Чтение 39–й страницы книги ~Истребивший магию~

— Меня мелочи занимают мало. Марш в седло… сердобольная!

Она взобралась в седло униженная, прибитенькая и почтительная. Волхв вскочил в седло быстрый и уверенный, кони сразу пошли в галоп, спеша удалиться от неприятного места, наконец в ее красивой душе начала подниматься волна протеста. Ишь, разгордился, видя ее унижение, откуда она могла знать, мог бы и оценить ее доброту и ласковость, она — женщина, что любит детей, подбирает птенчиков, выпавших из гнезда, и не разрешает злому петуху топтать бедных курочек. А вот он — злой и жестокосердный, ничто в нем не шелохнулось при виде ребенка, потому и не попался на ее хитрость, так что умение все замечать вовремя не есть хорошо, если идет от недобрости…

Впереди начал вырастать лес, веселый и солнечный, однако дорога опасливо свернула, стараясь не приближаться даже к опушке, мало ли чего, Олег же без колебаний пустил коня напрямик.

Она хотела напомнить ехидно, что кто прямо ездит — дома не ночует, но вовремя прикусила язык, а то вдруг и в самом деле предпочтет дорогу, а ей самой хочется побыстрее добраться до мест, где много людей, особенно мужчин, где шумно и весело, много торговых лавок…

Деревья стоят редко и проскакивают за спину быстро, на земле скользят призрачные кружевные тени, но постепенно веселый и солнечный остался далеко за спиной, кони скаждым скоком углублялись во все более темные и негостеприимные дебри. Деревья все чаще оказывались покрытыми мхом, сперва только снизу и с одной стороны, Барвинок тут же похвасталась знанием сторон света и даже объяснила тупому волхву, как их определять по мху, затем стволы оказались под слоем мха почти до веток, да и сам мох становился длиннее, неопрятнее, темнее, в нем появились трупные пятна разложения, а от деревьев шел запах гниения.

Твердая и сухая земля под ногами сменилась влажной, чавкающей, затем под ногами зашуршали опавшие прошлогодние листья. Потревоженные уховертки выскакивали, но не убегали, как обычно, а пытались подпрыгнуть и вонзить крохотные жвалы в толстую кожу сапога. Барвинок с ознобом по спине чувствовала, что за нею следят злобно и неотрывно, даже успевала увидеть мелькнувшие в кустах глаза, но Олег держался невозмутимо, конь его идет ровно и без остановок, ее лошадка уже едва поспевала, в черепе стучала злая мысль: не дамся, не попрошу отдыха! Не насладишься мужским превосходством над якобы слабой женщиной…

— Откуда столько паутины, — прокричала она, когда влетела в настоящую сеть, — тут и мух таких нет… да погоди, дай содрать с себя эту гадость…

— По дороге обдирай, — ответил он, не оборачиваясь, словно не видел, что она просит остановиться не потому, что испачкала в паутине одежду, а не может оторваться, — надо выйти отсюда затемно…

— А что, если не успеем?

— Съедят, — долетел ответ издали.

Она рванулась и, сорвав все паучью сеть, пустила лошадку следом в галоп, рискуя быть сбитой низкими ветвями.

Еще не покинув лес, услышали грустный звон бубенчиков, по дороге навстречу идет караван нагруженных вьюками коней. Явно тоже предпочли напрямик, иначе бы воспользовались телегами, за ними, глотая пыль, едет старик на таком же старом муле с седой мордой.

Олег вежливо поздоровался, прикладывая руку к сердцу, будто оно у него есть, старик ответил таким же старинным жестом, и снова копыта стучат по высохшей земле.

Ближе к полудню дорога пошла вниз, странная такая впадина, словно исполинскую миску опустили с небес и вдавили по самые края, а потом убрали, оставив в земле абсолютно круглый овраг, в котором ничего не растет, везде только твердая красная глина, по крепости сравнимая с камнем.

