Чтение 47–й страницы книги ~Истребивший магию~

— Все, — ответил он. — Ничего, со временем насобираю еще…

— Нет, — возразила она, — не насобираешь, убийца магов!

Он взглянул с удивлением, а она, очень собранная и со сдвинутыми над переносицей бровями, вытянула в его сторону обе руки и резко разжала кулачки.

Незримый удар тряхнул волхва, как падающий валун дерево.

— Ты… — прохрипел он, — все-таки решилась…

— Я не дам тебе уничтожить магию, — отрезала она. — Ей быть!

Он покачал головой, но второй удар отшвырнул его на несколько шагов. Барвинок застывшими глазами смотрела, как тело волхва взлетело в воздух, затем с силой ударилось о землю. Он попытался встать, уже начал выпрямляться, но Барвинок снова сжала и разжала пальцы.

Третий, самый тяжелый удар выбил из него дыхание. Кровь плеснула изо рта, он с хриплым вздохом упал на колени. В его зеленых глазах застыло патетическое недоумение, затем он медленно повалился на бок.

Барвинок подошла к нему с великой осторожностью. Он с трудом перевернулся на спину и застыл, глядя неподвижными глазами в небо. Она опустилась возле него на колени,губы тряслись, она чувствовала, как закипают злые слезы.

— Ну почему, — прошептала она, — ты такой упрямый, гад?.. Как я теперь жить буду?.. Ты мне всю жизнь испортил, сволочь…

Он еще дышал, лежа на спине, изо рта медленно выползает красная струйка, но не мог шевельнуть и пальцем, в бессилии смотрел, как она всматривается в его лицо, тоже едва дыша, изнуренная, исхудавшая, глаза воспаленно блестят, скулы заострились, а губы стали совсем серыми.

— Вот… — сказала она хрипло, — ты и повержен… и что делать теперь мне?

Он смотрел снизу вверх, руки беспомощно раскинуты крестом, лицо тоже худое, только зеленые глаза горят необыкновенно ярко, а огненно-красные волосы, словно живое пламя, шевелятся под легким ветерком.

— Ты сильнее, — едва слышно прошептал он хриплым задыхающимся голосом, кровь изо рта потекла сильнее, — чем я думал…

— Ты тоже, — выдохнула она, — но ты повергнут, проклятый!

— Да…

— И ты умрешь!

Его губы медленно разомкнулись.

— Похоже…

Она вытащила из ножен острый кинжал, опустилась коленом на его широченную грудь, лезвие блеснуло перед зелеными глазами.

— Но ты еще можешь спасти свою шкуру.

Он неотрывно смотрел в ее синие, как небо, глаза. Вот так, снизу вверх, можно представить, что это небо просвечивает через ее кудрявую головку.

— Я бы не отказался, — проговорил он с трудом, грудь едва приподнималась под ее коленом. — Моя шкура… хоть и дырявая, мне дорога. Как реликвия.

— Ты должен поклясться… ты должен поклясться, что перестанешь преследовать магов, колдунов и волшебников!

Он переспросил:

— Значит, можно будет убивать только чародеев? И всяких там ведьм?

Она сердито повысила голос:

— Не в твоем положении торговаться! Ты должен дать клятву, что прекращаешь преследовать все, что связано с магией. Абсолютно все!

Он долго молчал, смотрел в ее прекрасное лицо. Барвинок, забеспокоившись, приложила острое лезвие кинжала к его горлу.

— Да, — шепнул он с трудом, — ты права, это довод. Но я, увы, человек идеи. Я не могу дать такую клятву. Вся моя жизнь станет бессмыслицей.

Она сказала с нажимом:

— Ты сам выбрал смерть.

— Да, — ответил он тихо, — да.

Давление острого металла стало сильнее. Он ощутил, как лопнула кожа, теплая струйка побежала, щекоча, начала собираться в ямочку между ключицами. Она смотрела в егозеленые глаза, с него течет кровь, но чувствовала, как помертвело ее лицо.

Рука ее дрожала, грудь часто поднимается и опускается, а губу, чтобы не разреветься, больно прикусила.

Волхв не двигался, острое колено перестало давить ему на грудь, Барвинок поднялась, все еще с кинжалом в руке, кончик пламенеет, окрашенный его кровью.

Глаза ее с ненавистью обшаривали его каменное лицо.

— Ты… ты… не человек!.. Ты гад, ты сволочь, ты мерзавец, ты подлец и негодяй…

Запруда в глазах прорвалась, слезы побежали по щекам, обжигая кожу. Волхв не двигался, глаза невидящим взором смотрят в небо, а красная струйка изо рта начала иссякать. Она присела рядом и, не помня себя, поцеловала в неподвижные губы. Слеза обрушилась ему на лицо, следом закапали еще и еще. Она чувствовала, как ее трясет в судорожном плаче, пыталась остановиться, не получается, потом решила выплакаться, выреветься, вдруг станет легче, как говорят, хотя, похоже, всю жизнь оставаться с этой тяжестью на сердце.

