Чтение 26–й страницы книги ~Ожог от зеркала~

– Как-то ты говоришь... Существу. Сказал бы – человеку.

– Пусть будет человеку. Там есть нюанс, но сейчас мы его жевать не будем. Суть не меняется – ты наносишь на фанеру несколько штрихов углем, думая о собаке, под определенным углом, и получается изображение. И приходит другой человек, смотрит на эту фанеру и понимает, овчарку ты рисовал либо таксу. Либо медведя.

– Погоди. Запутал ты меня. Где тут магия? Дети могут рисовать, никто их магии не учит.

Тарас усмехнулся.

– Правильно. Правильно. Любой человек может. Любое человеческое существо. А вот обезьяна не может, хотя пальцы у нее точно такие же. И собак она видела, и медведей, икарандаши с мелками ей дай, а рисунка не будет. Не дано обезьяне этой магии, от рождения не дано. Создал Создатель человека по образу и подобию своему, и сие одна из граней созидания.

– Ну ты, блин, заговорил.

– Сам напросился.

– То есть... Ну да, чёрточки просто... С ушками. А что обезьяна будет рисовать?

– Просто каракули. И потом ещё, подумай, это ведь определенное расстояние нужно, определенный свет. Слишком близко – и от картины останутся только чёрточки углём, слишком далеко – и всё в одно пятно сольётся. В инфрасвете... Хотя ладно.

Тарас быстро, в несколько штрихов, набросал кота со смешными усами.

– Вот это что?

– Кот, – уверенно ответил Лучник.

– Правильно. А ведь здесь обозначены только усы, глаза да уши. Нечто плоское, процарапанное на листе.

– М-да. Никогда об этом не задумывался. Ты проще мне скажи. Где была эта собака?

– У тебя в голове.

– А когда я не смотрю на рисунок, она там есть?

– Вот! – Тарас восхищенно прищелкнул пальцами. – Отличный вопрос. Считается, что её там нет, только мыслеформа. Но давай-ка уже подъём устраивать, потому как этак нам с тобой до вечера общаться.

Глава 11

Фрол скупо наливал вино из кувшина с высоким горлом. Тот стоял на специальном месте, в холодке. Гости стражника, еврей-часовщик, живущий напротив, и заезжий фермер, приходившийся дальней родней, накрыли приличный для междусобойчика стол. Фермер обеспечил зелень и картошку, а еврей принес хорошо прожаренную курочку, опровергаяобщее мнение о скаредности этой расы.

Впрочем, он же и отломил от курочки самый крупный ломоть.

Хозяин закончил филигранный розлив по бокалам – всё, что он нацедил на глаз, можно было смело проверять аптекарской меркой. Первую чарку, чокнувшись, выпили без тоста. Фермер вытер рукавом пот, стражник – усы, а еврей лоб кружевным с вышивкой платочком.

– Исаак, – нарушил молчание стражник. – Вот ты человек и умный, и грамотный. – Исаак сдержанно кивнул, что можно было принять и за одобрение комплимента, и за отрицание его. – Вот ты объясни мне, почему я целый день на службе, да ночью ещё иногда выходишь, а в доме у меня ничего лишнего?

– А ты что, летучую гондолу покупать надумал? – Фермер ощерил крепкие желтые зубы и надкусил куриную ножку. Жалобно хрустнула кость.

– Не гондолу, об этом я и не мечтаю, сапоги нормальные не могу купить. На летучку у нас только бригадир копит. Пятый год копит, ещё пять лет копить будет. Но сапоги? Вещь необходимая. А у меня денег нет. Я ведь не бродяга какой-то, не тать из лесу. Объясни мне это, Исаак?

– Что я должен вам объяснить, если вы охраняете эти власти? – Исаак мелкими глотками, смакуя, пил вино. – Так всегда было и так всегда будет. В любое время и в любойстране.

– Но мне это не нравится, Исаак.

Часовщик поставил недопитый бокал.

– Вам, Фрол, ведь не простые сапоги нужны, не хромовые. Вы ведь говорите о скороходах?

– А о чём? Вещь самая необходимая.

– Но сейчас вы без неё обходитесь?

