Чтение 40–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

– Да-да, хозяин! Все здесь убираем…

Он снова взмахнул руками. Узоры на стенах налились ядовито-зеленым цветом, начали утолщаться, вздулись, как виноградные лозы, некоторые увеличились до размеров сытых змей, грозно и пугающе зашевелились.

У меня мелькнула мысль, что маг может и схитрить, напрягся и приготовился действовать, однако по взмаху рук колдуна все сплетение начало сползать по стене, будто тастала скользкой, как лед.

Стиснув зубы и с бешено колотящимся сердцем я смотрел, как это непонятное растекается грязным киселем и быстро впитывается в ковер, а через него – в каменный пол. Мы уже считаем себя хозяевами этой земли, но после Великой Войны Магов ее первыми захватило вот такое непонятное, а человек снова и снова, как слезшая с дерева обезьяна, таился и прятался, очень медленно осваивая заново дубинки, каменные топоры и пращи, отвоевывая сперва крохотный участок, которым побрезговали монстры, а потом медленно его расширяя.

Сейчас отдельные умельцы, как этот маг, сумели даже подчинить это вот, заставили засыпать на нужное время, а потом просыпаться по кодовому слову и убивать…. Или чтоони еще могут, как убивать, но сколько еще всякой гадости осталось после войны, как неразорвавшиеся снаряды?

– Все? – спросил я.

– Да, – ответил он торопливо. И добавил с жалостью: – Два года ушло…

– Будешь работать над важными вещами, – заверил я строго. – Над созиданием и возвышением, а также увеличением и ускорением. Ладно, веди к покоям леди Лоралеи!

– Как велите, хозяин!

Глава 14

Я пустил его впереди, если и остались где мины, пусть рвутся под ним. Впереди выглядывали головы и тут же скрывались. Залы становятся все богаче. Эта часть уже будто не принадлежит крепости, а почти дворец. Молодец граф, с виду держится рубакой и солдатским отцом, но пожить красиво любит.

Впереди показалась невыносимо блещущая золотом дверь, по обе стороны двое стражей громадного роста. При виде нас беспокойно задвигались, в руках копья толщиной с деревья, я демонстративно опустил ладонь на молот, а маг сказал громко:

– Вы меня знаете. Отойдите и откройте дверь.

Один из стражей сказал мрачно:

– Вас знаем, а… это, если не ошибаемся, сэр Ричард?

– Гроссграф Армландии, – добавил я. – Не подчиниться которому – мятеж. А мятеж карается не то медленным удушением, не то четверованием.

– Мы повинуемся только лорду Ришару, – заявил страж.

Второй нервно кивнул и опустил забрало. Я взял в руку молот.

– Ну, ребята. Вы сами напросились. Я долго смирял гнев… Но сейчас вы меня разозлили…

Они побледнели, но с мест не сдвинулись. Геннегус вскрикнул:

– Хозяин, позволь? Я сам….

– Давай, – процедил я сквозь зубы.

Он сказал несколько слов резко и высоко. Глаза стражей погасли, оба молча убрали копья и отступили от двери.

– Молодец, – сказал я.

– Служу вам, – сказал маг.

– Нет, молодец, – пояснил я, – что не хочешь лишней крови. Когда можно без смертей и увечий. Надо так… да.

Он кивнул, понимая, что да, похоже, я точно из числа магов, пусть и скрывающих это. Маги вообще-то питают отвращение к убийствам, для них куда важнее сама власть над природой, в том числе и людьми, а вот пролитая кровь и расплесканные по стенам мозги… фи, грубо.

Дверь распахнулась, я шагнул первым, плечи расправлены, грудь вперед, подбородок выпячен, на лице каменное спокойствие победителя.

Лоралея повернулась от окна, со двора доносятся слабые звон, лязг, крики – лицо бледное, глаза трагически расширены.

– Боже, – прошептала она, – какой ужас…

– Дарвинизм в действии, – сказал я. – Леди Лоралея, в крепости поменялась власть, а у вас – муж. Прошу идти со мной.

