Чтение 36–й страницы книги ~Истребивший магию~

С неба в их направлении быстро снижаются три громадные птицы, как показалось ей, потом с ужасом увидела вместо мелких птичьих голов на тонких шеях человеческие лица. Крылья не птичьи, хотя на концах блестят металлом перья, а туго натянутые кожистые, как у летучих мышей…

Тетива звонко щелкнула, затем еще и еще. Чудовищные гарпии вскрикивали, Олег не сдвинулся с места, только руки со все увеличивающейся скоростью мелькали, а стрелы срывались и пропадали одна за другой.

— Прячься! — крикнул он. — Под корягу!

— Это ты меня так назвал жабой? — осведомилась она.

Гарпии одна за другой начали суматошно бить крыльями, одна камнем пошла вниз, другая пыталась набрать высоту, а третья с хриплым карканьем ринулась на Олега.

Стрела ударила в раскрытый рот. Олег сделал два быстрых шага в сторону, грузное тело ударилось оземь с такой силой, что Барвинок услышала хруст костей.

— Они ж уже… — начала она и поперхнулась.

Из-за леса вылетела на небольшой высоте стая, как ей показалось, крупных ворон, но все несутся в их сторону, нацеленные, как брошенные сильной рукой дротики.

Вспикнув, она ринулась под упавшее и давно высохшее дерево-великан, оно зависло над землей на обломанных рогульках веток. Заползая на четвереньках, зацепилась воротником за сук и шипела, пытаясь вывернуться и освободиться, а за спиной слышались частые хлопки тетивы, дикие крики в небе, а потом сильные удары о землю.

Одна из гарпий с размаху ударилась в щель, Барвинок увидела прямо перед собой дикое лицо с оскаленными зубами. Гарпия пронзительно визжала, но вдруг дернулась, изо рта хлынула кровь.

Барвинок поджала ноги, страшась отползать дальше, ствол дерева не настолько огромный, к тому же с той стороны тоже рухнула на землю и трепыхается, пытаясь взлететь или хотя бы уползти, чудовищная полуптица-полузверь-получеловек.

Барвинок, улучшив момент, с силой пнула ее ногой в морду и развернула в сторону.

— Не вылезай! — донесся злой голос волхва.

— Я здесь, — прокричала она. — Обо мне не думай…

Прижавшись щекой к земле, все равно видела только его ноги, пришлось подползти чуть, и узрела во всем мужском великолепии, когда зверь в нем взял верх и с горящими глазами и оскаленной пастью с наслаждением бьет стрелами, двигаясь просто невероятно быстро, а оперенные древки со стальными остриями уходят веером, догоняя одна другую.

Наверху звенел дикий крик, визг. У нее заломило в ушах, а в виски стрельнуло острой болью. Небо, как ей показалось, просто закрыто этими черными телами, хотя уже с десяток бьется, подпрыгивая в корчах, на земле.

Снова какая-то в судорогах попыталась забиться к ней под корягу. Барвинок со страхом и омерзением вытолкала ее, бешено работая обеими ногами.

Как из другого мира, прогремел полный ярости голос:

— Не вылазь!..

Она съежилась, ну зачем он так кричит, она женщина, к тому же красивая, на красивых вообще кричать нельзя, хотя да, это не на нее кричит, а за нее кричит, а голос у него сейчас грубый, потому что не успел поменять ради нее, пусть лучше покричит, сейчас для него важнее оставаться злым и собранным…

Под дерево занесло спутанную шерсть, Барвинок отчаянно чихнула. Два окровавленных пера влетели следом, Барвинок от брезгливости едва не высунулась с другой стороны, но там нечто ударилось оземь с такой силой, словно упала с высоты не гарпия с тонкими птичьими костями, а корова с воробьиными крыльями.

Пугливо выглядывая, она видела, как волхв все еще зло и точно бьет жуткими стрелами, что пронизывают летающих тварей, словно копья. Гарпии падали, как подстреленныевороны, яростные крики сменились воплями страха. В небе осталось три уродины, орали и в жутком страхе хлопали крыльями, набирая высоту, а когда превратились в едва различимые точки, сделали круг и начали быстро удаляться.

Олег огляделся, упер лук рогом в землю, особых усилий Барвинок не заметила, снял тетиву деловито и легко. Барвинок поскорее вылезла, перепачканная землей так, будторыла там нору для жилья, испуганная и трепещущая.

На поляне не меньше полутора десятков этих гнусных тварей, одна даже повисла поперек ствола, под которым Барвинок пряталась.

— Черный Маг прислал? — спросила она трепещущим, как бабочка крыльями, голосом.

Он кивнул.

— Конечно. Они на людей вообще-то не нападают. Разве что кучей на одного… А так отбиваться от них легко, они уже знают. Значит, им велено. Строго-настрого.

