Чтение 21–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

— Хорошо, отец, — ответил Игогондр быстро. — Все сделаю!

ГЛАВА 10

Воздух за пределами шатра почти такой же теплый, а запах множества коней стал еще ощутимее. Кентавры ржали, лягались, то ли всерьез, то ли такие забавы дурацкие, в нашу сторону сразу посыпались грубые шуточки, Игогондр покрикивал, то и дело громко напоминал, что по делу вождя Крепкое Копыто, наконец прошли на другой конец лагеря.

— Вон там живет наш великий шаман, — сказал Игогондр почтительно.

Шатер шамана из черной кожи, душным и жарким воздухом дохнуло еще с двух шагов. Мне стало дурно при одной только мысли, что придется окунуться в ту вонь, и когда Игогондр протянул руку к пологу из тяжелых шкур, я шепнул быстро:

— А нельзя его сюда?

— Кого?

— Шамана вашего. Он отшатнулся.

— Ты что? Он же шаман!

— Нельзя так нельзя, — сказал я обреченно. — Но на свежем воздухе и ему бы лучше…

— Почему?

— Изжаримся внутри. А у него возраст преклонный, поди?

— Он выходит только по делу, — ответил Игогондр. — Погоди, сейчас спрошу разрешения.

— Жду.

Игогондр приосанился, тряхнул шевелюрой, она красиво легла на плечи, коснулся рукой полога.

— Живородящий Гигак, — провозгласил он громко, словно королевский церемониймейстер, — можно тебя побеспокоить по важному для нас делу?

После длительной паузы из шатра донеслось ржание. Я насторожился, говорят на своем национальном языке, однако Игогондр покосился на меня и ответил очень внятно:

— Это наше превосходство над земноводными!

Из шатра после другой паузы ржануло, Игогондр сказал торопливым шепотом:

— Он разрешает войти!.. Никогда так быстро никому не позволяли…

— Живородящий, — сказал я значаще.

Игогондр откинул передо мной тяжелый полог, я перешагнул порог, качнулся от спертого воздуха, пропитанного конским потом, ароматом скисших настоев трав и мерзкимизапахами протухшей рыбы. Внутри полумрак, но жарко, как в бане, вдоль стен в три ряда в кожаных петлях пучки трав и связки кореньев, на широком столе черепа мелких зверьков, змеиные шкуры, шестилапый скелет существа, размером с кошку…

Гора старых шкур, похожих на слипшиеся прошлогодние листья, зашевелилась, поднялась, я с содроганием увидел исхудавший корпус кентавра, старого и седого. Он зябко поправил на плечах плащ, взгляд исподлобья показался мне чересчур неприязненным.

— Старые кости требуют тепла, — буркнул он. — По какому делу?.

Он вроде бы даже не заметил, что я человек, а Игогондр — кентавр, даже кентаврище, хотя любой бы вздрогнул или хотя бы вытаращил глаза, а этот настоящий политкорректный демократ, держит себя в руках и придерживает копытами.

Я поклонился и сказал быстро:

— Знаю, вы очень заняты, потому спрошу только: могу я как-то помочь уладить дело со спорным храмом?

Шаман покосился с еще большим недружелюбием.

— А ты можешь?

— Иногда удается, — ответил я скромно. — Я вообще-то переговорщик, умею находить общие точки. Но для начала необходимо ваше согласие прекратить разжигать войну.

— Разжигать?

— Да, — сказал я. — Настоящие поджигатели войны — это всегда идеологи, религиозные деятели, светила культуры… Меньше всего хотят воевать военные — им же класть головы. Словом, я хочу заручиться вашим словом, что если удастся уладить вопрос храма, война прекратится.

Он проворчал:

— Смотря как уладить… Храм должен остаться за мной.

Я уже слишком стар, чтобы перенести новое откочевывание…

— Разумно, — сказал я серьезно. — Спасибо! Я пошел.

Я переступил порог, стремясь на относительно свежий воздух, когда он спросил в спину:

— И это все?…

Я обернулся, старый кентавр смотрел с превеликим недоумением.

— Все, — заявил я. — Я ж миротворец! Мне важно, чтобы мир во всем мире. Такая у меня причуда. Все мы разные… Но, конечно, при всей врожденной и приобретенной великойскромности не откажусь от большого пряника в награду за мои выдающиеся услуги… Но это потом, потом.

