поверх накрахмаленной белой рубашки, что выгодно подчеркивало серебряную проседь в темных волосах профессора. С трудом верилось в то, что этот гладко выбритый и безупречно одетый человек неделю назад лазал по перуанским джунглям.

— Ты тоже меня удивляешь. Годы раскопок совсем на тебе не отразились.

С вилкой в руке Генри оторвал взгляд от остатков салата «Цезарь». Профессор озорно ухмыльнулся, и эта улыбка мысленно вернула Джоан в студенческие годы.

— Ну, доктор Энгель, — поддразнил он ее, — если бы не знал, то сказал бы, что ты пытаешься меня закадрить.

— Это был просто комплимент, профессор Конклин. И больше ничего. Всего лишь профессиональная этика. Я говорю его всем приезжим ученым.

— А-а, вот почему ты так популярна в университете.

Пряча улыбку, Генри подцепил вилкой гренок. Джоан хлестнула его салфеткой по руке, изображая обиду.

— Ой! — Генри потер пальцы, словно ему было больно. — Ну ладно, ладно... Тогда, наверное, нам лучше перейти прямо к делу.

— Может быть, и лучше, — проговорила Джоан с усталой улыбкой.

Они уже успели поделиться друг с другом прошлым. Джоан кивнула, когда Генри упомянул, что его жена скончалась от рака. Джоан слышала об этом от общих друзей. Примерно в то же время ее брак закончился разводом. Впоследствии оба целиком погрузились в работу, добившись признания каждый в своей области. Ни Генри, ни Джоан не искали ни с кем близких отношений. По-видимому, независимо от обстоятельств боль оставалась болью.

— Ты узнала что-нибудь новое о золотом составе из черепа мумии? — посерьезнев, спросил Генри.

Джоан выпрямилась, принимая более деловой вид.

— Не много. Лишь то, что это точно не золото. Плотная тягучая жидкость, при комнатной температуре податливая, словно мягкая глина. — Она пожала плечами. — Похоже, какой-то тяжелый сплав.

Сдвинув брови, Генри слегка покачал головой.

— Странно. Считается, что инки не достигли особых успехов в металлургии. Они даже не выплавляли железа. И вдруг смогли создать новый сплав...

— Что ж, значит, кое-чему все-таки научились. Наполнили же они череп мумии каким-то непонятным металлом.

— Да, пожалуй...

— Но зачем, по-твоему, им понадобилось наполнять череп металлом? — спросила Джоан.

— Могу только предположить. Инки относились к вместилищу мозга как к источнику силы. Они даже делали кубки из черепов убитых врагов. Наверное, боялись христианского Бога нашего монаха и совершили этот странный ритуал, чтобы избежать гнева чужого божества.

Джоан наморщила нос.

— Значит, они просверлили череп, извлекли мозг и в знак подношения чужому богу заполнили пустоту сплавом?

Генри неуверенно кивнул.

— Это только теория. Похоже, инки обожали трепанацию. Если собрать черепа со всего мира, по количеству изуродованных подобным образом у инков их окажется больше, чем у всех прочих. Готов побиться об заклад, что в этом действе есть какой-то религиозный смысл. Но пока это лишь теория.

— И по-моему, неплохая, — с улыбкой заметила Джоан. — Вероятно, завтра у меня будет для тебя больше ответов по поводу сплава. Я связалась с доктором Киркпатриком из Университета Джорджа Вашингтона, специалистом по металлам. Он мой должник и согласился подъехать к завтрашнему утру, чтобы посмотреть на вещество.

У Генри заблестели глаза.

— Мне бы хотелось быть рядом, когда он станет исследовать материал.

— Конечно... — Джоан почувствовала волнение. Она уже думала о том, как бы еще раз повидаться с Генри перед его отъездом, и вот он сам идет ей навстречу. — Это б-было бы замечательно... я всегда тебе рада.