Чтение 36–й страницы книги ~За други своя!~

Олег еще никогда так никого не ненавидел, как тех, наверху. Смешались и разбившийся Хмур, и окровавленные пальцы, и пистолет Йерикки, и часы, проведенные в этих скалах, и то, что приходится прятаться…

…С коротким щелчком, похожие на выстрел, под ногой Олега обломился каменный уступ. В этот миг он даже не успел испугаться — тошнотворный, похожий на прокисшую кашустрах пришел лишь когда он висел, намертво вцепившись в камни обеими руками, а Йерикка протягивал ему перевязь меча.

— Что там такое? — послышался наверху ужасный безжизненный голос. — Посмотри.

Горцы вдавились в камни. Йерикка достал пистолет вновь — но теперь уже с явным намерением разнести череп любому, кто их заметит. Олег опустил голову — не от отрази,а чтобы его лицо, белое на фоне камня, не выдало их врагу.

Очевидно, тот, наверху, не имел никакой охоты смотреть в пропасть. Ход его мыслей был ясен — кто там может быть?! Он едва заглянул вниз — и конечно с высоты трехэтажки не различил горцев среди камней. Было слышно, как он докладывает данвану, что все спокойно… ну, в каком-то смысле все и впрямь было спокойно, ведь мальчишки не то что не двигались, но даже не дышали!

Казалось, века прошли, прежде чем Йерикка оттолкнулся от скалы и подал рукой знак: вперед и вверх. Пора было выбираться в тыл врага.

В месте подъема скала оказалась почти отвесной. То ли от страха, то ли еще как, но Олегу показалось, что она загибается наружу! Но вот Йерикка чуточку высунулся над краем обрыва… Вот — легким, пластичным движением вынес себя на край, развернулся на животе и протянул руку вниз, помогая выбраться Олегу.

Когда наверху оказались все, то еще несколько минут они просто лежали во мху, не двигаясь и закрыв глаза. И каждый старался не думать, что эту дорогу придется проходить снова. И что Хмур, наверное, уже погрузился на дно… а к вечеру, может быть, и они присоединятся к нему. Не то чтобы так уж пугала эта мысль — но и приятной не была, это точно.

Наконец Йерикка завозился и, перевернувшись на живот, внимательно осмотрелся. От позиций стрелков, находившейся за полсотни сажен всего, их отделял естественный вал, похожий на вздыбившуюся и окаменевшую волну. Почти от того места, где они залегли, начиналось главное понижение, кое-где росли одинокие сосны, окруженные подушками мха. В полуверсте стояли три орудия — длинноствольные, на разлапистых треногах-лафетах, колес Олег не видел. Двое часовых ходили контркурсами параллельно друг другу. Чуть дальше виднелись четыре палатки и вельбот, затянутый чехлом.

Олег, лежавший рядом, неловко молчал. Но Йерикка уже забыл о том эпизоде на скалах.

— Идем по одному через каждые десять счетов, — прошептал он. — Собираемся во-он у того валуна. Святомир, пошел, Вольг, считай.

Святомир побежал, скрываясь за камнями, насколько позволяла местность и держа у бедра РПК — РПК убитого Холода. Он был почти незаметен — скорее просто движущееся размытое пятно, не человек.

— Вольг, пошел, Рван, считай.

Ощущая себя совершенно беззащитным, Олег побежал. Почему-то он старался бежать именно по следу Святомира, будто это имело какое-то значение. А тот вдруг упал — словно в землю провалился — и Олег упал тоже, вжавшие в мох.

Оказалось — не напрасно. Чертовы камни, не поймешь, кто, когда, откуда

— появляется! Двое стрелков с закинутыми за плени винтовками шли рядом со стороны каменного гребня. На фоне неба их фигуры рисовались черными силуэтами. Это были, похоже, все-таки не стрелки, а артиллеристы. Они прошли так близко от Олега — между ним и Святомиром — что мальчишка различил их лица, услышал дыхание и разговор:

— Тысяч сорок скучковалось, куда! А какой наигрыш — упад!

— Придурь это, мне такое не прет…

— Да у тебя задвиги по наигрышу, все не как у людей…

По подошве щелкнули. Олег обернулся — это был Йерикка, лицо холодно-азартное. Он провел пальцем по горлу и показал на удаляющиеся спины. Потом дернул себя за плащ.

Олег кивнул, выставив большой палец — жест неизвестный тут, но понятный. Он понял — нужна форма. Йерикка подал сигнал Святомиру.

