Чтение 7–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

В колбе с синей жидкостью началось шевеление. Нью-бик, если это еще он, уже не зеленый, а золотистый, безуспешно карабкался по гладким стенкам. Маг следил за ним с ленивым интересом, ньюбик начал бросаться на них, колба сильно накренилась, но не упала. Ньюбик с трудом протиснулся на свободу, отряхнулся и расправил удивительно тонкие, почти прозрачные кожистые крылышки с четко выступающими толстыми жилами и мелкими косточками.

Маг произнес тихо что-то ласковое, я не расслышал, крохотный золотой дракончик подпрыгнул и, быстро-быстро махая крылышками, тяжело перелетел к нему. Сьюмас подставил ладонь, но дракончик промахнулся и бухнулся мордочкой на стол, обиженно раскрыл пасть с крохотными зубами.

Сьюмас сунул ему палец, дракончик ухватил передними лапками и начал жадно сосать.

— Кушать просит, — сказал маг растроганно, — никак не запомнит, дурашка…

Он сунул ему в пасть узелок из тряпочки, драконник принялся сосать еще усерднее.

— А он не только родился? — спросил я. Маг покачал головой.

— Нет, так омолаживается. Жаль, всякий раз меняется.

— Все равно, — пробормотал я, — что заводите нового щенка, в которого переселяется душа вашей старой умершей собаки.

Сьюмас посмотрел на меня внимательно.

— Верно. Приучать его что-то делать заново не приходится. И все его привычки я уже знаю наперед… Сейчас пробую на нем… и частично на себе, как бы нам научиться обходиться без сна!

Я пробормотал:

— Но… зачем?

Он посмотрел в удивлении.

— Как зачем? Вы словно еще не встали на путь мага…

Хотя да, молодость, молодость… Если без сна, то могу работать день и ночь!.. Это же такое счастье — работать, узнавать, добиваться, находить новые пути, отказываться от старых, знать все больше и больше… Никакие удовольствия от обладания женщинами с ним не сравнятся!.. Хотя, при знаюсь, женщин тоже не избегал, еще как не избегал, за что и расплатился бесцельной потерей многих лет…

Его указательный палец почесывал спинку дракончику. Тот урчал, не отрываясь от соски, жмурился и тискал ее крохотными лапками.

Маг смотрел на любимца ласково, я поинтересовался:

— Он ближе к собакам или… к прочим?

— Все верно, — согласился Сьюмас, не отрывая взгляда от дракончика, — все животные делятся на подобных собакам и всех прочих. Но кому нужны прочие?

— Женщинам, — предположил я. — Мужчины заводят собак. Женщины… гм… все прочее. У вас эта стена теплее, чем та…

— Будет еще жарче, — обронил он равнодушным голосом.

Правая стена ощутимо накаляется, волна жара стала отчетливее, затем камень разогрелся до темно-вишневого цвета. Я начал морщиться, закрылся ладонями.

Сьюмас сказал сочувствующе:

— Ничем не могу помочь.

— Побочный эффект? — Да.

— Но как… вы? Он отмахнулся.

— Проще оказалось найти заклятие, чтобы не чувствовать этого жара.

В стене косматого огня появилось яркое оранжевое пятно еще более жаркого пламени. С бешеной скоростью замелькали призрачные тени, я почти успевал увидеть какие-тообразы, но запомнить не удавалось, хотя мозг моментально разогрелся от попыток ухватить и запечатлеть.

— Сейчас прекратится, — сказал маг успокаивающе.

— Жаль, — сказал я. — Это прекрасно.

Он покосился в мою сторону с изумлением.

— Находите?

— Ну, — сказал я, — это же как грозная музыка в стуке копыт, в фырканье разгоряченных коней, в гремящих и веселых голосах сильных и суровых людей… Прекрасно!

Он поморщился, сказал кисло:

— Да-да, очень образно.

Оранжевое пятно расширилось до размеров тоннеля. Мельтешение призрачных теней стало жестче и настойчивее. Оранжевая плоть огня вздрагивала, то и дело возникали выпуклости, словно от локтей или кулаков. Сами тени стали четче, гуще, и все пытались, как мне почудилось, выйти в наш мир.

— А что они… — начал я и устрашенно умолк.

Ровная стена с силой натянулась, я со страхом рассмотрел давящую с той стороны пятипалую ладонь размером с сиденье стула. Она становилась все четче, раздался хлопок, волна жара ударила в лицо. Лопнувшая стена огня сомкнулась, однако с той стороны в комнату с грохотом вышел закованный в латы древнего образца гигант в два моих роста и впятеро шире. Морды не видно из-за литого шлема без намека на прорезь для глаз, на левой руке щит странной формы, а в правой — жуткая помесь меча, топора и палицы.

