Чтение 9–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

Она покачала головой.

– Нет, но проследила, чтобы испекли по рецепту моей бабушки.

– Ваша бабушка была сластена.

– Еще какая, – подтвердила она, улыбаясь. – Я тоже люблю сладкое. И не понимаю, почему некоторые даже травяные чаи пьют без сахара.

– Я тоже не понимаю, – пробормотал я. – Что-то я вообще многого не понимаю… ой, меня ждут, надо бежать!

Она проводила меня несколько удивленным взглядом, а я, теряя достоинство гроссграфа, суетливо подхватился и выбежал за дверь. Уже там, в коридоре трясущимися пальцами пригладил волосы, выровнял шаг и постарался выпрямить спину.

Что-то со мной происходит непонятное. Я вроде бы начинаю терять голову. Ну, еще не совсем, но какие-то позорящие настоящего мужчину сдвиги есть. Первый сдвиг – все время думаю об этой женщине.

Мужчина, что вот так часто думает о женщине или о женщинах вообще, – не заслуживает высокого звания мужчины. Это так, бабник, юбочник, чтобы не сказать жестче: грузчики выражаются откровеннее, зато точнее и образнее.

Сегодня же отправлю ее куда-нить подальше. Нет, завтра утром. Правда, ночью моя воля ослабеет еще больше…

Вечером мне пришла в голову гениальная идея, как переоборудовать повозку, превращая ее в «карету», нечто пока неизвестное местным мастерам.

Я начертил эскиз кареты и дал старшине.

– Вот здесь и здесь, понял?.. А вот тут для кучера… Нет, сюда не вещи, а пару слуг на запятки. Это так и называется, «запятки». Если, конечно, ехать недалеко. А то заморятся стоять, заснут и попадают… С лесенкой нефиг бегать, надо стационарную из железа. Ступеньки можно из дерева, но основу – из хорошей стали… Чтоб и легкая, и прочная…

Я знал, что требую, и уже через три дня столяры и колесники начали срывать передо мной шляпы уже не как перед лордом, а как перед великим мастером.

Кузнецы еще ковали и перековывали рессоры, зато колесных дел мастер все понял, пришел в восторг и сам торопил их и объяснял, дуракам таким, как надо и что надо.

Леди Лоралея от такого подарка пришла в восторг, в первый же день совершила круг по крепости, выявила несколько мелких недостатков, сама объяснила, что и как исправить.

Я заметил, что работники и ее слушают очень внимательно и уважительно. Лоралея никогда не задирает нос и не кичится, со всеми разговаривает, как с равными, а с этими работниками выказала себя тоже очень даже понимающей и знающей толк в их ремесле.

Потом она велела объехать вокруг крепости, я встревожился, но виду не подал, однако велел выделить охрану. И хотя понятно, что к имуществу гроссграфа протянуть лапу– это протянуть ноги, но пусть ни у кого даже мысли такой не возникает.

Лоралее охрана вряд ли понравилась, хотя виду не подала. Возможно, подумала, что я подозреваю, чтоб не убежала к тем лордам, которые так дрались за нее.

Я подозвал сэра Норберта.

– К вам необычная просьба…

– Я выполню любой ваш приказ, – отчеканил он.

– Это просьба, – сказал я смущенно, – а никакой не приказ.

– Слушаю вас, сэр Ричард!

– Вы помните, из-за чего вспыхнула война между сэром де Марком и сэром Арлингом?

Он коротко усмехнулся.

– И все мы также помним, как просто вы устранили причину вражды.

– Да, но теперь эта причина здесь, в крепости. Сэр Норберт, я очень не хотел бы, чтобы кто-то попытался выкрасть ее и отсюда. Как уже была попытка увезти ее из замка Кнаттервиль.

Он посерьезнел.

– Располагайте мною, сэр Ричард! Я понимаю, у вас ничего личного. Только забота о благе Армландии.

– Да-да, – сказал я торопливо. – Если ее украдут, снова вспыхнет война… Ну, пусть даже не война, не те времена, но я не хотел бы, чтобы между лордами начались какие-то раздоры. Я полагаю, что рыцари должны погибать только на службе Отечеству.

Он сказал очень серьезно:

– За веру и за Отечество, вы очень хорошо сказали, сэр Ричард! Я обеспечу ей самую надежную охрану.

