Чтение 7–й страницы книги ~Истребивший магию~

— Я стараюсь все поправить…

— Но пока не получается? — спросил Олег безжалостно. — Где прячешь воду? Где взял?

Только что он стоял неподвижно в двух шагах от колдуна, и вдруг тот ощутил сильную руку на своем горле. В страхе ухватился за нее обеими руками, пытаясь отогнуть хоть палец, но те, как железные, впились в его плоть, прогибая и не давая дышать.

— Ты сейчас умрешь, — сказал Олег раздельно, — а воду я все равно отыщу. Понял?

Колдун кивнул, лицо его уже стало синим. Олег чуть ослабил пальцы, тот прошептал:

— Под полом… Там погреб… Тайник в правой стене…

Олег кивнул:

— Хорошо. От кого взял?

Колдун сипел, синел, Олег придавил сильнее, лицо стало злым и неумолимым. Несчастный понял, что сейчас умрет, если не скажет, просипел:

— От Назара… Это в городе…

Олег сказал с отвращением:

— Не буду допытываться, чем ты ему заплатил, это неважно. Но ты поступил недобро к односельчанам…

Его пальцы сжались сильнее, колдун захрипел, забился в его руках, но Олег не отпускал, пока жертва не затихла. Не выпуская из рук, он перетащил к столу, усадил и, сунув в рот огромный кус мяса, опустил лбом на столешницу и вышел.

Глава 8

Барвинок цвела, глаза сияют, как самое чистое и безоблачное небо, щечки раскраснелись, а сварливый голосок стал щебечущим, как у веселой и всем довольной птички:

— Все получилось!..

— Что? — переспросил Олег. — Что у тебя получилось?

— Все выздоровели, — сообщила она радостно. — Просто чудо! У меня никогда не получалось так быстро!

Он кивнул, лицо оставалось равнодушным.

— Это хорошо. Растешь.

Она сказала обиженно:

— Ты хотя бы порадовался!

— Я рад, — ответил он так же равнодушно. — Сколько народу сегодня выйдет в поле! Да и в домах много работы.

Она посмотрела с упреком:

— А за меня не рад?

— И за тебя, — сообщил он. — Теперь будешь лечить еще лучше, хорошо. Полезно. Нужно людям!

По деревне радостно кричали петухи, словно тоже раньше болели, из труб пошли дымки. От соседних дворов справа и слева стал доноситься радостный говор.

По двору медленно уползает лиловый туман, такой бывает только на восходе. Олег набрал в ладони воды из таза и поплескал в лицо, вздрагивая от свежести. За окнами трепещут на проснувшемся ветерке веточки с мелкими листочками, воздух с утра прозрачный, холодный, будто тоже из родника.

Хозяйка внесла в комнату и тихонько разложила на столе краюхи черного хлеба с крупной солью, затем выложила из-под полотенца жареное мясо, рыбу и сыр.

— Кушайте на здоровье, — сказала она счастливо. — Что б мы без вас делали!..

— Да не так уж и помогли, — сказал Олег и посмотрел на Барвинок. — Вы бы и сами выкарабкались…

— Не знаю, — ответила хозяйка. — Много народу померло.

— Но сегодня уже никого?

— Никого, — подтвердила она. — Правда, Остап утром преставился, но он, говорят, удавился куском мяса…

— Ну и хорошо, — сказал Олег, — что последний. Можно компота?

Хозяйка улыбнулась.

— Для вас можем принести даже вина! У старосты целый бочонок.

— Вина не надо, — ответил Олег. — Правда, если Барвинок жаждет напиться на радостях…

Хозяйка улыбнулась и вышла, не дожидаясь ответа лекарши. Ее вкусы знают, понял Олег, хорошо быть везде желанным человеком. Впрочем, в мире людей кто-то должен делатьи очень нежеланную, но необходимую работу…

Барвинок сердито сопела, но ела с аппетитом, только зло косила в его сторону глазом, больно умильно смотрит, будто подобрал голодающего облезлого котенка, налил в мисочку молока и радуется, жрет он, жрет, значитца, не издохнет…

Во дворе у коновязи бьет копытом и с недоверием косится огненным глазом рослый конь с роскошной гривой и широкими массивными копытами. Олег протянул ему на ладони сахар, конь подумал, осторожно взял мягкими бархатными губами.