Я застыл, как жаба перед удавом, а гигант нетвердыми шагами двинулся от стены. Нас он не замечал и ничем не интересовался, пол вздрагивает под тяжелыми шагами, стальные доспехи поскрипывают, как если бы десяток наковален терлись друг о друга, спина вся литая, непонятно, как он в такие доспехи влезает…

Он прошагал через зал наискось и ударился в стену напротив. Гранитные глыбы дрогнули, но гиганта не отбросило, как я ожидал, его рука с усилием вошла в стену из прочнейшего камня. Он навалился всем телом, вдвинулся, преодолевая сопротивление. Блеснули в ярком свете металлические плечи, последней исчезла пятка со шпорой в виде хвостатой звезды.

Жар начал спадать, оранжевое пятно превратилось в пурпурное, темно-вишневое, затем стена приняла обычный вид, но я теперь понял, почему в том месте голо, как в выжженной катаклизмом пустыне, ковров или гобеленов не напасешься.

— Как вы здесь работаете… — пробормотал я. — Ходят тут всякие, топают… отвлекают, наверное.

Он поморщился.

— Да, сперва мешало. Потом привык. К вам разве не залетают мухи?

— Муху могу выгнать, — возразил я.

Он отмахнулся.

— А я не стану даже гоняться. У мужчины всегда есть дела поважнее. Не так ли?

Я почувствовал себя пристыженным.

— Да, конечно, вы правы. Я бесконечно вам признателен за огров. Самому бы пришлось искать очень долго.

А время и я берегу, хотя и кажется, что у молодых дураков его девать некуда. Так что огромное спасибо за оказанное младшему собрату внимание…

Прозвучала тихая и печальная музыка. Я насторожился, но маг и ухом не повел, я тоже решил не обращать внимания, а музыка некоторое время усиливалась, печаль нарастала, я отчетливо услышал скорбные женские голоса, затем все стихло.

Я поклонился сразу, как только оторвал зад от слишком гостеприимного стула, маг равнодушно смотрел, как я направился через огромный зал к далекому выходу. Я шел на; этот раз быстро, всем видом поясняя, что и так слишком отвлек на себя, ничтожного, очень занятого великими делами человека, статуи молча провожали меня застывшими взглядами.

Ближе к выходу я обнаружил, что Сьюмас все-таки провожает меня, наверное, чтобы ничего не спер по дороге.

— По опасной дороге идете, — сказал он вдруг. Я насторожился.

— Что вы имеете в виду?

— Зачем вам огры? — спросил он. — Ладно, не отвечайте. Уже ответили. Вы же маг, а все эти завоевания — такая ерунда! Даже молодые и пустоголовые могут понять, что магия может дать больше…

Я сказал с неловкостью:

— Это не для завоеваний… Не столько для них, как для порядка и закона. Позвольте превратиться в птеродактиля; здесь? А то на краю бездны страшновато.

Он буркнул:

— Вы можете даже в падении… До земли еще далеко.

— Боюсь, — сказал я дипломатично, — вдруг на что-то засмотрюсь… я такой рассеянный! Спасибо вам.

ГЛАВА 8

Он хмуро смотрел, как я перешагнул черту, отделяющую его великолепный зал от прочего мира. Яркий свет исчез, я очутился в полной тьме, замер, страшась шевельнуться, и лишь спустя несколько мгновений сообразил, что просто вышел на уступ под открытое ночное небо.

Холодно, пустынно и торжественно, как часто бывает ночью, когда мирское уходит, а вечные звезды вот они, как и мертвецки бледная луна, холодная и равнодушная.

Мои растопыренные для прыжка и взмаха крыльями руки застыли, будто вокруг меня образовалась гигантская льдина. По небу, закрывая звезды, несется нечто как багрово пылающая скала, никакие крылья не должны бы удерживать в воздухе эту раскаленную гору, но чудовище мчится с легкостью, я с ужасом понял, что оно размером с двухэтажный каменный дом.

Не только воздух, само пространство сминается под взмахами его крыльев, даже звезды сдвигаются, это противоестественно, это чудовищно, когда вот так высоко над землей двигается по своей воле нерассуждающая мощь. Я смотрел, трепеща всеми фибрами, а они улавливали слепую ярость и злобу ко всему живому.

— Что за твари… — прошептал я пересохшими губами. — Они откуда? Неужели их гнезда в Великом Хребте?

Сьюмас вслед за мной вышел из пещеры, лицо недовольное, взглянул на небо. Словно повинуясь его взгляду, стальной дракон изогнулся с легкостью, будто весь из шелка, легко взмыл выше и пронесся, как стрела, не двигая крыльями.

— Если бы на земле, — проговорил он задумчиво, — мы бы таких уже не увидели.

— Почему?

— Герои и охотники на драконов находятся всегда…

— Неужели и таких можно перебить?

— Перебить можно все, — ответил он.