Я сказал почти просительно:

– Только надо это сделать так, чтобы даже она ее не видела!

– Почему? – спросил он. – Все всегда довольны, потому что охрана – это прежде всего престиж, статус!

– Да, конечно, но… Я все думаю, а вдруг ее попытаются похитить даже отсюда? Увидят охрану – удвоят осторожность. А так они сразу и попадутся вашим людям.

Он подумал, посмотрел на меня с уважением.

– Да, так лучше. Хотя я не верю, что кто-то настолько безумен, чтобы пытаться украсть у вас женщину, но… я буду охранять ее скрытно.

– Спасибо, сэр Норберт!

Мы расстались, я подумал, что тоже не считаю, будто какой-то сумасшедший рискнет что-то украсть у меня, грозного гроссграфа, тем более – женщину, за такое оскорбление всегда только смерть. И все эти предосторожности даже не для леди Лоралеи, а для себя, чтобы не дергаться в тревоге.

Отец Дитрих, совсем забыв о своих обязанностях и священника, и Великого Инквизитора, все дни напролет проводит в типографии, превратившись в помесь мастера с надсмотрщиком.

Я спустился в подвал, вкусно пахнет типографской краской и просвещением, а работающие с прессом священники почти неотличимы от плотников.

Благословил отец Дитрих рассеянно, при этом поглядывал поверх моей головы на работающих и едва сдерживался, как мне показалось, чтобы не покрикивать на недотеп, которые все делают не так.

– Хорошо у вас, – вздохнул я.

– Благодаря вам, – ответил он серьезно. – Сэр Ричард, что-то случилось?

– Да ничего…

Он посмотрел на меня уже внимательно, глаза стали строгими.

– Вы в смятении, сэр Ричард. Говорите, священникам доверяют все. Даже преступники.

Я сказал с тоской:

– Да лучше быть преступником. Зато все ясно. Я сам не знаю, что со мной, отец Дитрих. Может быть, вы скажете?

– Что тебя тревожит?

– Как паладин, – проговорил я с трудом, все-таки не люблю говорить неправду, тем более хорошим людям, – я защищен от магии… Так я думал раньше. Но теперь я чувствую, что у меня совсем нет защиты! Я весь в огне. Надо об Отечестве думать – мы ж мужчины! – а у меня все мысли о том, как вот вернусь, как ее увижу, как она меня встретит…

Он смотрел устало, в глазах проступила и тут же исчезла, как будто устыдилась и спряталась за непроницаемый занавес, странная тоска.

– Сэр Ричард…

– Да, отец Дитрих?

– Нет никакой магии, – произнес он мягко. Уточнил: – Со стороны леди Лоралеи, если вы имеете в виду ее. Она чиста, как голубь.

Я стукнул себя кулаком в бок.

– Но почему я так безумствую? Наполеон сказал, а я это себе все время повторяю, что государственный деятель должен избегать любовных утех, как мореплаватель – рифов!

– Верно сказал.

– А я сам навстречу им пру, как лось весной…

Он покачал головой.

– Нет, сын мой. От Лоралеи нет тебе вреда.

– Как же нет?

– А вот нет, – ответил он настойчиво. – От нее только чистота и ласка. И поддержка. Поддержка во всем.

Я сжал кулаки, кожа на костяшках пальцев побелела.

– Это вижу, но… что со мной? Это же чары, да? Магия? Наваждение? Где моя голова, где мой разум?

Он произнес негромко:

– Необычное, да? Однако не тревожься. Ликуй, сын мой. Ты встретил настоящую женщину. Может быть, впервые?

Я вперил в него требовательный взгляд.

– Это… как?

– Настоящая женщина, – произнес он четко, – верная женщина. Все остальные – подделки.

Глава 11

Я шел к донжону, повторяя про себя эти странные слова. Настоящая женщина – верная. Все остальные – подделки. Странно, как-то больше оперируем такими значениями, какумная или красивая, богатая или бедная, добрая или злая, еще знаем, что женщины в массе своей всегда брешут, часто плачут, капризничают, чего-то требуют и так далее и тому подобное, хотя где-то в глубине подсознания живет и эта далеко запрятанная и практически недостижимая мечта о верной женщине.

