Чтение 46–й страницы книги ~Ожог от зеркала~

– Заходи. Мы уже закончили.

– Там у этого, у валча, зубы от Сявы.

– Ты сам-то понял, чё сказал?

– Ну, в смысле, эта, как его... На ниточке были клыки кабаньи. Сява на шее их таскал, типа бусики... Ожерелье...

– Я понял. – Хвощ помрачнел. Хорошее настроение, в которое он пришёл, заключив сделку с Тарасом, исчезло без следа. Видимо, Сява был для него ближе, чем просто родственник.

Тарас хотел спросить, было ли там ещё чего-нибудь, но сообразил, что всё равно не знает ни одной вещи Филиппа. Слишком давно не виделись.

– Вот как он на нас вышел... – прошептала Ольга.

– Надо уходить, – сказал Шершавый. – Ждать больше некого, скоро могут появиться и другие гости.

– Скоро не появятся, – успокоил его Хвощ. – Будь у валча под боком помощь, он бы не напал один.

– Всё равно надо уходить. Ты говорил, что здесь можно двигаться только в двух направлениях.

Хвощ усмехнулся.

– Ну, вообще-то я знаю ещё тропинку... Но всем там не пройти, и это было так... На крайний случай.

– Маршем до Волоколамска, и через Московию... Там земли спорные. Или через Смоленщину, на запад.

– И зачем я его позвал... Жил себе парень...

– Бакалавр, ты о чём шепчешь?

Тарас тряхнул головой, отгоняя грустные мысли.

– Я согласен. Пойдём на Волоколамск.

Верхушки камышей, светлые сухие стебли, были подсвечены закатным золотом на уходящей голубизне неба. Здесь был залив – река впадала в озеро, одно из множества местных озёр. Рядом в подтаявшей на льду луже – за день прилично скапливалось воды поверх плотного уже льда – отражалось расплавленное солнце, и всё это вместе было таккрасиво, что Никита не выдержал и потянул из-за пазухи оптический хрон.

– Не жалко? Здесь магазина нет.

– Ничего. У меня их несколько. Я потом увеличу, и в угол, на стену... – Никита примащивался с рамочкой, выбирая подходящий ракурс. Наконец, удовлетворенный, нажал чёрный штырек. Хрон тихо щелкнул, схлопываясь. Теперь все, что видел сейчас Никита, навечно запечатлелось в его маленьком квадрате, так что можно было проецировать картинку, увеличивать её или уменьшать, даже заглядывать в неё под разными углами. Одного нельзя было делать с хронами – что-то в них менять. Ни в звуковом, ни в оптическом. Даже магия была в этом бессильна.

– Ты думаешь, у нас будет этот угол и стены? – Тарас явно пребывал в пессимистичном настроении.

– Конечно, будет, – не дал увлечь себя в тоску Никита. – И сладкая булочка будет. Пока всё нормально, брат. Ярик жив, ты весь в браслетах, а мы выходим на официальный шлях.

– Башню нам не забудут.

– Десять лет пройдёт – всё забудут. И не такое забывали. Тем более весталок никто не обижал.

– Да, пожалуй... – Тарас тряхнул головой. – Ладно, теперь впереди Стамбул.

– До Стамбула тяжело добраться. Там война. Кстати, почему ты не забрал браслет монаха? Была ведь возможность.

– Это сложно объяснить.

– А ты попробуй.

– Ну, забирать браслет через убийство... Он действительно привыкает к человеку, его потом невозможно будет контролировать. Он сожрёт нового владельца.

– Как это?

– Говорю, сложно. Я это скорее чувствую, чем понимаю.

– Но ты мог бы скроить так, чтобы Зенона грохнул кто-то из банды. Тот же Флейта приколол.

– А ещё то, что четыре мне не удержать. Если б не сила декана, мне бы и с третьим не управиться.

– Кстати, то, что дал тебе декан... Ты же со временем должен ослабевать. Ну, в смысле, возвращаться на прежний уровень. А я что-то не замечаю, чтобы ты слабел.