Олег вытащил камас и, мягко поднявшись, прыжками начал нагонять тех двоих. Они еще шли, разговаривали о чем-то своем, смеялись, спорили… Олег сделал два последних больших уже не шага, а прыжка — метнулся на спину тому, что справа, рванул за волосы на себя его голову и полоснул изгибом клинка по шее — вмах, слева направо. И вдавил лицо уже упавшего в мох, чувствуя, как содрогается умиравшее тело. Он не видел, как Святомир, выскочив буквально из-под ног второго артиллериста, зажал ему рот ладонью, толкнул голову от себя и вогнал камас под челюсть. Потом, уже опуская убитого на мох, выдернул окровавленное лезвие и встал на колено, оглядываясь…

…Переодевались Рван и Святомир. Длинные волосы пришлось оттянуть назад и убрать за воротники курток, оружие оставить. В целом ребята были довольно похожи на погибших артиллеристов — лицами, цветом волос и глаз, сложением… конечно, и на батарее все друг друга знают, маскировка может оказаться ненадежной, но лучше так, чем никак.

Рван и Святомир неспешно зашагали дальше. Олегу и Йерикке оставалось лишь ползти, проклиная все на свете. Часовые издалека взглянули на приближающихся людей и больше не смотрели — свои. А зря — свои-то лежали сейчас в вереске, и шли самые что ни на есть чужие.

"И чего я в это ввязался? — мрачно размышлял Олег, то и дело попадая коленками и локтями на камни. — Стреляю я неплохо, чего скромничать, но вот ползать мне как-то…"

Святомир и Рван поступили очень умно — подошли с таким расчетом, чтобы один из часовых находился к ним спиной, а второго отделяло орудие. Бросок — часовой рухнул с камасом в затылке. Рван, выждав момент, вывернулся из-за пушки лицо в лицо со вторым часовым и ударил его в горло.

Теперь Йерикка и Олег вскочили и, подбежав в рост, присели возле лафетов. Йерикка отдал команду:

— Рван, займись вельботом, Святомир — палатками, Вольг — снимай приделы.

Сам Йерикка, открывая затворы орудий, заталкивал туда обтянутые пленкой заряды пластита и выводил наружу детонационные шнуры. Олег прикладом «калаша» калечил прицелы — благо, их, как и всякую тонкую технику, легко было вывести из строя.

Артиллеристы спали, наломавшись за ночь. Святомир размещал у входов те же заряды взрывчатки, используя как инициаторы РГД на растяжках. Рван устроил два заряда подднищем вельбота. И все-таки слишком уж гладко все было. А подобная гладкость кончается плохо. Из крайней палатки, к которой как раз подобрался Святомир, зевая, вышелсолдат. На самого Святомира, возившегося у входа, что самое интересное, артиллерист не обратил внимания — тот все еще был в форме — а вот Йерикку и Олега увидел. Широко раскрыл глаза и завопил:

— Партизаны-ы!!!

Йерикка, взвившись в прыжке, обеими руками обрушил меч на плечо крикуна, разрубив его до паха наискось. Олег побежал вдоль пушек, поджигая шнуры и с трудом подавляя желание оглянуться — позади вовсю гремели уже взрывы, пытавшиеся выскочить из палаток, гибли сами и убивали своих товарищей. Йерикка без размышлений полоснул огнем по единственной не заминированной палатке, свалив ее пулями — судя по тому, что под оливковой грудой никто не шевелился, пули достали всех.

Олег поспешно отбежал от орудий — вовремя, первый взрыв разорвал крайнему казенник. Махнув рукой Йерикке, Олег огляделся… и совершенно неожиданно увидел офицера.То, что это офицер, он понял сразу — хотя так и не научился до сих пор разбираться в званиях и знаках различий врагов — еще до того, как офицер начал поднимать пистолет… медленно, будто раздумывал, стрелять или нет, хотя — над чем тут можно было раздумывать? Олег врезал ему в пояс из автомата, яростно завопив:

— Откуда он выскочил?!

— Должно, задом выполз, — ответил Рван. Олег, перепрыгнув через остатки взорванной взрывом палатки, подскочил к офицеру.

Тот был еще жив. Правда, судя по всему, всей жизни ему оставалось несколько минут — он буквально плавал в своей крови, дымившейся на прохладном воздухе. Однако лицо офицера оставалось спокойным, а глаза — внимательными и чистыми.

Брезгливо-осторожным ударом ноги Олег отшвырнул подальше пистолет и опустился на колено.

