* * *
ТЕРРИТОРИЯ: РОССИЯ
НАУЧНОИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ПОЛИГОН «НАУКОМ» № 13
КОДОВОЕ ОБОЗНАЧЕНИЕ - «СТАНЦИЯ»
ЗАЛОГ УСПЕХА ЛЮБОГО ЗАМЫСЛА - ОПТИМАЛЬНОЕ СОЧЕТАНИЕ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ
«Производственная зона № 17», высшая степень секретности, охраняется внутренней безопасностью. Огонь на поражение открывается без предупреждения.
Фраза длинная, хоть и суровая, но, пока прочитаешь, соответствующий настрой может испариться, и ты решишь, что над тобой пошутили. Поэтому подобных предупреждений на Станции не вешали. Их роль исполняли красные прямоугольники с черной руной Эйваз. Коротко и ясно.
Огонь без предупреждения. Подозрительных действий не требуется, достаточно нарушить периметр.
Когда Слоновски только отлаживал систему безопасности, его ребята завалили двух случайных работяг: один заблудился и пошел не к тому складу, другой неправильно услышал номер производственной зоны. Грег позаботился о том, чтобы инциденты получили широкую огласку, и больше проблем не возникало. Люди поняли, что Слоновски не шутит, а потому зубрили планы и чистили уши.
Красные прямоугольники.
Крепость внутри крепости. Бойницы в стенах, наноскопы, автоматические охранные системы, сторожевые терьеры Мутабор - эти твари надежнее управляемых компьютерами пулеметов, к ним даже теоретически в мозги не влезешь - восемьдесят килограммов костей, сухожилий, мышц и ядовитых желез, преданных исключительно хозяину. Допуск, позволяющий пройти за красный прямоугольник, выдает Отдел дознания, контрразведка Станции. У Токмакова и его ребят персональная ответственность перед Слоновски за каждое выданное разрешение. Понятие «ошибка» исключено, либо «все в порядке», либо «акт саботажа», поэтому ошибок при выдаче допусков не случалось ни разу. Все знали, что Слоновски - мужик справедливый и понимающий, но за неисполнение приказа расстреляет кого угодно. Не задумываясь.
Школа Мертвого.
Именно поэтому сотрудники, имеющие допуск в секретные зоны, не посещали Кайфоград. Им не запрещалось, но они не хотели рисковать - малейшее подозрение, и ты слетаешь с интересной, высокооплачиваемой работы. А поскольку ты уже успел узнать очень много, то сразу после отмены допуска тебя ждет неприятное интервью у Токмакова.
Внутри красных прямоугольников лишнего персонала нет, только ученые, инженеры и рабочие высшей квалификации, обитатели закрытой части жилого комплекса. Только те, кто прикоснулся к Тайне. Никаких подсобных рабочих, поэтому убираться приходится самим.
Крепость.
Крепость, внутри которой шла непрерывная работа.
Часть производственных мощностей обслуживала строительство. Здесь собирались секретные элементы Энергоблока. Сюда был переброшен единственный работающий образец - опытный энергоблок с челябинского полигона «Науком», обеспечивающий текущие потребности в новой энергии, ибо здесь, за красными прямоугольниками, отрабатывались технологии ее использования.
Пилоты Станции летали каждый день - и истребители, и бомбардировщики, и вертолетчики. На первый взгляд - тренировались, на деле - проводили полевые испытания. Вернувшиеся машины закатывали в ангар, где их ждали не обычные техники, а инженеры и ученые. Тщательно изучали работу систем, искали оптимальные связки, давали рекомендации по доработке. Машины модернизировались и вновь поднимались в небо.
Авиабаза станции охраняется внутренней безопасностью, забор увешан красными прямоугольниками. Часть автопарка - тоже. Та, где хранится модернизированная наземная техника.
Станция еще не запущена, даже не достроена, но на ней уже готовятся к будущему.