Олег обеспокоенно оглядывался по сторонам, Барвинок тоже начала прислушиваться, откуда-то доносятся слабые крики, конское ржание, а еще вроде бы звенит оружие…

— Там дерутся, что ли?

Он кивнул.

— Еще как.

— Из-за чего?

— Кристалл Власти, — объяснил он. — Кто его вытащит из этой ямы, сможет стать властелином мира.

— Ого, — сказала она пораженно, — это серьезно?

— Очень, — сказал он. — К сожалению, дожди и ветры сделали свое дело… Тысячу лет вход был надежно закрыт, это недавно размыло, какой-то пастух отыскал открывшийсявход, рискнул туда залезть…

— И не погиб?

— Повезло дураку, — ответил он раздраженно. — Но разболтал, где был, а когда слух дошел до настоящих искателей сокровищ, тут-то и всколыхнулось все болото… Кто только не едет сюда! К счастью, сперва начинают драться друг с другом.

Она смотрела с сомнением.

— Что-то мне кажется, ты не зря сюда приехал…

— Я только сделал небольшой крюк, — сообщил он. — А так вообще-то еду к Черному Магу. Не отставай!

Кони и так неслись галопом, рискуя сломать ноги через упавшие сверху сухие деревья с торчащими острыми сучьями. Барвинок издали увидела темную щель, волхв соскочил на землю уже возле нее и сразу же, пригнувшись, вошел вовнутрь.

Она с воплем бросилась следом, спотыкалась и падала, бежала, как ей показалось, бесконечно долго по длинному каменному ходу, а волхва обнаружила уже в большой комнате снимающим с каменной подставки блестящий кристалл.

— Все обезвредил, — бросил он сухо. — Но все равно стой там!

Он опустил кристалл на каменный пол, с усилием поднял каменную глыбу, служившую прежде подставкой, и, к изумлению и ужасу Барвинок, с силой обрушил на сверкающее чудо.

Раздался треск, во все стороны из-под глыбы брызнули мельчайшие осколки. Камень медленно осел до пола, а фрагменты кристалла засверкали красным огнем, словно искупались в своей крови, и начали медленно гаснуть.

Олег отряхнул руки, лицо мрачное, сказал быстро:

— Все! Уходим.

Кусочки кристалла таяли на глазах, не оставляя следа. Олег быстро пошел к выходу, Барвинок, не веря глазам своим, побежала следом.

У выхода беспокойно переступали копытами кони, звон металла и яростные крики становились ближе.

Олег вскочил на своего вороного, протянул руку Барвинок, но она сама вскарабкалась в седло быстро, как белка. Через мгновение они уже выметнулись прочь из котлована, и только тогда она прокричала в исступлении:

— Идиот, что ты наделал?

Он повернул к ней голову, лицо все такое же мрачное, но в глазах злой блеск.

— И что я наделал?

— Как ты, — прокричала она, — мог? Ты мог бы стать властелином мира!

Он поморщился:

— Всего-то?

Она ахнула:

— Тебе этого мало?

Он кивнул:

— Конечно, мало. Разве еще не поняла?

Она поперхнулась обвинениями, а он несся впереди суровый и немногословный, и она вдруг в некоем озарении увидела, как его волчья шкура трансформируется в роскошную одежду немыслимого покроя, все в золоте и драгоценных камнях искуснейшей выделки, в руке не посох, а жезл власти, над которым в поте лица трудились лучшие ювелиры, на голове причудливая корона…

— Мы успели, — сказал он. — Хорошо. Страшно и подумать, что какие-то авантюристы нашли бы…

Видение исчезло, перед нею снова грубый и невежественный человек, тупо проводящий в жизнь дикую и бесчеловечную идею. Он покосился в ее сторону уже с нехорошей улыбкой.

— Дурак, — сказала она.

Он сдвинул плечами.

— Да, тех ты понимаешь лучше. Может быть, вернешься?

Она сказала зло:

— Они остались с пустыми руками! А женщины выбирают только успешных.

