Чтение 14–й страницы книги ~Ожог от зеркала~

Фрол вытер испарину, потянул с пояса фляжку и выпил водку в несколько мощных глотков, не закусив и даже не крякнув. Ровно так, как если бы во фляге была вода.

– Валчи, – тихо повторил стражник.* * *

Вечером Тарас заглянул к соседу. Ефим пил чай с мятными конфетами. Так сначала показалось гостю. Потом он присмотрелся и понял, что Ефим быстро поглощает конфеты, едва прихлебывая их чаем. Повод был – в гостях у соседа сидела тётушка с молоденькой девчушкой, то ли племянницей рыжего, то ли двоюродной сестрой.

– Чай-то с сахаром? – хмыкнул Тарас. Ефим кивнул. Мол, понятное дело. Жестом он и гостю предложил кружечку.

– Сейчас, руки помою, – блеснул воспитанием Тарас. – Какое полотенце можно брать?

– Ой, да берите любое, нам всё равно, – гостеприимно разрешила Ефимова тётушка.

– Мне не всё равно, – осадил деревенскую родню Тарас, и тётка сразу замолчала, осмысливая, что ж ей такое сказали и как теперь разбираться с полотенцами.

– Да ладно тебе, Тарик. Бери синее, – сказал Ефим.

– Как с шаблонами?

– Нормально. Вчера последний спихнул. Минус один балл.

Тарас покачал головой.

– Можно было на плюс выползти.

– С той подачи можно было. Но я там лажанулся. Да и так нормально, практически в ноль. За счастье, можно сказать. Ты, кстати, коллоквиум сдал?

– Зачёт, – скромно сказал Тарас, умолчав об экзотическом способе сдачи.

– Повезло. Мартын, говорят, всех подряд жарит.

– А ты подготовься как следует, – нравоучительно сказал Тарас.

– Готовься, не готовься... Тёма вон готовился, а Мартын его п-поимел. Матвей не готовился, а Мартын его тоже поимел... Галка зубрила, аж жужжало, так он и её... – Ефим поглядел на маленькую родственницу, с квадратными глазами слушавшую этот ужас, и, сбившись, продолжил: – Он и её отфоршмачил. Чего зря готовиться? Не будет толку.

– У тебя с ним завтра свидание? – выбрал фразочку Тарас. Ефим кивнул. Девочка, не выдержав, спросила:

– А зачем вы туда вообще ходите?

Школяры переглянулись и начали ржать.

Глава 24

– Прикинь, да... – Муха никогда не умел говорить складно. – Целый день в дерьме просидел.

Клещ ржал.

– Чё смеёшься, дурак? Тебе бы так. В отхожей-то яме.

Клещ заржал ещё громче, от избытка эмоций похлопывая ладошками по коленям. Ладошек было две. Муха с завистью смотрел на своего напарника. Старик уже, за тридцать. А руки целы. А он, бляха-муха...

– А потом? – икнул от гогота Клещ и налил себе стопку. Рыжую он по-хозяйски придерживал за плечо. Сиськи у рыжей что надо. Муха пару раз уже пробовал, но не с рыжей. Как-то по-дурацки, почти без удовольствия. Раз вообще уснул. Назюзюкался...

– А потом слышу, в сортир они зашли. Всех оттуда выгнали и думают, как меня ловить.

– Совет, значит, держат... – снова начал ржать Клещ. Маринка тоже засмеялась.

– Ну, типа того... Лезть за мной или не надо. Вдруг у меня пистоль...

– Или насрать на твою голову. Как раз же сверху! – зашёлся в припадке остроумия Клещ, и Муха обиженно замолчал. Маринка, поулыбавшись, вдруг заткнула Клещу хавальник огурцом. Тот выплюнул огурец и закашлялся. Теперь смеялись Маринка с Мухой.

Клещ, хрюкнув, налил всем водки.

– Чего дальше-то?

– Да ну тебя на хрен.

– Да рассказывай, чего надулся?

