Чтение 19–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

— Вы лучший, десятник Рич!.. И по своим подвигам вы давно уже не десятник.

Птицы в кустах притихли и начали заинтересованно прислушиваться. Кто-то завозился в гнезде, на него шикнули. Я пробормотал:

— Еще рано делать такие поспешные утверждения. Меня десятничество устраивает вполне.

Она покачала головой, красивая и чуточку высокомерная.

— Еще и достойная героя скромность? Это похвально. Я разрешаю вам участвовать, благородный Рич.

— В чем? — спросил я с подозрением. — А то, знаете ли… вляпаться недолго, а я теперь такой осторожный, все время смотрю под ноги. На небо и под ноги, на небо и под ноги.

— Город готовится к состязаниям, — объяснила она с достоинством. — В конце лучшие из лучших воинов будут представлены королю. Он возьмет их на службу и приблизитк двору. Вы наверняка примете участие…

Я покачал головой.

— Мне служба не нужна.

— Дело не только в службе! Я поинтересовался:

— А в чем еще?

Она победно улыбнулась.

— Победитель сможет просить моей руки. Даже, если он совсем не знатен.

— А-а-а-а, — сказал я, — тогда понятно, почему столько народу стремится на это увеселение. Наверное, все мужчины королевства?

Ее победная улыбка стала шире, а блеск в глазах ярче.

— И не только, дорогой герой! Не только. Больше половины явится, как обычно, из соседних… И даже дальних.

От нее, красивой и гордо выпрямленной, пошла тугими волнами аура власти и могущества, наконец-то нащупала, где у нее абсолютное и неоспоримое преимущество.

— У вас будет прекрасный выбор, — сказал я одобрительно. — Не осмелюсь больше злоупотреблять вашим вниманием, прекрасная, даже прекраснейшая принцесса!.. Я пошел, пошел, пошел…

Она вскинула брови, я чувствовал, как в ней монолит уверенности треснул, когда как никогда была уверена в его несокрушимости.

— Куда?

— Как всегда, — ответил я и зевнул, показывая культуру варвара, что пренебрегают условностями. — Спа-а-ать… Мы, герои, спим помногу. Другие — как хотят, а нам это полезно. Пусть совсем уж орлы сражаются за женщин! Мужчина должен драться за великое. Конечно, повиснет на шее женщина — и уже легче, но, увы, я не ищу легких путей. Потому, если повисает…

Я умолк, она договорила насмешливо, однако почему-то прозвучало печально и потерянно:

— …то сбрасываете, чтоб не мешала вашему коню мчаться навстречу ветру.

— Вы знаете варианты лучше?

Несмотря на некоторое смятение, она ответила слишком быстро, чтобы быть придуманным только что:

— Конечно! Где-то остановиться, жить гордо и достойно. Я усомнился:

— На одном месте?

— Но когда-то же надо?

— А как же насчет умереть на бегу? — спросил я коварно. — Всех мужчин страшит смерть в постели. Если от старости. А вот в дороге или в сражении… красота! Бежишь-бежишь, а потом к-а-ак с разбегу мордой о дерево! Сразу красиво брык на бок, язык в сторону, копыта врозь, глаза вытаращил, но уже ничего не видишь. Мечта!

Солнце выглянуло из-за верхушек деревьев и с жадностью залило ее жгучими лучами расплавленного золота. Принцесса, напротив, зябко передернула плечами.

— Мужчин не понять, — сказала она потерянно. — А если вдруг встретите наконец женщину, ради которой можно сделать все, а не только остаться?

Я вспомнил, что надо выпрямиться и напрячь живот, а то в разговоре быстро забываем, поиграл мускулами груди и сказал сумрачно и гордо, как подобает романтику:

— Я из другого… племени. И теста. У нас мужчины, что пронесли любовь к одной женщине через всю жизнь, сейчас только в песнях. Мужчине нужна женщина! Но нам мало ее тела, мы начинаем дорисовывать ей ценности, которые видим только мы, настоящие или придуманные — не важно, одухотворяем и возносим ее к небесам, а затем и влюбляемся.

