Чтение 55–й страницы книги ~Врата Смерти~

В городе было тихо, как на кладбище. Только остатки фундаментов и внутренних стен позволяли судить о некогда стоявших тут зданиях. Город был построен с геометрической точностью; улицы и переулки расходились концентрическими полуокружностями, прорезанные лучами других улиц. Последний полукруг граничил с гаванью. Впереди виднелись остатки крупного здания: возможно, дворца. Камни, что находились в его центральной части, сохранились лучше, поскольку были защищены от ветров.

— Что скажешь, Геборий? В этом городе тоже кишмя кишат призраки?

— Я бы так не сказал, девочка. Здесь не было жестокой бойни. Я ощущаю лишь печаль. Тихую и подспудную. Городам свойственно умирать, потому что города повторяют путь самих людей: рождение, кипучая юность, зрелость, старость и, наконец… прах и черепки. В последний век жизни этого города море уже отдалилось от него. Но город ненадолго ожил, вдохнув в себя чужое влияние. Следы этого всплеска мы увидим в гавани.

Несколько шагов Геборий шел молча.

— Знаешь, Фелисина, я теперь начинаю лучше понимать жизнь Властителей. Они живут сотни, тысячи лет. Они видят, как рождаются, расцветают и сходят на нет города и империи. Видят всю тщетность человеческих усилий: ведь то, чем люди гордятся сегодня, завтра рассыплется в прах. И сердца Властителей поневоле становятся жесткими и холодными. А как иначе?

— Это путешествие приблизило тебя к твоему богу. Слова были столь неожиданными для Гебория, что старик замолчал.

В гавани Фелисина увидела свидетельства недолгого возрождения этого города. Четыре громадных канала. Их прорыли, чтобы соединить город с отступившим морем. Каждый был шириной в три городских улицы и почти таким же по глубине.

— Последние корабли плавали уже по этим каналам. В отлив каналы существенно мелели, и крупным судам приходилось терпеливо дожидаться прилива… Когда акведуки окончательно пересохли, в городе оставалось несколько тысяч жителей… Это, девочка, одна из историй Рараку. Было множество других, куда более жестоких и кровавых. Хотя не знаю, какая гибель трагичнее.

— Ты напрасно забиваешь голову мыслями о прошлом, — начал Леом, но крик тоблакая заставил его умолкнуть.

Великан спустился в один из каналов. Леом побежал к нему. Фелисина хотела двинуться следом, однако холодные невидимые пальцы Гебория сжали ей руку. Дождавшись, пока Леом отбежит на достаточное расстояние, старик шепнул:

— Мне страшно, девочка.

— Ничего удивительного, — огрызнулась Фелисина, будто маленькая девочка, которую не пустили поглазеть на нечто интересное. — Ведь тоблакай намерен тебя убить.

— Этого глупца я не боюсь. Меня страшит Леом.

— Он был телохранителем Шаик. Я не сомневаюсь в его преданности. Меня лишь удивляет, что они с тоблакаем не сумели защитить Шаик.

— Леом не фанатик, — отозвался Геборий. — Он может устроить какой-нибудь шумный маскарад, чтобы заставить тебя поверить в это, но в нем я ощущаю двойственность. Он не считает тебя возрожденной Шаик. В это я не поверю даже на мгновение. Просто он понимает, что армия мятежников нуждается в молодой и сильной предводительнице. Скорее всего, настоящая Шаик была морщинистой высохшей старухой. Вот четверть века назад она действительно представляла силу. Подумай: а вдруг ее телохранителям просто не захотелось рисковать жизнью, спасая дряхлый живой символ?

Веки Гебория все еще оставались припухлыми. Гной, вытекающий из глаз, успел превратиться в корку, а сами зрачки подернулись серой пеленой.

— Ну что ж, раз они затеяли более крупную игру, мне самое время в нее включиться.