– Здесь всё нормально. Я уже подчинил браслеты и теперь ничего не собираюсь терять. Наоборот, скоро смогу двигаться дальше.

– Даже завидно, цветный. Может, мне самому к браслетику Зенона подобраться?

– Не советую. Тут всё должно идти само собой. Пусть будет что будет. Зенон не сделал нам никакого зла.

– Он монахов покрошил.

– А мы – стражу Девичьей башни.

– Это верно. Ладно, цветный. Доверюсь твоему чутью. Оно сейчас у тебя сильнее.

Никита полюбовался хроном, заглянув в рамочку через специальное стекло. Результат, похоже, ему понравился. Тарас вдруг тронул его за плечо.

– Ты как считаешь, насколько всё предопределено?

– Это ты про судьбу? – уточнил Никита.

– Ну да. Насколько ты сам всё решаешь, а насколько... боги там или ещё кто... Насколько всё за тебя расчерчено?

Никита задумался.

– Ну, я бы согласился с тем, что нам давали на лекциях. В этом ракурсе.

– Я тебя спросил, что ты сам думаешь.

– Да я почти так же и думаю.

– Так скажи.

Никита пожал плечами.

– Ничего не предопределено, всё зависит от личности. Но если ты шагнёшь в пропасть, на чудо не рассчитывай. И удача. Шанс нигде не абсолютен. А почему ты спросил?

Тарас замялся, потом всё же ответил:

– Помнишь, я рассказывал, как пацаном побоялся напасть на рыцарей? И сестру забрали.

– Конечно.

– Вот сейчас вроде все, наоборот, рискнули. А всё равно похоже. Только иначе.

– Абсолютно не понимаю.

– Мне кажется, шанс освободить сестру у меня был и без всякой банды.

– Ещё раз не понимаю. Ты считаешь, мы с тобой могли бы справиться вдвоём?

– С Яриком, с Лучником и с Варварой – да.

– Не грузись, Тарас. Там было слишком много охраны. Даже спящей.

Тарас грустно улыбнулся. Внутри него шевелилось некромантское заклятие, ногти на пальцах пульсировали, перекликаясь с первым, «вросшим» браслетом, и он чувствовал, почти видел, что могло бы произойти...

Так же вошли бы... Наткнулись бы на охрану... И первый же труп пошёл бы рядом, помогая... Три, четыре покойничка – и всё. Ольга свободна, что называется, малой кровью...

Впрочем, чего уж теперь...

Глава 40

Наутро резко похолодало, и пошёл снег.

Погода ухудшалась с каждым часом. Ни о каком уходе от рыбаков уже не могло идти и речи. Перемена была настолько внезапной, что Тарас заподозрил бы неладное, если б не аксиома – знай ведуны или валчи точное местонахождение беглецов, не в снежки бы играли, а просто размазали б вместе с деревней. Тем более что путей отхода с этих пока ещё плохо промёрзших болот практически не было.

Север и отсутствие климатических башен – избалованные столичные жители отвыкли от столь резких перепадов, а местным рыбакам они были не в диковинку. И школяры, и даже лесные разбойники вознесли жертвы Сварогу за то, что оказались хоть в какой-то деревушке. Печь и крыша над головой давали возможность переждать холода с относительным комфортом. Но о движении к смоленской границе пришлось забыть.

Зато стало понятно, почему сюда так редко забредают люди.

Климат, насекомые, болота, а для самых настойчивых деревня людоедов – всё это вместе могло остудить любое любопытство.

Поводов для тревоги у беглецов было предостаточно. Магическая сеть и методичное прочёсывание – а подобные действия властей несложно было предвидеть – ограничивали время спокойной зимовки до минимума. Несмотря на все меры маскировки, их могли обнаружить в любой день. Некоторую надежду давало то, что один из стрелков над деревней уже снижался. Но поскольку во дворах в этот момент практически никого не было, а свежий снег замёл все следы банды, это снижение давало шанс как раз на то, что они проскочили в уже просмотренный, чистый квадрат. Во всяком случае, и Хвощ, и Тарас сошлись на том, что дёргаться не следует. Следующие сутки прошли напряженно, но затем нервы чуточку отпустило.