Застывшие глаза смотрят без укора, но все равно она провела ладонью по лицу, закрывая ему глаза, и так осталась на коленях, подавленная и сокрушенная.

Сколько прошло времени, не знала, но нет сил встать и уйти, вообще нет сил ни на что, только вот так бездумно сидеть, чувствуя внезапную страшную гнетущую пустоту.

Над головой пронеслась стайка весело чирикающих птиц, в траве вовсю верещат кузнечики. Что-то шуршит, скребется, в сторонке прошел деловитый толстый хомяк, поддерживая отвисающие щеки лапками, далеко за лесом провыл волк.

Надо похоронить, мелькнула вялая мысль. Скоро придут звери, и хотя мертвым все равно, но нехорошо вот так оставить…

Она сделала движение подняться, тело тяжелое, как гора, в этот момент ресницы волхва затрепетали, веки раздвинулись.

На нее взглянули зеленые глаза. Бледные губы шевельнулись, но она не расслышала, шепот прозвучал едва-едва.

— Ты… — прошептала она, — ты… жив?.. Ты сможешь жить?

Он ответил тихо:

— Я — смогу.

Она не успела в горестном недоумении и непонятной радости уловить зловещий подтекст, его бледное лицо порозовело, красиво вырезанные ноздри хищно раздулись.

— Добей, — проговорил он, — пока еще можешь.

Она покачала головой.

— Не могу.

— Зато я, — ответил он громче, — могу.

Приподнимаясь с неожиданной легкостью, он толкнул и моментально навис над нею, а она, распростертая на траве, смотрела во все глаза в суровое лицо, в голове дикая смесь из облегчения, радости и недоумения, но почему-то нет ужаса, даже страха.

— Что скажешь теперь, — проговорил он, — предательница?

— Я не предательница, — ответила она тихо. — Я с самого начала твой враг. Но ты силен просто… несказанно. Я сперва хотела узнать твои слабые стороны. Или дождаться, когда истощишь амулеты.

— Ну, — произнес он насмешливо, — истощил. Где твой завершающий удар?..

Она все смотрела в его глаза и смутно удивилась, что страха нет, а только тихая радость, что не убила, что он жив.

— Ты победил, — ответила она, — теперь твой удар. Будь милосердным, не мучай.

— Не-е-е-ет, — возразил он, — так легко не отделаешься! Я буду мучить тебя долго, всю жизнь. Думаешь, провела деревенского дурачка, да еще так просто? Ишь, принцесса на дереве в окружении стаи чудовищ, вот-вот разорвут!

Она сказала слабо:

— Я не принцесса.

Он буркнул:

— Да какая разница?

Ее ресницы захлопали, во взгляде проступила непривычная беспомощность.

— Как это…

— Ты вполне на нее тянешь, — пояснил он терпеливо, как разговаривают с детьми и красивыми женщинами. — Чуть поярче тряпок нацеплять, и вполне, вполне.

— Спасибо…

— …но стреляного воробья на мякине не проведешь. Я насмотрелся этих беспомощных девиц, что почти всегда служат приманкой…

— Почти, — уцепилась она за словцо, — значит, не всегда?

Он хмыкнул.

— Думаешь, я не проверял и потом? Да уже то, как вскипала всякий раз, когда я уничтожал источники магии!.. Тебя раскусить очень просто. Ты еще бесхитростнее меня, а берешься…

Он улыбнулся ей злобно и победно, медленно поднялся. Его ладони неспешно и как-то равнодушно отряхнули одежду. Барвинок чувствовала, как ее душат рыдания, хотя все так же совсем нет горечи, отвернулась.

Земля загрохотала, затряслась. В сторонке вспучился холм, посыпались огромные комья. Поднялся сверкающий дворец из белого камня, вокруг моментально появились зеленые кустарники, на клумбах запестрели цветы, а вдоль дорожки в небо ударили хрустальные струи фонтанов.

Олег небрежно повел дланью, дворец моментально надвинулся на них, обступил, Барвинок в испуге охнула и торопливо вскочила на ноги. Во все стороны дивный зал, под ногами толстые ковры, на стенах головы небывалых зверей, мечи, щиты, топоры — все искусно украшено золотом и драгоценными камнями. Сверху мягкий, но яркий солнечный свет, хотя над головой лишь круто выгнутый каменный свод, где на стыках стен и купола сверху с любопытством смотрят смешные драконы с ярко горящими глазами, это они освещают зал так ярко, что на полу она заметила бы любую соринку.

Во всех четырех стенах массивные двери, окованные золотом. Волхв еще раз повел рукой, все бесшумно распахнулись, и Барвинок увидела массу залов, переходящих один в другой.