— Молодцы, — негромко, но без предсмертной одышки оказал офицер. Олегу показалось, что он ослышался, но тот повторил со странным удовлетворением: — Молодцы, отлично сделано…

— Почему ты хвалишь нас? — спросил Олег, ощущая неожиданную робость и уважение: — Мы убили тебя, и ты должен нас ненавидеть.

Офицер застонал, но тут же улыбнулся:

— Я вас ненавижу… Вы не даете нашему народу умереть спокойно… пробуждаете ложные надежды и заставляете испытывать стыд… Но данванов я ненавижу еще больше — ониотняли у нас разум… — он судорожно свел ладони на окровавленном животе, со свистом втянул воздух и продолжал: — А больше всего я ненавижу себя… за то, что сражался против вас… запомни, горец, нас надо перебить без жалости, мы — смертельно больны, мы — зараза… мы — вот наши враги, не… не данваны… кххха… — он выплюнул кровь.

— Мы никого не хотели убивать, — сказал Олег. Сказал правду… и ему почему-то стало очень горько, словно его незаслуженно и больно оскорбили. — И не хотим.

Но офицер уже не слышал. Его глаза покрывала пыль, оскал блестел алым,

Мальчишка, помедлив, закрыл ему глаза и вытер о мох испачканную в крови ладонь. Потом огляделся.

Остальные стояли за подорванными орудиями, внимательно глядя в сторону каменного гребня. Олег взглянул в другую сторону… и оказался лицом к лицу с солдатом.

В его глазах — огромных от ужаса — были слезы и животный страх. Артиллерист, стоя на четвереньках, смотрел из-под сорванного полотнища палатки. С виска капала кровь. Умоляющим медленным жестом он протянул руку с пляшущими пальцами к Олегу;

— Не стреляй… — послышался севший голос. — Пожалуйста, не стреляй… П-пожалуйста… не убивай меня… — он плакал, и рука, протянутая к Олегу, тряслась.

— Откуда ты такой взялся на мою голову… — проворчал Олег, убирая автомат. Оглянулся на горцев еще раз и указал рукой: — Мотай отсюда. Давай, бегом! — и слегка хлопнул по земле ладонью, словно спугивал животное.

Артиллерист выскочил из-под брезента и, вскочив на ноги, побежал, спотыкаясь, к соснам неподалеку. Однако, было ему суждено пробежать шагов полсотни, не больше. Загремел «дегтярев», и бедняга, кувыркнувшись через голову, скорчился в вереске.

— На х…?! — разъяренно обернулся Олег. Йерикка, спокойно поднимая ствол пулемета вверх, скользнул по другу отсутствующим взглядом и пояснил:

— Потому что ты повел себя, как дурак.

Конкретнее объяснить не успел — подскочил пышущий волнением Святомир:

— Йой, идут! Там!

В самом деле, с гребня спускались полдюжины стрелков, следом — еще столько же… Судя по рассыпному строю и тому, как они пригибались, враг понял — на батарее нелады.

Олег оглянулся на сосновый лес. До него было не больше ста сажен. Бросок — и ни один черт не найдет их в чаще. А дальше… дальше — свобода. Жизнь. Кто их осудит за это? Ведь иначе погибнут все… а так спасется хоть половина четы… Хоть половина!

"И ты", — услышал Олег беспощадный, хорошо знакомый ему голос, Голос совести; голос мертвого.

"Да, и я! Я вызвался добровольцем, я полез по этим скалам, я десять раз мог погибнуть — как Хмур, или в бою! Так неужели я не заслужил жизнь?! Мне и пятнадцати нет! Я хочужить! Я хочу вернуться домой, я хочу Бранку обнять! Я…"

"Бранка плюнет тебе в лицо, если узнает, как ты спасся. А что до остального… выходит, ты на это пошел, спасая свою жизнь?"

"Да! И свою!"

"Вот именно — И."

Олег тихонько сплюнул. Йерикка покосился на него:

— Ты что?

— Ничего, — сердито ответил Олег. Йерикка тронул друга за плечо:

— Не сердись.

— Ерунда, — ответил Олег. — Что там у нас?* * *

Стрелки обо всем догадались. Да и трудно было не догадаться — вельбот завалило взрывом, палатки лежали, Рысью они вернулись за гребень.

— Часом другим числом припожалуют, — тоскливо заметил Рван. Он сидел на лафете и тер икры. — То ли на скалы махнуть?