Олег похлопал великолепное животное по шее.

— Не грусти по селу, подружимся. Зато увидишь земли, помимо этой деревни.

Барвинок смотрела, как он принялся седлать коня, когда только и успел купить, спросила торопливо:

— Ты сейчас куда направляешься?

— В Коростень, — буркнул он, не оборачиваясь.

Она ощутила раздражение, мужчина должен быть вежливее, но заставила себя сделать голос веселым и щебечущим, мужчины любят именно щебетанье:

— В Коростень?.. Как здорово!

— Чем же? — проворчал он.

— А всем, — ответила она уже в самом деле бодро, этот гад мог вообще не ответить, — мне тоже в Коростень. Просто здорово!..

— Чем? — повторил он, затягивая подпругу туже. — Если хочешь напроситься в спутники, то зря.

Она спросила обиженно:

— Почему?

Он повернулся и посмотрел ей в глаза. Она закинула голову, стараясь смотреть в колдовские зеленые глаза смело и бесстрашно.

— Почему? — повторила она.

— Я еду быстро, — объяснил он сумрачно. — Еду напрямик. Понимаешь, мужские дороги несколько отличаются от женских.

Она тряхнула головой, раздражение начало подниматься быстро, но заставила себя мило улыбнуться и прощебетать как можно беспечнее:

— Ты будешь удивлен.

— Чем?

— Я не отстану, — заявила она уверенно. — Я не буду помехой. А полезной в дороге быть смогу.

— Чем?

— А всем. Погоди только, я сторгую и себе коня.

Он покачал головой:

— У них больше нет свободных для продажи.

Она фыркнула:

— Даже для меня?

— А ты при чем? Когда нет, то просто нет.

— Я проверю, — ответила она независимо, — если не получится, разве не подвезешь на своем до соседнего села? Оно как раз по дороге.

Через полчаса поисков пришлось признаться, что волхв прав: благодарные крестьяне готовы ей отдать всех своих коней, но эти смирные лошадки годятся только медленнотащить за собой соху, и если такая кляча пойдет вскачь, всех удивит больше, чем идущий снизу вверх дождь.

— Ладно, — сказала она рассерженно, — придется с тобой.

Он поморщился:

— Да я вроде бы не настаивал…

— Как не настаивал? — ответила она. — Еще как настаивал! Я же по глазам видела!..

Он ухмыльнулся насмешливо, вроде бы поколебался, у нее замерла душа, но руку протянул. Она ухватилась, он поднял ее с такой легкостью, словно щенка, она оказалась впереди в кольце его рук, сладостное чувство разлилось по телу с такой силой, что тут же сказала рассерженно:

— И вот так сразу обниматься?

— Хочешь сзади?

— Еще бы!

Он молча взял ее, как куклу, и пересадил сзади себя. Конь переступил с ноги на ногу, Барвинок инстинктивно ухватилась за волхва, он и здесь кажется надежной скалой, которую не пошатнут даже землетрясения, но больно ударилась лицом о его чересчур твердый лук за плечами.

— Готова? — спросил он.

— Да, — ответила она, сердитая на себя, что поменяла такое место на это, и на этого бесчувственного чурбана, что послушался с такой легкостью. Все-таки мужчина должен настаивать на своем, чтобы утверждать свое превосходство. Тем более в таком деле. Одно дело держать ее почти в объятиях, такую маленькую и хрупкую, другое — забросить за спину. — Если ты, конечно, не возражаешь!

— Ничуть, — ответил он. — Держись крепче!

— Не упаду, — ответила она независимо. — А ты лук не хочешь перевесить поближе к посоху?

— Чтоб он не скучал?

— Как ты хорошо все понимаешь!

— Как тебе удобнее, — ответил он.