— Но не волшебством, — уточнила она. — Иначе бы те трое не стали удирать.

— Да, — согласился он, — им просто приказали. Значит, волшебством зря не разбрасывается. Это хорошо. У нас есть шанс…

— У нас? — спросила она. — Вообще-то я все надеюсь тебя отговорить.

— От чего?

— От безумной идеи, — отрезала она, — здешнего мага мне совсем не жаль, этот гад еще похуже тебя. Но нельзя уничтожать магию везде, где на нее натыкаешься.

— Можно, — ответил он. Подумал и добавил: — И нужно.

Она сказала зло:

— Не боишься, что однажды ударю в спину?

Он подумал, очень серьезно посмотрел ей в глаза.

— Вообще-то такую возможность допускаю.

— И все-таки берешь с собой?

Он кивнул.

— Одинокие люди заводят собак, кошек, хорьков… Кто-то разговаривает с коровой или козой… Знавал одного, общался с рыбами в озере. Я вот завел тебя…

Она сказала, сразу ощетиниваясь:

— Я не рыба! Я кусаюсь!

— А еще и царапаешься, — добавил он. — Ну, предполагаю.

— Ты лицемер, — сказала она обвиняюще. — Сражаясь с колдунами, сам хватаешься за волшебство! У тебя лук чародея, будешь спорить? А эти амулеты на все случаи жизни?

Он поморщился.

— Предлагаешь выходить безоружным? Тогда зачем в той деревне бросала камни в собак? Подпустила бы и дралась на равных: зубами и когтями. Вон они у тебя какие.

Она перехватила его взгляд на свои перепачканные землей руки, попыталась вспомнить смятенно, царапалась уже или еще нет, что это он о ее длинных ногтях, мог бы и заметить, что с ними красивее, какой грубый, другие только и твердят о том, какие красивые, знают, как женщине польстить и понравиться, а это сказал только сейчас, когда под ногтями земли больше, чем возле вырытой могилы…

— Грубый ты…

Она осеклась, нечто мелькнуло на периферии зрения. Она повела взглядом, охнула и вскинула голову. В зените по небосводу ширится кольцо странной зловещей радуги, просто невероятной, привычная радуга всегда коромыслом, обеими концами в землю, чаще — в воду, а в этой что-то от болезненного нарыва, хотя те же цвета, только нечто в них очень нездоровое…

Радужное кольцо разрослось на полнеба, пурпурный край потемнел и стал фиолетовым, а затем и вовсе черным. Соседний цвет, оранжевый, сперва превратился в красный, побагровел и тоже стал черным. И все цвета, будто умирают на глазах, проходят через всю гамму, превращаясь в ночь среди ясного дня.

Чернота сперва шла узеньким слоем, затем все шире и шире, захватывала радугу, пока вся не стала мрачной и зловещей. Барвинок тряслась от непонятного ужаса, солнце в недобром кольце, и даже оно не может разомкнуть эту смертельную хватку.

Олег поглядывал больше на ее потрясенное лицо, на радугу лишь бросил короткий, но внимательный взгляд.

— Держись, — посоветовал он.

— Что… это?

— Не знаю, — ответил он. — Все возможно. Ты ничего не чувствуешь?

— Только страшно, — призналась она.

— Была бы чудовищем, — сказал он с сочувствием, — если бы не испугалась. Ничего, мы и это ему предъявим…

— Что?

— Что напугал тебя, — объяснил он тяжеловесно. — Ишь, пугателей развелось… Хватит и меня, сам пугать умею…

Дорожка привела на холм, а с вершины вдали открылся высокий дом на горе с плоской вершиной, красивый, словно игрушечный, чистые краски, башенки красные и золотые, карнизы серебряные, вокруг все выложено матово блестящими плитами, широкими и надежными даже с виду.

Олег сказал задумчиво:

— Та-а-ак, умная сволочь…

Она удивилась:

— А как это видно?

— Домик, — объяснил он, — домик очень уж милый. Дураки сразу бросаются в зло, как они его понимают: одеваются в черное, напяливают рогатые шлемы, не моют уши, здание делают как можно отвратительнее, мол, нате, я плюю на общепринятые нормы, я выше, я над добром и злом, никто и ничто мне не указ… Если увидишь где мрачную крепость, над которой летучие мыши и всякая гадость, там колдун с мозгами подростка.

— Молодой?

— Не обязательно. Старики тоже… не всегда умнеют. Остаются, как говорят гордо, юными в душе, что значит — не умнеют. А этот, как видишь, поумнел. Детское бунтарство оставил, свой мрачный дворец перестроил в уютный.

— Может, — предположила она, — он и не был мрачным?

— Может, — согласился он. — Ладно, пойдем…

Она зябко передернула плечами. Олег пошел ровным шагом, она догнала и поинтересовалась дрогнувшим голосом:

— А почему не через подземный ход? Я слышала, всегда надо через него.