- Мы тратим силы на отстаивание принципов, на борьбу. На войну. Мы мечтаем о мире, но вынуждены сражаться. Мы побеждаем, мы празднуем, мы начинаем строить, но наши мечи не успевают заржаветь. Проходит несколько лет, и нам снова приходится выходить на бой. Потому что мы хотим жить так, как считаем нужным. Потому что не умеем и не хотим исполнять приказы тех, кто нас не понимает. Потому что не можем быть несвободными.
Слова падают на головы людей. Сколько их? Сотни. Черные комбинезоны рабочих, светлосерая униформа инженеров, мундиры безов и салатовые костюмы врачей. Иногда собрания проходят рядом с жилым комплексом, и тогда послушать Патрицию приходят женщины и даже подростки. Иногда, как сегодня, местом сбора может быть выбран производственный ангар, детей здесь не встретишь.
- Могут сказать, что жизнь есть борьба. Что все величайшие открытия человечества сделаны во время войны и для войны. Что жажда доминировать прячется в наших генах и управляет нашими желаниями. Все это можно сказать. Но может быть, у нас просто не было возможности пожить в мире? Кто знает, чего бы мы добились, будь у нас хотя бы одно спокойное столетие?
Патриция на возвышении, но не у стены, а в центре образованного людьми круга. Чуть выше их, но рядом, чувствует дыхание тех, кто стоит в первом ряду. Видит горящие глаза тех, кто чуть дальше. Держит их невидимыми руками. Сотнями невидимых рук, что называются Словом. Они ей верят, а она их ведет.
В этом - ее жизнь.
Она отвечает за души, открывающиеся ей. Она наполняет их Словом, а значит - смыслом. И сейчас не важно, что собственная душа остается для Патриции загадкой.
- Нам говорят, что мир возможен. Для этого мы должны избегать войн. Склонить голову перед сильным. Но как быть с принципами? Как быть с нашей верой? С нашей силой? С нашей Традицией? Как смотреть в глаза сыну, когда он спросит: папа, а твой дед тоже был рабом?
В первых рядах - люди в красном. Точнее, сейчас они - люди в красном, в обычное же время носят комбинезоны рабочих, униформу инженеров, мундиры безов. Собирают устройства, руководят строительством, охраняют и одновременно - говорят. Несут людям слово Патриции, объясняют, рассказывают, спорят, доказывают. Ищут тех, кому можно довериться, приглашают на собрания. Одним дают веру, других привлекают возможностью прикоснуться к Тайне. Людей в красном готовил и подбирал Грязнов, годами создавал новую плеяду Посвященных, учил нести Слово. Теперь они стали людьми Патриции.
- Мы разные, и это правильно. Мы не можем и не должны быть одинаковыми. Мы должны ощущать себя теми, кто мы есть. Гордиться своим прошлым и нести его в будущее. Сражаться, если нужно, но хотеть большего - хотеть мира. Ибо ни одна война не может дать нам столько, сколько мир. Ни одна война не сделает спокойным сон наших детей. Ни одна война не угодна тем, кто раскручивает вечное колесо обновления. Не кровь и не победу мы ищем, но мир. Мир для нашей Традиции. Мир для нас. Мир для наших детей.
Слова падают на людей, наполняя их души смыслом. Простые слова, произносимые хрупкой девушкой, в которой люди видят Избранную. Слова, идущие из самой души. Искренние слова, потому что нет в душе Избранной ничего другого. Потому что вся она, без остатка, уходит в слова, падающие на людей.
«Производственная зона № 17» - огромный ангар, под которым выдолблено еще два уровня. Мишенька и Грег спустились на самый нижний. Спустились одни - у телохранителей допуск высокий, но не настолько, чтобы знать обо всех секретах Мертвого. Телохранители остались наверху, а Мишенька и Грег, сменив фуражки на каски и накинув поверх мундиров просторные спецовки, спустились, пройдя через две двери и два поста безов.
- «Пирамидом» охраняют проще, чем этот завод.
- Какие в «Пирамидоме» секреты? - рассмеялся Слоновски. - Они все у вас в головах. А тут - перед глазами.
