Чтение 60–й страницы книги ~Ожог от зеркала~

Пожалуй, ради этой женщины он мог бы уйти из корпуса.

– Извини, мой хороший. – Анна поцеловала его в щёку и прижалась к плечу так, что они стали неотличимы от других пар. Андрей повернулся, считая, что этого недостаточно. Их губы встретились в долгом и страстном поцелуе. На улице здесь так вести себя не следовало. Но в полутьме кафе... Он почувствовал, как дрожит её тело.

– Куда пойдём?

– Здесь некуда, – сожалеюще сказала Анна, и Андрей снова подумал, что за этой женщиной он пошёл бы на край света.

Но позовёт ли?

– Придётся пить кофе, – сказала она.

– Ты почему опоздала? – спросил Андрей.

– Сообщение пришло. С юга. – Анна кивнула молодому официанту, что принёс ей кофе. – Нашлись наши валчи. Это время года они обычно проводят в Эдирне.

– Где это? – спросил плохо знакомый с географией Андрей.

– На стыке Сербии, Греции и Турции. Крупный город, бывшая столица империи. Сейчас входит в Оттоманский султанат.

– Они ведь с кем-то воюют?

– Да, там война. С Грузией и с Арменией. Но это далеко от линии боевых действий. И турки одолевают, так что в Эдирне совсем спокойно.

– Ты считаешь, что нам нужно пробираться туда?

Анна кивнула.

– В Кракове их нет. А там хоть какая-то вероятность.

– Получить разрешение на зельц в военную зону будет не так-то просто.

– Мы не слишком торопимся, – улыбнулась она ему, запуская руку в рыжие волосы Андрея. Их губы снова слились в поцелуе.

– Может, нам... – еле выдохнул рыцарь. – Вдвоём... К чему нам эти валчи...

Анна приложила палец к его губам.

– Сначала закончим то, что начали. А там посмотрим.

Ярослав проводил много времени в прогулках по Стамбулу. Компанию ему составляли Маринка и Муха. Ходили по бесчисленным базарам, рассматривали христианские, магометанские и иудейские храмы, купались то в Чёрном, то в Мраморном морях... Вода была слишком холодной, но после оршанских болот... Тело школяра, возрождавшееся после тяжёлой раны, радовалось свежим каплям дождя и жаркому солнцу. Каждому новому дню. Муха иногда выспрашивал разные разности, но Ярик не слишком многое мог ему рассказать. Да и системы в их разговорах не было, так что учёбой это назвать было нельзя. Варвара и Уля обычно оставались в караван-сарае. Уля ещё выходила на базар в сопровождении Лучника или Бредня, а Варвара ограничивалась тем, что разглядывала из окон бесконечный поток людей, «изучая местную жизнь».

Ольга почти каждый день оставалась у Фарсала, даже купаться на море они теперь ходили вместе. Их взаимная симпатия переросла в нечто большее. Характер мага несколько смягчился – желчи выплёскивалось меньше, драться он стал реже и не так болезненно. При взгляде со стороны это вряд ли было заметно, но при ежедневном общении ощущалось. Ольга изменилась ещё больше, и в лучшую сторону. У неё разгорелись глаза, вся она расцвела каким-то внутренним огнем, похорошела и странно покруглела – то ли платья стали более откровенными, то ли изменились походка и манера держаться.

У дверей особняка школяров встречали Лучник и Пушистый. Эти двое окончательно сдружились, и поскольку Лучник свои обязанности телохранителя не забывал, то и Пушистый теперь ходил с аркебузой и двумя кривыми ножами, прикрывая белой чалмой блестящую лысину. Смотрелась эта парочка своеобразно. Почти одинакового роста, но Лучник поджар, даже мосласт, с широким шрамом на щеке, без двух пальцев и с холодными глазами воина, а Пушистый, несмотря на устрашающий наряд с кинжалами, вызывал только улыбку. Почему-то казалось, что дядька это добродушный и резать никого не станет. Собственно, так оно и было. В групповых баталиях Пушистый проявлял себя достойно, но жестокости никогда не выказывал, не в его это было характере. А последнее время вообще прикипел к школярам больше, чем к своим разбойничкам, и теперь жизни богатого человека предпочитал «работу» телохранителя, за которую ему, как и Лучнику, ничего не платили.

