Чтение 65–й страницы книги ~Врата Смерти~

— Доченька, с тех пор мы с тобой оба изменились. Слишком тяжелый путь мы прошли, и на это не закроешь глаза.

Он морщил лоб, подбирая слова.

— Ты приказала Искаралу замолчать. Икарий расценил это как тревогу Танцора… Коти л л иона, который опасается раскрытия своих тайн. Так что подозрения Икария вполне понятны.

— Только я уже не рабыня, какой была тогда. Я сама решаю, как мне поступить с имеющимися знаниями. И я здесь не потому, что меня сюда послал Котиллион.

— Достойный ответ, Апсалара, — сказал Икарий. — Маппо, друг мой, что еще тебе известно о безымянных?

— Наше племя принимало их у себя как дорогих гостей, но они редко бывали у нас. Мне думается, они считали себя служителями Азата. Если легенды треллей не врут, орденбезымянных появился очень давно, еще во времена первой империи.

— Их извели под корень! — крикнул Искарал.

— Скорее всего, лишь в пределах Малазанской империи, — ответил ему Маппо.

— Друг мой, ты опять утаиваешь что-то важное, — упрекнул трелля Икарий. — Я хочу знать.

— Хорошо, Икарий. Я тебе скажу. Безымянные с самого начала подыскивали для тебя спутников и делали это постоянно.

— Зачем?

— Не знаю. Но раз ты спросил… Может, они принесли какие-то клятвы. А может, хотели защитить Азат.

— Клобук меня накрой по самые щиколотки! — выдохнул Реллок. — Наверное, ты очень провинился перед ними.

Все удивленно посмотрели на отца Апсалары. Молчание затягивалось.

— Идемте дальше. В лабиринт, — наконец сказал Скрипач.

Они стремились вырваться. Они умоляюще тянулись из щелей в переплетениях корней, почти уверенные в тщетности своих молений и все равно на что-то надеющиеся. Они извивались, хлестали воздух и снова опадали… десятки страшных конечностей, принадлежащих тем, кого пленил Азат. Среди них были и человеческие руки, но немного.

Скрипач даже не пытался представить тела и головы тех, кому принадлежали эти конечности. Он знал: реальность, надежно спрятанная в темницах Азата, была несравненнострашнее любых его кошмарных фантазий.

Живая темница Тремолора держала в заточении демонов, древних Властителей, а также существ настолько чужеродных людям, что сапера прошибла дрожь при мысли, какой же жалкой песчинкой является он в сравнении с ними. Плененные люди были всего лишь листочком на громадном дереве, не поддающемся воображению. Все кровопролитные сражения минувших лет, весь нелегкий путь сюда показались Скрипачу жалкими потугами. Вся его отчаянная храбрость тонула в отзвуках давних эпох. Он боялся даже вообразить битвы, некогда сотрясавшие древний мир. Казалось, тот мир постоянно висел на волоске от противоборства гигантских необузданных сил.

Битвы продолжались и сейчас, в подземных пространствах Азата. Далеко не все умоляли о пощаде. Лабиринт сотрясался от попыток вырваться наружу. Корни скрипели, как снасти корабля под напором ветра. Крики, рев, стоны, вопли… голоса были единственным, что вырывалось на свободу.

Сжимая скользкое от пота ложе арбалета, Скрипач шел дальше. Он старался держаться на середине прохода, подальше от жутких рук и лап узников. Впереди проход упирался в стену и резко сворачивал вправо. Там сапер остановился, припал к корням под ногами, затем оглянулся на своих спутников и гончих.

Из пяти гончих остались лишь трое. Шан и Геара исчезли, разбежавшись в разные стороны. Где они сейчас и что с ними — Скрипач не брался даже гадать. Между тем Барэн, Слепая и Клык вовсе не тревожились из-за их отсутствия. Слепая бежала сбоку от Икария — ни дать ни взять верный четвероногий спутник полуджагата. Барэн трусил сзади, а Клык — пятнистый, мускулистый зверь — замер в нескольких шагах от Скрипача, не сводя с него своих влажных коричневых глаз.

Сапер содрогнулся и невольно взглянул на Икария.

«Слепая совсем близко от него… совсем рядом».