Что верно, то верно.
Станки, печи, сборочные столы, микроскопы, наноскопы, компьютеры - завод и лаборатория одновременно. И при этом - стерильная чистота. Высокие технологии не терпят пыли. Люди в белых халатах. Заняты делом, на начальство не смотрят. Это не обычное производство, где каждый, кто украдкой, а кто открыто, принялся бы таращиться на небожителей, чтобы потом обсудить визит «самого» Слоновски и «проверяющего из Москвы». Это - территория за красными прямоугольниками, здесь высших офицеров видят часто.
- Ядерные боеприпасы еще не собираете?
- А что, нужны?
- Я просто так спросил.
- Потребуется - соберем.
Мишенька знал, что Грег не шутит: потребуется - соберут, ресурсы есть, мощности позволяют.
Начальник «Производственной зоны № 17» - длинный черноволосый мужчина, немного похожий на цаплю, встретил высоких гостей вежливо, но без трепета. Со Слоновски поздоровался за руку, как старый приятель, Мишеньке кивнул: «Стравинский». И вытащил из кармана жевательную резинку.
- С проверкой?
- Ага.
- Ждал.
Рукава его халата закатаны до локтя, то ли надо было, то ли привычка, и потому видна татуировка на левом предплечье: цепочка рун, складывающаяся в нехитрое, но надежное пожелание удачи. Все правильно, здесь слишком важное место, чтобы подпускать к нему чужаков.
- Если ждали, значит, подготовились, - улыбнулся Мишенька.
- Мы идем по графику, - спокойно ответил Стравинский. - Сегодня заканчиваем стендовые работы и с завтрашнего дня начинаем монтаж. Через неделю последнее изделие сможет покинуть Станцию.
- Комплектация?
- Полная.
- Запас сырья?
- Присутствует.
Отвечая, начальник производственной зоны, не стесняясь, работает челюстями, однако Мишенька не реагирует. Специалисты уровня Стравинского уже не инженеры - творческие личности, а потому имеют право на поблажки. Гораздо больше Щеглова интересует другое:
- Нестандартное изделие?
- Почти готово.
- Посмотреть можно?
- Разумеется.
Стравинский провел офицеров в дальний конец ангара, к стенду, на котором стояла желтая «Ламборджини». Двигатель вскрыт, приборная панель снята, отовсюду, откуда только возможно, тянутся к приборам провода, работа кипит - «Ифритом» занимаются три инженера.
- Проблемы были? - поинтересовался Мишенька.
- Никаких, - широко улыбнулся Стравинский. - Работали с удовольствием. - И пояснил: - Нам нравятся нестандартные задачи.
- Коды?
- Я ведь сказал: никаких проблем.
- Имитация выхлопа?
- Хватит на тысячу километров. Затем нужно заправить баллоны.
- Зачем такие сложности? - проворчал Грег.
- Коекто считает, что так надо, - бесстрастно ответил Мишенька. - А другой коекто с коекем согласился. Поэтому наша задача - обеспечить.
- Первый коекто сам это придумал?
- Ага.
Короткий ответ делает дальнейшее обсуждение ненужным.
- Спасибо, - дружелюбно произнес Щеглов, в упор глядя на Стравинского.
Начальник производственной зоны понял, что «проверка» окончена, и засобирался:
- Я пойду.
- Был рад повидаться.
- До свидания.
Прощаясь, Мишенька вновь бросил взгляд на татуировку Стравинского. И несколькими секундами позже, когда инженер отошел на несколько шагов, негромко заметил:
- Они верят.
- И ждут, - так же тихо подтвердил Слоновски.
- Все мы ждем и надеемся.
Мертвый, Слоновски, Стравинский, люди, собравшиеся сейчас на первом подземном уровне «Производственной зоны № 17», Лариса, дети…
- Они не надеются, - не согласился Грег. - Они верят. Поэтому знают.
- Пожалуй. - Мишенька снял очки и принялся протирать стекла. - Знаешь, я тут подумал, что наша затея станет первым толковым делом после Вавилонской башни.
