- Согласен, - кивнул Кауфман.
Совещания высших офицеров СБА считались строго конфиденциальными, их не слышали даже обеспечивающие связь машинисты. Однако Кауфмана запрет не смущал, а потому Мишенька присутствовал почти на всех подобных мероприятиях, деликатно усаживаясь вне поля зрения видеокамеры.
- И еще меня приятно поразила растерянность, которая звучала в голосах директоров, - продолжил Мишенька. - Сорок Два действует весьма энергично.
- Сейчас ему придется туго, - хмыкнул Мертвый. - Отсутствие «поплавков» способно подкосить движение.
- Отсутствие или повышение цены.
- В любом случае это будет серьезный удар.
- Согласен, доктор Кауфман.
- Печально видеть, как человек, честно работающий над делом всей своей жизни, попадает под власть обстоятельств.
- Надо посмотреть, что можно сделать, - кивнул Мишенька.
И улыбнулся.
Мишенька Щеглов был молод и подчеркнуто элегантен. Темный костюм классического покроя, белоснежная сорочка, галстук, начищенные до блеска туфли и стильные квадратные очки - по какойто, только ему известной, причине Мишенька не исправлял зрение, сохраняя дарованную природой близорукость. Щеглов походил на шалопая, сунутого высокопоставленным папашей на должность референта всесильного директора филиала СБА. На деле же Мишенька возглавлял Управление дознаний и был ближайшим, самым доверенным помощником Кауфмана, единственным человеком, которому дозволялось входить в кабинет Мертвого без доклада и даже в отсутствие хозяина.
- Ты обратил внимание на то, как ловко Моратти настоял на выбранной мишени? «Поплавки»! Не спорю - звучит весомо и с виду правильно. Однако граверов, способных сделать «поплавок», с каждым днем становится все больше, да и воруют процессоры отовсюду, откуда возможно. К тому же «поплавок» - покупка разовая, добытые чипы тритоны хранят как зеницу ока… А вот «синдин» из организма выводится. Тритонам хотя бы раз в неделю нужен шприц, в идеале - два раза в неделю. Если же они постоянно в деле - то каждый день.
Мертвый остановился и вопросительно посмотрел на помощника.
- Я уверен, что господин президент понимает ситуацию, - невозмутимо и даже несколько безразлично отозвался Щеглов. - И наверняка вплотную занимается «синдином». - Пауза. - Господин президент несколько предсказуем.
- Не согласен, - покачал головой Мертвый. - Моратти не предсказуем, просто мы не оставили ему выбора, и он вынужден стрелять по всем мишеням одновременно. Моратти боится того, что случится после запуска Станции. Он боится, потому что не знает, что произойдет. Он хочет сохранить влияние, а хаос, который несут тритоны Сорок Два - отличная страшилка для верхолазов. Новая энергия изменит мир, но он не перестанет быть цифровым. Именно поэтому Моратти хочет любой ценой получить контроль над Сорок Два - ему нужны козыри для будущей игры.
* * *
ТЕРРИТОРИЯ: РОССИЯ
НАУЧНОИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ПОЛИГОН «НАУКОМ» № 13
КОДОВОЕ ОБОЗНАЧЕНИЕ - «СТАНЦИЯ»
РАБОТА ДОЛЖНА ПРИНОСИТЬ УДОВЛЕТВОРЕНИЕ
- Вы ошибаетесь!
- Мне жаль вас разочаровывать, господин Гвоздев, но мы никогда не ошибаемся, - ровно ответил Токмаков, не отрывая взгляд от монитора. - Не можем себе позволить.
Токмаков отчаянно напоминал Грегу Мишеньку Щеглова: та же тщательно культивируемая невозмутимость, тот же спокойный голос и аккуратные жесты. Впрочем, возможно, Токмаков и не копировал шефа, ведь все хорошие дознаватели чемто похожи…
- А я говорю, что вы ошибаетесь, - дрожащим голосом повторил Гвоздев. - Господи, ну чем я должен поклясться…
- Если не хотите отвечать честно, не надо говорить ничего, - порекомендовал Токмаков. - Молчание не вызывает у меня раздражения.
Грег хмыкнул.
Гвоздев поник.
Он стоял в самом центре небольшой - три на три метра - клетки, установленной в одном из подвальных помещений Теплого Дома. Без одежды - на нем остались только трусы - и без надежды на спасение. Заинтересовать своей скромной персоной СБА и такто считалось весомой неприятностью, а уж загреметь во внутреннюю безопасность, да еще на разговор к самому Слоновски… Одним словом, Гвоздев отчаянно мечтал умереть - быстро и без мучений, но понимал, что для этого ему должно сильно повезти.