И он, и Маппо ясно понимали все последствия этого. Если Повелитель Теней сумеет договориться с Домом Азата, Икарий может достаться ему. Гончих Тремолор не тронет. Как бы ни было велико желание изъять древних четвероногих ассасинов из этого мира, Тремолор не сделает такой попытки. Икарий никак не восполнил бы собой их потерю.

Маппо стоял рядом с Икарием, сжимая в руках обожженную костяную булаву. Скрипачу стало жаль трелля. Маппо сейчас буквально разрывало изнутри. Он сейчас не только оборонялся от возможного нападения переместителей душ. Трелль боялся расстаться с Икарием, которого любил как брата.

Рядом с Реллоком стояли Крокус и Апсалара. Парень держал наготове свои кинжалы. Скрипач глянул на его пальцы — они спокойно сжимали рукоятки.

«Парень взрослеет. Начинает понимать, что туго натянутая пружина может лопнуть».

Сапер не решался двинуться дальше. Что-то интуитивно удерживало его здесь, у поворота.

«Дальше ни шагу. Ждать. Только… чего?»

Он в очередной раз обвел глазами своих спутников и вдруг заметил, как у Клыка поднимается шерсть.

Скрипачу показалось, что странствующий появился прямо из воздуха — огромный бурый медведь размером с карету. Лапы и руки узников вцеплялись в его мех, но он не обращал внимания. На одной лапе у него был вывернут сустав, и кость с запекшейся кровью торчала прямо из шкуры.

Скрипач распластался на корнях. Кора была горячей и липкой, словно и она потела. Он не успел даже крикнуть, чтобы предупредить остальных. Впрочем, они и сами увиделимедведя.

Пространство над головой вдруг потемнело. Скрипач догадался: медведь перепрыгнул через него. Пахнуло запекшейся кровью. Сапер быстро перевернулся на бок и поглядел ему вслед.

Однако противниками медведя были не люди и не гончие Тени. Его внимание поглощал кроваво-красный энкарал, зависший в воздухе, — еще один странствующий. Энкарал негодующе кричал и шипел. Медведь замахнулся здоровой лапой, однако крылатая тварь сумела увернуться, оказавшись в досягаемости булавы Маппо.

Трелль ударил чудовище сплеча, держа булаву обеими руками. Скрипач только ахнул; он даже отдаленно не представлял себе всей силы этого удара. Клыкастая головка булавы проломила выпуклую грудь энкарала, раскрошив ему ребра. Летучая тварь величиной со здоровенного теленка рухнула на узловатые корни. Громко хрустнули хрящи крыльев. Шея толстой змеей метнулась вперед. Из глаз и ноздрей хлынула кровь.

Энкарал был мертв. Лапы, когти и руки узников жадно впились в него со всех сторон.

— Нет! — закричал Маппо.

Скрипач сразу же подумал об Икарии и повернул голову в его сторону. Однако заботой трелля был сейчас не его друг, а, как ни странно, громадный медведь, которому Клык впился в бок.

Странствующий с ревом рванулся вбок и привалился спиной к стене. Немногие из протянутых лап могли удержать могучего зверя, но одна как будто дожидалась его. Зеленой змеей она обвилась вокруг толстой шеи. Сила этой лапы превосходила силу странствующего.

Клык вцепился медведю в лапу и, резко мотнув головой, оторвал ее от тела.

— Месремб! — неистово закричал трелль, вырываясь из рук Икария. — Он же союзник!

— Какой союзник? Это странствующий! — взвизгнул Искарал Паст и завертелся на месте.

У Маппо опустились плечи.

— Друг, — прошептал он. Скрипач все понял.

«Одного друга, трелль, ты сегодня уже потерял».

Тремолор спешил забрать обоих переместите лей душ. К ним потянулись змеящиеся корни. Оба существа теперь глядели друг на Друга, пригвожденные к противоположным стенам — местам их вечного заточения. Невзирая на оторванную лапу, медведь продолжал сопротивляться, однако даже его поразительная сила была ничто в сравнении с силой Азата и зеленой лапы. Ее хватка становилась все жестче. Месремб задыхался; красные ободки вокруг темно-карих глаз посинели. Он выпучил глаза.