– Ну, чего дальше. Ничего. Посидел, да и вылез. Бревно они привалили, еле откатил. И ушёл.

– А стражи не было?

– А я не искал.

Клещ приложил на хлеб ломоть бурой колбасы.

– Молодец, что ушёл. – Тут он принюхался. – Говном, что ли, пахнет?

Муха вспыхнул и воткнул двузубую вилку в стол рядом с розовой ладошкой.

– А, не, показалось, – снова заржал Клещ. Теперь с ним вместе смеялась и Маринка. Муха готов был придушить обоих.

Они чокнулись и выпили. Муха заел огурцом, Маринка – зеленью. Клещ закусывать не стал, а закурил заморской травки. Пальцы у него были желтыми. Целые, все десять пальцев.

– Пойдёшь с Маринкой в лес, под Старицу. Надо Хвощу гостинцы отнести. Сумки тяжёлые. Возьмёте, чего даст, и обратно.

– А чё я? – упёрся для виду Муха. На самом деле ему очень хотелось пойти с Маринкой.

– Так это... Утечь тебе надо пока из города, – очень серьёзно сказал Клещ, но не выдержал и снова начал ржать. – А то ведь... – он поперхнулся от собственной шутки, – стража под каждым очком тебя ищет... Всю Тверь пере... переворошила...

– Биологию многие считают далёкой от магии дисциплиной. Разумеется, это взгляд поверхностный. Как во всяком поверхностном взгляде, в нём есть частичка истины. Казалось бы, считай лапки, косточки да сортируй по отрядам. Тем не менее я оранжево-зелёный бакалавр, то есть, как вы понимаете, части спектра от оранжевого до бледно-зелёного – это мои части...

– Не может не похвастаться, – шепнула соседка слева.

– Ну, – согласно кивнул школяр, не любивший биолога. – Вдруг про его регалии забыли.

– ...нахожу время, место и целесообразность объяснения некоторых граней этой, с позволения сказать, прикладной науки. Чем нам интересна биология? Во-первых, классификацией. Иногда мы сталкиваемся с ситуацией, когда постулативных или, говоря на вашем сленге, «родных» ингредиентов для заклинания найти не удаётся. К примеру, нет у нас паучьих лапок. Не удалось найти.

– Пауков всегда полно, – буркнул кто-то сзади. Вроде и про себя, но достаточно громко, так, что лектор расслышал и воспринял реплику как претензию.

– Вот. Ещё один болван. Я же сказал, «к примеру». К примеру, понимаете? Кто там всё знает про пауков? Встаньте.

Сзади заерзали, зашевелились, но вставать никто не спешил. Все знали пакостный характер бакалавра, которому, кстати, третий год не удавалось продвинуться в магистрат.

– Встаньте, встаньте. Не заставляйте меня тратить проверочное заклятие.

Сзади снова заерзали, кто-то тяжело вздохнул. Преподаватель был довольно скуп, так что мог и не воплотить свою угрозу. Зато уж если потратится... Тогда кирдык по полной программе. Тарас забыл, кто там за спиной, но не оборачивался, дабы не подставить.

– Итак. – Уже с нескрываемой угрозой бакалавр вытащил из нарукавного кармашка крохотную коричневую палочку, более всего похожую на спичку, демонстрируя колеблющимся, что проверочное заклятие у него с собой.

– Неужели потратит... – не выдержал сидевший справа Никита. – Оно как две овцы стоит. На такую фигню...

– Может, не оно. Имитатор, – без особой надежды сказал Тарас, понимая, что на такой вот случай и таскают преподаватели с собой проверочные заклятия. Бакалавр на трибуне исказился в лице, направил левую ладошку в зал, а пальцами правой собрался переломить коричневую «спичку».

– Прошу прощения, господин бакалавр желтого архона. – У сидевшего сзади Устина не выдержали нервы. Впрочем, ещё секунда промедления обошлась бы ему чрезвычайно дорого. – Я нарушил тишину и готов понести наказание, господин бакалавр желтого архона.