- У тебя есть время философствовать?
- Это позволяет мне отвлечься.
Слоновски хмыкнул.
- А о чем думаешь ты?
Грег пожал плечами:
- Честно говоря, мне безумно интересно, как Мертвый узнал, что нам потребуются собираемые здесь изделия?
- Ты плохо знаешь доктора Кауфмана? Он всегда все знает. Это называется планированием.
- Но он планирует действия других.
Мишенька вернул очки на нос и дружески потрепал Слоновски по плечу.
- Именно поэтому, Грег, ты тот, кто ты есть. Умный человек планирует свои действия, а великий - действия других.
ГЛАВА 4
ТЕРРИТОРИЯ: ЕВРОПЕЙСКИЙ ИСЛАМСКИЙ СОЮЗ
ШТУТГАРТ, БАВАРСКИЙ СУЛТАНАТ
КЛУБ «ЗОЛОТОЙ ЗАПАС»
БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ЖИЗНИ МЫ ПОСВЯЩАЕМ НУДНОЙ, СКУЧНОЙ, БУДНИЧНОЙ РАБОТЕ
- Хороший мобиль, - оценил Хан, придирчиво разглядывая «Ауди Шаттл», приземистый седан, похожий на сплющенный однообъемник.
Сильно скошенное лобовое плавно становилось прозрачной крышей, а затем задним стеклом спускалось к багажнику. Узкие фары придавали «Шаттлу» хищный вид, а большие колеса указывали на спортивный норов. Мобиль считался четырехместным, однако сзади тесно, комфортно лишь водителю и пассажиру. «Седан холостяка», идеальный вариант для средней руки менеджера, который не может себе позволить двухместное спортивное купе. Или же выбор торговца наркотиками, не желающего привлекать к себе внимание.
- В кредит взял?
- Наличными заплатил.
- И как объяснил?
Налоговая служба султаната и такто не оставляла без внимания крупные покупки, а уж теперь, после объявленной Европолом охоты на торговцев «синдином», совсем озверела. Отмывать деньги приходилось под дикие проценты, и покупка за наличные могла серьезно аукнуться.
- Никому я ничего не объяснял, - хмыкнул Шмейхель. - У меня паспорт Анклава Франкфурт. Плевать я хотел на местную налоговую.
- Они настучат в полицию, и тебе сядут на хвост.
- Не в первый раз. - Шмейхель с любовью посмотрел на новенький мобиль. - К тому же у меня отличная репутация, все думают, что я ломщик.
А ломщиков пока давить не приказывали. То есть приказывали, конечно, но в обычном режиме, без выдачи сезонных абонементов на отстрел.
- Они тебе на хвост сядут, ты их приведешь ко мне, - объяснил недовольный Хан. - А мне проблемы не нужны.
- К тебе я приезжаю раз в неделю. И в «Школу Барсука» раз в неделю. Оттягиваюсь. У меня два любимых клуба, и оба - с отличной репутацией.
А то, что происходит на подземной парковке «Золотого запаса», никого не касается - раз ничего не видно, значит, репутации ничего не угрожает.
Шмейхель распахнул багажник. Алоиз усмехнулся, но спор закончил, молча вытащил из «Шаттла» узкий черный чемоданчик и молча же положил в багажник такой же. В одном - «синдин», в другом - «поплавки» и деньги. Высокотехнологичный бизнес, если вдуматься, передовое производство. Правда, незаконное.
- Говоря откровенно, я делаю для тебя невозможное, - проворчал Хан, захлопывая крышку багажника. - Торгую почти «в ноль».
- Так и не нашел хорошего поставщика?
- Время суровое, никто не дает нормальную цену.
- Мы в патовой ситуации, - пожал плечами Шмейхель. - Машинисты не готовы платить больше.
- А ты ужаться не хочешь?
- В отличие от тебя я занимаюсь только этим проектом. Другого источника дохода у меня нет.