Клык как ни в чем не бывало пожирал оторванную лапу вместе с костями и мехом.

— Маппо, взгляни на эту зеленую лапу, — обратился к другу Икарий. — Ты понимаешь? Заточение Месремба не будет вечным. Клобук возьмет его душу и дарует ему смерть, как даровал энкаралу.

Корни, обволакивающие обоих странствующих, почти соприкасались.

— У лабиринта появляется новая стена, — сказал Крокус.

— Тогда надо поторапливаться, — ответил Скрипач, только сейчас поднявшийся на ноги. — Всем отойти подальше!

Они снова шли молча. У Скрипача дрожали руки, сжимавшие арбалет. Совсем недавно он видел выплеск такой необузданной силы, что оружие, верно служившее ему долгие годы, казалось жалкой игрушкой. У него оцепенел разум.

«Нам не выжить. Не поможет и сотня гончих Тени. Переместители душ слетелись сюда тысячами. Они здесь, рядом с Тремолором, но в Дом Азата проникнут только самые сильные… Самые сильные. Осмелимся ли и мы войти внутрь, дабы найти путь к Мертвому дому в Малазе? Мы — второстепенные игроки… но среди нас есть тот, кого даже Азат страшится».

Отовсюду неслись звуки отчаянной битвы. В других проходах лабиринта бушевал кошмар, и Скрипач знал, что им никак его не миновать. Звуки становились все громче, все ближе.

«Мы подходим к Дому Азата. К месту всеобщего слияния».

Скрипач остановился, обернувшись к спутникам. Его поняли без слов. Лица и глаза подсказывали: всем и так ясно, в какую заваруху они попали.

Впереди раздался громкий стук когтей. Откуда-то выскочил Шан. Его бока вздымались от быстрого бега. Шкура Гончей была сплошь покрыта ранами.

Вслед за Шаном донесся крик Икария:

— Тебя предупреждали, Гриллен! Предупреждали!

Маппо обхватил друга. Внезапная вспышка гнева, поразившая Икария, вызвала в результате почти полную тишину. Все как будто затаили дыхание. Полуджагат стоял неподвижно, но у трелля от неимоверного напряжения тряслись руки. Маппо застонал, и в его стоне было столько боли, отчаяния и страха, что у поникшего Скрипача потекли слезы.

Из-за спины Икария появилась Слепая. Сапер увидел ее окровавленный хвост и вздрогнул.

К Шану подбежали Клык и Барэн, создав живое заграждение. Скрипач попятился назад. У него подкашивались ноги, будто он залпом осушил здоровенный кувшин вина. Сапер глядел на Икария. Преддверие ужаса кончилось. Они подошли к черте, за которой начинался настоящий ужас.

Гончие чуть отступили, и Скрипач торопливо пробежал мимо них. Впереди маячила новая стена. Она стремительно разрасталась.

Девочке было от силы лет двенадцать. Кольчугу ей заменяли расплющенные монетки, пришитые к кожаной рубашке. Она держала копье, довольно тяжелое для ее детских рук. Вряд ли она смогла бы сражаться этим взрослым копьем, однако лицо юной воительницы было исполнено решимости.

Возле пыльных босых ног стояла корзинка с несколькими венками, сплетенными из цветов.

— А ты здорово умеешь плести венки, — похвалила девочку Фелисина.

Юная дозорная взглянула вначале на Леома, затем на тоблакая.

— Опусти оружие, — велел ей пустынный воин. Копье уткнулось дрожащим острием в песок.

— Преклони колени перед возрожденной Шаик, — суровым тоном потребовал тоблакай.

Девочка мгновенно простерлась на песке. Фелисина нагнулась и погладила ее по голове.

— Вставай. Как тебя зовут?

Девочка боязливо встала и покачала головой.

— Наверное, одна из сирот, — сказал Леом. — Может, еще не проходила ритуал наречения. У нее нет имени, но она готова отдать за тебя жизнь, возрожденная Шаик.

— Если она готова отдать за меня жизнь, она тем более заслуживает имени. Не должно быть безымянных сирот.

— Как пожелаешь. Но кто-то должен за них поручиться. Таков ритуал.

— Я сама поручусь за них, Леом.