Она быстро взглянула на мага.

– А… лорд Ришар?

Он прошептал торопливо:

– Я служу великому хозяину сэру Ричарду.

Я еще больше выпятил грудь, а в голос подбавил сарказма:

– Леди Лоралея, вам нужны еще какие-то доказательства?

Она опустила голову.

– Нет, сэр Ричард.

– Тогда следуйте за мной, – сказал я повелительно.

Мужем или супругом не назвала, мелькнуло в голове, я пока что сэр Ричард, но, думаю, это продлится не дольше, чем до ночи. Маг пропустил Лоралею и пошел последним.

Впереди снова пару раз выглянули, но так быстро, что я не успел рассмотреть даже гендер, а уже на лестнице мы встретили бегущих навстречу наших рыцарей.

Они вскинули мечи в приветствии, с лезвий стекает кровь. Сердце мое на миг болезненно сжалось, ну да ладно, это называется подвигами, в холле уже собирают челядь, мужчин бьют, женщин насилуют, а мы вышли во двор, где я указал на повозки.

– Выбрать лучшую!

– Будет сделано, – сказал маг.

– Не самую красивую, – уточнил я, – а самую надежную.

Впервые что-то вроде болезненной улыбки проступило на губах Геннегуса.

– Будет сделано, – повторил он. – Я сам буду охранять ее в дороге.

– Хорошо, – сказал я и добавил с угрозой: – Головой отвечаешь, понял?..

Он торопливо кивнул.

– Да-да, господин! Разве я осмелюсь ослушаться хозяина Кольца Всевластия?

– Отыщешь Миртуса, – сказал я. – Поступишь в его распоряжение. Это наш верховный маг.

Леди Лоралею под охраной провели к повозке, маг потоптался возле меня, в глазах вопрос, наконец решился:

– А… как насчет святой инквизиции?

– У меня дуализм, – объяснил я. – Два крыла, как и надлежит такому орлу. Взаимодействие, а не взаимоуничтожение.

На его лице вспыхнул восторг, хотя в глазах оставалось сомнение, такое невероятное взаимодействие не может продлиться долго, но поклонился и быстро побежал к повозке.

Из конюшни выскочил его помощник, в поводу двух знаменитых коней графа Ришара. Я смотрел как оба взобрались в седла, рыцари окружили повозку плотным кольцом. Лоралея выглянула, я махнул рукой, и вся кавалькада двинулась в сторону зияющего пролома на месте ворот.

Помощник мага оглянулся в мою сторону, сгорбился, перехватил мой взгляд и что-то сказал торопливо старшему. Тот отвечал, судя по его виду, тихо и не поворачивая головы, даже в посадке на коне чувствуется тревога и неуверенность.

Еще бы, мелькнула мысль. Переходить к научному методу познания трудно и мучительно. Вся прелесть магии в том, что некто может делать то, что не могут другие. В науке вроде бы то же самое, но там каждый может достигнуть вершин, а в магии в ходу тайны, недоговорки, всякие избранные да посвященные, а каждый лодырь мечтает оказаться именно тем счастливчиком, кому повезет стать особым уже от рождения. В несказочной области это быть внебрачным сыном или дочерью графа, герцога, а то и короля, чуть позже по эпохе – внуком одинокого миллиардера, а в нашем мире – наткнуться в мусорном баке на лампу Аладдина.

Да, именно, чтоб повезло, потому что трудом и упорством – неинтересно. Это путь умных да настойчивых, но даже им в глубине души хотелось бы сразу овладеть могуществом, а еще чтоб другие им овладеть не могли. И тогда можно их снисходительно называть, скажем, маглами, а себя считать лучше уже на том основании, что за пазухой волшебная палочка.

Рыцари орали и, сняв шлемы, подцепили их на острия мечей и высоко подняли в воздух. Солнце ярко играет на блестящем металле, зайчики скачут в глаза, все по-дикарски дерзко, дико и весело.

Отец Дитрих проводил взглядом отъезжающую повозку. В запавших старческих глазах Великого Инквизитора я усмотрел облегчение и непонятную печаль.