- Ладно, ладно… - Шмейхель не упускал случая пожаловаться на горькую судьбу, поэтому Алоиз поспешил свернуть разговор. - Давай мотай, до встречи через неделю.
Проводил задумчивым взглядом блестящую корму дорогого мобиля, сплюнул и направился к неприметной двери, ведущей еще ниже парковки, на минус второй уровень клуба.
Отъехав за пару кварталов, Шмейхель отыскал у тротуара свободное местечко, остановился, запустил сканер, убедился, что после визита в «Золотой запас» мобиль не забеременел «жучками», и только после этого достал из кармана незарегистрированный коммуникатор.
- Как наши дела?
- Слышал весь разговор. Ты держался молодцом.
- Спасибо.
Неделю назад работающим на Шмейхеля ломщикам наконец удалось подключиться к внутренней сети «Золотого запаса», и теперь они снимали информацию со всех видеокамер и микрофонов клуба. Подключились виртуозно, не оставив никаких следов, собственно, потому и возились так долго - не хотели, чтобы у Хана возникли даже малейшие подозрения. План, разумеется, не без недостатков - в некоторых помещениях не было ни камер, ни микрофонов, - однако Шмейхель посчитал, что лучше упустить пару комнат, чем разбрасывать по клубу «жучки». Тем более что недостающую информацию можно выудить из «балалайки» ее обладателя.
Эпоха, мать ее, Цифры ставила крест на личной жизни.
- Куда направился Хан?
- На минус второй уровень, там видеокамер нет.
- Хан один?
- С Киприотом.
- Ты еще не понял, на кого наехал?
- Я не хотел…
- Не понял, что со мной нельзя шутить?
Комнату называли Серой. Бетонные стены, бетонный потолок, бетонный пол, слегка скошенный к правому дальнему углу, где пряталась дырка - пол в Серой комнате мыли из шланга, так удобнее кровь смывать.
- Ты слышал мой приказ, гнида? Ты мой приказ слышал?
- Бизнес… это… бизнес…
Там же, в правом углу, подвешен к крюку голый человек. Связанные руки вздернуты вверх, мышцы напряжены, пальцы ног едва касаются пола. Перед человеком разгуливает одетый в грязный серый халат Хан. Хан зол, но старается сдерживаться.
За пластиковым столом в центре комнаты - Заза Киприот. Хан сказал, что ему «нужно становиться жестче», а потому заставлял присутствовать на всех «силовых совещаниях».
- Кто ты такой, чтобы рассуждать о бизнесе? Ты - червяк!
Чвак! Удар не сильный, но болезненный, вызвавший громкий стон. Чвак!
Заза отвернулся и принялся раскуривать сигару. Он стал жестче - научился абстрагироваться от воплей и звуков ударов. Но приходилось курить, успокаивая разболтавшиеся нервы.
Чвак!
- Аа!!
Чвак!
Вопреки совету Киприота, предлагавшего выждать хотя бы две недели, позволить полиции успокоиться и насладиться плодами победы, Алоиз решил начать работу сразу, объяснив, что терять время бессмысленно - наркоманам нужен товар. Хан подождал всего два дня, потратил время на вызов дополнительных «камрадов», после чего отправил людей брать власть. Объяснять уличным торговцам, что у Живоглота появился наследник.
Стрелять, к удивлению Киприота, почти не пришлось. Двоих, особенно наглых, положили, еще троим серьезно вломили, остальные новые веяния усекли, и бизнес начал налаживаться.
Поставки обычных наркотиков почти не пострадали - Заза знал поставщиков Живоглота и быстро наладил с ними связь. А вот с «синдином» возникли проблемы. Цены, по которым его удавалось достать, категорически не устраивали Хана, выйти же на поставщиков, которых знал только Живоглот, не получалось, а недремлющие конкуренты уже начали предлагать пушерам свои услуги. Некоторые из уличных торговцев на сладкие посулы велись и попадали в Серую комнату.
- За наш счет решил подняться, гнида? Да?! Чего молчишь?