Границы оазиса отмечала невысокая полуразрушенная стена из кирпича-сырца. За нею росли редкие пальмы. Под ними сновали крабы. Невдалеке замерло небольшое стадо белых коз, устремив на пришельцев светло-серые глаза.

Фелисина взяла один из сплетенных девочкой венков и вместо браслета надела себе на правую руку.

Они продолжали путь к центру оазиса. Воздух становился прохладнее. Деревья отбрасывали тень (тенистые аллеи Анты остались в другой жизни). Судя по развалинам, когда-то здесь был большой город с садами и просторными дворами, прудами и фонтанами. Прежнее великолепие едва угадывалось по выступавшим из песка обломкам.

Лагерь окружали загоны для скота и лошадей. Лошади выглядели здоровыми и сытыми.

— Велик ли оазис? — спросил Геборий.

— Разве духи не рассказали тебе об этом? — удивилась Фелисина.

— Я не стал тревожить духов. Древний город разрушило не время, а завоеватели. Они уничтожили последний из островных городов первой империи. Теперь о нем напоминают лишь тонкие черепки небесно-голубого цвета. Грубые красно-коричневые — это память о завоевателях. От утонченного и изысканного к грубому и неуклюжему — таков общий узор истории. Он повторялся во все эпохи. Я устал от этого. Очень устал, до глубины души.

— Оазис очень велик, — ответил старику Леом. — Здесь сохранились участки плодородной земли. На них мы выращиваем зерно и корм для скота. Остались небольшие кедровые рощи, а древние пни превратились в камень. Мы не испытываем недостатка в пресной воде. Есть пруды и даже озера. При желании мы вообще могли бы не покидать этих благодатных мест.

— А каково население оазиса?

— Одиннадцать племен. Сорок тысяч превосходно обученных кавалеристов, каких не сыщешь в мире.

Геборий усмехнулся.

— А что сможет сделать кавалерия против многочисленных полков пехоты?

Леом тоже усмехнулся.

— Всего лишь изменить ход войны, старик.

— Это уже пытались сделать, — ответил ему Геборий. — Успех малазанской армии кроется в ее умении приспосабливаться, менять тактику. Порою — прямо на поле боя. Думаешь, империя никогда не сталкивалась с вражеской кавалерией? Нет, Леом. Сталкивалась неоднократно и всегда подчиняла их своей власти. Виканцы и сетийцы — наглядное тому подтверждение.

— И как же империя добивалась успеха? — спросил Леом.

— Мои исторические интересы лежали в другой области. Будь у вас здесь библиотека с малазанскими книгами… прежде всего — с сочинениями Дюкра и Таллобанта, — ты бы и сам прочел. Разумеется, если умеешь читать вообще и на малазанском в частности.

— Определите границы их земель и составьте подробную карту их сезонных перемещений. Дальше вам необходимо захватить и удерживать источники воды, а также построить крепости и фактории. Торговля ослабляет оторванность вашего врага от остального мира, а в этой оторванности и скрыта главная сила племен. Остальное зависит от вашего терпения. Вы либо выжигаете все пастбища и убиваете весь скот, либо терпеливо ждете. В ваши поселения обязательно потянется молодежь из вражеских племен. Встречайте их приветливо, обещайте им военную славу и возможность безнаказанно грабить чужие земли, требуя взамен, чтобы они из беззаботных кочевников Преврати-те — лись в боевой отряд. Так вы будете переманивать на свою сторону молодую поросль вражеских племен. При надлежащем терпении вы добьетесь того, что вас перестанут считатьврагами, и только старики и старухи будут вздыхать об утраченной независимости… Вот так-то, Геборий.

— Приятно, что здесь знают наших историков.

— Да, старик. У нас есть библиотека, и большая. Таково было повеление Шаик-старшей. «Вы должны знать врагов лучше, чем они знают самих себя». Но это не ее слова. Так говорил император Келланвед.

— Верно, хотя осмелюсь заметить, не он первый это понял. Племена, живущие в оазисе, построили свой город, хотя их убогие глинобитные хижины, мало отличающиеся от конюшен, не могли даже отдаленно соперничать с изяществом древних зданий. По песчаным улицам бегали дети. Волы и мулы медленно тянули повозки, едущие с базара. Откуда-то выскочило несколько собак, однако белая медвежья шкура на плечах тоблакая быстро отбила у них всякое любопытство.