— А какой пряник? — спросил он настороженно.

— А какой дадите, — ответил я скромно, но со злорадством и смиренно потупил глазки.

К троллям я пробирался напрямик через лес, немного трусящий, но довольный, что нашелся с ответом шаману. Гордые кентавры устрашатся унизить себя и дать мне недостаточную награду, какие начнутся споры, когда схлестнутся жадность и гордость, как же я люблю пакостить, неужели я такая подлая свинья…

Со стороны лагеря троллей несет старой тиной, ряской и дохлой рыбой. Там веселья еще меньше, при отступлении не успели вынести даже раненых. У костров только те, ктосумел уйти своим ходом. Но даже если отступление превратилось в бегство, здесь все равно больше зеленокожих с оружием в перепончатых лапах, чем воинственных кентавров в стане верховного вождя Каменное Копыто.

Я заорал издали:

— Я к своему лучшему другу на свете Квакарлу!.. Где Квакарл?… Я без него просто жить не могу…

Прямо из-под земли, как мне показалось, в двух шагах поднялись зеленые туши. Запах рыбы и лягушачьей икры стал сильнее. Маленькие злобные глазки под уступами надбровных дуг заблестели, как и нацеленные в мою грудь острия копий.

— Хорошо замаскировались, — похвалил я дрожащим голосом. — Понимаю, мне надо было кричать еще раньше.

Ближайший тролль прорычал квакающим голосом:

— Замри. Не шевели даже пальцем…

— Я не держу в руках оружия, — сказал я.

— От тебя дурно пахнет, — объяснил тролль недружелюбно. — А ветер с твоей стороны.

— Прости…

— А ты, Шкрекун, — сказал тролль властно, — пойди отыщи Квакарла.

Второй тролль проворчал:

— Да где его искать?… Давай лучше этого вот убьем, и все.

— Это не кентавр, — сказал первый тролль.

— Ну и что? Человек — хуже любого кентавра. Вообще хуже всех!

— Потому и нужно привести в лагерь живым, — отрезал первый тролль. — Кто знает, зачем он.

Шкрекун удивился:

— Зачем люди? Ыгал, не смеши, кто этого не знает?…

Чтобы погубить мир, так говорят мудрецы. А еще от них чесотка.

Ыгал прорычал:

— Выполняй!

Шкрекун ушел, недовольно бурча, я сказал Ыгалу с сочувствием:

— Дисциплинка хромает… Но это понятно, парень устал.

Тролль посмотрел на меня с недружелюбием в упрятанных под тяжелые надбровные дуги глазах.

— У нас война.

— За святыни надо сражаться, — поддакнул я. — Даже за непонятные. И чем непонятнее, тем возвышеннее и святее. Но интересно, что в святых есть что-то женское, а в женщинах нет ничего святого! Как думаешь, почему?

Он подумал, почесал голову.

— Дык кто их знает…

— Верно, — согласился я. — Никто не знает!.. Знал бы — властелином мира бы стал. Хотя и говорят…

…С Квакарлом явились еще двое, но мы не заметили, занятые сравнением достоинств красивых и умных, а также третьего класса — богатых, они сперва орали издали, но мы были слишком заняты этой самой интересной темой на свете, не слышали, и Квакарл подошел вплотную и заорал громко:

— Его зовут Рич, он спас мою шкуру!

Ыгал посмотрел на него, с недовольной мордой развернулся ко мне.

— А ты чего не сказал?

— Из удивительной скромности, — объяснил я, — что всегда меня так подводит, так подводит. А вообще я троллей постоянно спасаю целыми толпами. Если об этом рассказывать, то когда поговорить о ваших зеленых с вот такими?

Он хмуро растянул рожу в устрашающей ухмылке, мы друг друга поняли, первый контакт с иной цивилизацией всегда надо начинать с обсуждения и сравнения достоинств баб.

Квакарл хлопнул меня по плечу зеленой лапищей.

— Пойдем в лагерь! Пить будем.

— Мне нужно повидаться с вашим шаманом, — сказал я. — Не нравится мне, когда убивают благородных троллей. Кентавров не жалко, это же копытные, да еще и лошади, а вот прекрасные и гордые тролли должны жить и метать свободно и безвоздмездно паюсную икру…

— Мы икру не мечем, — обидчиво сказал Квакарл.