В момент признания незадачливый школяр дважды повысил преподавателя в ранге, но это уже не помогло.

– Итак. – Бакалавр хрустнул костяшками пальцев, что также считалось плохим знаком. – Развлекаемся. Срываем занятие. Отвлекаем аудиторию идиотскими комментариями. А потом ещё и не признаемся. Всё верно?

– Всё так. – Устин покаянно кивнул.

– Паучков, говорите, всегда достаточно? Принесете мне завтра полфунта сушеных лапок. Всё, что по ингредиентам бис проходит как нормальные пауки. Оформим как добровольный вклад в лабораторию.

– Сука... – еле слышно выдохнули сзади. Тарас боялся пошевелиться, чувствуя, как завелся бакалавр. Такое количество паучьих лапок стоило по крайней мере сотню серебряных ногтей.

– И не дай вам Велес опоздать хоть на минуту. Иначе я устрою вам столько штрафных баллов, сколько смогу. Вы меня знаете.

Аудитория действительно знала сволочной характер биолога, поэтому Устин молча, не поднимая глаз, сел на своё место.

– Итак, – всё ещё кипятился бакалавр. – Я позволил себе предположить, просто в качестве примера, – с шутовским извинением он развел руками в сторону несчастногоУстина, – что вам по каким-то причинам не хватило паучьих лапок. Не хватило. Вот понадобилось, к примеру, сразу полфунта. – Он выдержал хорошо рассчитанную паузу. Аудитория молчала. – Ан нету. Нетути! Но в некоторых случаях возможна замена или даже трансформация. И как здесь быть без знания биологии? Без надлежащей классификации? Возможна, например, традиционная замена нормальных пауков сенокосцами? Можно ли использовать лапки божьих коровок? Других жуков, кузнечиков? Вот ведь незадача. Сходные отряды несут в себе сходное, глубинное знание. Оно зашифровано на уровне мельчайших, невидимых глазу составляющих. Оно пронизывает каждое живое существо, и везде оно чуточку различно. Но насколько различно? Можно использовать замену или нет, вам подскажет формула, коль вы удосужитесь её законспектировать, но замену надо искать в наиболее близком отряде. А многие ли из вас знают, что гиппопотам, например, близкий родственник нашим свиньям? Что тараканы, термиты и богомолы практически идентичны по компонентам, прекрасно заменяемы и, следовательно, имели общего предка? А это надо знать, элементарно помнить в любой ситуации. Хорошие ингредиенты дороги. Грамотная замена сэкономит серебро на допустимом качестве. Во-вторых...

Бакалавр отпил воды из запотевшего округлого графина. Малое заклинание охлаждения входило в комплект лекторской трибуны и распространялось на любой напиток справа, компенсирующее, разогрева, на такой же выпуклый кружок слева. Сейчас там ничего не стояло, только воздух, чуть подрагивая вьющимся маревом, создавал легкую, почти невидимую рябь. Бакалавр был жуткий зануда, так что, если он сказал «во-первых», обязательно должно было последовать и «во-вторых». Даже если между исчисляющими пройдет изрядный отрезок лекции. Впрочем, при всех отрицательных качествах предмет бакалавр знал хорошо и никого не выделял в любимчики. Вот в нелюбимчики...