— Как… интересно, — произнесла она осторожно.

— Но это не значит, — сказал я с предостережением, — что так останется навечно, хотя в памяти песен остались именно такие случаи. Многое может разрушить любовь… и тогда снова поиск. Мужчина без любви не может. Женщина… ну, для нее не любовь важнее.

Она посмотрела на меня несколько странно.

— Да? А я была уверена, что все наоборот. Это женщина без любви не может.

— Любовь могут позволить себе немногие, — объяснил я печально и гордо. — Это слишком большая роскошь, к тому же она обязывает. Абсолютному большинству достаточно уюта, тепла и домашнего хозяйства. И кучи сытых и веселых летей.

— Но почему мужчины, — спросила она, — оставив женщин, уходят на войну?

— Оставив женщин, — сказал я, — но не любовь к ним.

Она наморщила нос, став на мгновение очень женственной.

— М-да… Как с вами непросто.

— Почему?

— Быть женщиной, — сказала она рассудительно, — очень трудно уже потому, что, в основном, приходится иметь дело с мужчинами.

— А как ваш отец? Он постоянно с ними имеет дело.

Она снова наморщила нос, я с удовольствием засмотрелся на милые морщинки.

— Отец имеет дело не с мужчинами, — сообщила она и не ожидая моего вопроса, уточнила, — а с воинами, торговцами, политиками, строителями…

Она улыбнулась привычно высокомерно, как бы снисходя к варвару, объясняя ему такие простые вещи, а я старался не видеть ее высокую полную грудь, пухлые созревшие губы, сладостный изгиб плеча, странный и завораживающий, даже обещающий нечто, подумал смятенно случайно это у нее или же сработал инстинкт, понуждающий показать себяв нужном свете подходящему самцу. Она может даже не подозревать, что ее тело уже принялось за работу, выдав хозяйку, но если я сдуру сочту это за приглашение, вполне искренне могу схлопотать по роже.

В саду показался ярл Элькреф, увидел нас, нахмурился и пошел ускоренной походкой. Женщина — яблоко и змея разом, мелькнула мысль. Все от Бога, как говорит по-своему набожный сэр Растер, за исключением женщины, потому их можно обожать, но держаться от них лучше подальше.

Я сказал с широкой улыбкой и подчеркнуто громко:

— Я просто счастлив, ваша светлость, что вы изволили… снизошли… и все такое, до простого десятника… но не смею отнимать у вас драгоценнейшее время, которое вы можете истратить, скажем, на ярла Элькрефа, что спешит к нам. Я пошел с вашего позволения…

Она оглянулась на ярла, гримаска неудовольствия промелькнула на ее лице, но кивнула с кислой улыбкой:

— Да-да, идите.

Я поклонился, затем отвесил такой же учтивый поклон Элькрефу и пошел, стараясь не выглядеть вызывающе бравым, что может взбесить кого угодно, не только ярла.

ГЛАВА 8

Растенгерк говорил, кентавры обитают, прижатые к Великому Хребту, в его северной части. Это значит, не слишком далеко от поселения огров, горная цепь идет по Ган-дерсгейму не так уж и бесконечно.

Огры, колдуны, кентавры, тролли — только ради такого вроде бы можно задержаться хоть в Гандерсгейме, хоть в Брабанте. Приключений везде выше крыши, но слишком уж это сование головы в песок, спасаясь от настоящих глобальных проблем, что ждут в Геннегау. А они, если не найдут места в голове, разворотят экспонированную солнцу задницу.