Почему их атаковал незнакомый Тарасу валч, оставалось загадкой. Судя по его действиям, это вообще был одиночка. Чутьё подсказывало школярам, что он как-то связан с парой, зомбировавшей Тараса, но эти два красавца, хвала Сварогу, пока не появлялись. Здесь можно было строить самые разные предположения, чем и занимались по вечерамшколяры, но логических цепочек не получалось. Да ещё и пропавшие – для соседней деревни – девки. Оставалось надеяться, что этих бедолаг будут искать, когда уляжется метель, или вообще спишут на деревню людоедов.

В любом случае, как только погода позволит, надо было уходить.

Но пока буран расходился всё круче. А зондирование «удачи на отход» отзванивало прямо-таки могильным холодом.

И всё-таки лагерь разбойников сворачивался. Не быстро, а так, загодя. Чтобы потом, ежели что, как можно скорее подняться.

С двух сторон можно было подойти к рыбацкой деревушке, с двух сторон стояли посты, по два разбойничка в каждом, в тёплых, обшитых светлой тканью тулупах. Муха следилза небом. В этой синекуре реальной работы не было, пацанчик просто валялся на одном из чердаков. Пока всё было спокойно. Ладили сани, запасались сушёной рыбой, проверяли обувь и лыжи, чинили прорвавшийся палаточный полог... Из кособоких рыбачьих хижин извлекалось то, что могло понадобиться в пути. За всё взятое Хвощ обещал заплатить. Стоило это барахло совсем недорого, а в пути было нелишним. Разбойники рангом пониже суетливо перемещались по мощённым жердями проулкам, а самые авторитетные счастливчики продолжали греться на печи. Никита и Тарас собирали летающие лодки – их на крайний случай решено было транспортировать в готовом виде, для чего пришлось приспосабливать отдельную телегу. Теоретически сборку можно было сделать за час, но без сноровки, ошибаясь в похожих деталях, они провозились целый день. Хотя лодки всё-таки сложили как должно, Ярославу приготовили закрытые носилки. Весталки надеялись, что его можно будет перевозить в телеге, но пока что... Четверо рыбаков, наслушавшись пьяной похвальбы и насмотревшись на серебро разбойников, решили присоединиться к банде. Трое из них были довольно крепкими мужиками, а четвёртый, совсем замухрышка, еле тащил свой мешок. Хвощ принял всех, но объяснил, что панькаться никто не будет. Рыбаки, по сути своей почти бродяги, с охотой уходили от болотной жизни. Лишь у одного из них где-то в дальнем селе была жена, остальные бичевали в одиночку. Когда новички узнали, что через месяц «испытательного срока» им начнут платить по серебряному ногтю в неделю – в банде сейчас была очень неплохая казна, – то просто пришли в восторг. На местной рыбе можно было только прокормиться.

Холод стоял такой, что снег под ногами не хрустел, а поскрипывал. В сочетании с метелью и сильным ветром погодка получалась лютой. Но вроде постепенно пошло на убыль.

Очень вовремя они попали в деревню. У костров, даже с магией, сейчас было бы тяжело.

– Посмотри, у меня губа треснула. – Пушистый озабоченно разглядывал лицо в маленьком зеркале, поворачивая голову то одной, то другой стороной.

– Это от огня, что ли? – посочувствовал Флейта.

– Нет. Это само как-то треснуло. – Огненная плюха валча лишь обожгла Пушистому лоб и щёки, да с одной стороны выгорела бровь. Волос на голове разбойника ещё поубавилось.

– Жрать надо меньше. Вон, рожа в зеркало не помещается.

– Тю на тебя, баран. Это от ветра. Или простудился. Рыбьим жиром надо смазать.

– Это от жрачки. Столько жрать – любая харя треснет. Просто началось с губы, – заржал Флейта.

– Надо смазать рыбьим жиром. И пройдёт, – обиделся Пушистый. – А ты, дурак, понял?

– Почему это я дурак? – задал резонный вопрос Флейта. – Потому что ты жрёшь?