– Итак, во-вторых. Нам следует учиться у природы многим поведенческим аспектам. Логике поступков, я бы сказал. Любому из нас идентификация по внешнему виду кажетсявполне достаточной. И, надо признать, в большинстве случаев шаблон не подводит. Если некто выглядит как ваш товарищ, то это скорее всего и есть ваш товарищ. Но случается и обознаться. Или пасть жертвой мистификации. Розыгрыша, раскраски гримом. Спутать человека с куклой, при плохом освещении даже с пнем. Мы чрезмерно доверяем зрению. А причина такого доверия в том, что именно через глаза мы получаем основной поток информации. Слух, обоняние, осязание, вкус, магнит, вес, направление, интуиция, даже струны – все эти чувства развиты значительно меньше. Но! Не таится ли здесь подвох? Нечто опасное для человека и человечества в целом? Приведу пример. – Бакалавр кинул уничижительный взгляд в сторону Устина. – Человеку, с его ничем не оправданным апломбом, свойственно ставить себя выше других существ. Он умнее дельфинов, и поэтому он гадит в море, а дельфинов убивает. Он обозначил свой разум ёмким словом «мозг», хотя не понял, что же это, собственно, такое. Для нервных узлов муравья он применяет уничижительное слово «ганглии». Как работают ганглии, человеку тоже непонятно. Но в том, что муравей тупое насекомое, наш учёный не сомневается. Всем известные лесные муравьи имеют сходную с людьми организацию коллектива. Самый большой минус их цивилизации... – бакалавр снова отхлебнул воды, – именно цивилизации, пусть вас не смущают малые размеры этих существ. Они приручили более двух тысяч различных насекомых, они их поят, кормят, выращивают, пасут, используют для разнообразия собственного рациона, работы и развлечений – кстати, кто не знал, отметьте, а заодно посчитайте, наберется ли у человека две тысячи домашних животных. Они выращивают десятки видов грибов, а человек, считая плесень, только три. Сходны и другие поведенческие реакции. Если муравья изолировать от муравейника и в изобилии снабдить кормом, он всё равно погибнет. Он не сможет существовать без социума, имя которому «муравейник». Если изолировать человека – в зиндане или на острове – и также снабдить всем необходимым, он сойдет с ума. Без исключений, варьируется только срок. У нас общие строительные инстинкты. У нас... Впрочем, мы действительно не понимаем некоторых поступков муравьёв, мы иначе строим связи внутри нашего общества, но основное отличие всё-таки в другом... – Лектор сделал паузу, подчеркивая значимость сообщения. – Муравьи в своём познании мира ориентируются на запах. Игнорируя многие другие каналы получения информации. При этом не следует считать, что их ощущения беднее наших. Тот мизер обоняния, который мы способны воспринять... Это можно сравнить с попыткой оглядеться, ну скажем, одним глазом, через мутное, закопченное и кривое стекло. Можно ли таким образом понять всю прелесть бинокулярного и цветного зрения? В их обонянии присутствуют объем и нечто, что можно условно назвать цветом, в нашем языке просто нет нужного слова. А вот их зрение можно сравнить с нашими ноздрями. Весьма условное зрение, весьма. Естественно, их восприятие отличается от нашего. Примем это как данность и пока просто запомним. Кому больше повезло, не важно, изменить здесь ничего нельзя. Но... – Аудитория зачарованно слушала. Всё-таки бакалавр умел увлечь. – Муравьи впускают к себе в дом некоторых паразитов. Поскольку у этих явно вредных для них жучков привычный запах. Муравьи разрешают этим тварям пожирать свои личинки, да ещё и прикармливают их дополнительными яствами. Например, «пьянящими капельками», которые у них очень ценятся. Чистят. Только потому, что их гость «правильно» пахнет и имитирует походку обычного муравья. Когда жучков становится слишком много, муравейник погибает. Погибает от паразитов, которых даже не заметил, не сумел идентифицировать... Сами жучки скорее всего искренне считают себя муравьями, именно муравьями, только более умными. Сообразившими, что личинок много и они вкусные. А работать не обязательно. – Бакалавр снова отхлебнул воды. – Это один из факторов, на основе которого наши «учёные» считают муравьёв тупыми насекомыми. Я же задаю вам другой вопрос. Нет ли в нашем, человеческом обществе подобных жучков? Чужих, которые смотрятся ровно как люди, отличаясь только запахом?

