Чтение 30–й страницы книги ~Врата Смерти~

— Я из Второй армии, которой командует Дуджек Однорукий, — сказал он.

— Который находится в полутора тысячах лиг отсюда, — в тон ему досказал мужской голос.

Женщина очнулась. Она несколько раз глотнула ртом воздух, затем поднялась на четвереньки. Длинные черные волосы скрывали ее лицо.

Бульканье стихло. Последний из разбойников испустил дух.

— Как же солдат Дуджека оказался в Семиградии? — насмешливо спросил малазанский воин.

— Это долго рассказывать. Я был и остаюсь солдатом империи. А теперь слушай и постарайся понять. Я подъехал к вашему лагерю с другой стороны. Со мной был главарь этой шайки. Я прикончил его еще по дороге.

— А почему солдат империи вместо мундира одет в телабу и передвигается один? Это попахивает дезертирством и карается смертью.

Калам досадливо плюнул.

— Ты-то сам кто будешь? Предпочел защищать свою семью, а не сражаться вместе с товарищами. Напомнить тебе, солдат, что по имперским законам военного времени твой поступок тоже считается дезертирством?

Пока Калам говорил, человек с арбалетом сделал несколько шагов и встал напротив него. Воин еле держался на ногах. Он был невысокого роста, широкоплечим. Светло-серый кожаный мундир и темно-серый плащ караульной службы успели изрядно запылиться и были порваны в нескольких местах. Лицо и руки покрывали многочисленные ссадины. На подбородке едва запеклась кровь от глубокой раны. Шлем был весь во вмятинах. Калам только сейчас разглядел пряжку на плаще. Человек с арбалетом находился в чине капитана.

— Вот уж не думал, что капитан способен дезертировать, — растерянно произнес Калам.

— Он не дезертировал, — возразила женщина.

Она полностью оправилась после падения и теперь разглядывала оружие убитых разбойников. Найдя кривую саблю полегче, она взяла оружие и несколько раз рубанула воздух. Женщина была миловидная, хорошо сложенная. Ее волосы отливали медью. Глаза женщины были светло-серыми, почти прозрачными. Подобрав ножны, она прицепила саблю себе к поясу.

— Мы выехали из Орбала, — сказал капитан. Чувствовалось, что он очень устал и раненый подбородок мешает ему говорить. — Наш отряд сопровождал беженцев — наши семьи. Мы двигались на юг и вот… напоролись на этих мерзавцев.

— Это все, что осталось от нашего каравана, — добавила женщина, кивая куда-то в темноту.

Оттуда вышла другая женщина — точная копия первой, только моложе и тоньше. Следом на свет боязливо выступили двое ребятишек, которые сразу же бросились к отцу.

Арбалет дрожал в утомленных руках капитана, однако он продолжал целиться в Калама.

— Моя жена Сельва, — представил он женщину помоложе. — Это — ее сестра Минала. А это — наши дети. Теперь мы хотим знать, кто ты.

— Капрал Калам. Девятый взвод… «Сжигатели мостов». Надеюсь, теперь понятно, почему я не в мундире?

Капитан усмехнулся.

— Слышал. Вас объявили мятежниками и преступниками. Но тогда почему ты не остался в армии Дуджека? Или решил вернуться на родину и примкнуть к воинству Дриджны?

— Это твоя лошадь? — спросила Минала.

Калам обернулся и увидел своего коня, как ни в чем не бывало входящего в лагерь.

— Моя, — сказал он.

— Ты понимаешь толк в лошадях.

— Наверное. Во всяком случае, я заплатил за своего жеребца столько, сколько жених платит родителям невесты.

— Ты так и не объяснил нам, почему оказался здесь, — напомнил Каламу капитан.

Арбалет он все-таки опустил.