— Но как можно жить, не опускаясь на землю?

Он пожал плечами.

— Мы многое еще не знаем о мире. Но сейчас мне пришла в голову мысль… Вы придете к ограм, а они вас сперва разорвут, а потом посмотрят, что именно разорвали. Вам не поможет ваше умение превращаться и в более крупных зверей. Вы можете даже стать крупной хищной рыбой и мешать им охотиться в океане. Но вам это надо?

— Не надо, — признался я и повернулся к нему. — А есть выход поумнее?

Он некоторое время молчал, бледное лицо стало еще бледнее, лунный свет заострил скулы и нос, а глаза упрятал в темные впадины.

— Конечно, — ответил он медленно, словно колеблясь, говорить или нет. — Вы остановились в королевстве Тибор-j ре, причем — в стольном городе Тиборе. Не отпирайтесь, это заметно. Хотя бы по рукояти двуручного меча особой формы у вас за спиной. Там прямо за городом башня мага. Не слишком высокая, но вполне защищенная. Даже не ловушками, а отвесными стенами, гладкими, как стекло. Да, почти как здесь. Мысль, знаете ли, обычно выбирает проторенные пути. В той башне сейчас человек, которого мы с великим сожалением приговорили к смерти… Я вам помогу войти к ограм на равных и говорить с ними, не рискуя быть убитым, но вам придется оказать одну мелкую услугу.

— Слушаю, — произнес я настороженно, не люблю их оказывать, на самом деле это мне все люди на свете должны оказывать самые разные услуги, — если это по дороге…

Он буркнул:

— Магам все по дороге.

— Как мудро сказано, — сказал я льстиво. — Все мудрецы мира вообще-то идут плечом к плечу… если подумать. Хоть и в разные стороны. По рассеянности, видимо.

— Так то, если думать, — сказал он нетерпеливо. — Вам нужно будет… как бы это сказать, а-а, ладно, вам нужно убить тамошнего мага. Не беспокойтесь, я дам вам некоторую защиту, когда будете готовы.

Я посмотрел на него, перевел взгляд на звездное небо.

— Вот так просто прийти и звездануть человека? Ни за что, ни про что? Который мне даже на ногу не наступил?…

А почему не сами? Ах да, сил хватает, но грязную работу палача лучше переложить на других?… Он чем-то мешает?

Сьюмас неприятно ухмыльнулся.

— Вы ошибаетесь, полагая, что я такой вот злодей, восхотел его убить и ограбить из каприза. Этот маг виноват, нарушил наши законы… А вы, не притворяйтесь, прирожден ный убийца. Нет-нет, ничего обидного в этом нет, все люди — убийцы. Хотя и не все убивают. А вы убивали. И не раз, по вас видно. Хотя в этом взаимном истреблении есть смысл: если бы люди не убивали друг друга, земля бы переполнилась и лопнула, как переспелый арбуз…

— Такая тонкая кора? — спросил я.

Он хмыкнул.

— Вы, похоже, не удивились? Да, мы живем на тонкой корке, под нею бушует огненный океан, а в нем плавают огромные хищные звери. И когда стукаются головами или спинамио кору, что для них потолок, здесь земля трясется, рушатся целые города…

Я вздохнул, спросил осторожно:

— Какие законы он нарушил?

Маг зыркнул зло.

— Не важно. Это не вашего ума дело. Ну ладно… Он сейчас превратил пять человек в гарпий и куда-то послал. Тайно, ночью. У нас, магов Гандерсгейма, можно призывать хоть гарпий, хоть кого угодно, но превращать людей в чудовищ нельзя.

— Это нехорошо, — согласился я. — Хотя, конечно, некоторых стоит. Даже не ощутят разницы. А если иных женщин… так и мы не увидим различий.

Он раздраженно отмахнулся.

— Хорошо или плохо — для простых, у магов другое.

Людей нельзя, нарушим слишком многое… Вообще все может рухнуть, а зачем нам? И потому таких изгоняем. Я не знаю, что его заставило, но перестал всем отвечать и… словно закусил удила. Возможно, хочет стать властелином Гандерсгейма, дурак…

— Берусь, — ответил я с готовностью. — Такого убить мало. Самозванцев нам не надо!

— Вы с ним справитесь, — заверил Сьюмас. — И сможете подойти вплотную.

— Вы мне льстите.

— Ничуть. Я пробовал осмотреть вас…

Он умолк, я сказал хмуро:

— …но ваша магия на меня не подействовала? Я тоже думал, что неуязвим. Но только вчера одна сволочь подчинила меня с такой легкостью, что я даже «мама» не успел хрюкнуть.

Он посмотрел очень внимательно, поежился, плотнее закутался в плащ.

— Вроде лето, а ночами холодно… Насколько я знаю, ничего такого особого нет.

— Но случилось же!