– Поздравляю, сын мой.

– Спасибо, святой отец, – ответил я с чувством. – Я все еще не могу прийти в себя… ну, перед глазами все те всадники.

Он не спросил, какие, хотя я с изумлением видел по его лицу мелькнувшую тень непонимания, но затем он вспомнил и небрежно отмахнулся.

– А-а, это пустяки.

– Ничего себе, – запротестовал я. – Они бы нас всех стерли в порошок! То-то граф Ришар держался так уверенно!

– То была нечистая сила, – ответил он мирно. – Мне трудно поднять руку на человека, но когда встречаю такое… Я не просто этому хорошо обучен, сын мой. Это то, что умею делать лучше всего. Хотя это, скорее, побочное от моих занятий святыми текстами. Бывает такое, занимаешься одним, а потому обретаешь что-то еще.

– Хотел бы я так обрести что-то попутно! Все равно спасибо, святой отец! Вы спасли наши шкуры.

Он слабо улыбнулся.

– Твою еще не спас.

Я насторожился.

– Как это?

– Как нет пользы от колец в ушах для дикого осла, – проговорил он задумчиво, – так нет пользы от женщины с важной осанкою, если лукава в словах своих, лишена мудрости, словоохотлива и многоречива. Сходиться нужно с теми женщинами, которые сами за это будут благодарны. И в этом, сын мой, тебе пока что повезло…

– Спасибо, святой отец, – сказал я горячо.

– Не за что, – ответил он кротко. – Но в твоем счастье есть и доля искушения…

– Опять?

– Всегда, сын мой. Даже не доля, но это ощутишь чуть погодя.

– Справлюсь, – ответил я самоуверенно.

Он перекрестил меня, в глазах непонятная грусть.

– Хотелось бы. Искушение слишком велико.

Он проговорил сдержанно, но я уловил печаль в его обычно суховатом голосе:

– Увы, многих сгубила женская красота, ибо любовь красавицы подобна испепеляющему пламени.

Какая на фиг красота, мелькнула злая мысль. Да, Лоралея красива, кто спорит, но красота – это так мало для продвинутого вроде меня. Я же знаю, что самая что ни есть уродина может стать красоткой в руках опытного хирурга тысяч за пятьдесят евро, а за сто пятьдесят, так и вовсе Мисс Мира, так что на красоту уже не ловимся, это здесь еще ловятся… да и здесь, думаю, это второстепенное. Лоралея чарует мужчин совсем иным…

Из-за леса с шумом и гамом выехал блещущий сталью доспехов и наконечниками копий конный отряд. Впереди гордые Макс, Зигфрид, Ульман, Тюрингем, а в центре сэр Растер на своем грузном брабанте наклоняется к едущему рядом пошатывающемуся всаднику и время от времени поддерживает его в седле.

Когда всадник с трудом поднял голову, я с облегчением узнал графа Ришара. Макс пустил коня в галоп, издали вскинул руку в воинском приветствии.

– Сэр Ричард!.. Граф Ришар захвачен. Его рыцари сложили оружие!

– Великолепно, – сказал я. – Он ранен?

– Только оглушен, – заверил Макс. – Сражался храбро, но сэр Растер очень умело запустил в него топором! Я никак не думал, что его можно бросить так далеко и так точно.

– Обухом?

– Прямо в лоб, – ответил Макс восторженно. – Зазвенело так, что рыцари графа сразу опустили мечи. Барон Альбрехт хотел у них их отобрать, но сэр Растер воспротивился. Дескать, пусть благородные рыцари оставят их при себе, он верит им на слово.

Я буркнул:

– А ты веришь?

– Верю, – ответил он без малейшей заминки, но я понял, что больше верит Растеру, чем рыцарям графа. – Да и что им еще остается?

Отряд приблизился к нам, графу Ришару помогли слезть с коня. На шлеме заметная вмятина, а когда его с великом трудом сняли с головы графа, на лбу уже пламенеет, расплываясь, громадный кровоподтек.