– Потому что дурак, – объяснил Пушистый. – Не знаешь ничего.

– И чего это я не знаю? – чуть придвинулся Флейта.

Пушистый попятился. Треснувшая губа могла ещё больше пострадать.

– Ничего не знаешь, – примиряюще сказал он. – Вообще ни хрена.

– А ну давай спроси чего-нибудь, – решил протестироваться Флейта. – Если знаю, тебе шелобан.

– Почему свиное сало есть, а рыбьего сала нет? – нашёлся Пушистый. – Только жир.

– Есть, есть... Тебе бы всё съесть.

– Нет, правда. Мясо же и там, и там.

– И вопросы все насчет пожрать. Потому что у свиньи нету чешуи.

– Ну и что?

– Ну и то. Давай другое спрашивай. Это глупый вопрос.

– Ладно, – задумался Пушистый. Потом хлопнул себя по щеке: – Куда зимой нормальные слепни деваются? Не эти уроды.

– Куда. Туда. По кустам пройдись, они там и сидят. Остеклени бельмы, – заржал Флейта и вышел из комнаты.

– Вот и видно, что не знаешь ни хрена, – тихо сказал вслед Пушистый.

Уля восхищенно разглядывала лодки. Конструкция была изящной – необычной, но в ней ощущалась гармония. Уле даже почудилось, что рядом с лодками играет музыка. Она прислушалась, стараясь разобрать мелодию, и вроде что-то уловила, какие-то колокольцы на самом пороге слуха, но потом поняла, что всё это морок. Лодки не умели петь. Зато они летали.

Два тюка каучуковой непромокаемой мешковины с заплечными лямками. Два человека для переноски. Свист, пожалуй, и один бы упёр. И пожалуйста – скрепили сотню деталей, проложили, где надо, пузырчатой тканью, заложили в движитель зёрна, залили воды...

Чудо.

Рядом сидел усталый Никита. Уле сразу понравился молодой высокий школяр – она не хотела признаваться в слабости, но, возможно, не будь среди разбойников Никиты, она никуда бы не пошла. Да, становиться жертвой не хотелось, но есть чувство долга... И до алтаря ей оставалось ещё десять лет.

– Извините, Никита, можно вас спросить?

– Да, конечно. – Школяр приподнялся. Разговаривать с девушкой сидя он, видимо, не мог.

– Я никогда не понимала, отчего летают такие лодки. Вы могли бы объяснить?

– Так я деталей не знаю. Только общие принципы.

– Мне как раз это и нужно.

– Хорошо. – Никита погладил полосатую ткань обивки. – А с гондолами у вас вопросов не существует?

– Нет. Там всё просто. Огромный баллон, горячий воздух или водород. Газ поднимается вверх и тянет за собой всю конструкцию. Магия только задаёт движение. В смысле, локальный ветер. Но здесь же нет баллонов.

– Ну, я бы так не сказал. Стабилизирующие всё-таки есть.

– Да, конечно, – поправилась Уля. – Но не они поднимают лодку.

– Не они, – согласился Никита. – Конструкцию поднимает движитель. – Школяр показал рукой на небольшую чёрную коробку. Она была кубической формы, высотой с локоть, и в ней плавали мягкие голубые огоньки.

– И как оно взлетает?

– Вас интересует конкретика?

– Да.

– Уля, даже декан Колледжа не знает конкретные составляющие и струнные растяжки по каждому артефакту. Для того чтобы ими пользоваться, не нужно знать каждую мелочь. Вы же не будете разбирать механические часы, чтобы понять, как двигаются стрелки.

– Ну а в общих чертах?

– В общих чертах эта одна из самых сильных струн – струна жизни. Причём зарождающейся жизни. Энергия проросшего зерна. Энергия, способная раскалывать камни. Но здесь она направлена в облегчающее поле – вес предметов внутри лодочного контура уменьшается в несколько раз. Если, конечно, зерна пролить как должно. Там каплями надо, и состав очень точный. А направляющий газ в баллонах обеспечивает подъём и движение.