Так что за дело, трус. Договоришься или нет с кентаврами насчет союза или невмешательства в военные действия — но после этого сразу же обратно в Сен-Мари, тьфу, в Орифламме…

Я несся стремительно, подгоняя себя картинками, как вот нанесу на карту пока неведомые места с кентаврами, потом можно сразу разворачиваться взад, стрелой через весь Гандерсгейм в Брабант, чтобы захватить Дженнифер, а затем так же быстро, но уже на Зайчике и с Бобиком — в Геннегау…

Крылья мои сами по себе растопырились шире и так же сами, поймав едва слышный сигнал, повернулись под углом к встречному ветру, погашая скорость. Далеко внизу словно бы течет широкая река изумрудной зелени. Будь это на лугах, кто бы заметил, однако на серой каменистой насыпи это бросилось в глаза, словно в лицо плеснули водой.

Река зелени будто только что выплеснулась из-под земли, идет широко, нащупывая дорогу. Я начал медленно и осторожно снижаться, пока зелень не разбилась на отдельные пятнышки, а потом на крохотные фигурки.

Тролли идут колонной по десять или чуть больше в ряд, что меня удивило, как-то с этими зеленокожими понятие Дисциплины не вяжется, лавой — другое дело, а тут чуть ли не римская когорта.

Снизился еще, ага, лица покрыты слоем пыли, ноги вообще в корке грязи, прекрасная маскировка, хоть и невольная. Идут целеустремленно, но усталость уже чувствуется в Каждом движении. Все с боевыми топорами и палицами, вроде все просто, но в умелых лапах и простая палка грозное оружие…

Я пролетел вперед, оглядываясь и проверяя, в ту ли сторону двигаюсь, куда топает это грозное войско. Еще два небольших холма, затем разом открылась, даже распахнулась широченная долина с большим лагерем из множества шалашей и наскоро вырытых землянок: тролли и на кратковременных привалах предпочитают быть ближе к земле.

Множество костров, как и в любом лагере, ко мне под облака мощно прут ароматы пережаренного и горелого мяса, крепкого пота и плохо сдерживаемой ярости мужчин, которых держат слишком близко друг к другу.

Я не двигался, растопырив крылья, вроде бы застыв в пространстве, только оно почему-то медленно двигается подо мною, у воздушных масс свои гольфстримы, ниагары и незримые пороги.

Я посмотрел по сторонам, в сухо-туманном пространстве зеленеет лес, справа и слева серые шипастые спины каменистых возвышенностей, чуть левее сиреневые конусы циклопических руин, таинственная старина, в глубине сокровища… но какие сокровища, когда навстречу оркам на марше выметнулись крохотные фигурки кентавров! Врубились,потеснили, завязли, началась ожесточенная сеча…

Я сдвинул крылья и позволил воздушным струям нести себя в ту сторону, где должен быть их лагерь. Если бы не это, уже жадно всматривался бы в мощные траурно-черные изваяния, полузасыпанные золотым песком, старался бы понять, что это изображает, и что под этими жаркими дюнами…

Ага, вон он… Мог бы еще раньше почуять по запаху-Я опустился в ближайший лес, сейчас если все небо закроют драконы, никто не заметит, огляделся и начал всякий раз пугающий переход в тело человека.

Едва пришел в себя, услышал со стороны опушки дикие крики, грохот копыт, притих на пару минут, потом начал потихоньку пробираться между деревьями. Грохот копыт зарастал, через мгновение кентавры выметнулись на открытое пространство: огромные, храпящие, дикие. Отсюда, снизу, из-за веток кустов просто чудовищные: нижняя часть каку боевого рыцарского коня, а человеческий торс мощнее, чем у призового борца — широчайшие плечи в валунах тугих мышц, могучие спина и грудь, толстые мускулистые руки.

Знатоки говорят, один кентавр стоит трех рыцарей, а если сравнивать с просто тяжеловооруженным конным воином, то и десяти. Конечно, всадник должен еще и управлять конем, а здесь единая воля управляет руками и копытами…

Я прижал лоб к земле, сверху сыпались комья земли, выброшенные копытами, а когда грохот утих, осторожно поднялся.