— Это да, — согласился он, ветер хватал его слова и пытался рвать на куски, но все равно она слышала ясно и четко. — Но они будут и дальше искать подобные вещи. А я вот — нет. Значит, я совсем не успешный.

Его конь все набирал скорость, уже и не галоп, а бешеный карьер, ее лошадка начала отставать, Барвинок смотрела неверящими глазами, как он все удаляется, расстояние между ними растет, она яростно завопила:

— Удираешь, гад полосатый?

Он оглянулся, его конь не сбавил бег, но странным образом ее лошадка оказалась с ними рядом, и Барвинок снова ощутила себя маленькой и жалобной, когда мужчина вот так смотрит через плечо.

— Я беде навстречу, — ответил он насмешливо. — А ты чего?

Она огрызнулась:

— Ты же сам сказал, я дура!

Непрямой ответ, как водится, тут же сбил его с толку, он проговорил в затруднении:

— Ну, сказал…

— Так вот я в самом деле дура.

Он снова задумался, дубина, ну над чем здесь думать, явно старается понять женскую логику, ага, щас, умнее тебя зубы обломали, а самые умные вообще пошли топиться.

Глава 13

Он коротко взглянул на небо, лицо стало озадаченным, будто и не он столько часов трясется в седле под жарким солнцем.

— Пожалуй… небольшой привал.

— Спасибо, — сказала Барвинок саркастически, — да что уж мелочиться? Поехали и ночью, пока кони не падут. Или мы с них не попадаем. Где попадаем, там и остановимся.

Он подумал, глаза серьезные, в самом деле заколебался, но все-таки покачал головой.

— Нет, отдохнем малость, но самую малость, а потом да, поедем. Ты права, нечего рассиживаться, как две вороны на дохлом лосе. А что ночь впереди… разве мы не ездили по ночам?

Она стиснула челюсти, но сумела сползти с седла и не упасть, хоть и постояла, приходя в себя, держась за коня.

— Да, — проговорила она с усилием, голос хрипел, как у простуженной вороны, — ездить по ночам… такое счастье, такое счастье…

Он сказал одобрительно:

— Ну вот, все понимаешь! Молодец. Будто и не женщина.

— Женщина может дать счастье, — возразила она, — но мужчины обычно ищут его не на том уровне.

Олег, несмотря на свою толстокожесть, сообразил, в кого направлена стрела, почесал в затылке и признался:

— Многих женщин узнаем, может быть, не с лучшей стороны, ты права, зато… с самой интересной.

Она спросила раздраженно:

— Ты о чем?

— У каждой части тела свой идеал счастья, — объяснил он ехидно. — Желудку — хорошо поесть, ногам — отдохнуть, спине почесаться…

— Берегись, — сказала она, — убогая мечта может сбыться!

Он снова подумал, мыслит, видите ли, покачал головой.

— Не, что мечтать о таком, к чему только руку протяни?

— Ко мне не вздумай протягивать, — предупредила она надменно.

Он вскинул выгоревшие рыжие брови, зеленые глаза блеснули, словно в малахите отразился солнечный свет.

— А ты при чем? — спросил он в великом удивлении.

Она ощутила замешательство, опять попала впросак, но ответила, гордо задрав носик:

— Это я на всякий случай. Вдруг у тебя хватит смелости.

Он проворчал:

— Нет уж, нет уж… На такое у меня никогда не хватит ни смелости, ни дурости.

Он, однако, не спешил собирать хворост и раскладывать костер, хотя закатное солнце неуклонно опускается к темно-багровому краю земли. Барвинок уже подумала испуганно, что восхочет перекусить всухомятку и снова в седло, брякнула же ему такое, но он взял в руки посох и пошел в сторону груды обросших мхом массивных камней, руин чего-то древнего, огромного, но теперь там только уродливые камни…

Из-за камней поднялась в рост человека огромная отвратительная ящерица. Удлиненная морда с блестящими зубами, вся в крупных костяных пластинках, показалась Барвинок просто ужасной и отвратительной.