— Думаю, не они, а прежде всего Леом. Однако он рассчитывает, что ты будешь играть по его правилам. Учти: представлять тебя мятежному воинству будет он. Стоит ему только заикнуться о своих сомнениях, и тебя растерзают на куски.

— Я не боюсь Леома, старик, — усмехнулась Фелисина. — Таких мужчин я хорошо понимаю.

Геборий поджал губы. Фелисина выдернула свою руку и пошла к каналу.

— В сравнении с ним Бенет был просто маленьким несмышленышем, — бормотал двинувшийся за ней старик. — Разбойник, забияка, повелитель горстки жалких, опустившихся каторжников. Да, он любил покрасоваться. А кто не любит, если есть такая возможность? Напрасно ты цепляешься за воспоминания о Бенете. Точнее, даже не за воспоминания, а за ощущения, которые он в тебе вызывал. Вот они были совершенно ложными.

Фелисина резко остановилась.

— Да что ты вообще знаешь? — почти прошипела она, дрожа от ярости. — Думаешь, я боюсь мужчин? Боюсь того, что они могут со мной сделать? И конечно, ты думаешь, что успел меня изучить? Может, еще начнешь утверждать, будто знаешь мои мысли и чувства? Ты просто высокомерный идиот, Геборий!

Смех старика ударил ее наотмашь, заставив замолчать.

— Милая девочка, а зачем тогда я тебе нужен? В качестве говорящей зверюшки, чтобы развлекать тебя беседами? Может, прикажешь вырвать мне язык? Вот тогда я точно превращусь для тебя в слепую, безгласную скотину.

— Перестань, Геборий, — уже без раздражения попросила Фелисина. Она вдруг почувствовала, что их разговор отнял у нее силы. — Если когда-нибудь мы научимся понимать друг друга, нам не понадобятся слова. Наши языки умеют разить острее мечей. Так давай уберем их в ножны. К чему нам раны?

Геборий запрокинул голову.

«Как быстро он перенял эту манеру, свойственную многим слепым».

— Последний вопрос. Скажи, зачем я тебе нужен?

Фелисина подыскивала слова, не зная, как он отнесется к правде. Лгать старику ей не хотелось. «Совсем недавно я бы без раздумий бросила тебя одного среди пустыни».

— Потому что рядом со мной ты останешься в живых, Геборий. Достаточно, что я прогнала Бодэна.

Не опуская головы, Геборий вытер пыльный лоб.

— Думаю, мы с тобой все-таки научимся понимать друг друга.

К каналу вели широкие каменные ступени. Их было более сотни. На дне высохшего русла виднелась каменная стена с выступами для закрепления шатровой ткани. Чувствовалось, стену сложили гораздо позже, когда Рараку перестала быть морем. Такие же камни окружали закопченный очаг.

Дурные предчувствия Леома оправдались: кто-то успел разграбить тайник с провизией. Рядом валялась груда вывороченных камней. Но крик тоблакая был вызван совсем неэтим. На земле валялись семь наполовину съеденных трупов, густо усеянных мухами. Их убили всего несколько часов назад; кровь на тонком белом песке еще не успела застыть. Неподвижный воздух был до предела пропитан невыразимым зловонием.

Ступени запечатлели следы звериных лап, перепачканных в человеческой крови. Следы вели вверх. Леом долго разглядывал их, присев на корточки, затем повернулся к тоблакаю.

— Если собрался его преследовать, тут я тебе не помощник.

Великан щелкнул зубами.

— Я и не просил о помощи.

Тоблакай сбросил на песок бурдюк с водой, подстилку, затем достал свой деревянный меч. Он легко, словно прутиком, поигрывал этим увесистым оружием.

Вопреки недавнему требованию молчать Геборий все же спросил его:

— Собрался выследить и убить странствующего? Если в твоем племени все столь же глупы, как ты, можно считать, что ты почти прожил свою жизнь. Но я не стану скорбеть о твоей гибели.