— Точно? Ну проклятые кентавры с их низкой пропагандой! Какую клевету возвели!

Квакарл сказал гордо:

— Мы уже давно откладываем яйца!..

— Какой прогресс, — сказал я потрясенно, — и такое замалчивают? Не иначе, как от зависти!

— Еще бы, — сказал он довольно, — нашим женщинам не приходится в муках…

— Потому что вы безгрешные, — горячо сказал я. — Вас Творец не изгонял из рая! Вы всегда оставались любимцами. А кентавры… у-у, жывотныя! Мало в них гвоздей забивают!

— Мало, — согласился он, ошарашенный лавиной хвалебной информации. — Надо бы еще и еще. Я проведу тебя к шаману. А потом будем пить.

Ыгал и Шкрекун шли за нами, а чтоб не пропустить ни слова, буквально наступали нам на пятки.

— У вас справедливая война! — говорил я по дороге горячо и громко. — Никакие жертвы не велики, если за нашу троллиную честь и наше достоинство двоякодышащих троллей. Мы лучше погибнем все до последнего лягушонка, но храм не отдадим!

— Не отдадим! — закричал Шкрекун воодушевленно.

— Отстоим! — прокричал Ыгал.

— До последней капли зеленой крови! — крикнул я звонко и страшно. — Бей четвероногих!

На окраине лагеря нас остановили, один из стражников хотел было шутки ради огреть меня дубиной по голове, у троллей чувство юмора на высоте, но Ыгал со Шкрекуном и дубину отняли, и самому чересчур бдительному дали по шее, но я, чтобы не провоцировать, дальше шел с радостным лицом и распростертыми руками, восклицая весело и жизнерадостно:

— Привет, ребята! Привет, привет! Меня зовут Рич, я с вами в родстве, я — гордый сын лесов и вильгельмотеллей, закон — тайга, медведь — хозяин, без добычи не возвращайся, ходить в лесу — видеть смерть на носу, на кентавров ставят, а на троллей кладут… Доблесть сделала из лягушки великого тролля, а из лошади всего лишь кентавра!

Квакарл шел впереди и расталкивал зеленые тела, утихомиривая и объясняя, что я друг и уже почти побратим, так как не просто спас, но и вылечил…

Впереди показался очень даже неприметный шалашик на отшибе. Что-то в нем показалось даже мне опасным и пугающим, а Квакарл остановился и указал в его сторону перепончатой лапищей.

— Вот.

— Ваш колдун? — спросил я с недоверием.

— Великий колдун, — подчеркнул Квакарл с великим почтением в голосе и поклонился, словно тот стоит перед нами. — Шаман!

— Что-то у него шалашик бедноват, — сказал я с сомнением. — Он, наверное, слабоват?

— Он может останавливать тучи! — сказал Квакарл гордо.

Я обернулся к остальным троллям и сказат громко:

— Когда кентавры получают от троллей пару раз по хребту, они превращаются в верблюдов!

Тролли радостно заржали, начали пересказывать порочащую противника новость тугоухим. Хохот пошел перекатываться по всему лагерю, и, думаю, часовые в лагере кентавров подпрыгивают и сжимают в тревоге оружие, опасаясь ночного нападения ввиду такого бурного веселья.

Я издали пригнулся, чтобы не снести лбом верхнюю притолоку из толстой и неошкуренной палки. Жилище в самом деле слишком мало для верховного шамана всего племени, Квакарл вошел следом, держится смиренно и почтительно, даже меньше ростом стал. Я огляделся в недоумении, где же шаман, хижина чуть больше собачьей будки, с запозданием сообразил, что это только крыша, а вон ступеньки…

Квакарл тихохонько спускался сзади, задерживал дыхание, ступеньки земляные, снизу из просторного подвала несет сыростью, просто рай для жаб любого размера.

Я еще на ступеньках шумно потянул носом воздух и сказал самым довольным голосом:

— Как тут хорошо!., наверху жара, сухой воздух, а тут хоть жаб разводи! Красота.

Квакарл сказал тихонько:

— Ну, я пошел. Если что, отыщешь наверху.