Чуть ниже, куда промчались кентавры, отряд троллей отбивается от таких же копытных. Тролли встали в круг и так умело работают топорами и палицами, что усталые кентавры только кричат в бешенстве, но откатываются, получив новые раны.

Земля затряслась под копытами спешащего на помощь отряда. Собратья перед ними с готовностью расступились, я видел только блестящие крупы. Дикие крики зазвучали громче, оружие зазвенело, словно на металлические листы высыпали тысячи стальных заготовок для мечей.

Кентавры врубились в защиту троллей, проломили, начали расчленять на две половинки. Я уже видел, чем закончится, пробирался поближе, прячась за кустами.

За считаные минуты отряд троллей был разорван на части. Сражение разбилось на отдельные группки, тролли Упорно старались пробиться к спасительному лесу.

Кентавры, для которых густой лес хуже топкого болота, нападали с яростью, гибли, но и зеленых тел распростерлось на поле боя, словно свирепый ураган сорвал свежие Молодые листья с целой рощи.

Одна группка троллей, отчаянно сражаясь, почти пробилась к лесу. На помощь своим поспешили два могучих кентавра, настоящих великана. Поспели вовремя: их раненые собратья кричали громко, но нападали слабо, тролли успели вломиться в спасительные заросли кустарника, но в это время их и настигли оба ревущих в ярости гиганта.

Я смотрел, как упали один за другим трое зеленокожих но оставшиеся два тролля сумели вонзить в одного копытного с двух сторон копья, и тот с диким ревом завалился на бок.

Второй кентавр рассек одному плечо, второго разрубил до половины, снова занес ужасную секиру, чтобы добить раненого, но тролль поскользнулся в крови и упал, однако и лежа ухитрился так умело шарахнуть кентавра по передним ногам, что я услышал треск костей.

Кентавр с диким ревом упал на колени и, не удержавшись, завалился на бок, отчаянно брыкаясь и пытаясь вскочить. Тролль из последних сил обрушил усеянную шипами палицу на голову врага, а затем еще и еще.

Я слышал треск костей, хруст, кровь забрызгала поляну. Я подбежал к ним, уже слыша со стороны поля приближающийся топот копыт. Тролль нанес последний удар, выронил дубину, и сам опустился на колени.

— Эй, — крикнул я негромко, — я друг!.. Убегай, сюда уже скачут!

Он медленно оглянулся, лицо тоже в крови, явно получил копытом, но глаза заволакивает пелена смерти, если и увидел меня, то через туманную дымку.

Я подбежал и, уже не опасаясь, что ударит или укусит, схватил его под мышки и потащил в густые заросли. Топот копыт приближался, как ураган. На всякий случай я зажал троллю пасть и втиснул в землю. Топот прогремел совсем рядом, еще и еще, наконец начал удаляться так же быстро, как и налетел.

Тролль часто задышал, едва я убрал руку. Рык его сразу же стал свирепым и воинственным:

— Ты кто?…

— Друг, — повторил я.

— Ты человек, — рыкнул он. — Человек даже человеку не Друг! Зачем ты здесь?

— А я в каждую бочку затычка, — пояснил я. — Миротворец, значит. Благословенны миротворцы на земле. Люби всех, доверяй избранным, не делай зла никому, как сказал святой Уильям Шекспир.

— Лучший миротворец, — прорычал он, — смерть!.. Но… что с моими ранами? Это ты сделал?

Я ответил поспешно:

— Упаси Боже, это сделал кентавр! Он рыкнул:

— Ты залечил?

— Гм… — ответил я осторожно, — как тебе сказать…

— Ты великий лекарь?

— Нет-нет, — сказал я, — это все ты сам, а я тебе чуть помог. Ты вон какой здоровый! На тебе все должно заживать, как на лягушке. В крайнем случае, на жабе. Вы, тролли, ведете род от Великой Лягушки или Великой Жабы? Или от их общего предка, как и мы, люди, непонятно от кого?