— Я вернулся, потому что до нас дошли слухи о готовящемся мятеже. Империя принесла в Семиградие мир. Шаик жаждет возврата к старым временам: в каждом городе — свой тиран, вечные стычки на границах владений, море крови и тысячи ни в чем не повинных жертв. Я направляюсь в Арен. Это единственное место, куда империя может прислать подкрепление. Если мне повезет, я доберусь туда и предложу себя в качестве проводника.

— Теперь ты поедешь с нами, капрал, — объявил капитан. — Если ты и впрямь «сжигатель мостов», значит, сражаться умеешь. Докажешь это на деле — я постараюсь, чтобы тебя вновь зачислили на имперскую военную службу.

Калам кивнул.

— Теперь я могу забрать свое оружие?

— Разумеется.

Ассасин нагнулся за ножом.

— Да, есть еще одно обстоятельство, капитан.

Капитан стоял, опершись о жену. Повернув мутные глаза к Каламу, он спросил:

— Какое?

— Будет лучше, если я переменю себе имя. Мне бы не хотелось отправиться на виселицу, если в Арене меня опознают. Конечно, Калам — достаточно распространенное имя, но всегда есть опасность.

— Значит, ты — тот самый Калам?.. Ну да, ты же говорил, что из Девятого взвода. Как же я…

У капитана вдруг подкосились ноги. Громко вздохнув, жена осторожно опустила его на землю. Сельва испуганно посмотрела на сестру, затем ее взгляд вновь переместился к Каламу. Он ободряюще улыбнулся обеим женщинам.

— Успокойтесь. Я теперь снова в армии.

Старшему мальчишке на вид было около семи, младшему — не больше четырех. Оба бочком пробрались к бездыханному отцу и уткнулись матери в колени. Сельва обняла сыновей и стала их успокаивать, гладя по головам.

— Его покалечили, — объяснила Минала, кивнув в сторону свояка. — Один из этих мерзавцев привязал его к лошади и протащил около сотни шагов. Капитан только чудом сумел перерезать веревку.

Женщины, живущие в гарнизонах, были либо армейскими шлюхами, либо офицерскими женами. Минала относилась ко вторым.

— Твой муж тоже был в отряде? — спросил Калам.

— Да. Он командовал отрядом. Его убили.

Эти слова были произнесены как-то слишком буднично, словно ее спросили о пустяке. Потом Калам понял: Минала не позволяла горю выплескиваться наружу.

— А как зовут твоего свояка?

— Кенеб. Наши имена он тебе назвал. Старшего мальчика зовут Кесен, а младшего — Ванеб.

— Ты родилась на Квон Тали?

— Я давно уехала оттуда.

«Болтливой тебя уж никак не назовешь». Калам оглянулся на капитана.

— Как ты думаешь, он выживет?

— Не знаю. Теперь у него стала кружиться голова. Теряет сознание.

— Лицо перекашивается? Речь становится неразборчивой?

— Нет.

Калам подошел к своему коню и подобрал поводья.

— Куда ты собрался? — насторожилась Минала.

— В лагере этих мерзавцев остался их дружок. Стережет пищу, воду и лошадей. Он отправится вслед за своими, а все остальное пригодится нам в пути.

— Тогда мы все поедем.

Калам попробовал было возразить, но Минала остановила его.

— Сам подумай, капрал. У нас остались разбойничьи лошади. Мы все умеем ездить верхом. Мальчишки научились этому раньше, чем ходить. И потом, кто будет охранять нас, когда ты уедешь? А что, если в схватке разбойник ранит тебя?

Минала повернулась к сестре.

— Сельва, давай посадим Кенеба в седло.

Сельва молча кивнула.

— Только охрану оставьте мне, — сказал Калам.

— Непременно. Похоже, Кенеб в тебе не ошибся.

— А это вы у него спросите.

— Думаю, он и сам скажет, когда очнется, — сказала Минала.

«Лучше бы не говорил, — подумал Калам. — Чем меньше они будут знать обо мне, тем лучше».

Солнце еще не взошло. Калам взмахнул рукой, велев своему маленькому отряду остановиться.