- Я - честный бизнесмен, - сглотнув, продолжил Гвоздев. - Вы можете проверить…
- Уже проверили, - рассеянно отозвался Токмаков, читая пришедшее от жены послание. - Ваше прошлое безупречно.
- Вот видите!
- Но есть нюанс, господин Гвоздев, - до сих пор честные бизнесмены не открывали в Кайфограде ночные клубы.
Поселок, что прилепился к восточной линии периметра, когдато носил другое название, однако близость крупного строительства, а соответственно, большого числа высокооплачиваемых работяг превратили его в Кайфоград - центр ночных удовольствий, бесшабашный перекресток, на котором сплетались интересы бандитов и разведчиков. В Кайфограде все работали на всех и против всех - кто успеет вовремя заплатить, тот и получит приз. Бармены, сутенеры, пушеры - все торговали обрывками информации о Станции, сплетнями и слухами, а если не торговали, значит, покупали, являясь агентами какойнибудь разведки.
Открытие в Кайфограде очередного ночного клуба не ускользнуло от внимания Слоновски - он вообще ничего не упускал. Грег велел уточнить, на кого работает владелец, и оставить человека в покое. Однако Гвоздев неожиданно заартачился, и в результате заработал путевку в Теплый Дом.
- Я открыл клуб на свои деньги!
- Да, да… конечно. - Токмаков выключил коммуникатор, откинулся на спинку стула и добродушно сообщил: - Знаете, господин Гвоздев, вы меня утомили. Поэтому допрос продолжит мой помощник… Он, правда, не разговорчив, зато весьма зубаст…
Пленник побледнел. Грег зевнул.
Грегуар Слоновски оказался на тринадцатом полигоне через полгода после того, как президент «Науком» Холодов сообщил верхолазам об открытии новой энергии и призвал объединить ресурсы корпораций для строительства экспериментальной Станции. Щедрое предложение сопровождалось двумя условиями. Вопервых, Холодов настоял на том, чтобы безопасность объекта обеспечивал московский филиал СБА - этим ходом президент «Науком» спас Кауфмана от отставки и даже упрочил положение московского директора в СБА. Вовторых, Холодов сказал, что намерен сохранить технологию в тайне вплоть до запуска Станции. Верхолазы, в свою очередь, выразили законное желание получить гарантии того, что их не пытаются надуть. После ожесточенных споров стороны договорились создать небольшую научную группу, члены которой получили доступ ко всем секретным разработкам «Науком» и подтвердили главам корпораций существование революционной технологии. А после остались строить Станцию, добровольно заточив себя в «Науком» до ее запуска.
Эти глобального характера события и занесли Слоновски на север.
Грег натаскал для Кауфмана нового начальника Отдела прямых переговоров, передал дела, взял сто пятьдесят ребят и поехал в «самое важное на Земле место».
Так называл стройку Мертвый, а Мертвый громкими фразами не бросался.
«В ближайшее время, Грег, на Станцию будут смотреть из каждого окна, через каждую щель в заборе. Газетчики и разведчики. И я хочу, чтобы все они видели большую фигу. Твою фигу. Задача ясна?»
«Вполне».
«Сплети сеть с мелкими ячейками и дави всякого, кто попадется. А попасться должны все. В этом заключается твоя единственная обязанность».
Официально первым человеком на Станции считался Алексей Прохоров, бывший начальник Департамента безопасности коммуникаций московского СБА. Миролюбивое название прежней должности не вводило знающих людей в заблуждение - Прохоров занимался оборонными системами: границами Анклава и особо охраняемых зон, средствами ПВО, одним словом, был крупным специалистом по созданию периметров безопасности, что на первых порах и требовалось от главного беза Станции.
Прохоров превратил объект в крепость, полностью отрезанную от внешнего мира. В Москве его называли комендантом (в ранге первого заместителя директора московского филиала СБА), однако Моратти, изо всех сил пытающийся вбить клин между Кауфманом и его людьми, придумал для Прохорова другой титул - директор филиала СБА «Станция», намекая, что Алексей может поставить вопрос о переподчинении непосредственно Цюриху. Усилия пропали даром: Прохоров входил в узкий круг ближайших помощников Мертвого, в число тех, кто знал об истинном предназначении Станции, и купить его такой мелочью, как карьерный рост, было невозможно. К тому же Моратти не учитывал присутствия на Станции Слоновски, преданного Кауфману больше, чем Мертвый был предан самому себе.
