Чтение 17–й страницы книги ~За други своя!~

На центральной площади, у церкви, стояла П-образная виселица. На груди повешенных священника и войта болтались одинаковые таблички: "Предатель", — гласили буквы глаголицы. К левому столбу был приколот официально отпечатанный лист с номером приказа и строчками линейного письма: "В связи с бандитскими действиями горских славянских отрядов, а также поддержкой, которую оказывает им местное население, местность от побережья Ан-Марья до Светлых Гор будет санирована в недельный срок."

…Йерикка, Олег и Богдан держались вместе. Богдан плакал в открытую и просил, чтобы из веси скорее ушли. Йерикка, казалось, что-то ищет. Олег просто ходил и часто сплевывал кислую слюну, а потом — широко зевал. Его вырвало в начале, когда, они сунулись в дом, где всю семью — от седого, как лунь, старика до грудного младенца — порубили саблями на кухне. Олег успел завернуть в чуланчик, никто ничего не заметил, но сейчас желудок крутило спазмами, а горло жгло…

…Около будки, оскалив зубы, лежал здоровенный кудлаш, пробитый очередью. Босые ноги маленького мальчика, пытавшегося спрятаться в будку, под защиту пса, были залиты кровью — будку прошили навылет, походя…

…Колодец, почти доверху наполненный окровавленными раздетыми трупами. На срубе — следы сабель, кто-то рубил руки людей, цеплявшихся за край, туда их бросали еще живыми…

…Превращенный в бойню хлев, груды сизых кишок и недоумевающие глаза все еще живой коровы, стоящей в собственных внутренностях…

…Распятая на обеденном столе восьмилетняя девочка — в руки и широко раскинутые ноги вбиты подковные гвозди. Очевидно, она была на редкость живуча, потому что в конце концов ей вбили между ног кол из затесанной ножки стола…

…Ряд других кольев — во дворе — с насаженными на них головами, тут же обезглавленные тела: старуха, овца, молодая женщина, двое мальчиков лет 10–12, крохотная девочка…

…Торчащий из земли ряд обгоревших черепов — кого-то закопали по шею, полили горючим и сожгли…

…За хлевом — просто вал из тридцати либо сорока расстрелянных людей, лежащих друг на друге…

…Котенок со свернутой шеей, голова мучительно смотрит за спину. Рядом — почти надвое разрубленная саблей пятилетняя девочка. "А у нас кошка вчера окотилась. Один котенок весь беленький, а остальные четверо все серые…"

…Скрюченные в судорогах тела удавленных на воротах — подросток с отрубленными половыми органами и его собака, ремни конской упряжи захлестнуты на шеях…

…Над остатками костра — зажаренные на листах железа неузнаваемые трупы, тут же — колода со спущенной, сгустившейся кровью, отстоявшейся уже плазмой…

…Телега, в оглобли которой впряжены шесть девушек. Они лежат в мокрой пыли, плечи и спины вздулись от ударов кнутом, ноги в крови. Кто-то катался, а потом, когда наразвлекался, просто перерезал всем горло…

…Выгребная яма с сорванной крышкой, в ней плавают утопленники…

…Кто-то из горцев нашел на развалинах дома щенка с обожженными задними лапками. Завернув плачущего кутенка в плащ, парень шал по улице, плакал и выкрикивал в небо, плачущее вместе с ним:

— Что ж то?! Где ж боги?! Что ж то?! Что?! Да ответьте мне, боги!..

… Ободранные, в струпьях засохшей крови, скрюченные тела — и тут же снятая с них кожа, вытянутые на палки внутренности…

…Превращенная в плаху колода для рубки мяса, горка голов рядом, руки, ноги я остатки четвертованных тел…

…Просто трупы на улице — этим повезло, их срезали очередями…

…Пепелище, из которого торчат, словно черные сухие ветки, обуглившиеся человеческие руки со скрюченными пальцами…

…Несколько девочек, посаженных животами на колья плетня…

…Трупы с вырезанными позвоночниками…

…Трупы с распоротыми животами, в которые кто-то оправлялся…

…Трупы изнасилованных мальчиков — изрубленные саблями…

…Трупы, трупы, трупы…

— Йерикка, Эрик, — кусая губы, спросил Олег, — за что же это?