— Видите густую траву? В ней прячется русло высохшей реки. До него примерно тысяча шагов. Отправляйтесь туда и ждите. Я долго не задержусь.

Он достал из седельной сумки короткий разбойничий лук (самый лучший из имевшихся у них) и выбрал две наиболее крепкие стрелы.

— Возьму с собой, — сказал ассасин Минале. — Мало ли, вдруг этот молодец там не один, и мне придется жарко.

— А как я узнаю?

Калам усмехнулся.

— Нутром почувствуешь.

Он бросил взгляд на Кенеба. Капитан лежал поперек седла, все еще без сознания.

«Скверно», — подумал Калам.

Из всех ран повреждения головы всегда были наиболее непредсказуемыми.

— Не волнуйся, он дышит, — шепнула Минала.

Калам молча кивнул и рысцой двинулся в направлении разбойничьего лагеря.

Еще издали, скрытый густой прибрежной травой, он увидел отблески костра. По-прежнему никакой бдительности. Это радовало. Вскоре Калам услышал оживленные голоса, и радость померкла. Дальше он полз на животе. Трава была прохладной и мокрой от росы.

Шайка оказалась крупнее, чем он думал.

«Явились с награбленным. Даже трупы привезли с собой, чтобы похвастаться Борду».

Невдалеке лежали тела пяти изнасилованных, а затем убитых женщин. Кроме сторожа Калам насчитал еще семь человек, сидящих у костра. Все они были хорошо вооружены и одеты в кожаные доспехи.

Сторож, оставленный Борду, болтал без умолку.

— …К чему утомлять лошадей? Пленников поведут пешком… Я уже говорил: двое женщин и двое малолетних мальчишек… Борду умен и хитер. Я знал, что он положил глаз на лошадь того мекралийца. Вы бы видели! Конь, достойный любого правителя. Скоро сами увидите.

— А Борду не подарит нам эту лошадь? — спросил кто-то из разбойников.

— Что за вопрос? Конечно, подарит. И мальчишку в придачу. Борду — щедрый командир. Ты в этом убедишься, господин.

«Господин? Значит, эти люди — солдаты мятежной армии».

Калам отполз назад. Остановился. Потом вновь взглянул на тела убитых женщин и молча выругался.

Сзади послышался знакомый звук. Калам напрягся всем телом, затем медленно повернул голову. Рядом с ним в траве скрючился Апт, низко пригнув свою плоскую голову. Из раскрытого рта капала слюна. Демон понимающе мигал.

— Поможешь мне? — спросил Калам. — Или явился поглазеть?

Демон не ответил. Он никогда не отвечал на вопросы.

Ассасин достал лучшую из двух стрел, послюнил пальцы и расправил жалкое оперение. Времени подробно обдумывать свои действия у него не было. Их восемь, и никто не должен уйти Живым. Это все, о чем он сейчас думал.

Калам встал на колени. Высокая трава по-прежнему скрывала его. Он натянул тетиву и глубоко вздохнул, некоторое время удерживая и тетиву, и воздух.

Выстрел получился на редкость удачным. Стрела ударила командира отряда в левый глаз и пробила череп. Калам слышал, как треснули черепные кости — железный наконечник сделал свое дело. Голова командира запрокинулась назад, шлем скатился и ударился о землю.

Калам сразу же приготовился выстрелить снова. Второй своей целью он выбрал наиболее проворного из солдат — рослого воина, сидевшего к нему спиной. Стрела пошла выше, чем нужно, — сказалось хлипкое оперение. Она ударила мятежника в правое плечо, отскочила и чиркнула по кромке шлема. Каламу повезло и на этот раз: солдат упал лицом в огонь и мгновенно вспыхнул.

Ассасин отшвырнул лук и двинулся на орущих, перепуганных мятежников. Сжимая нож и кинжал в правой руке, Калам выбирал себе цели. Одна была совсем близко. Он взмахнул левой рукой. Мятежник вскрикнул и рухнул на землю. Оставалось еще пятеро.