Тарас последовательно набирал силы на росчерк, проводя одну за одной кривые кирилло-латиницы. Особый подбор знаков и рун, через такие росписи копится магия. Упражнение имело смысл только несколько минут, затем граф выходил на максимум. Рекомендовали его всем, но исполняли немногие, поскольку порция «допинга» оставалась небольшой. Тарас прежде не отличался прилежанием, но последние дни не упускал случая пополнить запас магической устойчивости. В Колледже, из-за периметра, упражнение давало больший эффект, нежели, например, в густожитии. Колледж строился на месте естественной силы. Обычно на таких возводят храмы. А если просто натыкается человек на невидимый источник, то посмотрит вокруг и скажет что-нибудь о Создателе и красоте.

Вот только сегодня подпитка не очень получалась, поскольку рядом ныл Устин.

– Сука... – Устин был безутешен. – Где ж такую прорву ногтей набрать... Сука... Вкатит завтра восемь баллов и весной приколет... Он же, сука, и очищение проводит, говорят...

Никита, который от нечего делать тоже рисовал силовой синтаксис, легко отвлекся от своего занятия.

– Ты попусту не причитай, а подумай.

– Хрен ли тут думать, прибил меня желтый светоч, наглухо прибил.

– Ты думай, думай. Бакалавр просто так пришибить не может, об этом и жалобу подать можно.

– Ну как это не может... Прибил же. Что ж теперь делать... Где этих паучьих лап набрать... Ведь выведет, на восемь баллов завтра выведет.

– Ты думай, а не скули. Не имеет он права в один удар приложить. Максимальный штраф на лекциях – два балла. За любой фортель. Четыре раза надо попасть, чтобы под восемь. А ты думай.

– Что тут думать... Не имел права, да подвел... Мне-то теперь разве легче? Даже если его потом накажут, он же мне и припомнит... Лучше не буду я писать, может, проскочу весной... Как-нибудь... И десять баллов люди проскакивали. Или денег найти? У тебя-то есть деньги, Никита?

– У меня денег нет. У меня долги есть.

Устин сразу подсобрался и ушел скулить в другое место. Под крылышко к Галибу, сыну богатого купца из Пенджикента. Тарас уже вывел кривую на максимум, закрепил его по состоянию, выдохнул холодом и стряхнул наволок.

– Чего он хотел? – Тарас не любил Устина.

– Денег, – лаконично ответил его цветный. – И найдет ведь, до утра перезаймется.

– А ты чего ему всё думай, думай? Хотя да, сейчас же как раз практика. И завтра с утра практика.

– Не просто практика, а как раз по насекомым. А завтра ещё у первого курса арахниды. Если б он нормально замены слушал, он на них мог бы не полфунта, а все полтора собрать. Там же всё легко тасуется.

– Сам и виноват.

Никита тоже считал, что подсказывать более подробно не в их интересах. Летом троих с курса подвесят на крюк, так что... Попросил – подсказали. Не услышал – до свидания. Сам Устин и такой бы подсказочки не сделал. Сидел бы да тихо радовался чужим штрафным дробям.

– Открутится. На денежку попадет, а на баллы – нет. Просто купит и отмажется.

– Все равно дурак, как раз ведь тема лекции. Бакалавр его, можно сказать, на практику выводил. Жестко, конечно. Применил бы замены, и обошлось бы все в двадцать... ну, в тридцать ногтей. Все ж таки не сотня.

– Далеко не сотня. Ты-то как? – Никита, как заботливый родитель, осмотрел цветного, даже веки Тарасу оттянул.

– Нормально. Ещё недельку, и буду как огурец. Ты сегодня опять следом шёл?

– Каждый день провожаю. Хвала Создателю, нету их.

– Может, ты все-таки ошибся?

– Может, и ошибся. А может, они решили тебя не добивать. Но лучше я ещё похожу. Без цвета остаться – себе дороже.

Тарас улыбнулся. Никита старался казаться хуже, чем он есть.

– То бишь интерес у тебя меркантильный. Экзаменов боишься.

– Очень боюсь, – серьезно ответил Никита. – А на тебя, дурня, мне начхать.

– А валчей, значит, не боишься?

– Да я в валчей не верю. Так просто хожу.

– Так просто и ходишь третий день. Чтобы не соскучиться. Бескорыстный телохранитель.