— Не всегда, — ответил он с непривычной кротостью.

— Почему?

— Если укрыться за невидимостью, — сказал он отстраненным голосом, явно думая о чем-то еще, — ловушки все равно сработают. Им неважно, видно тебя человеческим глазом или нет. Наступишь на плиту — тебя пронзит стрелами или копьями. Или пол под тобой рухнет. А в подземном ходе это устраивать удобнее. Там идешь прямо, по бокам стены… Наступишь именно туда, где ловушка.

Он объяснял, как всегда, очень обстоятельно, словно разговаривал с ребенком, она поежилась, спросила робко:

— Но если переть через парадный ход… не пронзят стрелами и копьями стражники?

— Пронзят, — согласился он мирно.

— Так зачем же?

— Надо, чтоб не пронзили, — ответил он. — К тому же… где ты видишь подземный ход?

Она поперхнулась, посмотрела с раскрытым ртом.

— А что, его нет?

Он сдвинул плечами.

— Может быть, и есть. Но я не вижу. А ты видишь?

— Нет, — жалко пискнула она. — Не вижу.

Он не ответил, шагал мерно и ровно, словно считал шаги. По мере того как спускались в долину, гора с домиком поднималась все выше, волхв идет спокойный, по крайней мере, с виду, а ее уже трясет, как медведь грушу.

— Вот так прямо и пойдешь? — спросила она.

— Пока не решил, — проговорил он, и она ощутила, что он в самом деле в глубоких сомнениях. — Можно вот там в норе дождаться темноты, видишь, чернеет?.. а потом рискнуть. Правда, здесь есть звери, что лютуют как раз ночью, а днем прячутся, не выносят дневного света. И вообще любого огня. Но днем другой зверь — маг…

Глава 9

Он раздумывал долго, кривился, морщился, наконец сказал с великой досадой:

— Ничего не получается!.. Везде защита. Со всех сторон. Я ж говорил, эта сволочь умнее, чем я думал.

Она пискнула:

— Даже умнее тебя?

Он отмахнулся.

— Не знаю. Я мудрее, а это не совсем то. Иногда ум важнее мудрости. Мудрость, она, знаешь ли, не всегда годится в огороде.

— Каком огороде?

— Любом, — буркнул он. — Даже в этом. Эх, придется рискнуть, чего так не люблю…

Она сказала встревоженно:

— Если раньше не рисковал, как полагаешь, то я даже не знаю, что такое риск по-твоему!

— Увидишь, — пообещал он недобрым голосом. — Останешься здесь?

— И пропустить, — отрезала она, — как тебе зададут трепку? Да ни за что! Я от тебя не отстану.

— Смотри, и тебе достанется.

— Мне? — изумилась она. — Разве красивых женщин бьют?.. Вот так сразу?

Он скривился, не ценит юмора, на ходу перебирал амулеты на груди, лицо, и без того мрачное, становилось темнее и озабоченнее. Амулетов, как она заметила, за время их путешествия стало вдвое меньше, явно волхв пользуется ими чаще, чем она замечает. А сейчас остались только самые невзрачные и мелкие…

— Есть, — сказал он вдруг, — есть! Рискнем. Он может не ожидать нас с этой стороны.

— Какой? — спросила она.

— Пойдем через парадный ход, — сказал он, она уловила в его твердом вроде бы голосе сильнейшее колебание, но перед женщиной какой мужчина не выкажет себя неуверенным, и он повторил жестко: — У меня есть как раз подходящий амулет. Надеюсь, он сработает. И, надеюсь, здешний маг не ожидает нас с этой стороны…

Она сказала пугливо:

— Слишком много «если». Ты же сказал, что не любишь рисковать! И вообще ты человек осторожный, пугливый…

Он кивнул.

— Все так, но… что делать? Тебе лучше ждать здесь.

— Щас, — ответила она язвительно.

Он пошел вперед, она чуть отстала, но страх исчез, быстро покопалась в себе, изумилась новому чувству защищенности и предельной надежности. От этого гада веет такиммужским теплом, что она с ним и на краю пропасти чувствовала бы себя в полной безопасности, вот и сейчас идет, как утенок за мамой, а раньше умерла бы от ужаса…

Странно, они подошли к горе, но никто на них не бросался, не нападал, не слышно даже воинственных криков, она втягивала голову в плечи, смотрела на волхва, но тот, не оглядываясь, начал быстро карабкаться наверх.

Она взмолилась:

— Погоди, я сейчас упаду!

Он бросил, не оборачиваясь:

— Амулет уже на две трети иссяк. Как только кончится, нас обнаружат.

Он вспикнула и поспешила следом. Гора хоть и не отвесная, но приходится идти, сильно накренившись вперед и опираясь на колени, а в самых крутых местах передвигатьсяна коленях.