Они стояли во дворе дома. Около расщепленной пулями стены лежали тела старика, старухи и двух мужчин. По всему двору валялись ошметки еще нескольких, совершенно уже неузнаваемых, тел. Отрубленная коровья голова, вся в сосульках крови, безумными глазами взирала на мир с воротного столба.

— Весь помогала нам, — угрюмо ответил Йерикка.

— Выходит, их убили мы?! — сипло и тонко спросил Богдан. — Так стало?

— Посмотри, — Йерикка повел вокруг ладонью, — вот это — Рысье Логово.

Богдан огляделся, словно увидел все заново. И побелел — представил. Потом — кивнул.

Олег увел младшего друга со двора. Йерикка стоял, пощелкивая ногтем по кобуре пистолета. Стоял, смотрел, запоминал… Коровья туша, лежавшая у дверей хлева со вспоротым брюхом, вдруг зашевелилась, заколыхалась, и из нее выбрался человек.

Это был старик, ярко-алый и голый. Борода, усы, волосы слиплись от крови. Несколько секунд он стоял, качаясь и поводя стеклянными глазами. Потом увидел неподвижного Йерикку. Рыжеволосый горец смотрел на старика, и тот двинулся к мальчишке, странно приседая. В алой маске прорезалась черная щель:

— Зачем вы пришли? — каркнул голос. — Зачем пришли, кто вас звал?! Мы тихо жили. Мы мирно жили. Зачем пришли?! Из-за вас это! Из-за…

Подхватив камень с земли, он заковылял к Иерикке, булькая и сипя. Горец спокойно смотрел на него, на то, как текут по щекам, превращаясь в капли крови, слезы, на то, как прыгает кровавый колтун бороды… Когда старику оставалось сделать два шага, и он замахнулся, Йерикка выхватил «парабеллум» и выстрелил от бедра, не поднимая руки.

— Тихо жили. Мирно жили, — задумчиво сказал Йерикка. И добавил совсем по-другому, с ожесточенной, тяжелой злобой: — По законам божиим!

— Ты что тут?!. - во двор вбежал Олег, следом — Богдан, оба с автоматами наперевес. — Чего палишь?!

Они не заметили старика. Тот совершенно не выбивался из окружающей картины.

— Салют, — криво усмехнулся Йерикка. Олег глядел, на него непонимающе. — Очередной салют человеческому смирению… — и забормотал, словно молился: — "…и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим…" Кого же из нас сделали за шестьдесят всего лет…

Лицо Олега стало в с тревоженным. Он осторожно спросил:

— Ты хорошо себя чувствуешь?

И тогда Йерикка захохотал. Он смеялся искренне и весело, глядя на друзей, таращащихся на него, и смеялся снова, покачиваясь, а потом спросил, все еще хихикая:

— Ты сам-то понял, что спросил?! "Ты хорошо себя чувствуешь?"! — передразнил он Олега. — Да великолепно! Приятная погода, приятное место… Ты мне лучше скажи, глупый землянин, можно ли остановить ненависть, не отвечая на зло — злом и милосердно простив ЭТО?!* * *

Гоймир не отдал никакого приказа. Ребята собрались у виселицы на площади, все была взбудоражены, все орали, и каждый орал свое. Кто-то — что надо уходить отсюда, как ушел Квитко. Кто-то — что он лично хрена уйдет, не отыскав тех, кто все это учинил. Кто-то просто сбивчиво пересказывал увиденное, словно другие не видели того же. Тогда Гоймир криком установил тишину и предложил говорить по очереди. Сразу же закричал Хмур:

— Уходить часом! До гор, как Квитко… как чета его…

— Четы Квитко больше нет, — возразил Йерикка.

— Как то нет?! — вскинулся Данок. — Верно Хмур говорит, уходом уходить, отдохнуть — сколь сделали…

— Молчком будь, брат, — оборвал его Резан. — Йерикка прав, Квитко побили. Сам он от боя отошел — отрезанный ломоть делу нашему. Я так за то, чтоб тут драться!

— Без ума ты! — крикнул Холод. — Без ума, Родом клянусь! Как драться станем?! Писано — вычистят тут все окоем, как метлой пройдут! Пожгут все, а кто и уцелеет — нас возненавидит люто, недели не простоим!

— Так, — поддержал брата Морок.

— Так разом сколь сможем драться надо! — закричал Одрин. — Не неделю — так день единый, а там как будет, то и пусть!