Не веря себе, она осторожно подошла к стене и протянула руку. Кисть не прошла стену насквозь, кончики пальцев уперлись в неподатливый камень.

Олег спросил насмешливо:

— Что с тобой?

Она прошептала:

— Но… как?.. Откуда это все?

— А ты как думаешь?

Она вскрикнула жалобно:

— Так ты что… сам колдун?

— М-м-м, не совсем, — ответил он скромно.

— А кто? Маг?

— Ну… что за ерунда? — ответил он с некоторой досадой. — Чародей — ближе, хотя и это мелковато.

Она отступала, под ноги сзади боднул край дивана, и она завалилась в его роскошные объятия, смешно задрав ноги. Олег спокойно рассматривал ее, лицо почему-то стало грустным.

Она вскочила, яростная и злая.

— Этого не может быть! Здесь нет озера с магической водой! А у тебя нет даже фляги! А еще… твои амулеты все сгорели!

Он удивленно вскинул брови.

— Амулеты? У меня их никогда не было.

— Но… а что носил…

— Просто камешки, — ответил он мирно. — Чтоб простаки думали, будто все от них. Не одной же тебе попадаться?

Он щелкнул пальцами. На груди возникли и заблестели новые камешки — яркие, блестящие и, как она заметила, более красивые, чем в прошлый раз.

— Так у тебя, — прошептала она потрясенно, — амулеты фальшивые?

— Ты была права, — сообщил он, — когда сказала, что это простые камешки.

Она сказала с отчаянием:

— Почему я тебя тогда не прибила? И не мучилась бы теперь… Но… как? Где твое озеро с магической водой?

Он поморщился.

— Я что, деревенский колдун? Я, если на то пошло, и так пропитан этой водой. Да и не нужна она мне.

— Но… как можно?

Он вскинул глаза к звездному небу.

— Я беру магию оттуда, откуда раньше капала всем этим невеждам.

Она повернулась к нему, все еще неверящая, но уже злая, как кобра.

— Такого не может быть!

Он фыркнул.

— Как хочешь.

Она вскрикнула:

— Прямо со звезд?

Он кивнул.

— Ну… в целом, да. Оттуда. Упрощенно говоря, со звезд.

— Но ты же против магии! Как ты можешь?

Он насмешливо смотрел на нее сверху вниз.

— Мне можно, — ответил он нагло. — Кто-то должен надзирать? А здесь эту хатку не узрят. И не придумают какую-нибудь дурость про очередной кувшин с джинном.

— Значит… ты прикидывался?

— Это когда, — переспросил он, — ты набросилась?.. Нет. Честно, нет. Просто не мог ударить в ответ. Надо было, но вот не мог. Рука не поднялась. Так что я тоже местами слабый. Ты в самом деле могла меня убить.

— Правда? — прошептала она.

— Точно, — ответил он. — Я ж говорю, местами я умный, даже мудрый, а сейчас вот такой дурак, что сам шалею от своей дурости…

Она ощутила сильнейшее желание прийти в его объятия и опустить голову на широкую грудь, где сердце, оказывается, совсем не железное, но переборола женскую слабость, огляделась в великом возмущении.

— Ты даже ноги не вытер, зашел вот в такое, такое… У тебя там что на столе, печеные яйца керкенуса?

Он отмахнулся.

— Нет, яйца феникса, но какая разница…

— Какая? — завопила она. — Ты устроил себе такую роскошь, какой не знают цари, короли и даже императоры!

— Да ерунда, — ответил он равнодушно и рухнул на роскошнейше ложе, покрытое шкурами снежного барса и королевского тигра. — Если бы ты все это могла купить за стертую медную монетку, разве отказалась бы?

— Ну, за одну монетку, — ответила она честно, — конечно, нет…

— Ну вот, — ответил он, — так чего еще?

Сброшенный сапог полетел в сторону, его тут же подхватили невидимые руки, мигом очистили от грязи, сделали новым и поставили у двери. Со вторым замешкался, и она видела с ужасом, как нечто незримое сняло с него бережно и даже нежно. Сапог сразу засиял, уже и не сапог, а нечто изысканно сложное и невероятно изящное.

Она вскрикнула возмущенно:

— Но это же нечестно!

Он приподнял в удивлении рыжие брови.

— Что?

— Все это! — прокричала она. — Ты уничтожаешь магию, а сам ею пользуешься?

— Ну да, — ответил он. — А что?

— Я и говорю, — крикнула она так яростно, что едва не бросилась на него с кулаками. — Это нечестно! Другим запрещаешь, а сам?

Он подумал, сдвинул плечами.

— Так то другие.

— И ты, свинья поганая, еще смел бороться против магии потому, что она дает столько наслаждений?

Он удивился:

— Разве эти наслаждения мною властвуют?