Фигура волхва маячила уже далеко впереди, надеюсь, подумала она замученно, этот гад знает, что делает, а его амулет укрывает и ее, такую бедненькую и отставшую…

Она не видела, что впереди, смотрела только под ноги и уперлась макушкой в волхва, словно пыталась его забодать с разгону. Он наклонился и шепнул ей на ухо:

— Теперь ни звука!.. Пока не пройдем двор.

Она кивнула, соглашаясь на все и безумно счастливая, что не бросил, все-таки есть в нем что-то надежно-мужское, спасибо, а мог бы еще и вдарить…

Волхв протянул ей руку и начал погружаться в каменную стену. Осталась только требовательно протянутая рука. Барвинок не помнила, сама ли ухватилась за нее или же он поймал вслепую, но через мгновение очутилась в душном липком месиве, словно в вязкой глине, грудь сдавило, выталкивая остатки воздуха, она пыталась вздохнуть и не могла, начала задыхаться, но за руку продолжали тянуть, и через полминуты она вывалилась из стены во двор.

Ноги уперлись в узорчатую плитку, безумно красиво, а дальше тот нарядный дом, что так понравился ей издали. Вблизи он еще красивее, все сделано с любовью и великой тщательностью.

Из-за угла дома вышли пятеро закованных в стальные доспехи воинов, настоящие великаны, у фонтана стоят люди в черных плащах и с надвинутыми на глаза капюшонами. Ее сердце тревожно забилось, один повернулся и смотрит в их сторону.

Олег больно дернул ее за руку, лицо злое, разжал кулак, она в ужасе увидела, как быстро истаивает его амулет, словно льдинка на жарком солнце, уже не больше горошины…

Она побежала за ним со всех ног, не представляя, что будет, когда все их увидят…

Ворота в дом из белого камня пропустили их очень неохотно, она в ужасе представляла, что камешек истает раньше, чем она протиснется, так и останется торчать, но Олегпотянул, едва не выламывая руку, и она выпала на гладкие плиты синего цвета в большом роскошном зале с расписанными золотом и киноварью стенами.

Олег шепнул:

— Сюда! Быстро.

Она вбежала за ним в ближайшую дверь, волхва впервые увидела таким бледным и с темными кругами под глазами. Он даже ухитрился похудеть за время, пока добирались до этой комнаты, а дышал хрипло и с надрывом.

— Ну и… — прошептал он, — ну и… заслоны… Нет, я даже не представлял такой мощи…

Она пропищала тихо, страшась отвлекать на себя внимание:

— У тебя еще есть амулеты!

— Может не хватить, — шепнул он. — Тихо, надо осмотреться…

В комнате стол из глыбы серого гранита, поверхность отполирована до блеска, четыре камня по сторонам, явно сиденья, и торчащий прямо из пола странный ствол, усеянный шипами.

Такие же шипы, только толще и длиннее, идут кольцом вдоль всех четырех стен. Все на уровне головы, Барвинок видела, как Олег покачал головой, лицо стало встревоженным.

— Это что-то значит? — спросила она.

— Еще бы, — буркнул он. — Это…

Сухо треснуло, по стене напротив сверху вниз пробежала извилистая трещина. Барвинок замерла, а там уже образовалась щель, половинки стены загрохотали и пошли в стороны, массивные и толстые, целиком из каменных плит.

Открылась огромная темная комната, узкий луч упал на нечто блестящее. Барвинок с трепетом увидела, как разгибается огромный железный человек, доспехи укрывают с ног до головы, даже для глаз нет щели, а когда сделал шаг в их сторону, от тяжелой поступи вздрогнуло все здание.

— Эй, — проговорил Олег быстро, — мы не к тебе.

Огромный человек прогрохотал, как говорила бы гора:

— Здесь все… ко мне…

— Мы к магу, — объяснил Олег. — Отойди.

Огромный воин протиснулся к ним, от него повеяло несокрушимой мощью и нерассуждающей силой.

— А ты, — проревел он страшным голосом, — сумей пройти…

Олег ухватился за амулеты на груди, один сжал в пальцах и что-то сказал коротко и зло. Стальной гигант занес ногу для второго шага, его качнуло, Барвинок вскрикнула и отпрыгнула. Стальные доспехи с металлическим звоном лопались, по ним побежали во все стороны трещины, словно по пересохшему глиняному горшку. Железные пластины отваливались и падали на пол.

Барвинок отодвинулась еще, стальные черепки и на земле ломаются еще и еще, превращаются в блестящие комья, словно лед, быстро тают, вот уже мелкие кристаллики песка…

Через минуту на месте стального гиганта все так же высился полуголый мужик, огромный, жилистый, с толстой, как бочка, грудью и длинными толстыми руками.