— Не умничай, — прорычал он, — умнее тебя вот там захлебнулись своей же поганой кровью.

— Охотно верю, — согласился я. — Вы — древний народ, вы создали письменность, но потом забыли, вы дали начало всем народам, даже людям, это такая вырождающаяся ветвь… и вообще вы — народ героев, что идет собственным путем!

Он посмотрел на меня исподлобья и договорил уже без прежнего яростного пыла:

— Так будет со всеми, кто попытается захватить наш Древний храм!

Я сказал пораженно:

— Тролли воюют из-за религиозных диспутов? Мир совсем сошел с ума! Расскажи, я тоже сумасшедший, мне приятно знать, что я не один на свете, и дураков еще много…

Дай я пожму твою мужественную зеленую лапу, друг по разуму и устремлениям к будущему!

— Не дам, — ответил он угрюмо. — Вдруг ты заразный… Так зачем не дал мне красиво и достойно умереть в бою?

— И тут рыцарство, — сказал я поражение — Как красиво и благородно! Мир настолько одинаков, что вроде бы воевать не из-за чего… Или потому и воюем?… Но ты прав, мнезахотелось пообщаться с троллями. Из меркантильных соображений. Я купец, ищу рынки сбыта, а также где что купить подешевле, продать подороже… Но, как и всякий купчина, я предпочел бы мирные места, хотя иногда на поставках воюющим можно не просто заработать, но и сколотить нехилое состояние. Из-за чего война? Насколько знаю, тролли с кентаврами никогда не бодались. Это же нонсенс! Ерунда, по-нашему.

— Это по-вашему, — прорычал он уже не так злобно, мои непонятные речи миротворца кого угодно вгонят в ступор, — а по-нашему, отстаивание наших исконно законных интересов! Мы не позволим всяким четвероногим… хуже того — копытным, захватить наш древний святой храм.

— Кентавры захватили ваш храм? — спросил я, не веря ушам своим. — Кентавры?

— Да!

— Мир сошел с ума, — повторил я убежденно.

— Вот видишь, — прорычал он. — И началось с кентавров. Они, гады, разносят заразу. Потому их надо истребить всех.

Я воскликнул радостно:

— Значит, я наконец-то нашел место для своих великих идей. Ладно, ты потихоньку пробирайся к своим, а я пойду дальше. Берегись кентавров! Если у троллей нет никотина, то с таким табуном не так легко справиться.

Он спросил с подозрением:

— Что такое никотин?

— Волшебный яд, — объяснил я. — Одна капля — и вместо кентавра уже простенький такой и очень растерянный человек. А с людьми вам проще… Тебя как зовут?

— Квакарл…

— Меня зовут Рич, — сказал я жизнерадостно. — Ишь ты, как много у нас общего, даже имена один в один! А теперь догоняй своих. Старайся не попадаться копытным и хвостатым.

Он провожал меня взглядом, пока я не скрылся в зарослях. Потом я услышал шумный треск, тролль ломился через кустарник, и взлетающие в испуге птицы указывали его путь.

С места схватки все еще доносится стук копыт, гневное всхрапывание, грубые злые голоса, похожие на ржание. Я осторожно раздвинул зеленые ветви. На поляне кентавры носятся беспокойно взад-вперед, с гневными криками взмахивают секирами, добивают раненых троллей и осматривают своих, отыскивая среди погибших раненых.

Благородный сэр Уинстон Черчилль всегда относился с недоверием даже к лошадям, дескать, посредине весьма неудобны, а спереди и сзади опасны. Глядя на кентавров, он вообще бы отступил от них подальше: мощь диких жеребцов, что водят табуны по бескрайним степям, сильные копыта, а ко всему еще и могучие руки, способные бросать камнии дротики, бить палицами и топорами.