Калам едва успел достать из ножен свой любимый кинжал и другой нож, удобный в рукопашной схватке. Над головой ассасина мелькнуло кривое лезвие сабли. Калам пригнулся, метнулся вперед и ударил нападавшего ножом в челюсть. Лезвие не задело кости; он успел вытащить нож обратно, увернуться от удара копьем и наконец всадить в горло нападавшего кинжал.

Разъяренный мятежник из последних сил взмахнул своей кривой саблей. Не увернись Калам, она пробила бы ему и плащ, и кольчугу. Но ассасин умел избегать таких ударов. Он увернулся и левой рукой полоснул мятежника по щеке и носу. Нападавший зашатался. Калам ударил его ногой и отшвырнул прочь.

Противников осталось четверо: трое солдат Дриджны и сторож. Они отступили, пытаясь хоть как-то согласовать свой оборонительный маневр. Наверное, эти вояки решили, что на них напал целый взвод. Все четверо напряженно всматривались в утренние тени, ища затаившихся противников. Воспользовавшись их замешательством, Калам добил умирающего мятежника.

— Рассредоточиться! — крикнул один из мятежников. — Джелем! Ханор! Арбалеты к бою!

Промедление было равносильно самоубийству. Калам бросился на того, кто отдал приказ. Мятежник отчаянно защищался. Кривая сабля рубила воздух в разных направлениях, стремясь поспеть за ложными выпадами Калама. Но чутье воина подсказало мятежнику, какого выпада избегнуть. Он отступил, затем сам двинулся на Калама.

Калам внутренне усмехнулся: на этом строился весь его расчет. Он упредил косой удар сабли, полоснув противника по запястью. Мятежник схватился за острое лезвие и окровавил пальцы. У него было перерезано сухожилие на правой руке. Сабля со звоном упала в траву.

Калам метнул ему в грудь кинжал, пригнулся и отскочил в сторону, чтобы самому не попасть под удар сторожа. Этот выпад немало удивил ассасина: он считал сторожа трусоватым и думающим лишь о своей шкуре. Однако его удар едва не стоил Каламу жизни. Ассасина спасло лишь то, что он успел выпрямиться и ударить сторожа ножом в живот. Оттуда хлынула горячая струя крови, забрызгав сторожу плечо. Сторож закричал и согнулся пополам, зажав своим телом нож и руку Калама.

Калам вырвал руку и повернулся к двум оставшимся противникам.

Они залегли в траве, пытаясь взвести пружины своих арбалетов. Оружие было малазанским, специально предназначенным для атак. Калам умел заряжать такие арбалеты за несколько секунд. Мятежники возились уже минуты три, не в силах совладать с нехитрой малазанской механикой. Калам не стал дожидаться, пока они поймут, что к чему, и бросился на них.

Один все еще пытался взвести пружину, но страх портил ему все дело. Кончилось тем, что стрела просто вывалилась из паза. Второй мятежник отшвырнул арбалет и вновь схватился за кривую саблю. Воин был достаточно рослым и находился в более выгодной позиции. Но его обуял внезапный страх.

— Пощади, — прошептал он.

Это было последним словом, которое он произнес. Молниеносным ударом кинжала Калам перерезал ему горло и, не останавливаясь, качнулся в сторону, ударив второго в грудь. Лезвие пробило доспехи мятежника, вонзилось в тело, прошло еще глубже и застряло в легком. Захлебываясь в кровавой пене, мятежник распластался на траве. Новый удар Калама оборвал его мучения.

Стало тихо, если не считать негромких стонов умирающего сторожа. Из невысокой рощицы, находившейся на берегу сухого русла, донеслись первые трели проснувшихся птиц. Калам припал на одно колено и с наслаждением втягивал в себя прохладный утренний воздух.

За спиной послышался цокот копыт. Калам обернулся и увидел подъезжавшую Миналу. Держа в руке арбалет, она помахивала им, словно указкой, пересчитывая мертвые тела. Убедившись, что Калам жив и даже не ранен, Минала облегченно вздохнула.