Фрол мрачно налил вина, вспоминая длинную дорогу в город, отхлебнул, затем долил себе и всем присутствующим.

– Обхожусь. В служебных хожу. И на охоту, и на рыбалку. А в твоих хромовых или в кирзе, да двадцать верст по болоту, ты никогда пешком не пробовал? Тут, брат, и потонешь на хрен.

– И нормально обходитесь?

– Очень даже нормально. На днях чуть кистенём по затылку не получил.

– Из-за сапог? – Исаак перестал жевать.

– Из-за того, что к воротам опоздал. За стеной ночевал, как бродяга.

– Ограбить хотели? Или убить?

Стражник помотал головой, удивляясь непонятливости собеседников.

– Кистенём хотели приложить по затылку. Это как? Нешто ограбить? Это уже, считай, черепушку разнести.

– И чего?

– Отбился, – веско сказал хозяин, доложив на блюдо зелень. Судя по интонациям, отбиваться от бандитов за городской стеной было для него привычным делом. Часовщик молча ждал продолжения, а фермер брякнул:

– Ладно врать-то, кум. Отбился он.

– Отбился, – насупился хозяин, – и тебе сейчас почку отобью.

– От ребят Шкворня отбился? Сапогами, что ли, в них кидал?

Фрол побагровел и начал приподниматься, но тут скороговоркой зачастил Исаак:

– Соседушки, дурака валять не нужно. Расскажи, чего да как, может, и я смогу-сумею? Как оно там, за городской стеной, после заката? Тут у нас всяких ужасов наворотят.

Стражник налил вина себе и часовщику, а над бокалом фермера скрутил увесистую дулю. Тот, поколебавшись, налил себе сам. Хозяин не препятствовал.

– Правда, расскажи, – попросил фермер. – Чего да как.

Чокнувшись, выпили. Фрол поведал свою историю. Количество выпитого с кумом удвоилось, к дорожным неприятностям прибавился дождь, у разрушенных мостков появились злобные кабаны, причём один был подранок. От кабанов пришлось по бревну перебираться на другую сторону. Бой с неизвестными (нападавших оказалось двое) получился ярким и красочным, кистень стражник выбил молодецким ударом, и они долго друг друга душили, но одолел всё-таки стражник. Одолел и связал ночного татя. Сонные иглы из рассказа исчезли, как несущественная деталь.

Фермер закрыл рот, потом снова открыл и робко спросил соседа:

– А второй куда делся?

– Удрал, наверное, – объяснил стражник, снова разливая вино. – А первого я сдал в башню. Сняли с него допрос. А мне премию выдали, – он хмыкнул, показывая несоразмерность подвига и его оценку магистратом, – пять серебряных ногтей. И медальку.

– А кто на вас напал? – поинтересовался часовщик.

– Да просто бродяга. В смысле, бродяги, – поправился стражник. – Тот, которого я поймал, кучером сюда приехал вместе с валчами. А потом провинился, они его побили ивыгнали без гроша. А парню возвращаться в Швецию, в Магриб.

– Магриб в Африке, – мягко поправил стражника часовщик.

– Ну, я примерно сказал, – не стал спорить стражник. – А он здоровый, вот и начал бандитствовать. Да пёс с ним. – Неожиданно Фрол потерял интерес к героическому рассказу. – Ты мне скажи, почему я третий год сапоги не могу купить? Почему я чапаю по болотам, когда мог бы через кочку на десять толкаться, как лошадь по мостовой?

Фермер отрицательно помотал головой. Его распирало.

– Хрен ты так по болотам лазить будешь, даже если купишь. Их заряжать знаешь сколько стоит? Купишь, а ходить будешь в обычных. Жаба задавит.

– Пусть давит, – не согласился стражник. – Пусть потом давит, я всё равно хочу купить.

– Никто ж не спорит. – Фермер цапнул с блюда ещё кусок курицы и улыбнулся. – Хотя у вас, городских... – Он не договорил и снова вгрызся в птичье мясо. Курица была отменной, от неё уже мало что осталось. – По болоту пешки надо ходить, не графья. А гребостно, так зарабатывай.

– Нет, кум, ты согласись, что сапоги – дело хорошее.

– Хорошее, – кивнул кум.