Приближался вечер, я с такой интенсивностью представлял наш ужин с Лоралеей, а потом ночь, с такой страстью желал, чтобы время ускорилось, что сжал кулаки и позвал громко:

– Бобик! Ко мне, морда!

Морда на лапах прибежала, в глазах изумление: что, куда-то едем? И меня берете?

– Едем, – подтвердил я. – Иди зови Зайчика.

Конюхи изумились еще больше, куда же на ночь глядя, я едва не ответил, что куда угодно, лишь бы подальше от этого искушения, где моя стойкость пошатнулась в моих же глазах, где уже не чувствую себя незыблемой скалой, крутым мордоворотом и вообще пупом мироздания.

Зайчика вывели из конюшни, начали седлать, стараясь то нацепить дорогую узду с золотыми накладками, то укрыть его нарядной попоной, достойной гроссграфа, но я велел убрать, не люблю попугаистости, пусть буду выглядеть небритым героем. Так даже лучше, зато выделяюсь на фоне пышно и ярко разодетых лордов. И церковь, кстати, одобряет мой вкус, усматривая в нем не то христианское смирение, не то опять же христианское равнодушие к богатству, что мне очень даже на руку.

Когда Зайчика подвели ко мне, еще раз напомнив, что уже вот закат, куда же ехать на ночь, через проем ворот крепости вошла большая группа плохо одетых людей. Мужчины впереди, десятка два женщин, дети в середине. В пыли даже лица, на всех лежит печать странствий, обувь истрепана, кто-то вообще бос, все худые и жилистые, даже дети.

Старший, сразу определив гроссграфа даже по моей неприметной одежде, что ему в заслугу, перенаправил весь отряд, и за несколько шагов все опустились на колени.

– Ваша светлость, – заговорил старший сильным голосом прирожденного вожака, – мы беженцы. Просим приютить нас на землях Армландии.

Я собирался уже вступить в разговор, многое надо выяснить, но ехидный голос напомнил, что это просто отговорка, не решаюсь признаться даже себе, что ищу повод остаться.

Озлившись, я поймал взглядом барона Альбрехта, он направляется в нашу сторону, сказал властно:

– Барон, займитесь. К сожалению, неотложные и срочные дела требуют моего присутствия у Хребта.

Альбрехт кивнул.

– Не беспокойтесь, сэр Ричард. Здесь все будет в порядке. Решайте там и побыстрее возвращайтесь.

Я вскочил в седло, Бобик бросился к воротам, Зайчик настобурчил уши и переступал нервно, готовый броситься в погоню. За моей спиной барон спросил требовательным голосом:

– Кто вы и почему сбежали от господина?

Из типографии вышли двое молодых священников, остановились на пороге, хватая широко раскрытыми ртами свежий вечерний воздух. Я увидел, как оба уставились с любопытством на новых людей и на меня, готового к отъезду.

– Барон, – сказал я, поворачиваясь в седле, – сперва уточните, что хотят эти люди.

Альбрехт удивился:

– Зачем, мой лорд?

– Сказано в святом Писании, – напомнил я, – тех, кто просит одежду, подвергают расспрашиванию, прежде чем дадут ее. Тех же, кто просит еды, – не спрашивают ни о чем.

Барон кисло поморщился, но смолчал. Против Писания не попрешь, а я, как политик, научился вовремя выдергивать из него нужные цитаты и подкреплять свою позицию. Мол, мы тут с Богом заодно, так что потише там, мелочь всякая.

– Разберитесь, – велел я, – но примите в любом случае. Во-первых, мы должны демонстрировать христианские ценности милосердия и гостеприимства. Во-вторых, политику открытых дверей. В-третьих, это добавочные рабочие руки… В-четвертых, нам это даже выгоднее, чем им. Если обдумаете со всех сторон, увидите.

Барон проговорил с некоторым неудовольствием:

– Но если это беглые…

– От хорошей жизни не бегут, – напомнил я. – Вспомните, Ромул и Рем построили город и объявили, что принимают в него даже беглых рабов. И всякий, переступивший ворота Рима, становился свободным!.. Соседей это возмутило, но где теперь те соседи? А слава святейшего Рима сияет еще ярче, чем во времена дремучего язычества!