К ее радости и несказанному облегчению, он в самом деле снял лук и колчан со стрелами, повесил у седла, только не справа, где посох, а слева, не такой уж и чурбан, если учитывает ее пожелания.

Тут же он по-разбойничьи свистнул, конь рванулся совершенно неожиданно. Ее откачнуло почти на круп, она кое-как выровнялась и ухватилась за его пояс, не понимая, чтоза травы дал лошади, почему вдруг понесла так резко.

Утро очень быстро перетекало в знойный и слишком солнечный день, когда на солнце трудно взглянуть, а снизу в глаза стреляют узкими острыми лучиками пластинки слюды и кварца.

Волхв сразу от деревни пустил коня по дороге, та вышла на еще более широкую и протоптанную. Копыта стучат гулко и часто, в ушах свистит ветер, сеет навстречу тончайшую дорожную пыль, справа от нее проплывают развалины древних сооружений… Уже тысячи лет как постепенно разрушаются, заброшенные и покинутые, а когда-то, подумала она с грустью, здесь кипела жизнь, слышался веселый говор, скрипели нагруженные телеги, ржали кони, звенели подвески в женских ушах, хлюпала холодная вода в ведрах…

Олег помалкивал, пришлось начинать растормашивать его самой, но о себе вроде бы неприлично вот так сразу, пришлось начать интересоваться руинами. Волхв отвечал сперва нехотя, потом вроде бы ощутил, что самого захватили воспоминания, и начал рассказывать о древних царствах, давних народах, явившихся ниоткуда и сгинувших в одночасье… Хотя, конечно, больше таких, что зарождаются медленно и неспешно, а потом так же степенно угасают, давая место другим, молодым и уверенным.

Она слушала, иногда вставляла какие-то реплики, чтобы показать, что да, интересно, еще как интересно, как здорово, ух ты, да не может быть, ну никогда бы не подумала, неужто правда так было, и все не могла найти удобный переход, чтобы заговорить о себе, такой замечательной, красивой и умнице…

Ну, если нет перехода к ней, то хотя бы кое-что узнать и о нем от него самого, но волхв, как нарочно, говорил только о древних народах, а знает о них удивительно много иникак не дает перейти на личности, что всегда так интересно, так увлекательно…

Конь мчался без устали, она уже устала болтаться за спиной волхва, а солнце едва-едва вскарабкивается к зениту. К счастью, этот чурбан, похоже, проголодался, а от скачки всегда есть хочется быстрее, повертел головой и обронил небрежно:

— Вон там передохнем малость.

Она сразу же сказала радостно:

— Что, устал?

Он хмыкнул:

— А ты нет?.. Полдня вот так мчаться…

Она почти пропела сладеньким голоском:

— А ты коню своему скажи, что это ты так мчался.

Конь оглянулся на нее и, как ей показалось, ухмыльнулся. Она ощутила себя бодрее, как всегда, когда удается укусить одного из этих рослых и сильных мужчин, уверенных, что они хозяева всего на свете.

Впереди густая роща, но Олег забираться вглубь не стал, остановил коня на опушке, расседлал и, забросив повод на спину, похлопал по боку:

— Ты хорошо потрудился. Отдохни малость…

Она наблюдала критически, как он складывает в шалашик сухие ветви для костра.

— Может быть, — предположила она ядовито, — ты покормишь коня? Или ему этой травки хватит?

Он повернулся к ней, на лице удивление:

— А что, их и кормить еще надо?.. Вот уж не думал… Ну тогда покорми, раз знаешь как.

Раздосадованная, она молча взяла сумку с овсом и пошла к коню. За спиной вскоре затрещал костер, а она надела сумку коню на морду и привязала, чтобы он сам встряхивал ее и доставал зерна.

Олег разложил еду, солнце сверкает в его красных волосах, из-за чего голова кажется объятой жарким пламенем, но зеленые глаза говорят о холоде внутри этого странного человека. И голос его прозвучал прохладно, когда он сказал:

— Справилась? Садись, ешь. Как только дожуешь последний кусок, сразу едем дальше.