– А мне не хватает! И никак денег не скоплю.

– А на вино тебе хватает? – скептически поинтересовался кум.

– Ты это не смешивай, – махнул рукой стражник. – Ты знаешь, я мозгов не пропивал. И у нас же, считай, вся выпивка на дармовщинку. – Он придвинул блюдо с курятиной и поковырял в нём вилкой, но выбрать там было уже нечего. Тогда стражник свернул в трубочку лист салата, поводил им по блюду, выбирая подливу, и раздраженно им захрумтел. – Исаак, – наконец сообразил он. – Это же цыпленок, а не птица.

– Это отличная небольшая курица, – с достоинством ответил часовщик.

– Да я не о том. Вина вон кувшин полный, упьемся, зелени и хлеба целая корзина, а птичка-то уже всё? Правду про вас говорят, про евреев, все вы где-то часовщики.

– Вы не волнуйтесь, сосед, вторая птичка скоро будет. Яша принесет, вы же, наверное, хотите кушать горячее?

– А... – В голосе стражника появилось понимание. – Ну извини, сосед. Я сразу не сообразил. Давай ещё по чарочке накатим.

Часовщик не торопясь подставил бокал тонкого чешского стекла.

– Вы, Фрол, зря на жизнь жалуетесь.

– Я на жизнь не жалуюсь, ты пойми. – Усы стражника смешно встопорщились, и весь он стал напоминать кота. – У меня жизнь дай бог каждому. Мало кто из простолюдья дослужится до разводящего. Да в столбовой башне. А сапог всё равно нет.

– Это характер, Фрол. Будь у вас сапоги, вы бы грустили о чём-нибудь другом. Просто один тратит меньше денег, чем зарабатывает, и у него всегда на всё хватает. А другой хочет больше, и он всегда в долгах.

Перелив в себя очередной бокал вина, стражник надолго задумался. Затем отрицательно помотал головой.

– А соседский барчук, что напротив башен, у него таких сапог две пары. Две, понимаешь? И не работал в жизни ни одного дня. Это справедливо?

Кум одобрительно закивал. Он переливал вино из бокала в кружку – так ему было удобнее.

– И всё ему за так, от рождения. А я, понимаешь, в прошлом году от лихих парней его отбил, как раз сапоги с барчука содрать хотели.

– Ты у нас орел, – серьёзно сказал фермер. – Потому и в башне.

– Я орел? Ладно, пус-с-сть я орел. Но ему за что все? Почему? Потому что всё ему, а простому человеку – шиш. Си... Сыколько ты ни горбаться.

Чёрные глаза часовщика, наполненные семитской печалью, влажно туманились вином.

– Фроша, не мучайте себя. Есть люди богатые и есть люди бедные. Так всегда было и так всегда будет.

– Но почему? Почему ему всё, а мне хрен копать в огороде?

– А почему у вас, Фроша, плечи как у слона? Правда, у слона не бывают плечи, но вы, Фроша, меня поняли. Я не урод, Фроша, но любая женщина сначала смотрит на вас, а меня она только потом, может быть, замечает.

– При чем тут это?

– При том, что мы родились разные, и все люди разные, и хвала Моисею, пусть и дальше будет так.

Стражник замолчал, сбитый с опоры. Затем решил сменить тему, ткнув пальцем непосредственно в часовщика.

– Почему тебе все тыкают, Исаак, а ты... ик... наоборот, всем выкаешь. Ты что, так всех уважаешь?

– Я себя уважаю, – непонятно ответил часовщик.

– Ты наливать будешь, хозяин? – поинтересовался фермер.

Через полчаса Яша принёс вторую курочку.

В очередном селе объявили днёвку – Тарас решил дать отдых своему малому воинству. За лаковый ноготок их напоили, накормили и протопили баньку, в которой все целый вечер смывали дорожную грязь. Знатно попарились, берёзовую благодать запили квасом, пообщались с хозяйкой, много повидавшей старушкой, и завалились спать на чистых, хоть и стареньких простынях.

Наутро Никита с удивлением обнаружил, что не может встать. То есть при значительном волевом усилии, встать он, конечно, мог, но делать это ему крайне не хотелось. Ещёвчера тело работало как поскрипывающий, потертый, но вполне действующий механизм, а тут – попал в тепло и расползся, как блин на сковородке.