— Верно! — взмахнул мечом Краслав. — Месть мстить! Кто Белой Девки боится — у печи сиднем сидеть стало!

— Никто не боится, — возразил Твердислав. — Тут за другое — не без ума ли сгинем? Что сделать успеем?

— Хоть малость! — ответил Мирослав. — Мы было рвали погань тут, как тряпку гнилую. Все видели — бьем мы их! Так и дальше станем!

— Налетом побеждали, — отмахнулся Ревок. — А часом они в разум вошли. Пожмут нас тиском к Светлым Горам — то ли сведут всех, то ли и так уйти понудят.

— То может, — Святомир поглаживал щенка, уснувшего у него на руках, — но про то мы им не один зуб вышибем, все труднее станется родину нашу грызть. В разум не возьму — как можно от борьбы отречься?

— Не мажь, — возразил, покачав головой, Рван, — никто не отрекается. Прошлым — не мы ли в горы уходили, как подожмет?

— Верно, — кивнул Яромир.

— Это ты мажешь, — возразил Олег. — Ребята, вы еще вот о чем подумайте — ведь это мы местных в войну втянули! Поймите — уйдем, нет, а их все равно убивать будут! Мы должны остаться и хоть попытаться помочь, хоть попробовать!

— За лесовиков шею подставлять? — фыркнул Гостимир.

— Так не за лесовиков! — вскочил Богдан. — Не за лесовиков! За землю нашу, за тем ведь шли сюда! Драться надо, пока силы есть! Здесь драться — не за тридевять земель!

— Все, тихо-т, — Гоймир тоже поднялся и оперся на меч, поставленный меж ног. — Все слово сказали? Восемь уходить не хотят. Девять — уходом мыслят. Княжий голос по Верье за два тянет — так ли?

— Так…

— Верно то…

— Говори, князь…

— Так…

— Точно…

— Ну и слушайте меня, — он развернул, достав из крошна, листок из блокнота. — Часом вы весью ходили, а я рацию Гостимирову слушал. Вот то и записал — мнится мне, чтонепрестанно передают. Вот… "Всем, всем, всем в пределах слышимости. Говорит Стрелково. Руеня 7 числа, — это по-вчера! — наша весь подверглась нападению карателей. Нападение отбито силами жителей. Войско противника, до четырех тысяч человек с техникой окружает весь. Понимая, что сопротивляться тщетно, мы решили все же не оставлять врагу землю дедов и наши дома на разграбление. Встаем всем миром. Отбиться не сможем. Прощайте, братья, помните нас, павших за веру и отечество в бою неравном против нечисти данванской и их выслугов. Слава славянам!" — Гоймир сложил листок и добавил: — И вот то — заново и заново.

О чем думали остальные — Олег, если честно, не догадывался. А перед его

мысленным взором, если так можно сказать, промелькнули лица женщин, накрывавших стол для двух десятков голодных парней — как для своих сыновей. Лица — и все.

— Теперь, — Гоймир оглядел всех, — я свои два голоса кладу за уход в горы. Все. Идем.

Олег увидел, как Йерикка недоуменно вскинул голову. И хотел сам заорать что-нибудь злое… Но его опередил Гостимир:

— Нет! Нет, Гоймир!

— Веди на Стрелково, Гоймир! — закричал Рван. — Веди, князь!

— Не подмогу братьям! — крикнул Хмур.

— Поможем! — заорал, подбрасывая пулемет, Ревок. — А поможем!

— Нас всего и есть восемьнадесят! — крикнул Гоймир, вздевая руки. Но в ответ слышалось:

— Веди!

— Стать так!

— Добро — ляжем, не будет нам позора!

— Веди, Гоймир!

— Явный перевес большинством голосов, — удовлетворенно заметил Гоймир и выхватил меч. Взметнул его над головой: — Рысь!..

….Кольцо-коло горцев неслось то в одну сторону, то в другую — в вихре развевающихся плащей. Мечи искрами вспыхивали над головами. "Рысь! Рысь! Рысь! Рысь!" — уже исступленно выхаркивали мальчишки, убыстряя темп. И вместе со всеми несся в кольце Олег. Он и раньше плясал эту пляску — боевую пляску горцев. Но плясал просто так… просто так…

Он вообще многое раньше делал просто так — говорил какие-то слова, в чем-то клялся, кого-то ненавидел, во что-то верил… Смысл, настоящий смысл, все это начало. Обретать лишь теперь. Оказывается, то, что он просто твердил, как заученные истины — Родина, любовь, братство по оружию, честь — и вправду имеет его, этот смысл. Только он недля повседневного употребления.* * *

Бабу Стешу сожгли на костре. Очевидно, не слишком старались — черты обугленного лица еще были различимы. Старая ведунья смотрела пустыми глазницами на пепелище своего дома.