— Ну, а как же, — отозвалась она и напомнила себе, что нужно не торопиться, как она ведет себя всегда за столом, не пожирать еду, а вкушать, как ее всегда учили родители. — Это и понятно. Странно, что это ты мне говоришь, а не я тебе!

— Действительно, — проворчал он.

Она взяла в руки хлеб и сыр, посмотрела на волхва искоса.

— Мне кажется, — заметила она осторожно, — ты не очень любишь женщин?

Он сдвинул плечами:

— Просто остерегаюсь. Разбойники требуют кошелек или жизнь, женщины и то и другое.

— Кошелек жалко?

— Ничуть, — возразил он. — Чего жалеть то, чего нет? Женщины, как и сны, никогда не бывают такими, какими хочешь их видеть. А это уже опасно.

Она победно расхохоталась, стараясь держаться так, чтобы рассмотрел ее и в профиль, у нее потрясающая линия от переносицы, через кокетливо вздернутый нос и пухлые губы к выступающему подбородку, изящное такое соединение красоты и силы духа. Да и грудь так кажется крупнее…

— Опасно, — сказала она с нажимом, — потому что боишься поражения?

Он ел молча, пережевывал медленно и старательно, как корова жвачку, ответил не сразу и чуточку невпопад, как будто уже думал о чем-то другом:

— Не спорю, самая глупая женщина сможет сладить с умным мужчиной. Но чтобы сладить с дураком, нужно быть самой умной… А ты какой себя считаешь?

Она замешкалась лишь на долю мгновения, но красивые женщины за словом в карман не лезут, их чириканье всегда звучит приятно:

— Конечно же, умной!..

— Понятно, — пробормотал он. — Ты ешь, ешь.

Она некоторое время ела молча, потом внезапно хихикнула, брови взлетели вверх.

— Смешинка в рот попала? — спросил он.

Она затрясла головой:

— Нет, вспомнила, как уезжала из города… Там всех магов трясло, прослышали о некоем воине, что поклялся истребить все их племя! Они не то убили его жену, не то всю семью, и потому воин люто мстит им и не успокоится, пока…

Ее голос утих, смех исчез из глаз, а лицо стало серьезным и задумчивым.

— Пока что? — спросил он.

— Пока не убьет всех, — закончила она. — И хотя это невозможно, но… убить может многих. По слухам, невероятно хитер, коварен, злобен и все продумывает на много шагов вперед.

Волхв подумал, кивнул.

— Ты права, — проговорил он, — ерунда какая-то. Когда, говоришь, это началось?

Она ответила послушно:

— Давно. Лет тридцать тому.

Он махнул рукой:

— Любая боль за годы забывается. Как бы ни любил жену и детей, но горечь постепенно уходит. Человек снова начинает жить… а если бы помнил все так же ярко, как и в тотдень, когда его родных убили, он бы свихнулся. Все мы свихнулись бы. Так что это брехня про мстящего воина.

Она сказала независимо:

— Но говорят же… А если он дал великую клятву? И теперь раб своего обещания? В смысле, преступить не может?

— Сам дал, — буркнул он, — сам и взял обратно. Мало ли какие клятвы мы давали в детстве? Годы идут, начинаешь видеть, что был дурак и клятвы дурацкие. Не-е-ет, тебя обманули.

— Но слух…

— Слухи бывают всякие, — сказал он с невеселой усмешкой. — Сколько я слышал про деревья-людоеды! Указывали даже места, где хватают людей и жрут. Но что-то никогда их там не находил. Так что брехня все это. Брехня.

— Ну и хорошо, — сказала она рассудительно, — а то чуть не удавилась, когда вот подумала только про такое чудовище! Как можно убивать магов?

— Убивать можно всех, — ответил он и вздохнул, словно тащил на себе гору. — Увы, можно.

Глава 9

После трапезы она вытащила расческу с редкими короткими зубчиками и старательно причесывалась, глядя в небо, как в зеркало. Олег начал хмуриться, она оглянулась через плечо и объяснила, как ребенку:

— Если женщина выглядит менее красивой, чем может, это считается преступлением.

— Это в какой стране? — удивился он.