Хорошо смеется тот, вспомнил я, кто смеется как кентавр, потому что смех кентавра ужасен для мудреца и звучит музыкой для воина: грохочущий, подобный реву огромной медной трубы, весьма подходящий для этих грубых и свирепых животных. Нет, все-таки не животных, если уж начистоту, хотя начистоту рискованно и потому не хочется.

Я пощупал под полой арбалет, сердце ноет в ожидании неприятностей, осторожно вышел на дорогу и тут же едва Не прыгнул обратно в кусты, но опоздал.

Огромный кентавр вылетел из-за леса, мчится прямо на меня, лицо дикое, как у хищного зверя, в глазах пламя битвы, а в руке суковатая палица. Я отпрыгнул на обочину.

— Эй-эй, я не враг! Он проревел:

— Ты не кентавр!

— Кентавр, — возразил я, — только из-под меня коня украли…

Он налетел с грохотом, дубина обрушилась, как падающая скала. Я поспешно обеими руками парировал удар арбалетом, руки тряхнуло до плеч, мышцы болезненно заныли.

Кентавр промчался мимо, моментально развернулся, но я уже взял его на прицел.

— Ну, — проговорил я. — Теперь мой удар… Он прорычал, не сдвигаясь с места:

— Давай…

Я опустил арбалет.

— Тебя превратит в червяка. Разве не видишь, это волшебный? А я тебе не враг.

Он медленно приблизился, взгляд не отрывается от арбалета, слишком миниатюрен, таких не бывает у воинов, лицо потеряло половину свирепости, а та, что осталась, думаю, его обычное выражение. Даже люди стараются выглядеть злее и опаснее, чем они есть на самом деле, нормальная защитная реакция при встрече с незнакомыми.

— Если не враг, — прорычал он, словно говорил не полуконь, а полуволк, — то кто? Друг?

— Есть еще и третье состояние, — ответил я.

— Третьего не дано! — возразил он гордо. — Если враг не сдается — его уничтожают, как сказал великий мудрец Максим. А кто не с нами — тот против нас!

— А что вам не надо, — поддакнул я, — то берете сами. Вы еще и мудрецы, надо же… А все говорят: копытные, копытные… Я вообще-то друг. И всегда завидовал вам, кентаврам! Люди вынуждены приручать коней, но разве глупая лошадь сможет подчиняться так же молниеносно, как вам собственное тело?

Он ответил мощным голосом:

— Ха-ха, понимаешь… Что-то и люди соображают! Ты как сюда попал, существо?

— К кентаврам иду, — сказал я. — Это мечта моей жизни: нафиг мне Рим, главное, — повидать кентавров! Тогда и умирать можно. Дурацкое желание, понимаю. Но я с детства был влюблен в кентавров: бессмертного Хирона, мудрого интернационалиста и наставника Ахилла и других героев, Фола — лучшего в мире музыканта, неистового Кериона, полубогов Угеша, Йолксандра, Тизейна… Даже подлец Несс не испортил общее впечатление о вашем благородном племени, хоть и погубил Геракла, в которого я был влюблен со всем жаром почти невинной, как думают родители, детской души…

Он помотал головой, совсем обалделый и тонущий под океаном незнакомых имен, названий и деяний великих предков.

— Погоди, погоди, — могучий рев его прозвучал почти умоляюще. — Давай я доставлю тебя в наш стан. Великий вождь Каменное Копыто знает больше.

— Буду счастлив, — сказал я. — Веди! Тебя как зовут?

— Игогондр, — ответил он.

— Славное имя, — сказал я. — Чувствуется привкус героизма.

— Это имя героев, — полыценно сказал он.

— А меня Рич. Бегу за тобой, Игогондр!

Кентавр понесся впереди, пришлось бежать следом, хотя вообще-то надеялся, что подбросит на спине. Конский запах усиливается с каждым шагом, а едва обогнули холм, впереди распахнулась долина с шатрами из кожи, но не отдельными, как у людей, а каждый сразу на два-три десятка особей.

ГЛАВА 9