Он поднял на меня налитые кровью глаза.

– Граф Ришар де Бюэй! – произнес я строго, в то же время стараясь не выказывать никаких личных чувств, сейчас я не мужчина, который отнял взад женщину, а мудрый и справедливый правитель. – При всем моем уважении к вам… И даже почтении, не побоюсь этих слов, должен сказать с прискорбием, что вы нарушили договор о мире, а также вассальную клятву! Я могу и просто обязан ваши действия расценить как измену. Прямое неповиновение гроссграфу, мятеж, рокош…

Он сказал хриплым измученным голосом:

– Вы… не гроссграф…

– Разве?

В нем чувствовалась стальная жилка, пошатывается, в черепе наверняка все еще звон, мысли путаются, но взял себя в руки и прохрипел:

– Нет.

– Почему?

– Мало ли кем себя называете, – проговорил он медленно. – На съезде лордов вас еще не утвердили.

– Лорды съезжаются неспешно, – согласился я, – но у вас есть основания считать, что я не буду гроссграфом?

– Сейчас вы еще не гроссграф, – ответил он упрямо.

– Уклоняетесь от прямого ответа?

– Вы не гроссграф, – повторил он, чуть возвысив голос, и невольно скривился, явно в черепе стрельнуло острой болью.

Я кивнул.

– Формально да. Я, скажем, лорд-протектор Армландии. Как Кромвель. Уж против этого возражать не будете?

Он произнес глухо:

– Я не приносил вассальную присягу лорду-протектору.

– Да, – согласился я, – формально вы не нарушили вассальную присягу, так как ее еще не принесли. Согласны?

– Да, – согласился он угрюмо и настороженно.

– Тогда и я, – ответил я, возвысив голос, – не нарушаю свои обязанности защищать вас, как вассала. Вы у меня украли жену, как просто у одного из лордов. Я осадил ваш замок, как один из обычных лордов, согласны?

Он буркнул с неуверенностью:

– Да.

– И потому теперь, – закончил я, – не связанный никакими законами и обязательствами сюзерена, поступлю с вами, как изволю.

Сэр Растер прогудел довольно:

– Правильно! Все сжечь, все разрушить, женщин изнасиловать, мужчин перевешать, посуду перебить…

– Видите? – сказал я побледневшему пленнику. – Выгоднее воевать с гроссграфом! А так… словом, ваше хозяйство, конечно же, пограбим, таков священный закон войны, акто мы такие, чтобы нарушать древние обычаи? Неприлично и как-то унизительно для победителя не воспользоваться плодами победы. Будто чего-то опасаемся! Так что исполним все необходимые ритуалы, вы их все знаете, не раз применяли к побежденным, разве что теперь применим к вам и вашей крепости. Но все-таки пограбим милостиво…. В смысле, главный приз я уже отнял, а все остальное будет по мелочи. Сэр Растер, приступайте! Но помните, что граф Ришар вовсе не неприятель, а заблудшая душа.

Глава 15

Облака ушли, подул ветерок, все в мире стало яснее, отчетливее, я даже на далеких деревьях различал каждый листок, и голова не кружится.

Солнце медленно сползает по небосклону, вершины гор вспыхнули алым огнем, но от них почему-то на равнину пала грозная тень. Воздух чист и прозрачен, его как будто нет вовсе, перед нами плавными уступами, как застывшие волны гигантского каменного моря, опускается выжженное солнцем плоскогорье.

Все еще весь во власти недавней схватки, впечатлений море, я смотрел поверх остроконечных ушей Зайчика и думал, что женщины очень любят, когда их называют жестокими. А вот мне такое ни к чему, так что все непопулярные меры надо либо как-то объяснять, либо спихивать на кого-то другого. Если на своих соратников, то потом надо смещать и отодвигать в тень, что крайне невыгодно: кадры надо беречь, но есть старый добрый вариант внешней угрозы. Если это работало всегда и во все века, то сработает и сейчас…

Это к тому, что Тоннель самое то: объединит Армландию, как ничто больше. Все-таки по ту сторону, не надо забывать, Юг. И хотя настоящий лежит по другую сторону океана, но когда-то южане сумели и здесь закрепиться. Не стоит забывать, что королевство Кейдана находится во власти императора Генриха, резиденция которого за океаном. Ну, как Крым когда-то был греческой колонией…

За спиной громко простучали копыта, я смахнул далеко идущие мысли и принял уверенный вид победителя. Подъехали и пустили рядом коней барон Альбрехт и Растер. Баронпочему-то совсем не радостный, на лице тревога.