— Теперь догадаются, — Йерикка осматривался, — и снимут всех… Нашумели мы. Жаль, не знаю я здешних пещер.

— Так как станем? — Святомир, сам того, наверное, не замечая, провел языком по губам. Йерикка усмехнулся:

— Пока отдохнем. Ну а потом, — он потянулся и зевнул, ляскнув зубами, — потом мы, очевидно, умрем.

ИНТЕРЛЮДИЯ:

В ТЕМНОТЕТемнота впереди… Подожди!Там стеною — закаты багровые.Встречный ветер, косые дожди,И дороги, дороги неровные…Там чужие слова,Там дурная молва.Там ненужные встречи случаются,Там сгорела-пожухла трава,И следы не читаются — в темноте!Там проверка на прочность — бои.И туманы, и ветры с прибоями.Сердце путает ритмы свои,И стучит с перебоями…Там чужие слова.Там дурная молва.Там ненужные встречи случаются,Там сгорела-пожухла трава,И следы не читаются — в темноте!Там и звуки, и краски — не те,Только мне выбирать не приходится?Очень нужен я там, в темноте…Ничего — распогодится!Там чужие слова,Там дурная молва,Там ненужные встречи случаются,Там сгорела-пожухла трава,И следы не читаются — в темноте!(Стихи В.Высоцкого.)* * *

Отдаленные звуки кувикла донеслись до сидящих за разбитыми орудиями парней.

— Похоже, Резан оплакивает брата, — вслушавшись, заметил Йерикка.

— А вот интересно — собрать бы ансамбль ваших народных инструментов и забацать хэви-рок, — неожиданно даже для самого себя заявил Олег. — Мне кажется, получилось бы круто.

Все вежливо покивали, хотя даже Йерикка едва ли понял, о чём идет речь. Потом Рван принес охапку коробок с пайками и, усевшись на мох, начал их потрошить, вываливая консервные банки, упаковки галет, пакетики с черт-те-чем…

— Вообще-то поесть не мешает, — поддержал его молчаливые действия Йерикка. — Святомир, разожги костёрчик, может, успеем еще.

— Я схожу за водой, — вызвался Олег. Йерикка подтолкнул к нему армейский шлем с выдранным амортизатором:

— Держи, сойдет за котелок. И не бойся, не взорвётся.

Помахивая каской, которую он держал за ремень, Олег отправился на поиски ручейка. Он сам удивлялся себе — до гибели оставались какие-то минуты, может быть, а ему было совершенно все равно, словно смерть — это и не самое страшное, что может приключиться с человеком.

Искать долго не пришлось — прозрачный ключ бурлил в щели меж двух глыб. Тоненькая струйка с хрустальным звоном падала в выемку, выбитую в мокром граните, поросшем мхом.

Мальчишка подставил шлем под струйку и напился сам — оказывается, он уже давно чертовски хотел пить, внутри всё спеклось в комок. Вода оказалась ледяной и необычайно вкусной…

…Солнечный луч, упав откуда-то из облаков, зажег золотые искры в струе родничка. Всего один луч — а небо тут же заволокло вновь. Но это могло означать лишь одно — погода начинает катастрофически улучшаться.

Олег выругался длинным матом, глядя в небо. Потом взял шлем и направился к своим. Но тут же остановился. Странно — ему почудилось, что его окликают. Или нет, не то… не окликают… а что-то… Он осмотрелся, испытывая все то же ощущение — словно уловил краем уха крик и не можешь понять, откуда он донесся. И не голосом его звали — оклик прозвучал где-то прямо в мозгу, и не словами, а… вот черт, и понятий-то таких нет!

— Уж не с Бранкой ли что? — спросил Олег вслух, и при дневном свете ему стало жутко, словно в ночном кошмаре. Но тут же пришло понимание — нет, Бранка тут ни при чем.

Олег еще постоял, вслушиваясь. И, пожав плечами, уже окончательно двинулся к ребятам…

…Костерок уже горел, пайки были выпотрошены. Йерикка, лежа на лафете, смотрел в сторону каменного гребня.

— Почему они не идут? — Олег, вешавший «котелок» над огнем, услышал бормотание Йерикки.

— Торопишься на тот свет? — спросил Олег. Йерикка с мрачноватым юмором ответил:

— Интересно же посмотреть…

Олег не нашел, что сказать и лишь повел плечом.

Святомир разбирал консервы — тушенку, каши какие-то, вроде бы паштет — все массового производства, в блеклых баночках и пакетиках. Один из таких пакетиков он открыл, понюхал, попробовал на кончике языка и скривился:

— Йой — о-о, то что?

