Чтение 25–й страницы книги ~Истребивший магию~

— Да, — ответил маг. — Не дави так…

— Ничего, — успокоил Олег. — Простая предосторожность… Пошли.

Барвинок держалась от них в трех шагах, лестница уходит вниз все глубже и глубже, не видно конца. Справа из стены торчат крохотные светильники, огоньки слабые, освещают только ближайшие ступеньки, а дальше идет уменьшающаяся цепь огоньков.

Олег сказал с подозрением:

— Что-то дышишь часто… Задумал что?

— Ты больно давишь, — прохрипел маг. — Сейчас упаду… В глазах совсем темно.

— Врешь, — сказал Олег, но Барвинок догадалась, что жесткую хватку чуть ослабил. — Лучше не падай, понял?.. А то, сам понимаешь…

Маг промолчал и шел дальше, уже не останавливаясь и не раскачиваясь.

Барвинок устала спускаться, когда снизу повеяло бодрящим холодом. Еще с полсотни ступенек, далеко внизу появилось некое прерывистое свечение, словно роятся и носятся друг за другом светлячки. Она опустилась за мужчинами ниже и сообразила потрясенно, что это блики от горящих светильников на темной поверхности спокойной воды.

Ступеньки кончились, Олег с магом спустились до самой воды. Барвинок затаила дыхание. При слабом свете вода кажется черной, тяжелой, маслянистой. От нее и запах поднимается похожий на аромат земляного масла. Главное же, это не лужа, как она ожидала, а настоящее подземное озеро.

Маг произнес с надеждой:

— Видишь?.. Здесь не то что на двоих, на десятерых хватит. До конца дней!

Олег с трудом оторвал взгляд от созерцания такого богатства. Сердце стучит чаще обычного, в горле пересохло.

— Да, — проговорил он тяжело, — какое счастье, что ты не настоящий маг… и не сумел воспользоваться этим в полную мощь!

Колдун сказал обидчиво:

— Я маг!.. Ну, пусть еще не все умею, но обучался быстро. И мог бы научиться намного большему.

— Да, — подтвердил Олег, — в том-то и дело, что смог бы.

Колдун сказал, чуточку ободренный:

— Ты сильнее меня, я понимаю. И — принимаю. Ты же один, видно!.. Я мог бы стать твоим помощником. Твоим учеником. Я признаю твое старшинство и… обязуюсь слушаться.

Глава 13

Последние слова он произнес с трудом. И хотя явно брешет, при первой возможности попытается взять реванш, но даже выговорить такие слова вслух — невероятно трудно для человека, привыкшего считать себя сильнейшим, видеть свою власть над жителями окрестных деревень и успевшего вкусить от сладости этой власти.

Олег убрал руку с его шеи, Барвинок поглядывала, как он разминает пальцы, но взгляд все еще не отрывается от поверхности озера. Даже нож убрал наконец, а голос прозвучал почти буднично:

— Ты готов принести клятву верности?

— Да, — ответил колдун поспешно.

— Нерушимую?

— Да!

Олег сказал хмуро:

— Учти, я знаю те, которые нарушить в самом деле нельзя. Иначе гореть в вечном огне в страшных муках.

Колдун кивнул, в голосе звучало полное поражение:

— У меня нет выбора. Быть твоим помощником или… умереть.

— Верно, — сказал Олег. — Говори.

Он поднял из-под ног камень размером с яблоко. Колдун охнул от святотатства, когда его мучитель швырнул камень на середину подводного озера.

Даже Барвинок засмотрелась, как ровная, словно застывший черный лед, поверхность чуть дрогнула, камень погрузился до половины, взлетели на диво редкие и вялые брызги, вода пошла было кругами и так застыла, будто превратилась в камень.

Все трое смотрели на место падения камня, колдун быстро присел, избегая ножа в руке волхва, ударил его, не глядя, локтем в живот, развернулся и ударил уже кулаком.

Барвинок видела искаженное лицо волхва, нож выскользнул из ослабевших пальцев, а кулак колдуна устремился в его лицо. Олег отшатнулся, с силой ударил в ответ прямо в скулу, но колдун только тряхнул головой.