– Еще пара фраз в этом ключе, и охрана начнется с пенделя.

– Понял и заткнулся. – Тарас улыбнулся. Приятно, когда тебя любят, ценят и берегут.

Глава 25

В городе царила тихая паника.

События принимали московский разворот – за три дня в Твери нашли семнадцать трупов. Все убийства произошли после заката. Городская стража, справедливо полагая, что охрана порядка – дело опасное, ходила нарядами по шесть-восемь человек, патрулируя центральные проспекты. На помощь жителям не спешила, да это и не входило в её прямые обязанности. Главным для стражи была охрана объектов и недопущение бунта, а горожанам «петушиные перья» советовали звать рыцарей. Убийц, терроризировавших столицу, оказалось несколько. Накануне людей резала странная фигура в чёрном монашеском клобуке и белой маске. Рот оборотня был распахнут в беззвучном вопле, но кричали жертвы, поскольку справиться с тварью оказалось очень нелегко. Не особенно таясь, не пугаясь целой толпы вооруженных кольями посадских – они потом клялись, что оборотень проходил прямо сквозь людей, – «монах» зарезал четверых, и смертей наверняка было бы больше. Развоплотили его прибежавшие на крики школяры со второго курса. Закидали тварь фейерверочными шутихами, файерболами и какой-то чернильной дрянью, так что и непонятно было, что конкретно подействовало на оборотня – если вообще что-нибудь подействовало, поскольку куда он в этом дыме подевался, так никто и не разобрал. Версий было столько же, сколько и участников. Проходил он сквозь людей или не проходил – клинок у него был самый настоящий, и на пустыре у городских бань, где произошла сумбурная схватка горожан с нежитью, осталось четыре тела. Ещё два трупа нашлись во дворах, и кто их подрезал, не было известно, а на охранных ведунов как будто нашло затмение: годами хрусталь без всякого сбоя выводил на воров и убийц,а тут... Никакого следа... Ещё несколько раз появился урод с когтями, резал детей прямо в кроватях, и не было от него спасения, и сделать ничего не успевали – чаще погибали девочки, – но здесь, говаривали, помогли какие-то чёрные всадники. Оранжевый урод выскочил прямо на пару великолепно одетых лощёных господ и тут же лопнул или просто исчез – тётки, что видели это диво с балконов, рассказывали очень сбивчиво. Чувствовалось, что благородных всадников они испугались больше, чем когтистую тварь. Охранные маги сбились с ног, допрашивая очевидцев и пытаясь переткать свою паутину, но где-то в ней, видимо, зияли прорехи, а люди уже поговаривали, что оборотни могут быть одновременно в разных местах.

– Заходи справа! Обходи его, Андрей!

Рыцарь, рыжие волосы которого пробивались из-под светлого шлема, пришпорил коня, сворачивая в переулок. Туда ушёл фантом-перевёртыш.

В переулке никого не было.

За забором тоскливо лаяли собаки. Вдоль улицы клубился туман – обычный, холодный, белый... А над самой дорогой дрожало марево, переливаясь горячими радужными блестками.

Андрей рубанул клинком странный воздух – клинок как будто увяз на мгновение, – но ничего не произошло. То ли это действительно был воздух, то ли оборотень бесследно растворился. Рыцарь завертел головой, пытаясь понять, куда же делась чёрная тварь.

Он пересёк ещё несколько улиц, не особенно надеясь на успех, но честно замыкая периметр. Улицы были пустынны. Жители попрятались, мелькнули только Самсон и Павел, искавшие убийцу в соседнем проулке.

Андрей перевел Батиста на рысь, стараясь успокоить животное. Лошади их как-то чувствуют, неохотно идут. Хорошо, рыцарских коней специально обучают, ипподромная бы... Он не успел додумать, потому что конь вдруг всхрапнул и попятился. Андрей развернулся к месту, от которого шарахнулся Батист, и обомлел: прямо с булыжной мостовой поднимался прозрачный призрак – только что были камни, видны были следы этих камней, как будто сама мостовая, вспучиваясь, приобретала человеческие черты. Перевёртыш был как быстро твердеющее желе, на мерцающем теле очерчивалась одежда, похожая на форму стражника, пронзительные глаза исподлобья смотрели прямо на рыцаря, а рукапризрака вдруг перекинулась в стальную пику.