Олег взял пакетик — коричневый, из фольги — и удивился:

— Похоже на кофе!.. Только… — он сам осторожно лизнул. — Только вроде и нет.

— Кофейный напиток, — пояснил Йерикка, обернувшись. — Из ячменя или желудей.

— Желудей? — Святомир с подозрением уставился на пакетик. — Вот уж не пробовал, да и не тянет. Ячмень-то еще и пускай бы, но чтоб я ПИЛ желуди?! — он передернулся. — Я не священный хряк Волоса?

— Ну, что-то общее между вами все-таки есть, — Олег открыл упаковку с рыбой. Это, как ни странно, оказалась салака холодного копчения, и ее одобрили даже придирчивые рыбаки-славяне.

Йерикка в этом обсуждении участия не принимал. Он то хмыкал, то потирал лоб, потом морщился и качал головой, словно прогонял пустячные мысли. Потом задумчиво сказал:

— Глупый пингвин робко прячет… Не помню, кто это. И что он прячет — не помню. Святко, что он прячет?

— Кто? — озадаченно поднял лицо от банки, которую собирался вывалить в воду, Святомир.

— Да так…

— Четыре варианта, — с удовольствием вклинился Олег. — а) тело жирное; б) постную грудинку; в) заначку; г) рацию, оружие и документы.

— Вот-вот — рацию, оружие и документы… Вольг, ты ничего не заметил, пока мы по скалам ползли?

— Заметил, — Олег распорол ножом банку с кашей и изучал ее содержимое. — Что я перепугался до столбняка. А что?

Йерикка словно бы нехотя присоединился к остальным. И сообщил:

— Там, совсем недалеко от края, есть вход в пещеру. Или в грот… Можем суметь отсидеться, а потом и до наших доберемся.

— Нет там пещеры одно, — возразил Рван. — Я верно помню. Где видел ее?

— Я… — начал Йерикка и вдруг изумленно моргнул. Медленно проговорил: — А знаете, я ее НЕ видел. Я только сейчас понял, что не видел… но она ЕСТЬ. Разрази меня гром, если я понимаю… но это так. Вот сейчас я ее так отчетливо видел — даже куст перед входом?

— Странное отверстие для маленьких жучков, — отстраненно, явно думая о своем, сообщил Олег.

— То и оно, что для маленьких, — со значением отозвался Рван. Йерикка на него зыркнул:

— Боишься не пролезть?

— Да я-то пролезу… — все так же с намеком продолжал Рван, — а то…

— Цыц, щенок! — свирепо сказал Йерикка. — Если это в мой адрес, то я тебя использую по назначению — привяжу к яйцам веревку и пинками загоню в дыру — волотам на поживу!

— Волотов не бывает одно, — хихикнул Рван, подгибая под себя ноги и упираясь ладонями в щиколотки.

— Объяснишь это им, — хладнокровно ответил Йерикка.

— Оно бы и сплошная радость вас слушать, — вмешался Святомир, облизывая и. убирая ложку, — да часом идут сюда… Говорить будем?

— Опоздали, — заметил Олег. Йерркка хладнокровно возразил:

— Почему? Отобьемся и уйдем.

— Рад, что ты в этом уверен… — Олег еще что-то хотел добавить, но вместо этого немного удивленно сказал: — Глядите, кто это?

Мальчишки обернулись в сторону его вытянутой руки. Сажен за десять от них между двух больших камней стояло приземистое — по колено — существо, покрытое буро-красными волосами до такой степени, что его легко можно было принять за поросший высохшим папоротником пригорок, только глаза в этой мешанине посверкивали.

— Йой, да то каменка, — отмахнулся Святомир, — ты их и впрямь одно не видел… Без вреда оно, крошки вон за нами подъест.

Каменка тем временем начала (начал?) подскакивать на месте и издавать странные писклявые звуки. Горцы, готовя оружие, с интересом посматривали в сторону пещерного жителя. Стрелки приближались перебежками — их было около двух десятков, но на гребне замечалась еще возня.

И вновь наплыло на Олега странное ощущение — будто его зовут, окликают. И теперь тоже он не успел разобраться, что к чему, потому что Йерикка уронил вжатый в плечо пулеметный приклад и негромко вскрикнул:

— Йой, балда! Сам же просил у них помощи, а теперь… Там — тоже вход в пещеры!!!* * *

— Тучки-то растягивает, Гоймирко.