Они обменялись быстрыми, но тяжелыми ударами, затем колдун ухватил Олега за горло, лицо волхва посинело, а жилы на висках вздулись. Она почти ощутила, с какой силой колдун сжимает пальцы, Олег задыхался, слепо шарил по его груди, словно искал еще амулеты, потом ухитрился снизу подбить его руки.

Колдун отшатнулся и выпустил жертву. Олег, не переводя дыхание, ударил его в лицо. Барвинок не поверила глазам, колдун только отшатнулся, хотя других волхв таким ударом не просто сшибал с ног, их уносило, как ветром листья.

Она не успела увидеть, кто из них сделал подсечку, оба рухнули так, что вздрогнула вся пещера. Колдун оказался сверху, а Олег тщетно пытался удержать руку, вооруженную его же кинжалом. Острое лезвие медленно приближалось к его глазам. Колдун злорадно скалил зубы, тяжелое дыхание рвется из раскрытого рта со свистом, руки трясутся, превозмогая сопротивление волхва.

Барвинок закричала отчаянно:

— Олег! Держись! Не сдавайся!

Олег прохрипел:

— Он… сильнее…

Она вскрикнула:

— Не сдавайся, я пропаду без тебя!

Он прошептал сквозь стиснутые зубы:

— Правда?.. Ну… тогда…

Острие кинжала, что почти касалось века его правого глаза, так же медленно начало отодвигаться. Колдун хрипел, сопел, тужился, на висках и лбу вздулись багровые вены, похожие на перепивших крови пиявок, Олег молчал, только смотрел в упор ненавидящими глазами.

Движение кинжала замедлилось, Барвинок с ужасом поняла, что Олег истратил все силы, но ничья долго не продлится, вот снова начинает неумолимо двигаться к лицу Олега…

— Держись! — прокричала она. — Ты же герой!.. Ты самый сильный… Я в тебя верю!

— Хорошие слова, — прохрипел Олег, — нужные…

Лезвие снова начало отодвигаться. Колдун застонал, лицо стало страшным, все жилы вздулись и застыли, превратив его почти в звериную морду. Барвинок видела, как лопнули его рукава, обнажая вздувающиеся мышцы, что растут и превращаются в чудовищные нагромождения тугого мяса.

— Олег! — прокричала она. — Ты победитель!.. Все женщины мира — твои!..

— Эти слова… — прохрипел Олег, — еще… лучше…

Лезвие пошло от его лица быстрее. Колдун в отчаянии оглянулся на Барвинок и закричал затравленно:

— Женщина, не вмешивайся! Это мужское дело!

— Я тоже имею право, — крикнула она.

— Ничего ты не имеешь… — прорычал колдун. По глазам поверженного волхва он понял, что тот с ним согласен, оба хрипели и напрягали мышцы из последних сил, у колдунаиз носа пошла кровь, Олег брезгливо отстранился, из-за этого нож приблизился к его горлу.

Барвинок пришла в голову безумная мысль подбежать и поцеловать Олега, у любого мужчины должно сразу прибавиться сил, но это у простого, а этот совсем не такой, как остальные, хоть она его и обзывает постоянно…

— Олег! — прокричала Барвинок.

Колдун повернул голову в ее сторону и прошипел люто:

— Убирайся… иначе я тебя, дура…

Олег краем глаза увидел справа камень, быстро ухватил одной рукой, пользуясь моментом, что нажим врага чуть ослабел, и с силой ударил им его в висок. Колдун дернулся, нож выпал, Олег с отвращением скинул с себя обмякшее тело.

— С женщинами нельзя так разговаривать, — прохрипел он. — Хоть они и дуры, ты прав…

Барвинок подбежала и жарко поцеловала его в щеку.

— Спасибо!

Он посмотрел на нее с подозрением.

— За что?

— Ты спас меня!

Он пробормотал:

— Вообще-то я дрался, если без брехни, не за тебя… Но если нужна милостыня… то есть милосердие…

Она чувствовала, как ее щеки вспыхнули жарким огнем.

— Ничего мне от тебя не нужно!

— Это хорошо, — сказал он с облегчением. — А то всегда требуете, требуете, требуете… Даже когда не требуете. Ладно, надо закончить с этим делом…

Колдун не двигался, руки раскинуты в стороны, из пробитого виска вытекает темная кровь. Олег постоял над ним, всматриваясь с подозрением, вдруг да притворяется, а его пальцы методично перебирали на груди амулеты.