Болело все. Повылезали откуда-то болячки на руках, отмылись теплой водой невидимые ранее потертости, на ногах обнаружилось множество водянок, и даже нормально росшие ногти вдруг стали рвать мягкую кожу на соседних пальцах. Вообще ноги, казалось, проще было отрубить, чем вылечить. С руками было полегче. Левая функционировала более-менее нормально. Левой он теперь ел. В правой подмышке завелась какая-то краснота, локоть, разгибаясь, болезненно поскрипывал, а неудачно обгрызенный на ходу ноготь распушил большой палец в средних размеров сардельку. Вокруг нагноилось жёлтое. Стоило этим пальцем хоть что-то зацепить... Не стоило цеплять. Боль тихонько пульсировала там с каждым толчком сердца.

При всем этом трущемся кошмаре Никита прекрасно понимал, что дело именно в стоянке – продолжи они движение, и он, скрипя и стеная, шел бы со всеми, постепенно втягиваясь в маршрут и не позволяя себе расклеиться. Но – раз можно...

Остальные выглядели поприличнее, хотя у Вари с Ярославом тоже были проблемы. Тарас призадумался, потом заплатил хозяйке второй ноготь, и путников оставили на неопределённый срок.

Старушка, считая, что все деньги следует немедленно потратить на свалившихся с неба гостей, кормила их в основном пирогами – с черникой и с рыбой. Так же прекрасно шли сметана и молоко – и не в городских самозаполняющихся кувшинах, а в обычных глиняных кринках, без всякого волшебства. Благодать. Ноги и руки Никиты парили в разных целебных ванночках. Кожа быстро восстанавливалась, и через пару дней бедолага пришёл в норму.

– Анна... – Рыцарь смотрел молодой женщине в глаза. – Вы...

– Андрей, мы же на «ты», – улыбнулась Анна.

– Я знаю, – смешался рыцарь. Его пальцы сплетались и расплетались. – Я хотел... – Сзади послышались шаги, по коридору шёл Стрег. Интонации Андрея неуловимо изменились, глаза поскучнели, потеряли горячечный блеск. – Я к вам, собственно, как к звеньевому...

– Но ваш звеньевой – Ладья, – грустно сказала Анна.

– Ну, его сейчас нет, – нашёлся Андрей. – От стражников пришло сообщение... Слепок допроса некоего кучера... – он опять замялся.

– И что там?

– Подтверждается сговор между валчами и кланом «барсуков». Убийство бургомистра оплачивали бояре.

Анна кивнула.

– Да, по этому поводу уже есть информация. От них же и просочилась. Кстати, где этот кучер?

– Приговорили к одному бою на арене. Подтверждается личный мотив зомбирования школяра. И ещё. – Интонации Андрея стали уже полностью деловыми. – Риски просит добро на тотальную сеть по всему Княжеству. Объединить магов магистрата и Колледжа. Если башня не возражает против такой траты, есть шанс снова выйти на валчей.

– О какой сумме идёт речь?

Андрей вытянул из-за пазухи лист бумаги. Анна пробежала его глазами.

– Это очень много. Но я передам на согласование в казначейство Князя и нашему руководству. Ты знаешь, – она подчеркнула это «ты», – что участие валчей в появлении«перевёртышей» не подтвердилось?

– Да, конечно. Но Риски считает, что смерти бургомистра достаточно для активного поиска.

– Разумеется. Но вероятность успеха... – Анна показала на листок. – Впрочем, моё дело передать бумагу выше. – Она улыбнулась. – Спасибо, Андрей.

И вдруг поцеловала его в щёку.

Глава 12

За окном послышались шаги. Ярослав посмотрел – их дом стоял на окраине, и прохожих было мало. Мимо окон шёл мужик, ловко перекатывая по ободу громадную бочку. Она двигалась вперед с такой скоростью, как если бы была снабжена колесами. Видно было, что бондарь профи и бочки катает уже очень давно, Ярослав даже позавидовал его спокойному умению. Знает, куда идёт, знает, зачем катит...