Олег встал на колено возле развалин и соскреб слой гари с крайнего бревна.

— Не-ет, — протянул он, поднимаясь на ноги, — это они уже зря. Честное слово, они это зря… — он вытер ладонь о другую и, достав меч, коснулся рысьеголовой рукоятью обгоревшей груди старухи.

Сосенкин Яр постигла, та же судьба, что и Каменный Увал, и еще несколько весок, попавшихся на пути горцев. Весь была вырезана и выжжена с той же бессмысленной и беспощадной жестокостью, что и все остальные. В живых не осталось никого.

— Припасы пропали, — сообщил Резан, вместе с несколькими парнями обшаривавший развалины. Гоймир плюнул. Охота в этих местах просто не могла быть удачной. За прошлые сутки чета ничего не ела, кроме ягод, а это для нормального мальчишки не еда.

— По вечеру консервы доедим, — решил он. — На варево хватит? — Хватит.

— Да уймется этот поганый дождь-от?! — раздраженно процедил, подходя, Святомир. Йерикка, проверявший чехол на стволе пуле мета, ответил:

— Ага. Когда снег пойдет.

— Я часом не слишком шутки понимаю, — ответил Святомир.

— Как и вчера, — добавил Твердислав, — и по жизни.

Святомир посмотрел на него волком, но ничего не сказал. А Гоймир вздохнул, и в голосе его прорвалась усталость:

— Пошли.

Олег подумал — в словах Твердислава ему что-то показалось странным и знакомым. Они успели отшагать полверсты, прежде чем он понял — Твердислав сказал: "По жизни". Слова из прошлого Олега. Из другого мира.

…На этот раз они шли не по тропкам, показанным Володькой, а напрямую, не очень опасаясь — даже скорее желая! — встречи с врагом. Неясно оставалось, везло им, или ещекак, но за двое суток пути не встретился вообще никто, кроме нескольких трупов, хотя выстрелы они слышали часто, а какие-то дымы, размытые дождем, почти непрерывно тянулись по горизонту. Хотя — что значит «какие-то»? С дымами все было ясно…

Консервы были доедены. Сожрали и какую-то спятившую птицу, попавшуюся на пути, начали посматривать на щенка, который уже сам бежал рядом со Святомиром — но пока больше в шутку. Грибы и прочая съедобность, на кото рую, вопреки распространенному мнению, щедра северная природа, помогали все-таки не очень оголодать, хотя Олег засыпал и просыпался с незнакомым ранее сосущим чувством в желудке. Это и был ГОЛОД — ощущение для Олега совершенно новое, никогда ранее не испытанное.

Спокойная жизнь окончилась вечером третьего дня, когда до Стрелково оставалось совсем немного. Большинство парней уже устроились под кустиками и упросили Гостимира спеть, только Одрин и Рван еще рыскали где-то по кустам, выискивая жратву.

В том, что запел Гостимир, Олег тут же узнал стихи своего деда — он читал их в книге "Нас не нужно жалеть"…Руки по швам! Руки по швам!Дождь моросит, дождь моросит.Девчонок и писем не будет вам.Дождь моросит, дождь моросит.Три дня и три ночи во сне не спишь.Лицо моросит, а глаза глядят.Руки по швам! Перед кем стоишь?!Сухие пайки моросят, лейтенант!Сухие пайки с четырех сторон!Стой! Кто идет?!. Дождь моросит!..Меняю письмо на сухой патрон!..Эй, лейтенант!.. Лейтенант убит.

— А то самое то, — подвел итог Ревок, когда песня закончилась. — Ужин наш где?

— Подбегает к Светлым Горам, — хмыкнул Олег. — Кто за ним погонится?

— За чем? — Йерикка, читавший всю ту же Библию, поднял голову.

— За ужином, — пояснил Олег, подстилая часть плаща под себя. — На кой палец я это делаю, все равно уже промокло все сквозняком…

— За каким ужином? — не понял Йерикка. Олег вздохнул:

— Попал в вагон для курящих…

— Идут наши-то, — подал голос Яромир.