Появление Фелисины, Гебория и их сопровождающих, конечно же, не осталось незамеченным. Вокруг них начала собираться толпа. Фелисина ощущала на себе тысячи глаз, слышала обрывки разговоров.

«Шаик, и вроде не она… Нет, все-таки Шаик — ведь рядом с нею ее преданные телохранители: Леом и тоблакай. Эти великие воины исхудали, странствуя по пустыне. Пророчество говорило о возрождении и обновлении. Шаик вернулась. Возрожденная Шаик. Она вернулась».

— Возрожденная Шаик!

Два этих слова напоминали шум волн, становясь все громче. А толпа продолжала расти. Весть о возращении Шаик уже достигла дальних границ оазиса.

— Надеюсь, у них тут есть нечто вроде площади, — пробормотал Геборий. — Когда, девочка, мы с тобой в последний раз шли по запруженной народом улице?

— Лучше двигаться от позора к торжеству, чем наоборот. Ты согласен, Геборий?

— Конечно.

— У нас перед дворцом-шатром есть площадь для парадов, — сказал Леом.

— Дворец-шатер? Ах да, символ быстротечности времени. Традиция, сила древних привычек и все такое.

Леом повернулся к Фелисине.

— Возрожденная Шаик, непочтительность твоего спутника может повредить тебе. Особенно когда мы встретимся с верховными магами.

— К тому времени он предусмотрительно закроет рот.

— Так-то будет лучше.

— А еще лучше отрезать ему язык, — прорычал тоблакай. — Тогда нам будет нечего опасаться.

— Нечего? — засмеялся Геборий. — Ты все еще недооцениваешь меня, дуралей. Я слеп, но вижу. Отрежь мне язык, и я заговорю во весь голос!.. Не волнуйся, Фелисина, я соображаю, что к чему.

— Думаю, что нет, если продолжаешь называть ее прежним именем, — сердито бросил ему Леом.

Фелисина не стала вмешиваться в их спор. Невзирая на острые слова, между ними троими возникла некая общность. Нет, отнюдь не дружба. Какая может быть дружба, если Геборий и тоблакай испытывали взаимную ненависть? Общность эта имело иное свойство.

«Их объединило мое возрождение, хотя каждый видел его по-своему. Образовался человеческий треугольник, вершиной которого является Леом — человек, у которого нет никакой веры».

Они приближались к центру оазиса. Фелисина увидела круглое возвышение, окружавшее фонтан.

— Сначала мы завернем туда, — сказала она.

— Зачем? — удивился Леом.

— Я хочу поговорить со своими приверженцами.

— Сейчас? До встречи с верховными магами?

— Да.

— И ты готова заставить магов ждать? Учти: они — самые могущественные люди во всем оазисе.

— Неужели Шаик это должно заботить? Разве мое возрождение требует их благословения? Когда я возрождалась, их рядом не было.

— Но…

— По-моему, Леом, тебе самое время заткнуть пасть, — весьма добродушно бросил ему Геборий.

— Тоблакай, расчисти мне проход, — потребовала Фелисина.

Великан взмахнул мечом, указывая на возвышение. Он ничего не сказал. Слова и не требовались. Толпа мгновенно расступилась и затихла.

У ступеней, ведущих наверх, Фелисина сказала:

— Как только я поднимусь, назови меня. Громко, во всю мощь твоих легких.

— Слушаюсь, Избранная.

— Еще один идиотский титул, — пробормотал Геборий.

Фелисина медленно поднималась по каменным ступеням.

«Возрожденная Шаик, темный покров Дриджны, опустившийся на Рараку. До этого я была Фелисиной, капризной девчонкой, жившей в богатой части Анты. А потом я была шлюхой на отатаральском руднике… Открой священную книгу и заверши ритуал… Ты глядела в лицо хаоса, пока шла сюда по пустыне. Хаос никуда не исчез. Он притаился в этой толпе. Ритуал требует, чтобы ты навсегда распрощалась со своей прежней жизнью. Открой священную книгу… Кто бы подумал, что пустынная богиня так легко согласится на этусделку? Она знает мое сердце и все же дарует мне свое доверие. Я заключу сделку. Я знаю, что получу силу и власть. Но Фелисина никуда не исчезнет. Ее окаменевшая, израненная душа так и будет парить над пропастью хаоса. И Леом это знает…»

— Все — на колени перед возрожденной Шаик! — загремел в жарком неподвижном воздухе могучий голос тоблакая.