Оказавшись на севере, Слоновски привычно занял должность скромную и неприметную - пятый заместитель коменданта, начальник Управления внутренней безопасности. Именно внутренней, а не собственной - простое изменение названия позволило Кауфману наделить Слоновски самыми широкими полномочиями. Помимо заботы о чистоте рядов - Отдел собственной безопасности входил в структуру Управления, - Грег закрывал все запретные зоны, находящиеся внутри Станции: особо секретные производства и строительство главного энергоблока. Кроме того, Слоновски полностью контролировал связь с внешним миром, занимался контрразведкой и даже силовыми операциями на сопредельной территории. Через три месяца пребывания на севере в прямом подчинении Грега находилось уже полторы тысячи человек, и скучать ему не приходилось.
Тринадцатый полигон «Науком» располагался на территории России, договоренности о его безопасности заключались на самом верху, между Холодовым и русским президентом. Однако Кауфман, которому требовались настоящие гарантии, провел переговоры с директором ОКР - самой весомой федеральной структуры, и в результате вокруг Станции появилась особая зона, которую контролировала армейская дивизия. Но даже такое прикрытие не гарантировало отсутствия проблем. Местный губернатор Блиндыев и его сюзерен, северозападный наместник Каркадоев, организовали весьма доходный бизнес, помогая всем разведкам, стремящимся проникнуть на Станцию. А за дополнительную плату не гнушались устраивать провокации и даже диверсии. Приструнить их не получалось: и Блиндыев, и Каркадоев входили в могущественный клан Чапчарой, что гарантировало им полную безнаказанность. Несколько раз Слоновски собирался прикончить вредных вельмож, однако сдерживался: наследники продолжили бы дело безвременно почивших папаш, но при этом затаили бы злобу. А платить чапчаройцам за спокойствие Кауфман не позволял, он предпочитал держать своих людей в тонусе, и вялотекущая конфронтация Мертвого вполне устраивала.
- Не надо! Умоляю! Не надо!!
Гвоздев вцепился в прутья решетки, то ли сломать пытается, то ли отогнуть… Вырваться хочет. Очень хочет вырваться на свободу. Глаза выкачены, рот перекошен, красное от надрыва лицо, слезы, сопли.
- Не надо!!!
А в другом углу клетки замер сторожевой терьер Мутабор - здоровенная, стокилограммовая зверюга, уже начинающая проявлять интерес к бьющемуся в истерике человечку.
- Я составил его психологический портрет и понял, что господин Гвоздев до колик боится собак, - негромко сообщил Токмаков, раскуривая сигарету. - Терьер в клетку как раз то, что нужно. Я думаю, господин Гвоздев продержится не более четырех с половиной минут.
- Главное, чтобы терьер продержался и не порвал урода, - пробурчал Грег.
- Рекс не подведет, - пообещал приведший пса кинолог. Помялся, но всетаки набрался храбрости спросить: - Мне покурить можно?
- Дыми, - махнул рукой Слоновски.
Тем временем Рекс решил познакомиться с соседом по клетке поближе и, внимательно принюхиваясь, сделал пару шагов к Гвоздеву. Крики «Не надо!» сменились бессмысленным воем. Обезумевший от страха пленник не видел, что собака настроена миролюбиво, забыл, что сторожевые терьеры Мутабор отличаются огромной выдержкой, что силу свою гигантскую понимают, а потому просто так не бросаются. Гвоздев видел огромного пса, зубы, красноватые глаза, шипастый ошейник и движение… Гвоздев видел, что собака приближается, и…
- Аа!…
- Интересно, он идейный или его запугали?
- Скорее запугали, - подумав, ответил Грег. - Идейных сейчас мало.
- Китайцы, - простонал Гвоздев, вжимаясь в прутья решетки с такой силой, словно решил их продавить. - Деньги на клуб мне дали китайцы.
Токмаков посмотрел на часы.
- Три минуты и двадцать секунд.
- Я могу забрать Рекса?
Терьер с надеждой посмотрел на хозяина - ему было скучно.
- Конечно.
- Пусть скажет, кто его связной и убирается ко всем чертям, - распорядился Грег и повернулся к выходу.
Несчастный Гвоздев еще не понял, что быть в Кайфограде агентом - не исключение, а норма. На китайцев ты работаешь, на индийцев, американцев, арабов, русских - преследовать тебя не будут, ибо с тем же успехом можно попытаться вычерпать море. Слоновски просто хотел знать, под чьей ты крышей - когданибудь эта информация обязательно пригодится.