Всё это продолжалось долю мгновения, Андрей ничего не успел понять, не успел даже подумать о рапире, как вдруг оказалось, что его рука уже нанесла удар, да ещё с потягом, и клинок пошёл вязко, как всегда, когда сталкивались две мощные магические накладки. Хвала Велесу, он заблаговременно заговорил оружие. Пробивающие морок руны тусклым золотом змеились у рукояти. Призрак оплыл на мостовую, растекаясь тяжёлыми ртутными каплями.

Несколько из них, как кровь, скатились с клинка. Серебристая жидкость всосалась в булыжник, и все исчезло, вот только Андрей долго ещё не мог пошевелиться.

Почему-то показалось, что эта тварь была опаснее предыдущих. Удалось ли её упокоить? Или воспрянет, как нечисть из старой сказки? Булыжник под копытами Батиста казался самой обычной мостовой.

Андрей заметил место – ведунам нужны любые подробности – и поехал, как и положено, снимать отчёт на синхронизирующий кристалл.

Рыцари сбились с ног, но всё время опаздывали.

В ту же ночь высоченный чёрный оборотень в кожаной куртке с металлическими бляхами и тёмными стеклами на глазах расстрелял трёх княжеских дружинников. Этот орудовал многозарядным, неведомой конструкции мушкетом. Арбалетные болты отскакивали от его куртки, как если бы под ней находился металл. Чёрного почти догнал Ладья, но достать не успел – выстрел в упор свалил звеньевого с лошади. Оказалось, что световая броня держит пули перевёртыша. Потом оборотень, видимо, развлекался – столкнувшись с обслугой переносной бомбарды, он стрелял уже не в грудь, а точно в правое колено, изувечив всех, кто загородил дорогу. Заряд бомбарды ощутимо качнул тварь, но не слишком повредил, поскольку двигался чёрный всё так же быстро, как отлаженный механизм.

Надо было магистрату всех стражников в световые доспехи одеть. А Князю – дружину. А городу – жителей... Уже под утро в башню принесли убитого Мишу. Голова стремянного была в крови, височная кость глубоко вмята. Кого из перевёртышей догнал парнишка, так и осталось неизвестным.

Как перед идущим ураганом, люди спешили в дома, закрывая наглухо даже ставни. Говорили, что дерево неплохо держит призраков, не впуская их внутрь.

Наконец пришло долгожданное сообщение.

Жрецы нашли повреждение столичного поля и призвали народ к очищению – что было формальностью, поскольку никаких действий горожан белая жертва не предполагала. Глашатаи и листки новостей оповестили жителей, что на четыре полуденных часа городской периметр будет полностью закрыт. Взбудораженный народ притих в ожидании неизбежного. Весталку провезли через всю Тверь – красивая девушка казалась спокойной, глядя на толпу с верхнего кресла кареты-эшафота. Шестнадцать одетых в световую броню рыцарей на ослепительной белизны конях теснили толпу, помогая проехать карете.

Говорили, будто в Колледже видели Великого Магистра. Говорили, что нежить наслали немцы из Европы. Говорили, что весталка слишком плохо подготовлена, чтобы закрытьтакой величины разрыв, и чем меньше человек смыслил в магии, тем резче были его суждения.

По улицам поплыла тихая музыка белых цветов. Ни пьяных, ни драк не наблюдалось – настроение толпы изменилось, да и тройные караулы не способствовали. Гондолы не взлетали, зельцкабины закрылись. На время церемонии остановили даже подводную дорогу – две дальние станции, Дорошиха и Слободка, выходили за городскую черту. Из городского транспорта функционировала только конка. Потому многие шли пешком или ехали в экипажах.