Но это был только Одрин — и он не шел, а бежал, причем со всех ног.

— Хангары, выжлоки! — выпалил он, еще не добежав. — Десятков аж шесть! За полверсты отсюда, тропой едут!

Повскакали сразу все. И Олег отчетливо увидел снова — встало из памяти — следы сабель на трупах и конские копыта, испятнавшие грязь…

…Хангары застряли на тропке по каким-то лишь им известным причинам. Большинство сидели в седлах, но двое или трое рыскали вокруг общего строя на своих кривых двоих. При этом все непрестанно сопели, хрюкали, визжали и хрипели — разговаривали, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг.

— Это вам за Квитко с его мальчишками, золотые мои, — сообщил Йерикка злорадно, устраивая пулемет в развилке деревца. «Дегтярь» загремел ровно и четко, словно выговаривая один дробный слог, а уже через секунду к его скороговорке присоединились остальные стволы.

— Хррраааа! Салаван! (Славяне!) — раздался истошный сакраментальный вопль. И сменился нечленораздельными криками, руганью и стонами, которые забивал огонь.

Хангары метнулись врассыпную — самое умное, что можно было сделать в их положении. Кони визжали, рушились с разбегу на мокрую землю, вышвыривая всадников в тяжелыхбесполезных доспехах из седел. Кое-кто, не разобравшись, поскакал на огонь — очереди порвали их в клочья. Выбегая на тропу, горцы стреляли вслед спасающимся.

Около сорока трупов острлвсь лежать на месте с полутора десятками конских туш. Несколько коней ржали, силясь подняться, да и среди «убитых» наверняка были живые. Горцы занялись поисками.

Олег в них не участвовал. Он знал, чем все это кончится — но больше не жалел, тех кого найдут его друзья.

— Зачем ты снайперку с собой таскаешь? — поинтересовался Йерикка. Вопрос был странным, и Олег, пожав плечами, ничего не ответил. Он действительно еще ни разу не воспользовался "мосинкой".

Удалось разыскать троих легкораненых. Восьмерых раненых тяжело горцы добили на месте, даже не поднимая с земли. А этих троих, поставив на подгибающиеся ноги, вытащили на середину тропы, и Гоймир подошел к ним, держа в руке меч, опущенный книзу.

— Так что молчком стоите? — спросил он, зло улыбаясь. — Что не скажете ничего? Хорошо ли гостили по вескам да починкам, добро ли вас хозяева, принимали, чем за постой расплачивались? — концом меча он поднял подбородок пожилого хангара, стоявшего в центре. — По нраву ли земля наша, козлобородый? Полюбилось гулять по ней? Так мывам честь великую окажем. Навечно часом в ней поселим. Мы не жалуем. У нас земли про всех припасено… А ну, парни, отешите-ка колышки дорогим гостям — чтоб повыше сиделось да подале гляделось!

Несколько мальчишек бросились выполнять приказание. Олег, прислонившись к дереву, грыз сосновую иголку, равнодушно глядя на происходящее. Еще три месяца назад он пришел бы в ужас от того, что предстояло увидеть. Неделю назад — достал бы наган и застрелял пленных раньше, чем горцы приготовят колья. Сейчас все поменялось. Война перечеркнула, все цвета, оставив черный и белый — два настоящих цвета, только и существующих в мире. Война стерла все знаки вопроса, оставив лишь точки. Он взял меч из руки Перуна. Нечего жаловаться и ужасаться.

С тем же равнодушием он смотрел, как его друзья сажают воющих хангаров на колья, как эти колья с раскачивающимися телами поднимают над тропой… А потом над деревьями с воем распустился цветок ракеты.

— Похоже, мы тут задержались, — процедил Йерикка. — Подваливает Кощеево отродье!

— Уходим! — махнул рукой Гоймир, но Олег схватил его за рукав:

— Погоди! Зачем бежать?

— Что хочешь? — сухо и деловито спросил Гоймир.

— Подшибу нескольких, — Олег подбросил на плече снайлерку. — Оставь мне вон Ревка с пулеметом. Выжлоки на меня повалят, он их посечет. Потом побежим — так, чтобы они нас видели. Не может же быть, чтоб им не захотелось нас живыми взять! А вы будете ждать в полуверсте во-он туда. Они как раз выйдут правым краем на ваш огонь.