Он покачал головой.

— Сомнительно. Вы ничего не путаете? Расскажите, как это было.

Морщась, я рассказал о своем позоре, когда моей гордости был нанесен тяжелейший удар. Он внимательно слушал, хмурился, кривился, а когда я закончил, вздохнул с некоторым облегчением.

— Фух, я уж думал, что в самом деле есть брешь…

— А что не так?

Он сказал снисходительно:

— Вы были в личине дракона, не так ли?…

— Все равно это был я!

— Не совсем, — отпарировал он. — Как я понял, и дракон вы еще не совсем… зрелый. Чуть погодя вы бы полностью проникли в его суть и плоть.

— И что, — спросил я с надеждой, — тогда бы не подействовало?

Он посмотрел почти с жалостью.

— Когда в теле человека, не действует же?… Если все драконье будет для вас таким же родным, ваша власть над ним защитит так же, как защищает ваше людское. Удивительно, вы же умный человек, как не поняли…

— Это я потом умный, — пробормотал я. — На лестнице.

Он улыбнулся.

— Я так понял, вы одолеть сумели. Кстати, он все-таки обманул вас. Маги обычно не прибегают к помощи людей. Дело не в человеколюбии, просто это при внешней легкости пути к мощи — путь в тупик. Властвуя над людьми, можно стать королем или императором, но не магом. Конечно, всегда находятся строптивые, не верят нашему опыту, пытаются проскочить по верхушкам… но, не останови его вы, он сам бы остановился, упершись в стену.

— Лишь бы раньше не поджег мир, — пробормотал я.

Он очень внимательно смотрел мне в глаза. Мне показалось, что, несмотря на его уверения в моей непрошибаемости для магии, все-таки проникает в меня и роется в моих кишках.

— Вы правы, — произнес он. — Таких останавливать лучше как можно раньше. Беретесь?

Я ответил твердо:

— Берусь. Но только, не как благородный маг, а как…

Он перебил с улыбкой:

— В мире магов слово «благородный» ничего не значит. Если хотите польстить, то у вас богатый выбор синонимов к слову «мудрый». Можно даже в любой превосходной степени.

Я развел руками.

— Простите. Вот так и выдаю себя, я из мира других ценностей… но разве маги не первым делом укрепляют свои жилища? Высокие башни только для этой цели, а у вас пещеравообще на вершине недоступной горы… Как магистр позволил захватить свое укрепленное жилье? Или оно почему-то не укреплено? Он покачал головой.

— Думаете, его ученик сильнее? Нет, он захватывал не снаружи, а изнутри. Усыпив бдительность учителя. Так что не беспокойтесь, он даже слабее Жакериуса. Тот все еще силен, очень силен.

— Спасибо, — пробормотал я. — Вы меня успокоили.

— Вы очень молоды, — произнес он, не отрывая от меня пристального взгляда. — Это значит, не сами получили свою мощь, как все мы… Похоже, вы не самоучка, как уверяете, а член некого ордена. Люди, соединяя усилия, иногда добиваются удивительных результатов…

Он умолк, продолжая буравить меня взглядом. Я лихорадочно перебирал варианты, наконец стиснул волю в кулак, где наша не пропадала, попробуем приоткрыться:

— Вы правы, великий маг!.. Я человек могучей организации. И хотя не полностью разделяю ее идеалы и взгляды, но в данное время ее цели ближе всего моим представлениямо правильности.

— Что за организация?

— Церковь, — ответил я.

Он нахмурился, звезды потемнели, мелкие исчезли, крупные светят едва-едва, словно мы оказались за пределами галактики. Лицо Сьюмаса стало резче, и тени глубже.

— Эти фанатики?

Я сказал торопливо:

— Старое и неверное представление. Слишком многие о Церкви думают неправильно.

Он поморщился.

— Ну, просветите, просветите…

В его потвердевшем голосе была издевка, я сказал быстро:

— Еще в старину Церковь разделилась на две равные половинки: католическую и ортодоксальную, именуемую также православной. Православная свято бережет все заветы апостолов, за что сама себя зовет апостольской, в посланиях апостолов не меняет ни буквы, ни звука, ни смысла, то есть твердо стоит на том, что сказал Христос. Католическая пытается вести человека через тернии к звездам, сама меняется, в ней кипят постоянные войны идей, возникают новые учения… Их называем ересями, если терпят поражение, или новыми ветвями христианства, если завоевывают право на жизнь… ну там кальвинисты, пуритане, гугеноты, протестанты… О православной ничего не скажу, да и говорить нечего, она все та же, что и тысячу лет назад, а вот католическая весьма гибкая, с нею можно разговаривать, обмениваться идеями… вы понимаете, к чему я?

Хмурый, он с враждебным видом покачал головой.

— Церковь, какая бы ни была, не приемлет магии.