За перегородкой наезжали друг на дружку Варвара и Тарас. Ярик заглянул в дверь, любопытствуя. Стучать не требовалось, поскольку жили все в одной комнате, что, хоть ибыла тёплой, не располагала к уединению.

– Давай, родная. Пошуршала салат делать. Живенько.

– Ага, счас. – Варька уселась на Тараса сверху. – Уже понеслась.

– Давай-давай, лентяйка. Одна нога здесь, другая в салате. – Заспанное лицо Тараса выражало хозяйскую решимость. – Женщина должна знать своё место. А-а-ой...

Варька качнулась, показывая, что своё место она уже нашла. На ней был легкий синий свитер ручной вязки с надорванным рукавом и тонкие домашние шаровары.

Ярослав покашлял, обозначив своё присутствие. Лучник и Никита спали на сеновале, а хозяйка с рассветом куда-то ушла. Игра вполне могла перейти в другое русло.

Тарас повернул голову к зрителю.

– Вон, лентяйка, человек уже кашляет от голода. Салата хочет. Спросить стесняется. – Варвара подозрительно посмотрела на Ярослава, проверяя, насколько тот хочет салата. Ярик с готовностью закивал: мол, очень хочу. Варвара нехотя покинула свой ёрзающий батут и встала с кровати.

– Ладно. Для Ярика похлопочу. Он хороший. Ярик, иди, будешь мне помогать.

Ярослав улыбнулся, соглашаясь. В салат предполагалось потереть морковку и редьку. Залить маслом, да с чёрным хлебушком, для тех, кто понимает, – мечта.

Ярик помог Варваре нашинковать овощи, а потом спросил:

– А почему ты лук не добавила? Я же почистил.

– Он вонючий, – объяснила Варька.

– Если всем поесть, то никто и не заметит.

– Я его не люблю. Если его вообще не кидать, тоже никто не заметит.

– Лук полезный. Я люблю лук, Тарас любит. Вот скажу про тебя Тарасу.

– Тара-ас!.. – противным голосом пропищала Варька. – Тара-ас, а Ярослав – ябеда.

Лучник на сеновале расспрашивал Никиту.

– Объясни мне, бакалавр. – Наделив Никиту званием, он завёл собственную табель о рангах. Тараса Лучник называл исключительно по имени, готов был исполнить любой приказ, но расспрашивать стеснялся.

Ночлег с Никитой подвернулся кстати, некоторые вопросы занимали воина уже давно.

– Объясни мне, бакалавр, – повторил он. – Вот вы в заклинаниях порошки меняете. Нешто так можно?

Никита улыбнулся, но снисходительности в его тоне не было.

– А почему же нельзя?

– Ну, я так понимаю, что у вас всё должно быть расписано. А тут – вместо одной травы другая, вместо пера – ткань, а вчера Ярослав масло какое-то не положил. И сработало.

Накануне Ярослав мастерил дорожные кольца. Малый, по ноге, мягкий обруч, помогающий при длительной ходьбе. Они надевались под колено и облегчали шаг.

– Нас тому и учат. Где можно менять, а где нельзя. И что в каких частях допускается.

– Как вообще можно что-то менять? Магия она ведь точность соблюдает.

– Ну, многое от человека зависит, от настроя, ритуалов и от слов. Шаманство – там вообще точности никакой. Но в остальном ты прав, конечно. По-своему. Сейчас объясню. – Никита задумчиво поскреб подбородок. Щетина отросла настолько, чтобы уже не быть щетиной, но ещё не стать бородой. – Вот, предположим, делаешь ты арбалет. Без всякой магии, просто машинку.

– И чего?

– Что ты возьмешь, чтобы его сделать?

– Дерево хорошее возьму, проволоки стальной, тетиву надо сплести, это отдельно. Много чего. Арбалет – штука простая, но сложная.

– Отлично. Теперь прикинь, нет у тебя нужного дерева, есть поплоше. И проволока медная. И на тетиву выбора нет, сухожилие, но тонковато.

– Сплести можно.

– Вот. Сплетешь. Дерево подменишь. Проволоки побольше прокрутишь. Получится арбалет?

– Получится, конечно. Но хуже будет, придётся подтягивать. И бить будет хуже.

– Вот и с заклятием так же.