* * *
АНКЛАВ: МОСКВА
ТЕРРИТОРИЯ: ЦАРСКОЕ СЕЛО
ЖИЛОЙ КОМПЛЕКС «ЗАМОК СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ»
ПОИСКИ В ПУСТОТЕ ДАРЯТ ЛИШЬ УСТАЛОСТЬ
Мелкий весенний дождь призрачной изморосью долбил Москву. Время веселых майских гроз прошло, и теперь облака выдавливали из себя последние капли, которых едва хватало на то, чтобы припорошить темным асфальт да слегка умыть толстые стекла. Хилый дождь уходил, оставляя Анклав под властью наступающей летней жары, уходил, обещая вернуться осенью, чтобы тщательно прочистить Москву перед зимой. Весенние дожди полны сил и веселья, осенние же, подобно людям пожилым и серьезным, не поливают, а работают, их стихия - сосредоточенность.
Стоящая у окна Пэт улыбнулась, провожая арьергард уходящей весны, и тихонько спросила:
- Увидимся?
Дождь промолчал. То ли не знал ответ, то ли не рискнул. Попрощался последними каплями да растаял.
«А ведь можем и не увидеться…»
Пэт перевела взгляд на кисти рук, на черные руны, небольшие, но четко очерченные руны, что мягко скользили по ее пальцам. Менялись местами, складывались в новые комбинации, замирали, позволяя девушке проникнуть в тайну сформированной последовательности, насладиться красотой и мощью древней силы, и снова путались, перебегали с пальца на палец, чтобы вновь замереть. Иногда казалось, что по рукам Патриции стекает грязь. А иногда совершенство очередного узора щемило душу.
Руны открывали девушке тайны, но главный свой секрет пока хранили. Для главного секрета нужен ключ…
- Патриция!
Последний взгляд на руки, в глазах вспыхивает властный огонек, и руны послушно бледнеют, исчезают, словно их и не было.
Пэт обернулась:
- Да?
Таисия хрустнула пальцами:
- Ты стояла у окна, и мне вдруг показалось, что ты сейчас уйдешь. Что хрупкая стеклянная преграда рухнет и тьма кинжалом вонзится в нежный мир. - Она подошла ближе и взяла девушку за руку. - Мне показалось, что все будет разрушено.
- Тебе просто показалось, - улыбнулась Пэт.
- Я чувствую, как твои мысли уносятся в сверкающие дали. Как мчатся они, опережая одна другую, способные за секунду обогнуть Ойкумену. Я сама такая. Ты ведь знаешь. И мне бы очень хотелось, чтобы наши мысли мчались вместе. На крыльях ветра свободы, окутывающего настоящих творцов.
Пэт познакомилась с Таисией Кук чуть меньше месяца назад на приеме в честь дня рождения директора «МосТех» и сразу же ощутила то настырное давление, которое госпожа Кук называла «природным обаянием». Светская львица всерьез увлеклась юной красавицей и, не теряя времени даром, засыпала Пэт знаками внимания: невинные, но чертовски дорогие подарки, приглашения на выставки модных художников, на концерты и в литературные салоны. Таисия штурмовала девушку по всем правилам военного искусства, а Пэт… Пэт медлила обрывать знакомство. Таисия выделялась среди других одуревших от скуки верхолазок, и, возможно, в болоте этой непохожести прятался необходимый ключ.
Правда, надежда на это таяла с каждой минутой.
- Ты напоминаешь мне меня, какой я была совсем недавно, год или два назад. Молодая, неопытная, ищущая, но при этом - цельная. Я твердо знала, чего хочу, и ты, я вижу, такая же. У тебя есть цель, а свою цель я знала с самого детства. Я почти сразу ощутила себя Творцом, личностью с особым взглядом на мир, но как же трудно мне было расти в мире, где женщина не имеет права на самовыражение!
Через пару дней после знакомства Кирилл принес дочери досье на Таисию.
«Посмотри, если станет интересно».
«Зачем?»
«Ты еще плохо разбираешься в людях. Изучи факты, сопоставь с человеком. В следующий раз ты увидишь его Я и без документов».
Знать все обо всех было в духе Грязнова, и Пэт постепенно становилась похожей на отца.