Тоблакай, памятуя данное обещание, не ответил Геборию. Великан зловеще улыбнулся и сказал, поворачиваясь к Леому:

— Я — мститель Рараку, карающий тех, кто вторгается в пределы священной пустыни.

— Если это так, тогда отомсти за моих соплеменников, — сказал ему воин пустыни.

Перепрыгивая через три ступени, тоблакай стал подниматься вверх. Он, не останавливаясь, добрался до самого верха. Там он ненадолго замер, изучая следы, потом скрылся из виду.

— Странствующий убьет его, — сказал Геборий.

Леом спокойно пожал плечами.

— Возможно. Правда, Шаик заглядывала далеко в его будущее.

— И что она увидела?

— Пророчица редко говорила о своих видениях. Помню только, что будущее тоблакая повергло ее в ужас.

— Пророчица Дриджны могла ужасаться? — удивилась Фелисина.

Лицо Гебория напряглось. Он словно услышал подтверждения собственных ощущений, связанных с будущим.

— Леом, расскажи мне о других ее видениях.

Леом стаскивал обезображенные трупы в одно место. Услышав просьбу, он поднял голову и взглянул на Фелисину.

— Когда ты откроешь священную книгу, эти видения придут к тебе. Таков дар Дриджны, один из многих.

— Ты что же, предлагаешь мне по пути к оазису совершить этот ритуал?

— Не предлагаю. Тыдолжнаего совершить. Он подтвердит, что ты и в самом деле являешься возрожденной Шаик.

— И как это подтвердится? — спросил Геборий.

— Если она лжет, ритуал погубит ее.

Когда-то этот холм был настоящим островом, и вокруг него плескалось море. Теперь его окружала равнина с глинистой, растрескавшейся землей. Еще сохранились серые пни, к которым привязывали лодки. Были причалы и посолиднее. Они тянулись вдоль тогдашней береговой линии. В давние времена пространство под причалами забивалось разным мусором, бросаемым с кораблей. Мусор давно успел окаменеть, но даже и сейчас в его потемневших слоях кое-где поблескивала рыбья чешуя.

Примостившись возле Скрипача, Маппо следил за Икарием, поднимавшимся по хлипким остаткам волнолома. Позади трелля, в окружении стреноженных лошадей, стоял Крокус.Все это время он был непривычно молчалив. Движения его стали более скупыми, будто парень принял на себя некий странный обет. Сам того не осознавая, Крокус все больше подражал Икарию, его жестам и манере говорить. Маппо это не радовало, но и не огорчало. Он знал об этой особенности своего друга, хотя тот никого не старался расположить к себе.

«Лучше бы парень подражал Скрипачу, — думал Маппо. — Этот солдат — удивительное создание».

— Икарий как будто знает, куда надо лезть, — заметил сапер.

Маппо вздрогнул.

— Значит, наши ощущения совпали, — нехотя признался он.

— Вы уже здесь бывали?

— Я нет, а Икарий… да, он здесь не впервые.

— А сам он как узнает, что уже бывал тут?

Трелль только покачал головой.

«Он не должен этого вспомнить. Раньше он не помнил. Но благословенные преграды забвения рушатся! Повелительница снов, верни Икарию блаженство неведения. Прошу тебя, верни…»

— Полезли и мы, — сказал Скрипач, вставая на ноги.

— Что-то не тянет.

— Как знаешь.

Скрипач полез вслед за полуджагатом, успевшим скрыться в развалинах города, простирающихся за волноломом. Вскоре туда же направился и Крокус. Трелль поморщился.

«Должно быть, я старею, если боюсь, что лишусь рассудка в этих развалинах».

Прежде чем добраться до волнолома, нужно было миновать коварную осыпь, состоящую из обломков дерева, кирпичей, кусков штукатурки и черепков. Одолев половину осыпи,Скрипач остановился. Он протянул руку и вытащил из груды обломков посеревший кусок дерева.