Я пустил Зайчика к воротам, мельком отметив внимательно слушающих священников. Надышавшись, вернутся в типографию и расскажут отцу Дитриху об увиденном. Еще одна подпорка моей шаткой репутации, потому что для с высоты небес нет беглых рабов, свободных ремесленников и всемогущих лордов – все люди, все человеки, и все равны перед Богом.

Едва выметнулись из ворот крепости, навстречу надвинулся холодный дождь, настоящий осенний. Небо в тучах, будто весна без всякого перехода превратилась в осень, унылую и грязную. Ветер промозглый, отвратительный, я вжимался в гриву Зайчика и торопил проскочить эту гнусную область.

Затем темная земля мгновенно зазеленела, свет стал радостно алый, на плечи обрушился не столько зной, сколько ласковая теплынь. Солнце уже наполовину за вершинами гор, а воздух перед закатом всегда теплый, напоенный запахами земли, травы и пыли.

Черные тучи остались за спиной, небосвод очистился и грозно заблистал кровавым пурпуром, напоминая о величии Господа. Бобик появился, облепленный грязью от кончиков лап до макушки, но уперся всеми четырьмя, чтобы не улететь, мощно потряс всем телом, так что уши захлопали, будто целая стая взлетающих гусей, и сразу заблистал чистой черной шерстью, блестящей и здоровой.

Впереди река, слева по берегу две башни и скромный домик, я направил было Зайчика к берегу, там широкая песчаная коса тянется почти до противоположного берега, он заржал и замедлил шаг.

– Давай быстрее, – сказал я с досадой, – но не слишком, а то могут увидеть с башен. А мы с тобой скромные, верно?

Зайчик вздохнул и начал спускаться. До песчаной полосы оставалось не больше пяти шагов, как вдруг озноб пробежал по телу, Зайчик сделал еще два шага, озноб превратился в холод, я инстинктивно натянул повод. Зайчик, как мне показалось, остановился с великой готовностью.

Река выглядит, как обычная река, такую в солнечный день лучи пронизывают до неглубокого дна, видишь суетящихся у берега мальков, а коса так и вовсе выглядит как из золотого песка: глубина по щиколотку. Конечно, я повидал здесь и особые реки: одни сносят любые мосты даже в тихую погоду, другие по ночам заполняются хищными гадами, а с утра снова безопасны, есть реки с почти кипящей водой, есть ядовитые, и вообще есть всякие, но те и выглядят как-то иначе, а эта река, как река, ничего необычного, только холод промораживает так, что начинают стучать зубы.

Зайчик вздрогнул, уши задвигались, я сам уловил странный усиливающийся шелест. Еще не поняв, что это, я поспешно повернул коня от воды.

– Уходим!.. Бобик, не отставай!

Песчаная коса вздулась, выгнулась блестящим от воды горбом. Начал подниматься некий чудовищный зверь. Страшный рев, от которого задрожала земля, с силой ударил меня уже в спину. Зайчик пошел не галопом, а сразу немыслимым карьером, на мои плечи обрушилось мокрое и влажное. Я вжался в конскую гриву и кричал, чтобы Зайчик не спал на ходу.

Потом он без команды остановился, я в страхе оглянулся, на зубах скрипит, из складок одежды посыпался мокрый песок. Далеко над рекой колыхается нечто, похожее на смерч из загустевающей крови.

На фоне докрасна раскаленных громад в небе он почти теряется, я с дрожью видел его громадность, чувствовал ужасающую мощь.

– Что за… – сказал я дрожащим голосом, – на своей же земле!.. Вот так ходи и боись?.. Не-е-ет, я когда-то доберусь до этих непотребств… даже раньше, чем подниму вэвэпэ!

Бобик часто дышит, глаза такие же багровые, как весь этот ужас, только Зайчик уже успокоился, убравшись подальше, однако уши подрагивают.

– Переправимся в другом месте, – решил я. – С разгону, чтобы охнуть не успели… Да не мы, а эти гады…

Высыпали звезды, когда я увидел огни трех костров, а через несколько минут, сбавляя скорость Зайчика, подъехал к баракам. Еще издали услышал металлический грохот, это в камень забивают стальные клинья, потом увидел голые до пояса мускулистые тела, покрытые потом, пылью и мелкой каменной крошкой.