Из досье девушка узнала, что Таисии, дочери мелкого капера из Эдинбурга, повезло влюбить в себя сына весьма и весьма крутого верхолаза. После чего жизнь, собственно, и удалась. Муж боготворил творчески одаренную супругу и позволял Таисии жить так, как ей заблагорассудится. Очередная пустышка? Сомнений в этом практически не осталось, но Пэт решила дать светской львице последний шанс. В конце концов, Таисия действительно была своеобразной особой.
- Как раз сейчас я взялась за поэму. За поэму, Патриция, за поэму! У меня были наброски, но теперь я хочу разложить их на строки… Нет! Даже на слова! На буквы! И собрать новое целое. Я дни напролет провожу в кабинете, обдумывая образы, что посещают меня, и вплетаю их в картину… Да, Патриция, я уже вижу, как из старых моих набросков появляется величественный корабль нового полотна. Старые наброски, такие наивные… Я начала эту поэму, когда мне было девять лет. Я помню, как родилась первая строка. Она меня очаровала. Я написала ее на коммуникаторе и почти час думала о ней. Уже тогда я знала, что не скоро завершу грандиозный труд, совсем не скоро. Я предвидела, что мне потребуются годы, в течение которых я буду оттачивать мастерство, но однажды… Теперь я перечитываю наброски и понимаю, что уже тогда, в юности, я видела элементы того великолепного полотна, которое выходит сейчас изпод моего пера. Теперь я смотрю на мир новым взглядом, я жгу многие старые наброски, недостаточно сильные и яркие, но дым не исчезает, а обволакивает мою поэму, показывая всем, какой я была и какой стала…
Таисия называла себя писательницей, периодически издавала за счет мужа тоненькие книжки путаных стихов и странные романы, главным достоинством которых были прилагательные - в одном из предложений назойливый критик насчитал их целых пятнадцать.
- В моей поэме будут только личности, яркие, красочные образы и многовариантность событий! Я поняла, что в настоящем творчестве нет места убожеству. Я поняла это в горах. Я рассказывала тебе? Я провела два месяца на своей вилле в Кордильерах. Горы не похожи друг на друга. Мне ближе Кордильеры - дикие, необузданные, смелые! Я впитывала в себя их величие и поняла, что главное - перспектива! Глубина и ширь! Простор! Я поняла простор. Путешествия сильно влияют на творческое развитие, когданибудь, Патриция, ты меня поймешь. Ты должна поехать со мной в Ланданабад. Мне нужно напитать творчество новыми красками, расцветить его. Я мечтаю стоять с тобой на берегу Темзы и смотреть на величественное здание Вестминстерской мечети. Ты была в Ланданабаде?
- Не сейчас, - мягко ответила Пэт. - Я еще не готова.
- Почему? Ты ведь вотвот окончишь Университет, избавишься от якоря, удерживающего тебя в этой серой и скучной Москве, и мы вместе отправимся путешествовать по миру. Я хочу показать тебе великие города. И еще горы. Горы гениально меняют сознание Творца. Ты приходишь в них одним человеком, а возвращаешься иным. Еще лучше понимаешь свое Я, видишь мир иначе, под следующим углом, четко понимаешь совершенно туманные раньше вещи. Я всегда была натурой цельной, устремленной, я выбрала свой путь в детстве и шла, не сворачивая. Годы, даже десятилетия. Меня совершенно нереально сбить с пути. И всегда была уверена, что дойду. Я не лгу, потому что мне незачем и не перед кем лгать…
- Я говорила с отцом, он просит обождать с путешествием хотя бы месяц.
- Патриция, это невозможно! Ты должна поставить его на место. Эти мужчины… я рассказывала, в каких нечеловеческих условиях росла? Раз ты женщина, значит, ни на что не способна. Корпорацию должен унаследовать сын. Я не была сыном и всегда чувствовала презрительный взгляд отца. Ты должна освободиться. - Таисия взяла девушку под локоть, приблизилась еще на полшага, обожгла дыханием. Шепчущие губы совсем рядом. Глаза в глаза. Локон упал на лоб. - Я невероятно счастлива, что познакомилась с тобой, сумела тебя увидеть и почувствовать. Мы избранные, ты и я. Нам суждено быть вместе. Я знаю, что теперь ты никогда не покинешь мое сердце и душу. Потому что столько любви, счастья, света и снова любви, сколько я чувствую к тебе, я никогда не испытывала. Ты меня любишь?
Я - сверхновая звезда.
Точнее, мне сказали, что я - звезда. И еще сказали, что рано или поздно я это осознаю. И еще сказали, что, когда я осознаю, - я проснусь и в тот же миг из моей жизни исчезнет понятие «невозможно».