— Гляди-ка, — обратился он к Крокусу. — Дерево превратилось в камень.

— Окаменело, — ответил Крокус. — Помню, дядя рассказывал мне, как все происходит. Дерево пропитывается каменными солями и само становится как камень. Но не за год-два, а за тысячи лет.

— Зато верховный маг, которому доступна магия Пути Дрисса, сотворил бы такое окаменение за считанные секунды.

Маппо, который все-таки присоединился к ним, извлек посудный черепок. Внешне этот черепок небесно-голубого цвета был тонким, как яичная скорлупа, но отличался изрядной прочностью. На черепке сохранился кусочек рисунка: черные с зеленоватым отливом линии изображали туловище. Рисунок был грубым. Скорее всего, его сделала рука человека, поскольку туловище явно было человеческим. Маппо размахнулся и зашвырнул черепок подальше.

— Этот город погиб задолго до того, как исчезло море, — сказал Скрипач, продолжая подъем.

— Откуда ты знаешь? — послышался сзади вопрос Крокуса.

— Здесь все источено и разрушено водой. Волны дырявили эту стену. Век за веком. Не забывай, я вырос в приморском городе. Я видел, на что способна вода. Прежде чем строить новые причалы в Малазе, император приказал вычистить и углубить дно Малазанского залива. Мы бегали смотреть, как из-под воды обнажаются старые волноломы и все прочее.

Скрипач добрался до верха и снова остановился, чтобы передохнуть.

— Тогда-то и стало понятно, что Малаз древнее, чем думали.

— И со временем уровень моря там не опускался, как здесь, а поднимался, — заключил Маппо.

— Ты прав, трелль.

С вершины волнолома открывался вид на разрушенный город. Природная стихия немало потрудилась над ним, однако еще до ее слепых ударов этот город кто-то жестоко разрушил. Почти все здания представляли собой груды обломков — свидетелей чьей-то неимоверной силы и безудержной ярости. Остальное пространство заполняли колючие кустарники. Рядом с ними тянулись вверх кривые узловатые деревья.

Примечательной особенностью этого города было обилие статуй. Когда-то они стояли в промежутках широких колоннад, заполняли ниши едва ли не в каждой стене. Повсюду валялись обломки мраморных тел. Манера изображения была той же, что и на голубом черепке. Фигуры показались треллю слишком уж знакомыми.

«Легенда, которую рассказывали на просторах Джаг-одхана… легенда, слышимая мною от старейшин племени…»

Икарий скрылся из виду.

— Куда дальше? — спросил Скрипач.

На темной коже Маппо проступил пот. Внутри слабо шевельнулось предчувствие. Он шагнул вперед.

— Ты что-то почуял? — допытывался Скрипач. Маппо едва слышал вопрос сапера.

По развалинам было трудно представить себе первоначальный вид города. Но у Маппо имелся свой способ воссоздания. Он дословно помнил легенду, ритм ее повествования. Язык древних треллей был гораздо точнее и емче. Народ, не обладавший письменностью, довел использование слов до невероятного совершенства. Слова передавали числа, измерения, состав и свойства всех вещей. Слова несли в себе тайные карты, точные расстояния, устройство человеческого разума, историю событий, описание городов, континентов и магических Путей.

Племя, которое несколько веков назад приняло к себе Маппо, хранило древние традиции и отвергало все изменения, коснувшиеся жизни треллей. Старейшины племени торопились передать эти традиции Маппо и его сверстникам, чтобы они сохранили удивительную силу слова, силу повествования, силу памяти.

Маппо знал, куда отправился Икарий ичтоискал его друг в этом городе. Сердце треля бешено колотилось. Он шел все быстрее, перепрыгивая через обломки и не обращая внимания на колючки, которые впивались даже в его толстую кожу.

«В каждом городе первой империи было семь главных улиц. Духи неба чтили это священное число. Они взирали на семь скорпионьих хвостов, семь жал, обращенных к песчаному кругу. На этот круг внимательно глядели все, кто делал приношения Семи божествам».