– Всё равно не понимаю. Зерно растёт, а лодка летит. Какая тут связь?

– А с чего вы взяли, что это так вот, в двух словах, можно объяснить? Магия лодки сложная и дорогая, она отлаживается на ступенчатых артефактах, её, по-моему, только вдвух студиях ваяют. А перевод роста в движение... Конь копытами ступает, колёса крутятся, телега едет. Или – порох горит, снаряд выталкивается.

– Это как раз просто. – Уля вдруг поправила ему волосы. Никита сбился.

– Не так уж просто. Хотя проще, конечно. Потому и придумали давным-давно. А лодки эти всего тридцать лет летают. И мы ведь до сих пор не понимаем, почему зерно вдруг начинает разбухать, расти, плодоносить и порождает дюжину таких же зёрен. Использовать это мы умеем, а понять толком – нет. А в лодке эта сила определённым образом проецируется и направляется вверх. Зерно, правда, однозначно погибает. Идёт в отходы.

– И много зерна нужно, чтобы лодка взлетела?

– На одной горсти можно пролететь от Твери до Ревеля. Только замачивать надо правильно, а то сядешь где-нибудь по дороге, выдохнется всё.

– Здорово. Лошадь на одной горсти только версту пройдет.

– Зато лошадь ещё себя поддерживает, живую массу строит. А лодка только движется, вся энергия без остатка перегорает. Что-то я увлекся.

– Нет, здорово. Вы интересно говорите. Вас слушать приятно.

– Просто вокруг банда. Вы мата наслушались.

– В башне так тоже никто не говорил. – Девушка откровенно ему улыбалась. Будучи весталкой, она не умела сдерживать эмоции.

Никита смутился.

– Ну, тогда спасибо. На добром слове.

Он кивнул весталке и ушёл в дом. Уля щелкнула на щеке отмороженного слепня.

Пострадавших от бандитов женщин перевели из погреба в тёплый чулан. В этом доме ночевали школяры, но на всякий случай несчастных всё-таки заперли. Еду и одеяла им предоставили в избытке, бежать по такой погоде возможности не было, но, как говорится, от греха подальше.

За окнами выла метель. Печи топили почти не переставая. Никаких стрелков по такой погоде, понятно, опасаться не приходилось.

Тарас, поигрывая чёрными ногтями на изувеченных когда-то пальцах, сидел в темноте на сеновале и сквозь маленькое оконце смотрел на кладбище.

В деревню вползала темнота.

Глава 41

– Зови Тараса. Спать невозможно.

Шершавый смачно хлопнул себя по шее и счистил с пальцев раздавленную тварь.

– Пусть отдохнет. Он вчера умаялся.

Флейта ещё какое-то время кряхтел, ворочаясь. Время от времени он резво хватал жужжащий воздух.

– Хрен там отдохнет, – злобно простонал разведчик. – Он там, понимаешь, отдыхает, а мы тут, понимаешь, должны маяться. Я уже сотню этих тварей перебил, а их меньше не становится.

Задремавший уже мечник снова открыл глаза.

– А ты у нас, наверное, герцог. С головой укройся, ваша светлость. Всего и делов. Как с комарами-то спишь?

– К комарам я привык, – объяснил Флейта. Чуть подождал, заманивая, и удачно хлопнул себя по подбородку, размазав по коже насекомое. На пальцах остался красный след. – А с головой укрываться я не люблю, слышно плохо. И чего мы должны мучиться, если рядом спит школяр? Ему три слова сказать.

– И кто этих тварей напустил? – поддержал разведчика Пушистый. – Все ж вроде закрыто.

Шершавый молча махнул рукой, поймав звенящего слепня на лету, и провел двумя ладонями, «в стирку» разминая крохотное тельце. Затем перевернулся на другой бок, собираясь спать дальше. Но Флейта не унимался.

– Ты хоть бьешь их там или нет? Или они все ко мне летят? Сколько ж... – Он шумно заерзал, вздыхая. – Я их уже полторы сотни убил. А ты сколько?

– Я с десяток ранил, – сонно пробурчал мечник.