– Что-то стряслось? – спросил я.

Он сказал невесело:

– Сэр Ричард, вы смотрите даже за горизонт, но не всегда видите то, что под ногами. А там уже разверзается яма. Даже пропасть. Без дна…

Я насторожился.

– Вы о чем?

– Об этой женщине, – ответил он и посмотрел мне прямо в лицо. – Сэр Ричард, вы отняли ее у графа Ришара просто потому, что вы – сильнее. Он граф, а вы – гроссграф. Ноэто никак не вяжется со справедливостью, о которой вы говорите. Вы сами подрубили ей корни.

Я стиснул челюсти, а кулаки сжались так, что ногти впились в ладони. Так хочется врезать ему железным кулаком в морду… особенно потому, что говорит правду.

– Еще не подрубил, – вступился сэр Растер. – Ну, подумаешь, рубанул разок… У справедливости крепкие корни! Да и не тот человек наш сэр Ричард, что вот так терять голову. Он – лорд. Гораздо больше, чем все мы вместе взятые.

Какой я лорд, мелькнуло горькое. Я тиран, верно сказал барон Альбрехт. У меня нет никаких законных прав, чтобы отнять у графа Ришара женщину, но я ее отнял. Только потому, что я – сильнее. Я не правитель, я тряпка. Такая же, как Менелай, что из-за Елены начал кровопролитную десятилетнюю войну, в которой за исключением самого Менелаяи Одиссея погибли все эллинские герои до единого. И после которой в Элладе уже не осталось героев вообще.

Я сказал хрипло:

– Все поправим. Граф Ришар… получит компенсацию.

– Какую?

– Подумаем.

Альбрехт сказал бесстрастно:

– Вряд ли он ее примет. Граф – гордый человек.

– Придумаем что-нибудь, – ответил я, но внутри болезненно сжалось. – Граф… разумный человек.

– В отличие от вас? – поинтересовался Альбрехт. – Не в силах поступать разумно, вы рассчитываете, что хотя бы другие будут поступать разумно?.. Такое возможно, однако… я не видел еще, чтобы такое случалось. Сэр Ричард, я вижу впереди кровь, пожары, разорение, тысячи бегущих из Армландии, заросшие лесом поля и стаи волков в опустевших деревнях…

Навстречу выдвинулся лес, но дорога пошла по опушке, мы в благословенной тени, можно хоть на время спастись от жары. Далеко за деревьями видна полянка, оттуда доносится сухой стук. Присмотревшись, я увидел как там мелькают два яростных оленя, сцепившихся ветвистыми рогами.

В памяти сразу всплыла яркая картинка, как мы с Растером наткнулись на таких же оленей, что сражались жестоко и бескомпромиссно. Тогда мы смотрели только на этих удалых бойцов, сейчас же я пошарил взглядом и наконец отыскал кроткую хорошенькую самочку, что мирно щипала траву в сторонке.

Да-да, кто победит, с тем и пойдет. Потому что он самый сильный. Женщина должна принадлежать самому могучему. От него и потомство здоровее, и защитить это самое потомство сможет.

Победит вот тот с разорванным ухом, она пойдет с ним на левый холм и будет считать, что левый холм – самое замечательное место на свете. Почему? А как иначе, ведь сюда ее привел ее муж и повелитель, а он – самый лучший, все знает и умеет.

Если же победит другой олень – пойдут на правый холм. Или в долину, неважно. И везде самочка будет безмятежно уверена, что лучшего места не бывает. По той же причине.