Скрипач что-то крикнул ему вслед, но трелль не ответил. Он выбрался на одну из извилистых улочек и двинулся к центру города. Когда-то здесь стояло семь тронов, сделанных в виде скорпионьих хвостов, и каждый был высотой в семьдесят семь локтей. И каждый был разрушен ударами мечей, грозным оружием в руках, направляемых такой яростью, что ее невозможно представить.

От большинства приношений и даров, заполнявших песчаный круг, остались лишь воспоминания. Но Икарий нашел то, что подспудно искал. Он стоял с запрокинутой вверх головой, разглядывая странное сооружение. Странный механизм.

Металлические части этого механизма не превратились в ржавую пыль. Они по-прежнему исправно двигались, однако движение было невидимым для глаз смертных. На мраморном постаменте стоял наклонный мраморный диск. Гладкую поверхность покрывали многочисленные письмена и символы. Диск глядел прямо на солнце, хотя огненный шар светила был едва различим сквозь золотистую дымку.

Маппо медленно подошел к Икарию и остановился в двух шагах от него.

— Как такое возможно, друг? — спросил Икарий, ощутивший его присутствие.

Это был голос заблудившегося ребенка, и бесхитростный вопрос острым шипом вонзился треллю в сердце.

— Понимаешь, Маппо, это моя работа, — продолжал полуджагат. — Мой… дар. Во всяком случае, так здесь написано. Скажу тебе больше: я не без причины отметил год постройки. И видишь, как диск повернулся… я вижу, он указывает на тот год… значит, я могу подсчитать…

У него дрогнул голос.

Маппо обхватил себя руками. Трелль сейчас не мог ни говорить, ни даже думать. Боль и страх наполняли его душу, пока и он не почувствовал себя ребенком, оказавшимся один на один с кошмаром.

— Скажи мне, Маппо, почему те, кто разрушил этот город, не уничтожили и мое Колесо? Конечно, оно пронизано магией, предохраняющей от природных стихий… Но ведь и семь тронов… и многие дары… они тоже имели магическую защиту. Оказывается, все можно сломать. Почему, Маппо?

Только бы он сейчас не обернулся! Только бы не видеть его лица, его глаз.

«Самый страшный детский кошмар, когда ребенок видит лицо отца или матери, с которого стерты все следы любви и заменены холодным намерением, слепым отрицанием или просто равнодушием… и тогда ребенок кричит от страха и слабости».

Не оборачивайся, Икарий! Мне страшно увидеть твое лицо.

— Наверное, я допустил ошибку, — все тем же спокойным, невинным тоном произнес Икарий.

Сзади слышались шаги Скрипача и Крокуса. Что-то заставило их ступать тихо и медленно.

— Я ошибся в измерениях. Что-то не так записал. Это же древний язык. Я плохо помнил его еще тогда, когда строил Колесо. Знания, что остаются во мне, кажутся верными, но, может, я вовсе уж не так совершенен, как мне думалось? Что, если моя уверенность — всего лишь самообман?

«Да, Икарий, ты несовершенен».

— Я подсчитал: последний раз я был здесь девяносто четыре тысячи лет назад. Понимаешь, Маппо? Девяносто четыре тысячи. Несомненно, в расчеты вкралась какая-то ошибка. Разве эти развалины могли бы выдержать столько времени? Они давно бы рассыпались в прах.

Маппо пожал плечами.

«А много ли мы в действительности знаем?»

— Возможно, сказывается сила магии…

«Возможно».

— Но кто же разрушил город?

«Ты, Икарий. Но даже тогда, когда гнев ослепил тебя, что-то в тебе признало творение собственных рук и не позволило его уничтожить».