Олег перехватил посох поудобнее и пошел к ней, бросив Барвинок громко:

— Смотри и учись, женщина! С чудовищами поступают вот так…

Ящер раскрыл пасть и зашипел. Олег пригнулся, словно собирался броситься на ящера и свалить, внезапно резко развернулся и ударил… по воздуху позади себя, как показалось ей. Посох ощутимо вздрогнул, наткнувшись на некое препятствие. Барвинок ахнула: на землю рухнул, зажимая ладонями разбитое в кровь лицо, толстый человек в халате, расшитом звездами.

Из его рук выпала чаша, на землю пролилось нечто зеленое, слетела шапка в виде короны, и покатился выпавший амулет. Олег упер конец посоха в затылок коленопреклоненному.

— Кто ты? Что здесь хранишь?

Барвинок смотрела то на Олега, то на ящерицу, что замерла неподвижно и смотрела непонимающими глазами на схватку двух людей. Колдун повернул голову в сторону Олега.

— Как ты…

— Сумел, — прервал Олег коротко.

— А это ты суме…

Обе руки колдуна с неожиданной ловкостью перехватили древко. Олег от неожиданности выпустил, как решила Барвинок, колдун поднялся с посохом в руках, кровь обильно стекает по лицу, но в глазах изумление и ярость непобежденного зверя.

Он тут же замахнулся и нанес удар, однако волхв ловко уклонился и, шагнув вперед, с силой выбросил вперед кулак. Барвинок услышала треск, колдун откинулся на груде камней, застонал и начал сползать по ним, но собрался с силами и бросился на Олега снова. Барвинок не увидела даже, как он ухитрился сцепить пальцы на горле волхва. Тотпобагровел, вздул жилы, сопротивляясь, затем ухватил колдуна за голову и с силой ударил затылком в камни.

Снова Барвинок услышала хруст, будто разломилось большое куриное яйцо. Колдун сполз вниз, на камнях осталась кровавая дорожка, а под ним начала скапливаться лужа.

Олег повернулся к ящеру. К удивлению Барвинок, он спросил спокойно:

— А ты кто?

Ящер начал вздрагивать, Барвинок не поверила глазам, когда Олег подошел к чудовищу вплотную и погладил по голове. Кривые лапы ящера подогнулись, он упал, Олег нагнулся помочь, Барвинок закусила губу, когда волхв нежно поднял молодую и, надо признать, хорошенькую девушку, хотя и крупноватую слишком, с непомерно широкими бедрами,неприлично крупной грудью, пухлыми губами и невинными голубыми глазами тупой коровы.

Она сказала слабым голосом:

— Благодарю тебя, мой спаситель… Меня зовут Инга, я дочь городского старосты. Ты убил злого колдуна, теперь его чары рассеялись. Ты спас меня, ты спас!

Олег сказал с великолепной небрежностью:

— Пустяки. Не стоит благодарности.

Она сказала крепнущим голосом:

— Нет-нет, я обязана отблагодарить! Что я могу для тебя сделать, герой?.. У меня ничего нет, кроме меня самой. Но ты можешь насладиться мною, как хочешь, когда хочешь исколько хочешь. Я все равно останусь перед тобой в неоплатном долгу…

Олег бросил косой взгляд на застывшую Барвинок и сказал громко:

— Хорошо сказано. Как и надлежит женщине. Но нас, как видишь, двое…

Инга бросила быстрый взгляд в сторону Барвинок.

— О, прости, я не знала…

— Пустяки, — повторил Олег. — Она просто спутник. Мы с нею ничем… ну, ты понимаешь. Только идем вместе.

Инга посмотрела на Барвинок уже без ревности.

— Да? Тогда она не будет возражать, если мы проведем ночь вместе?.. Я хочу хоть что-то для тебя сделать, а раз не могу полезное, как предпочитают мужчины, то хотя бы приятное, как умеем мы…

Барвинок задыхалась от злости, но мило улыбалась так, что щеки болели, и даже прощебетала:

— Да-да, Олег, мы же ее спасли! Подумать только, та сволочь превратила ее в ящера… Бр-р-р-р! надеюсь, эта несчастная недолго им была, не набралась привычек…

Олег осведомился:

— А что у них за привычки? Как у пауков?