— Я насчитала восемь.

Калам кивнул. Потом он обтер все свое оружие о телабу последней жертвы и внимательно осмотрел кромку каждого лезвия.

Сторож перестал стонать.

— Восемь, — повторила Минала.

— Как капитан? — спросил Калам.

— Очнулся, но сознание затуманено. Боюсь, как бы у него не поднялся жар.

— Здесь неподалеку есть удобное место для лагеря. Думаю, нам стоит задержаться на день. Мне нужно выспаться.

— Конечно.

— Но надо убрать все следы их стоянки. И… тела.

— Предоставь это нам с Сельвой. Не бойся, мы успели всего насмотреться. Мертвецы — не самое страшное.

Калам пожал плечами и нагнулся за последним из своих ножей.

— Там еще двое разбойников, — вдруг сказала Минала.

— Что же ты молчала? — встрепенулся Калам. — Где они?

— Их оставили стеречь лошадей, но они… — Она поморщилась. — На них кто-то напал. Из тел вырваны клочья мяса. И следы укусов. Я видела.

Калам усмехнулся и медленно распрямил спину.

— Хорошо, что я вчера почти ничего не ел. Как ты думаешь, кто их так?

— Говорят, здесь водятся большие бурые медведи. Наверное, пока ты сражался с этой восьмеркой, он на них и напал. А ты слышал, как ржали лошади?

Калам внимательно смотрел на Миналу и думал о том, что может скрываться за взглядом этих почти серебристых глаз.

— Тут было и так шумно, — сказал ассасин.

— Да. Нам было слышно даже там, почему я и помчалась сюда. Так ты согласен, что это медведь задрал тех двоих?

— Согласен. Больше некому.

— Тогда я съезжу за нашими. Я быстро.

Минала развернула лошадь без поводьев — ее руки по-прежнему сжимали арбалет. Калам только языком причмокнул. Он вспомнил ее ночное стремительное нападение на разбойников, перепрыгивание из седла в седло.

«Эта женщина умеет не только ездить верхом», — подумал он.

Минала скрылась из виду. Калам оглядел затихший лагерь: догоревший костер, тела убитых, разбросанное оружие.

— Как же я хочу спать, — прошептал он.

— Тот самый Калам, который вместе с Бурдюком прошел всю пустыню Рараку…

Капитан Кенеб снова покачал головой, будто до сих пор не верил, что Калам сидит рядом.

Наступил вечер. Калам спал весь день и проснулся совсем недавно. Проснувшись после таких сражений, он всегда чувствовал себя не самым лучшим образом. У него ломило все тело, начинали ныть старые раны. Прошлое отступало лишь во сне, а затем снова безжалостно напоминало о себе. Сельва приготовила Каламу укрепляющий напиток из трав. Он взял чашку, кивком поблагодарил женщину и стал пить, поглядывая на сиреневатые язычки пламени над углями костра.

— Никогда бы не поверила, что один человек может за считанные минуты расправиться с восьмерыми, — сказала Минала.

— Представляешь, Калама уже взрослым взяли в «Коготь», — сообщил ей Кенеб. — Тоже редкий случай. Обычно они берут к себе детей. Обучают их годами.

— Обучают? — с усмешкой переспросил Калам. — Скажи лучше, забивают голову так, что своих мыслей почти не остается.

Он повернулся к Минале.

— Напасть в одиночку на восьмерых не так сложно, как ты думаешь. Когда нападаешь один, сам же делаешь и первый шаг. А когда собирается восемь… или десять человек, они невольно выжидают. Им бы всем броситься на меня, но они ждут, ищут бреши в моей обороне. Для меня главное — не стоять на месте. Нужно постоянно двигаться и прикрывать все места возможных ударов. И еще нужно опережать их. Опаснее всего, когда противники действуют сообща. Опытные солдаты это умеют.