— А ваш шаман?

— Он здесь, — прошептал Квакарл. — Великий и мудрый Фрогакл изволит тебя принять… если не зашибет ненароком.

Я слушал за спиной его шлепающие вверх по ступенькам шаги, полумрак рассеялся, вон там под противоположной стеной ряд плетеных корзин, а между ними спиной ко мне, ничуть не обращая внимания на гостя, худой и мелкокостный тролль, с большой головой и тонкими лапами, что-то деловито перекладывает, сортирует, пробует на вкус длинным узким языком.

Я кашлянул, запоздало подумал, что лучше бы тихонько квакнуть, ну да ладно, умные люди и нелюди на этикет внимания обращают мало, сказал медленно и важно:

— Приветствую мудрого и достопочтенного Фрогакла!

Я человек, хотя вроде бы и так видно, но это на всякий случай, так как не всякий человек есть человек, и не всякий тролль заслуживает высокое право называться троллем, а то и вовсе может опуститься… между нами говоря, почти до кентавра…

Тролль повернулся и смотрел на меня исподлобья. Зелено-серое и умное лицо казалось мне хмурым и неподвижным, хотя глупо судить о других по человеческим меркам. Говорят же, что война между кошками и собаками идет только потому, что по-разному машут хвостами, хотя это, конечно, хрень, раз я в нее не верю.

Я продолжал осторожно:

— Люди не участвуют в вашей войне с проклятыми кентаврами, источником всяческих нечистот, потому годятся в посредники. Мне кажется, даже ваша благородная и в высшей мере справедливая война — не совсем уж и выход. Хотя она ставит целью спокойствие, но сейчас несомненное зло. И закончить ее невозможно, война никогда не кончается, она отдыхает. Сегодня самый верный признак могущества — не способность начинать войны, а способность предотвращать их словами и решениями действительно мудрых.

Шаман поднял голову выше, взгляд стал внимательнее. Я ощутил себя увереннее, все-таки огромный риск начинать разговор так откровенно, но к этому троллю с мудрыми глазами почему-то сразу ощутил доверие.

Я перевел дыхание и заговорил уже увереннее:

— Война — всего лишь трусливое бегство от проблем мирного времени. В войне не бывает выигравших — только проигравшие.

Фрогакл произнес медленным и чуточку квакающим голосом:

— А как же со справедливыми войнами?

— Никакая война не может быть справедливой, — возразил я, — потому что воевать справедливо нельзя, даже если воюешь за справедливость. Если вы не покончите с войной, война покончит с троллями и кентаврами.

Он проворчал:

— Главное, чтобы кентавры подохли.

— Вы в самом деле шаман? — спросил я. — Или этот, не к ночи будь сказано, доблестный герой, жаждущий подвигов?

Он опустил голову, похоже, стало стыдно, проворчал:

— Ладно, что ты хочешь? Учти, людей мы не любим. И словам их не доверяем.

— А делам?

— Смотря каким.

— Увы, — сказал я, — вот так взять и выложить дела пока не могу. Но умные люди сумеют больше поверить умным словам, чем глупым и бесцельным делам.

ГЛАВА 11

Он подошел ближе, крупные жабьи глаза изучали меня очень внимательно.

— И что у тебя за слова?

— О мире, — сказал я. — Даже если вы, великий и достопочтенный Фрогакл, работаете на войну, все равно понимаете, что расцвет воинского ремесла возможен только в мирное время!

Он буркнул:

— Я не работаю на войну.

— А на что? — спросил я и замер. Он помолчал, буркнул еще тише:

— Просто так.

— А племя?

— Я ему помогаю, — ответил он. — Это мое племя. А подлые кентавры пришли и захватили храм, в котором я жил и трудился. Потому их надо всех перебить.

— Согласен, — сказал я, поднимая руки, — согласен, мне тоже не понравилось бы, если бы кто-то занял мой храм. С другой стороны… гм… если бы я нашел чужой подходящий, да еще заброшенный…

Шаман перебил:

— Я отсутствовал временно! И недолго.

— С годик? — предположил я ехидно. Он посмотрел на меня сердито.

— Чуть больше. Где-то лет семьдесят. Или девяносто! Но точно меньше ста, а это совсем уж несерьезно!..