Из моей жизни, которая не будет долгой.
И поэтому я боюсь.
Я боюсь проснуться, но понимаю, что в этом случае умру еще раньше. Потому что не стану звездой. Я осознала свою силу и свою власть, но еще не поняла саму себя. Я должна вспыхнуть ярче всех звезд Вселенной, но еще не отыскала ключ к своей душе. Мотыльком устремляюсь я к любому огоньку, готова сгореть в нем, чтобы проснуться, но всякий раз натыкаюсь лишь на отражение настоящего пламени.
И теперь боюсь, что ключа нет нигде…
- Мы с тобой - Творцы, способные создать Вселенную. Но нам дано слишком мало времени, чтобы так много успеть. Мы не должны тратить его ни на что, кроме полноценной жизни. Мы должны ценить каждую минуту, наслаждаться ею. Наслаждаться вместе с тем, кого любишь, в кого веришь.
Губы скользнули по шее.
Пэт отступила на шаг и покачала головой.
- Нет.
- Нет?
Нет искры, нет пламени, нет ключа. Яркие слова прикрывают пустоту тучи, которая улепетывает сейчас из Москвы. Нет дождя, что хлестнул бы по душе резкими каплями.
В глазах Таисии мелькнула злость.
- Я надеялась, что мы одинаковые! Но ты… Но ты! Ты совсем не такая! Ты только притворяешься нежной, утонченной натурой!
- Извини.
- Извинить?! - Гримаса вновь превратилась в улыбку. Немного натянутую, правда, но всетаки улыбку. - Я чувствую глубочайшее разочарование, но вижу, что это не ты - это порыв. Я культивирую в себе счастье и добро. Я могу поделиться ими, ты кажешься опечаленной. Ощущение радости не берется вдруг, позволь, я научу тебя.
- Присядем? - Пэт увлекла женщину на софу.
- Конечно. - Улыбка Таисии стала более естественной. - Мне кажется, здесь слишком яркий свет. Мы совсем забыли о вине… - Рука скользит по плечу. - Твой порыв испугал меня, ты такая… такая сильная…
- Я знаю.
На пальцах вновь появились руны. Черные символы, видимые только Патриции. И беспрекословно подчиняющиеся ей. Взглядом, одним только взглядом девушка сложила символы в нужную последовательность и мягко провела рукой по лбу Таисии.
- Кажется, ты устала.
Фраза осталась без ответа: женщина уснула в тот самый миг, как ее коснулась Пэт.
Обмякшее тело, ровное дыхание, тишина… Отличный момент, чтобы уйти, не прощаясь.
* * *
ТЕРРИТОРИЯ: ЕВРОПЕЙСКИЙ ИСЛАМСКИЙ СОЮЗ
БАВАРСКИЙ СУЛТАНАТ
ФРАНКФУРТКОПЕНГАГЕН, В ВОЗДУХЕ И НА ЗЕМЛЕ
НАКАЗАНИЕ НЕ ВСЕГДА СООТВЕТСТВУЕТ ПРОСТУПКУ
- Курс проложен?
- Так точно.
- Встреча?
- Отряд спецназа Европол.
Карл Мэнсон, заместитель директора франкфуртского филиала СБА, провожал груз лично - всетаки пять тысяч «поплавков». Предназначались они расположенному под Копенгагеном научнопроизводственному комплексу имени Махмуда Кемаля, одному из трех центров Баварского султаната, имеющих лицензию на работу с самыми мощными процессорами современности. В Анклавах их называли «помойками». Государства щедро финансировали подобные комплексы, надеясь если не догнать, то хотя бы не сильно отстать от корпораций в технологиях, однако выпускаемое в центрах «новейшее» оборудование не отвечало жестким стандартам Анклавов, хотя и пичкалось самыми современными комплектующими. В том числе - «поплавками», доставка которых в научные комплексы являлась для СБА лишней головной болью.
- Коды сменили?
- Девять минут назад.
- Хорошо.
Груз отправлялся транспортным «Ка95» «Толстяк» производства «Науком». Согласно сопроводительным документам, вертолет совершал плановый рейс с военной базы под Загребом в Познань с дозаправкой во Франкфурте. По мнению Мэнсона, это был лучший вариант, нежели предложенный изначально эскорт из двух истребителей - тайна хранила груз лучше любого силового прикрытия.
Акунин Борис
Каргалов Вадим
Громыко Ольга
Акунин Борис
Пехов Алексей
Шилова Юлия