— Кем бы они ни были, они обладали большей силой, нежели мы, — продолжал Икарий. — Сюда пришли тлан-имасы. Они пытались оттеснить врага… Да, был давнишний союз между жителями этого города и Молчаливым Владыкой. Они разрушили все, и теперь мы находим в песке только кости. Тысячи костей. Маппо, что за страшная сила уничтожила город? Ведь не джагаты. Даже во времена своего могущества они так не зверствовали. Да и качен-шемалей тогда уже давно не было. Я просто теряюсь в догадках, Маппо…

На плечо Маппо легла мозолистая рука. Скрипач сдавил ему плечо, потом убрал руку и подошел к Икарию.

— Ответ достаточно прост, — сказал сапер, вставая рядом с Икарием. — Город разрушила сила кого-то из Властителей. Только гнев бога или богини мог произвести такое разрушение. Должно быть, ты слышал немало легенд о древних империях, слишком высоко возносившихся в своей гордости. Прежде всего, кем были Семь божеств? Кем бы они ни были, их здесь почитали: и в этом городе, и в других городах Рараку. Смотри, с какой яростью уничтожались семь тронов. Сдается мне, то была личная месть. Но кто — этомы вряд ли узнаем. Разум смертного человека здесь бессилен. Я не могу представить никого из известных мне Властителей способным на такое чудовищное разрушение.

— Нет, воин, они могли пойти на такое, — возразил несколько приободрившийся Икарий. — В дальнейшем они научились действовать тайно и чужими руками. Их прежний способ расправы был слишком опасен во многих отношениях. Думаю, ты ответил на мой вопрос.

Сапер равнодушно пожал плечами.

Сердце Маппо забилось ровнее.

«Только не ломай больше голову, почему из всего города уцелело лишь твое Колесо». Роняя капли пота на песок, Маппо глубоко вздохнул. Он поглядел на Крокуса. Парень стоял с отсутствующим видом, словно не понимал, зачем они так долго толкутся возле этого Колеса. Тем не менее Маппо все понял.

«А ты взрослеешь на глазах, парень».

— Девяносто четыре тысячи лет… должно быть, я ошибся, — сказал Икарий.

Он отвернулся от своей постройки и слабо улыбнулся треллю. У Маппо все поплыло перед глазами. Он кивнул и отвернулся, сражаясь с нахлынувшим чувством печали и горечи.

— Кажется, нам пора возобновить поиски Апсалары и ее отца, — сказал Скрипач.

Икарий резко встряхнул головой, прогоняя оцепенение.

— Да. Мы совсем близко от них… и еще от многого.

Все эти столетия он помнил ночь своего расставания с племенем. Особый ритуал освободил тогда Маппо от всех его прежних обязательств. Он стоял на коленях в дымном шатре старейшей шаманки племени.

— Я должен знать больше, — шептал тогда Маппо, — Если безымянные поручают мне миссию, я должен знать о них. Поклоняются ли они какому-либо из богов?

— Когда-то поклонялись, но не сейчас, — ответила старуха. Она не смотрела ему в глаза. Намеренно или нет — этого Маппо тоже не знал.

— Бог их отверг, отринул от себя. Это случилось во времена первой империи, которая вовсе не была первой. Еще задолго до ее появления у тлан-имасов существовала свояпервая империя… Они были левой рукой, другое сообщество — правой. Обоим сообществам предстояло объединиться, чтобы вести за собой. Но те, кому предстояло стать неназванными, ушли по тропе тайн…

Шаманка замолчала, рубанув рукой воздух. Такой жест Маппо видел впервые. То был… жест джагатов.

— Тайны иных миров сбили их с пути. Они встретили нового господина и поклонились ему. Это все, что могу сказать тебе.

— И кто же этот новый господин?

Старуха лишь покачала головой и отвернулась.

— А чьи силы сокрыты в их посохах? — допытывался Маппо.

Шаманка не ответила ему и на этот вопрос. Впоследствии Маппо нашел ответ (во всяком случае, он так считал). Увы, ответ не принес ему утешения.