Тысячи собравшихся послушно встали на колени и склонили головы.

Фелисина прошла на возвышение, ощущая, как в нее вливается сила Дриджны.

«Дорогая богиня, моя бесценная покровительница, почему же так тонка струйка твоей силы? Или ты, подобно Леому и этой толпе, ждешь подтверждения моих слов? Хочешь убедиться в искренности моих намерений?»

Но даже этой струйки хватило, чтобы ее тихие слова донеслись до ушей всех собравшихся, включая трех верховных магов. Они стояли под аркой, ведущей на парадную площадь.

«На ногах стоят, а не на коленях!»

— Поднимитесь с колен, верные мне.

Трое магов, сами того не желая, вздрогнули, будто ее слова были обращены к ним. «Я вижу, где вы».

— Вихрь Дриджны бушует над Семиградием, но здесь, в самом сердце священной пустыни Рараку, тишина и покой. Иначе и быть не может, ибо я вернулась. Но я вернулась не для того, чтобы наслаждаться покоем. Священный мятеж, поднятый во имя освобождения Семиградия от малазанских поработителей, продолжается. Волны вражеской крови захлестывают континент. Мои служители командуют большими армиями. Они освободили почти все священные города нашей земли.

Фелисина умолкла, чувствуя, как струйка силы превратилась в струю, а затем и в поток, наполняющий ее тело.

— Верные мои! Вас вдохновляют победы, одержанные нашими славными воинами. Но все они были лишь приготовлением к решающей битве. Приготовление завершилось. Малазан-ская императрица грозит покарать Семиградие. Она послала в Арен флотилию из многих кораблей. Сюда плывет целая армия, возглавляемая ее адъюнктессой, чей разум доступен мне, словно развернутая карта. У адъюнктессы нет тайн, которые не были бы мне известны.

Верховные маги стояли неподвижно. Они вообще могли бы сейчас скрыться с ее глаз — Фелисина знала все о каждом из них. Знания, пришедшие к ней, конечно же, принадлежали Шаик-старшей. Фелисина видела лица магов, будто находилась совсем рядом. Они тоже ощущали ее близкое присутствие. Отчасти ее восхищало мужество магов: ни один мускул на их лицах не дрогнул… Старейшим из троих был морщинистый, высохший Бидиталь. Это он разыскал тогда настоящую Шаик, ведомый своими видениями. Она была совсем девчонкой. Сейчас мутные глаза Бидиталя были устремлены на нее.

«Вспомни ту девчонку, Бидиталь! Вспомни, как грубо и жестоко ты овладел ею в вашу первую и единственную ночь, дабы выжечь из нее все плотские наслаждения. Ты сломил ее внутри, сделал бесчувственной, оставив невидимые шрамы. Зато ты был доволен: отныне ни мечты о любимом, ни желание стать матерью не отвлекут будущую пророчицу от служения пустынной богине. Но я ничего не забыла, Бидиталь. И в пылающей пропасти хаоса для тебя уже готово место. Ты тоже об этом знаешь. А пока — служи мне. На колени!»

К ее привычному зрению добавилась еще одна картина, как будто она смотрела на происходящее откуда-то издали, являясь отрешенной наблюдательницей. Бидиталь с явнойнеохотой опустился на колени. Внимание Фелисины переместилось к другому верховному магу.

«Фебрий, самый трусливый и коварный из моих верховных магов. Ты три раза пытался меня отравить, но сила Дриджны выжигала яд из моих жил. И если возмездие не обрушилось на твою голову, думаешь, мне ничего не известно о твоих гнусных замыслах? Думаешь, я не знаю твоей давней и самой страшной тайны — как ты сбежал от Дассема Ультора накануне решающей битвы, предав его и дело, которому служил? Однако пока ты мне нужен. Ты, словно живой магнит, притягиваешь новых моих предателей. Что медлишь? На колени, ублюдок!»