Барвинок обратила внимание, как аккуратно и ловко, что говорит об отточенности и этого движения, снял со шнурка серый камешек. Она смотрела во все глаза, стараясь уловить, что же в нем особенного, увидеть ничего не успела, волхв размахнулся и швырнул вслед за булыжником.

Вода всколыхнулась, будто в озеро обрушилась целая скала. Барвинок в испуге отпрыгнула, волна жадно лизнула ее сапожки и отступила. И продолжала отступать. И отступать. Воздух стал влажным, а вода уходила и уходила, обнажая камни на дне.

— И что, — прошептала она, — вот так… исчезнет?

— Нет, конечно, — удивился волхв. — Как это исчезнет? Мне кажется, в мире вообще ничего не исчезает, только изменяется. Странно, правда?

— А эта вода?

Он наморщил лоб.

— Тот камешек должен был прожечь дырку на дне. Вот вода и…

Она вытаращила глаза.

— Дырку? Какую дырку?

— Такую. Подходящую.

— Но… какая должна быть дырка?

Он сдвинул плечами.

— Достаточно широкая, как видишь, вода уходит быстро. И, конечно, глубокая. Не обязательно до самого панциря той черепахи… Раньше попадутся слои с подземными реками. По ним вся и уйдет.

— А на поверхность?

— Не выйдет, — заверил Олег. — Тяжеловата, будет вообще стремиться вглубь. Подземные реки и ручьи чаще всего идут по глине, для простой воды она непроницаема, а для непростой…

Он говорил обстоятельно, уже спокойный, будто за его спиной не лежит труп могучего колдуна, будто только что не было смертельной схватки, когда жизнь висела на волоске, она смотрела в его колдовские зеленые глаза и вдруг потрясенно ощутила, что это крохотный эпизод в его полной приключений жизни, а вообще ему приходилось встречать противников и пострашнее.

Дрожь прошла по ее телу, стало страшно, и очень захотелось прижаться к нему и спрятаться там от него же, сильного, жестокого и непримиримого.

— И тебе, — прошептала она, — не жалко? Мог бы сам воспользоваться. Здесь и богатство, и власть… и вообще все.

Он покачал головой.

— Как раз не все. Синица в моих руках бывала не раз. Теперь хочу журавля с неба… Пойдем.

Подниматься ей показалось даже легче, чем когда спускались, нет страха и предчувствия беды, что холодили ноги, да и волхв идет прямой и собранный, не чувствуется в нем ни сожаления, ни раскаяния.

Она вспомнила начало схватки, зябко передернула плечами. Олег лишь покосился, когда маленькая женщина догнала и пошла рядом, поглядывая большими глазами.

— Ты что, — спросила она дрогнувшим голоском, — в самом деле надеялся, что он вот так возьмет и откажется от… как ты говоришь, случайно добытого? И ринется изучать доброе, вечное?

Он поморщился.

— Нет, конечно.

— Это хорошо, — сказала она с облегчением, — а то думала, что совсем дурак. Кто по доброй воле откажется от сокровищ и пойдет изучать это самое доброе, вечное?

— Я таких знавал, — ответил он коротко.

Она изумилась:

— Правда?

— Точно, точно.

— Странные люди, — проговорила она задумчиво. — Интересные, наверное. Ну а ты зачем ему это говорил? Если знал, что откажется?

— Давал шанс, — объяснил Олег. — Человеку нужно всегда давать шанс. Конечно, не тогда, когда распростерт под тобой, а ты уже замахнулся мечом… Тогда за любой шанс ухватится! Не-е-ет, надо вот так, когда он еще уверен в своей мощи…

— Свинья ты, — сказала она с упреком. — Ты давал не шанс, а видимость! Нет, конечно, шанс давал, но подстраивал так, чтобы он его не принял!.. И тогда твоя совесть как будто бы чиста.

Он помолчал, к чему-то долго прислушивался. Барвинок забеспокоилась и начала оглядываться по сторонам, смотрела на стены, какие-то не такие, а он наконец вздохнул с облегчением.

— В самом деле чиста.

Она вздрогнула.

— Кто?