Барвинок мило улыбнулась Инге и прощебетала весело:

— Не знаю, но я же говорю, она такая милая, так что, надеюсь, ничего не случится.

Инга тоже улыбалась Барвинок, но глаза ее сузились, а улыбка стала напоминать оскал.

— У тебя очень милая спутница, — проговорила она воркующим голосом, от которого на земле выступил иней, а воздух похолодал. — И так много знает… Интересно, откуда?

Барвинок сказала щебечуще:

— О, я такая любопытная, и память у меня хорошая…

Инга повернулась к волхву и кокетливо прощебетала:

— Ты такой могучий, у тебя такие сильные руки, такая широкая грудь… Я чувствую жаркое пламя в тебе! Позволь, я погашу огонь в твоих чреслах…

Гадина, стучало в голове Барвинок гневное. Дура тупая, ничего другого не знает и не умеет, не зря ее сдали в жертву тому колдуну. А этот дурак размяк, мужчины любят слушать, какие они сильные, могучие, и хотя он в самом деле не слаб, ничего нового эта дура не сказала, но все равно доволен, улыбается, как кот, стащивший с кухни большуютолстую рыбу…

Неужели этот дурак разомлеет настолько, что позволит ей это самое, гасить огонь в его чреслах, слова-то какие подобрала, дура! Не сама придумала, где-то услышала. С ее куриными мозгами ничего не придумать, но мужчинам от женщины и не надо, чтобы придумывала. Им хватает, чтобы лежала. Главное, молча…

Барвинок поспешно достала еду, а то еще волхв этим займется, она вообще окажется задвинутой за край земли, а так хоть в чем-то хозяйка, волхв развел большой огонь, Инга просто сидела и глупо улыбалась, иногда вскидывала руки, поправляя прическу, это у всех женщин выглядит красиво, но, главное, ее исполинская грудь тоже приподнималась и опускалась, заставляя даже Барвинок смотреть на нее, а про волхва так и говорить нечего, Барвинок старалась даже не коситься в его сторону, опасаясь увидеть жадный мужской взгляд, направленный, увы, не в ее сторону.

Еще Инга время от времени зябко поводила плечами, словно все еще холодно, и грудь призывно колыхалась в стороны, колыхалась и колыхалась. Барвинок держала на лице застывшую улыбку, в желудке тяжелая глыба льда, с ее крохотной грудью лучше отсесть подальше, да некуда…

После ужина Олег основательно устраивался на ночлег, убирал сучки и веточки с земли, расстелил плащ, а когда лег, Инга сразу же с обворожительной улыбкой опустилась рядом.

Барвинок поднялась и пошла к коням, без всякой нужды проверила овес в их торбах, но чувствовала, как ее уши выворачиваются, чтобы слышать все, что говорится за ее спиной.

Олег бросил короткий взгляд в ее сторону.

— Гм… — сказал он громко и зевнул, — вообще-то мне его недавно основательно погасили.

— Кто? — спросила Инга с кокетливой улыбкой. — Это было еще в городе? Я сумею разжечь снова…

— Нет, — сказал он. — Перед тем, как подъехали сюда. Моя спутница решила, что я не должен ни на что отвлекаться и… по-дружески, только по-дружески, как ты понимаешь…

Барвинок застыла с открытым ртом от такой наглости. Она набрала в грудь воздуха, чтобы взорваться, как вулкан, в котором тысячи лет копилась лава, но в мозгу мелькнула новая мысль, и она поперхнулась, раздираемая противоречиями.

Инга повернула голову, сияющие глаза нашли Барвинок.

— Дорогая, так ты все-таки…

Барвинок сказала резко:

— Нет!.. Ни в коем случае!..

— Но он сказал…