Несколько секунд Гоймир смотрел в лицо Олега. Потом резко кивнул:

— Добро. Делай.* * *

Устроившись у корней сосны, Олег разметал и пересыпал опавшие иглы, протирал оптику, вслушивался в то, как Ревок мурлычет в десятке шагов очень знакомое:

— Вправо, влево руль -

Правду говорю,

вру ль… — и вдруг сразу заткнулся, а Олег увидел далеко впереди мелькающие между деревьями силуэты конных. До них — идущих шагом — было с полверсты.

Вытерев внезапно вспотевшую ладонь о мокрую от дождя штанину, мальчишка взялся за винтовку и, вжав приклад в плечо, припал к удобно закрытому резиновой «гармошкой» четырехкратному прицела.

Словно одним скачком враги приблизились на две сотни метров. Сперва Олег никого не увидел — качались сосны… Неспешно и плавно он повел винтовкой — в прицел попало темное лицо под плоским шлемом, украшенным пучками перьев. Хангар не боялся — поблизости врага не было, а вдали он не опасен в лесу.

Олег ощутил, что дрожит. Слишком близко было это лицо, слишком спокойным оно выглядело… Но дрожал он не только от этого — на миг пришло ощущение, что он, Олег — бог. Он может помиловать или убить. И с великодушием бога он отвел винтовку, прицелился в другого хангара… Подумал: "Черт с ним, пусть живет!" — и повел винтовку дальше… а потом поймал себя на мысли, что просто тянет время, чтобы не убивать ничего не подозревающих живых существ. Он вернул прицел обратно. Задержал дыхание, выбирая холостой ход спуска.

Крах! Не отрывая глаз от прицела, Олег рванул удобный, отогнутый книзу затвор. Крах! Ехавший позади хангар недоуменно вскинул глаза на своего падающего из седла товарища — и свалился тоже, успев судорожно схватиться рукой за левый бок. Крах! Выпустив бунчук, грохнулся на сырую хвою третий, совсем молодой.

— Куда вам деться? Мой выстрел — хлоп!

Девятка в сердце, десятка в лоб… — усмехнулся Олег, вновь передергивая затвор. — А по-дож-де-ом…

Хангары соскакивали наземь, неловко ложились за деревья. Некоторых можно было подстрелить уже сейчас, но Олег ждал. Их командиры должны понять — впереди только снайпер. Тогда они попытаются смять его натиском. Олег молил всех богов, чтобы у хангаров хватило смелости наступать. Глупо выйдет, если они вот так просто и будут лежать… Мальчишка хихикнул. Вот будет картинка!

Хангары начали подниматься. Стреляя наобум из винтовок — даже не туда, где лежали ребята. Доносились их крики, и вот уже все прыгают в седла, гонят коней вверх по склону среди сосен и стреляют на скаку… Пули распевали песенки очень высоко, хотя и густо — Олег мог бы, пожалуй, встать в рост, все равно не

зацепит.

Крах! Богато одетый хангар полетел с седла. Крах! Еще один — в расшитом халате поверх тусклого мерцания доспехов — улегся на конскую гриву. Хангары тут же спешились вновь.

Олег перезарядил винтовку. Хангары снова вскакивали в седла, и Олег расстрелял по ним вторую обойму, ни разу не промазав и заставив вновь попадать.

— Лечь-встать, лечь-встать, — пробормотал Олег, вставляя третью обойму и дергая затвор. — Игрушки в детском садике…

"А ведь страшно, наверное, вот так бежать на огонь и знать, что не можешь ответить, — подумал Олег. — Ладно, они там что — опять вскочили?"

На этот раз он дал им подбежать на шестьсот шагов. Крах! Еще какой-то начальник кувыркнулся через круп коня. Крах! Схватился за живот, роняя свое оружие, упал в папоротник пулеметчик. На таком расстоянии захочешь — не смажешь с прицелом…

Но тут уже следовало опасаться. И винтовка и пулемет вполне могут достать. "Пусть сделают еще перебежку, — решил Олег, — только одну. Глупо поймать пулю здесь и сейчас."

Крах! Свалился пулеметчик. Крах! Еще один. Хангары скакали вверх по склону, прячась за конскими гривами. Олег поднял ладонь над плечом и махнул в сторону Ревка. Тот хладнокровно выждал момент и нажал спуск РПД.