— Совесть, — объяснил он. — Сейчас поговорил с нею, спросил, и она ничего, не возражает.

— Гибкая, — сказала она саркастически. — Податливая! Всегда уговорить сможешь.

Он возразил с недоумением:

— Ничего я не уговаривал…

— Она к тебе на лету подстраивается, — объяснила она. — Угодливая.

— Это ж хорошо, — сказал он важно. — Как женщина! Я имею в виду, настоящая женщина.

Она буркнула:

— Много ты видел настоящих.

Разговаривать с ним враз расхотелось, она смотрела перед собой надменно, абсолютно не замечая его, что идет рядом сосредоточенный на чем-то важном, как он полагает,на ерунде какой-то, брови сдвинуты, лицо внимательное, щеки слегка запали, скулы красиво и четко вырисовываются на удлиненном лице, нижняя челюсть тяжеловата, губы прорисованы красиво, ничего не скажешь, но трудно себе представить, что они могут делать еще что-то, помимо хлебания супа…

Обращенное в ее сторону плечо блестит в тусклом багровом свете, выглядит то как шар размером с ее голову, то при шевелении в нем проступают толстые мышцы, а ниже подкожей перекатывается могучий бицепс, толстый, как сытый удав, даже когда лениво расслаблен. На предплечье широкий стальной браслет, ей вполне подошел бы вместо пояса, а на запястье браслет настолько широк, что уже почти и не браслет.

Ее плечи передернулись, когда она вспомнила, как он совсем бесстрашно принимал на это железо удары мечей и топоров, ничуть не беспокоясь, что рука переломится.

— Ты силен, — проговорила она, — ты чудовищно силен…

Он подумал, заметил с тяжеловесной объективностью:

— Он был силен тоже.

— Нет, — возразила она, — я не о мышцах… Ты силен своими убеждениями! Но они у тебя какие-то повернутые, жестокие, бесчеловечные!

Он проворчал:

— Это у меня бесчеловечные?

— У тебя!

— Почему?

— Не понимаешь? Да тебя, если узнают, что творишь, проклянут все люди на свете!

Он поинтересовался с той же неуклюжестью:

— Почему?

Она остановилась, он тоже замер, удивленный ее вспышкой, а она прокричала отчаянно ему в лицо:

— Ты отнимаешь у них надежду! Жизнь тяжела… а у кого не тяжела, то сера и беспросветна. Каждый селянин, одурев от однообразия работ, мечтает найти что-нибудь чудесное. Говорящую щуку, палочку-выручалочку или хотя бы ковер-самолет. Если нет, есть надежда, что повезет хотя бы в лотерее!

Он смотрел на нее с удивлением. Хорошенькая куколка, и когда раскрывает свой хорошенький ротик, то ожидаешь услышать сладкое пение или сладкое щебетание, но когда слова идут умные и резкие, даже не замечаешь ее бесстыдно огромных глаз и роскошных золотых волос.

— Ты права, — сказал он. — Ну, а как иначе?

Барвинок шла за ним, опустив голову, сглупила, не выдержала, с языка сорвалось то, что не должно бы, и лишь одна надежда, что волхв, как и все мужчины, слишком самоуверен, чтобы обращать внимание на ее мелкие промахи. Мужчины больше всего любуются собой и своими поступками, на замечания не реагируют, а уж если что-то говорит женщина, то слышат только воробьиное чириканье, а не связную и осмысленную речь…

Ступеньки вывели к двери, она показалась Барвинок плотно закрытой, но Олег пнул ногой, и отворилась легко, будто из тонких досок.

За воротами распахнулась все та же ночь, необъятная и властная, звезды блещут холодными льдинками, ярко-оранжевый месяц висит грустный, медленно тающий, как леденец, от него идет едва заметное тепло. Страшный странный лес исчез куда-то…

— Кони на месте, — сказал он довольно.

— Ночь еще не кончилась, — возразила она.

Он сдвинул плечами.

— Я не сказал, чтоб ты не тревожилась, здесь было полно всякого зверья…

— И ты оставил в таком месте коней?

— Как видишь, защита устояла.

Она пугливо огляделась.

— А теперь? Не набросятся?

Он отмахнулся.

— Когда колдун не слишком… силен, все им созданное вскоре исчезает.