Лежавший на разостланном плаще Гоймир опустил бинокль. Богдрн, ставший с ним рядом на колено, говорил спокойно-бесцветным голосом. Но в этой бесцветности крылся приговор.

Судя по взрывам, Йерикка со своими уничтожил орудия. Но только затем, чтобы все погибли от ударов вельботов. Гоймир уже приказал понадежнее устроить стволом в небо плохо приспособленный для стрельбы в воздух «утёс». Если будет разведривать с такой скоростью, то до визита врага с воздуха осталось каких-то полчаса… Юный князь-воевода погладил поцарапанную ложу ППШ. И подумал мельком, что мог бы уже поменять эту машинку на «калаш», взятый у кого-нибудь из убитых. Но ППШ принадлежал еще деду, воевавшему с этим оружием аж полвека назад, и бросать его казалось кощунством. Да и вещь правда хорошая, вот только переводчик огня сработался, иногда сбрасывается с одиночного на автоматическую сам собой…

— К как там наши? — спросил Богдан, не сводя глаз с вражеских позиций. Гоймир хотел сказать было, что это вообще-то уже не важно, но пожалел младшего. Однако, Богдан сам спросил еще: — Вельботы скоро ли ждать?

— Недолго, — ответил Гоймир. — А то трусишь?

— Так есть немного, — Богдан шмыгнул носом. — Да все больше обидно. Будто бы на зверя в клетке охотятся… Быть стать, к воде-то слезем, да и рискнем переплыть по-за окружение?

Гоймир несколько мгновений молчал, откровенно оценивая эту возможность. Да, можно, пожалуй, успеть спуститься… но вода — чистый лед, не замерзает лишь потому, что постоянные волны не дают этого сделать. В такой воде живет Морана. Схватит — и любой витязь вздохнуть не успеет.

— А то и добро, — решил Гоймир. — Вот станут нас живыми-то брать, как патроны выйдут — тут и попрыгаем вниз… — он посмотрел на младшего и спокойно, даже ласково сказал:- Ты не бойся. То быстро совсем.

Подошли Резан, Мирослав и Ревок. Все выглядели жутковато — усталые, обветренные… И всем было ясно — светлеет с каждым ударом сердца, с каждым вздохом. Они не успели обменяться парой слов — Мирослав тонко вскрикнул и выкинул руку в направлении моря, на северо-запад.

Четыре точки двигались лесенкой, постепенно вырастая в размерах… и становилось понятно — сейчас эта точки превратятся в вельботы, те окажутся над головами противника — над ИХ головами — и все кончится.

Мирослав бросился разворачивать крупнокалиберный пулемет, остальные вскинули оружие… хотя это и было нелепо — стрелять в штурмовики из автоматов. Приближаясь, вельботы неспешно снижались, и была в их движении тупая механическая уверенность, железное превосходство. И то сказать — первый же их заход просто-напросто размажетвсех пятерых по камням…

… - Давайте сюда! Скорее!

Ревок подскочил — голос раздался из-под самых его ног. Все уставились именно туда — где в расщелине под камнем солнечный свет неясно обрисовывал контуры человеческого лица и поблескивали два глаза.

Резан, изменивший Мирослава за «утесом», даже не дернулся — он стоял на коленях, подняв ствол и острым, УЗКИМ взглядом следил за приближающимися вельботами.

Богдан, самый младший из всех, вдруг подумал о каменках, которым, наверное, немало остатков еды перепало от горцев — вот они теперь и решили спасти погибающих людей.

Ревок просто не мог перевести дух.

Мирослав решил, что сошел с ума.

Узнал глаза и лицо только Гоймир — впрочем, их он мог бы узнать и в полнейшей темноте. Под камнем находился Вольг — чтоб ему было пусто! — но сейчас он оказался как нельзя кстати!

— Сюда, кретины, тут коридор! — лицо Олега исчезло, щель с грохотом расширилась. Гоймир подтолкнул к ней Богдана — тот исчез мгновенно. Следом протиснулся Мирослав, потом — Ревок.

— Резан! — крикнул Гоймир. Тот повел плечами:

— Иди сам, я тут встану.

— Резан, сюда! — приказал Гоймир. Резан, не оборачиваясь, крикнул:

— Брата моего убили! Месть мстить останусь!

— Гром Перуна на твою голову! — зарычал Гоймир. — Слово князя слушай! Бросай пулемет, сюда!

— А чтоб мне пусту быть, коли так стану!