Меня не ждали, но человек десять размахивают кирками и молотами, хорошо, люди стараются заработать.

Ко мне заспешили двое от костра, я бросил им повод, появился мастер Маргулер, отвесил поясной поклон.

– Ваша светлость, какие-нибудь новые указания?

– Никаких пока, – заверил я. – Вижу, работы идут. Хорошо. Насколько углубились?

– Всего на семь шагов, – сказал он виновато. – Скала больно твердая. Что-то мы продешевили…

– Да, – согласился я. – Так и должно быть. Твердая, в смысле.

– Непохожа, – продолжил он с тяжелым вздохом, – на остальные… Сплошной камень, что удивительно! Нигде ни единой трещинки. Нет ни одной глыбы, которые вы изволили видеть за бараком, которую удалось бы вытащить не откалывая от массива… Так что работа оказалась труднее, чем мы представляли…

Я насторожился.

– Это ты к чему?

– Добавить надо…

Голос его был просительный, но я чувствовал, камнерубы уже поговаривают, что их надули.

– Хорошо, – заверил я, – малость добавлю. Но учти, там дальше пойдет уже рыхлый камень. Нужно будет только грузить на телеги и вывозить. Так что оплату могу еще и снизить.

Он сказал с сомнением:

– Рыхлый? Знаю по опыту, что чем дальше, тем камень плотнее.

– Здесь будет иначе, – сообщил я уверенно. – Чем вас тут кормят?

– Мы сами закупаем продукты, – объяснил он. – У нас артель, лишних денег не тратим.

– Но жрать надо хорошо, – сообщил я им новость. – А то на работе попадаете. Пойдем к котлу, я перекушу с вами. Так спешил, что в крепости даже не поужинал.

Он был в шоке, видно по лицу, но лишь проговорил смиренно:

– Неужто ваша светлость будет есть из одного котла с простыми каменотесами?

– Увидишь, – пообещал я. – Вообще, я сегодня заночую здесь! Чтоб, значит, ближе к народу. Заодно и проникнусь вашим духом, всех на чистую воду выведу.

Маргулер отшатнулся.

– Ваша милость… Да у нас и переночевать негде такой высокой светлости! Так, мужики одни…

– Ну вот и хорошо, – ответил я. – Женское общество разнеживает.

Глава 12

У камнерубов я пробыл двое суток. Не потому, что нашел себе дело, просто трусливая, если честно, попытка отгородиться от Лоралеи десятками миль расстояния.

И, конечно, пара дней для того, чтобы постараться забить голову делами, делами, делами… И когда пустился в обратный путь, старался думать о Тоннеле, даже о Великом Тоннеле, который откроет такие исполинские и широкие перспективы, что сейчас даже их все не могу просчитать. Действую, скорее, по правилу: ввязаться в драку поскорее, а там видно будет…

На горизонте грозно и величественно заблистала крепость, похожая на выточенный из янтаря сказочный домик. Я перевел дыхание, здесь тоже куча дел, нужно за все браться самому… и только сейчас ощутил, что не осталось впечатлений от строительства тоннеля. Только потные спины, груды каменных глыб по обе стороны от черного входа вкаменную стену, да жидкий суп с бараниной…

Янтарная крепость вырастала с каждой минутой, мы неслись через встречный ураган, я увидел наконец, насколько она огромна, настоящий горный массив с широкими трещинами, отгородившими стены от главного дворца.

Народу за двое суток прибавилось чуть ли не вдвое. На подводах беспрестанно везут горы битой дичи, мешки с зерном и мукой, окорока, это в объемные подвалы, дефы постарались, во двор загоняют скот на убой, плотники уже поставили несколько строений для вспомогательных работ, а столяры во дворе вытесывают достойную такого дворца мебель.

Меня встретили радостными воплями, я с подозрением прислушался, но, к моему удивлению, кричат довольно искренне. Как-то странно услышать в адрес власти доброе слово, тьфу-тьфу, подольше бы так…

Я отдал повод Зайчика конюхам, Бобик умчался проверять меню на кухне, я посмотрел на окна своих покоев, там Лоралея… Мимо прошмыгнул священник из тех, что прибыли сВеликим Инквизитором, я ухватил его за плечо.

– Погоди, брат. Отец Дитрих где сейчас?