По столице потянулся поток горожан, стекавшийся к центру. В парке Трёх мостов плескалось огромное людское море.

Жертва и сожжение состоялись на центральной площади. Здесь сливались воды Волги и Тьмаки, высились древние стены Кремля, стояли княжеские палаты, расшитые краснымдеревом, казармы дружинников и тёмное здание думных бояр. За высокими липами городского парка пятились к Волге купеческие особняки.

Мощённая красной брусчаткой центральная площадь, к которой выходил один из волжских мостов, была плотно запружена народом. Вдоль обшитой гранитом набережной и даже на другой стороне реки стояла толпа.

Тарас на церемонию не ходил, но многие школяры смотрели. Белая жертва – редкое, очень красивое и очень жестокое зрелище. Считалось полезным и укрепляло поле зрителей. Много серебра, драгоценных камней и пасты стоила магистрату эта церемония.

И результат был достигнут. Это почувствовали сразу все.

Даже небо как-то посветлело, краски стали ярче, чище, изменился ветер с реки. Жрецы, удовлетворённые жертвой, торжественно сообщили, что оборотни-перевёртыши, кто бы они ни были, не смогут больше беспокоить горожан.

Весталку помянули как должно. Пили в густожитии, у Варвары.

Ярослав утащился домой, в провожатые к нему мама прислала двух крепких дворовых холопов. Передвигался он уже нормально, но вечер, да пьяное дитятко, да мало ли что. Уже к полуночи Варвара легла спать, а Пиня со своей зазнобой, попрощавшись, ушли в соседний корпус. Последним откланялся Ефим, вывалившись в коридор без всякого намёка на грацию. Стоявшие на полу пустые бутылки задрожали – рыжий цепанул последний ряд, разбив нечаянно пару крайних. Он деликатно, ногой, отгрёб в сторону осколки. На большее соседа не хватило. Тарас закрыл дверь, иначе Фима улегся бы спать прямо на стёкла.

Никита уходить не собирался.

В углу ещё стояли три жбанчика с пивом. Один на утро, на холодном круге, остальные просто не сумели употребить. На столе грудились остатки праздничной трапезы.

Поминки были традицией каждой белой жертвы, но эта весталка была особенной, внеочередной.

Тарас, мрачно глядя на заставленный объедками стол, отщипнул себе колбасы и налил холодного пива. Наутро придётся похмеляться.

Ольге оставалось совсем немного.

Тарас не виделся с ней уже много лет. Он выпил пиво, стараясь отвлечься на знакомый вкус, заел колбасой. Ни есть, ни пить не хотелось. Варька спала за занавеской, Никита в кресле.

Она купала его в детстве. Боялась вместе с ним грозы за окошком. Обнимала и любила щекотать носом ему ухо.

Его родная сестра. Ей оставалось совсем немного, а теперь ещё минус год. Следующая будет Рода. Потом она. Его Ольга.

Тарас тронул за плечо дремавшего Никиту. Тот встревоженно повернулся.

– Чего?

– Слышь, Никит, а если всё-таки навестить мою сестренку? Ты пошел бы со мной?

– На хрена?

– Освободить её из весталок.

– Ты достал уже своими комплексами. – Никита зевнул. – Ты не обижайся, Тарик, но эта твоя идея, по сути, полный бред. Она, наверное, и не хочет, чтобы ей помогали. Столько лет прошло.

– Раньше хотела.

– Так ты оттого и лезешь в эту бодягу, что мальцом не сумел её защитить. Не обижайся, цвет, но тебя на этом просто клинит. И потом, нам это не по плечу.

– Так расправить надо плечики.

– Ты чего, серьёзно, что ли? – Никита сумрачно посмотрел на Тараса, затем зацепил вилкой солёный огурчик и смачно им захрумтел. – Это же всю жизнь кинуть псу под хвост. И даже глубже.

– Не обязательно. Совсем не обязательно. Можно всё по-умному сделать. По-тихому.