Впрочем, и работа состояла в том, что они сидели на крыльце, выгрызая из скорлупы какие-нибудь фисташки, прихлёбывали пиво и ждали школяров. Которых потом благополучно провожали до постоялого двора. Иногда к этой парочке присоединялся кто-нибудь ещё. Захаживал Флейта со своими бойцами. Эти, несмотря на жару, щеголяли в парче и бархате. Пару раз приходил Шершавый, что нашёл-таки тренера и теперь интенсивно «оттачивал» собственные «крылатые коготки». Заходил и скучающий от богатой жизни Хвощ. Обычно все были чуточку навеселе, но не в зюзю. Тех, кто не умел себя контролировать, Хвощ просто не сажал в лодки. Да и мусульманское неприятие спиртного «не способствовало», хотя в славянском районе на это смотрели вполне нормально.

Сам Хвощ жил у Клавдии, русской торговки – даже не купчихи. Чуть поднявшаяся на местном рынке, она одна растила трёхлетнего пацана и справлялась со своим непростымхозяйством. Разумеется, жили они в русском квартале. Здесь разместилась и основная часть «дружины» Хвоща. Никто из них не распространялся о прошлом, мол, дела купеческие, военные, слово и дело новгородского Князя. На Тверь старались вообще не выводить. Разумеется, случались оговорки, но Хвощ запустил несколько намеренных баек – особо старались Бредень и Пушистый, так что, кроме тверской да новгородской, появились версии и о смоленском специальном отряде, и о кашинских монахах, и о вологодской пустоши, и о нежити московской, и о Рязани... Получился обычный солдатский трёп. Янычарам все эти истории были безразличны, а паломники да местные купцы быстро запутались в сонмище сплетен и махнули на малый отряд рукой. Нормальные люди с денежкой, никого не обижают... В Стамбуле хватало и собственных тем.

Конечно, если бы стража начала целенаправленно проверять татуировки... Но визуально они были давно исправлены – школяры постарались, а серьёзную проверку разбойнички проходить не собирались. Да и повода не было. С властью никто не ссорился, даже Муха платил на базаре полновесной денежкой и только покачивал круглой головой, глядя, как бестолково лежит у местных товар.

Ребятёнок, ёрзавший вокруг миски с кашей, вдруг грохнулся со стула, изрядно приложившись головой о половицу. Не склонная к нежностям Клавдия ещё добавила подзатыльник, чем пресекла в зародыше возможный плач. Мальчик снова вскарабкался на сиденье. Хвощ, снимая с усов молочную лапшу, усмехнулся:

– Осторожнее, пацан. Давай-ка я тебя за ухо придержу.

Мальчик задумался. Мыслительный процесс чётко отражался на его лице, затем он осторожно выдал:

– Ну давай... – подобная страховка показалась ему целесообразной.

Хвощ немедленно сграбастал ухо, а пацан потянулся к тарелке с кашей, чувствуя себя в безопасности. Хозяйка улыбнулась. Хвощ так же весело хрюкнул и отпустил ребятёнка:

– Ладно. Ты мужик здоровый, и так не брякнешься.

– Куда это ты уставился? – подозрительно спросила Варя.

Тарас не ответил. Он разглядывал свою подругу со спины.

– Эй! Глухой тетерь! Что ты там увидел интересного?

– Представляешь, у тебя там попа, – доверительно сообщил Тарас.

– Да? – удивилась Варвара. – И как она тебе?

– Впечатляет, – восхитился Тарас.

– Попа как попа, – скромно сказала Варвара.

– А ты откуда знаешь? Тебе же не видно, – резонно заметил Тарас.

– Рассказывали, – брякнула Варвара, но тут же, убоявшись ползущих вверх бровей ревнивца, поправилась: – Видела я её, видела. – Она покрутилась на месте, заглядывая себе через плечо. – Вот так.

Тарас провернулся в аналогичном движении.

– Не катит, – подозрительно сообщил он. – Не догнать.

– В зеркале видела, – нашлась Варвара.

– Угу. И часто ты этак в зеркало смотришь? – поинтересовался Тарас.

– Часто, – призналась Варя.

– И как там попа? – продолжал допытываться её избранник.

– Отлично, – начала свирепеть Варвара. – Улыбается.

– Улыбается? – удивился Тарас. – Ты, значит, смотришь в зеркало, а оттуда улыбается попа?

– Я кого-то сейчас прибью, – сообщила обладательница обсуждаемых округлостей и страшно замахнулась. Тарас отшатнулся.

– Может, у тебя зеркало кривое? – предположил он и выскочил за дверь, об которую с грохотом разбилась вазочка.

Дни текли размеренно и быстро. Солнца на улицах становилось всё больше. Единственным приключением в Стамбуле оказалась дурацкая попытка ограбления, когда четвёрку «фарсаловцев» пытались взять в ножи местные бродяги, вылезшие с утра из подворотни. Разумеется, ничего у них не получилось – Тарас и Никита загодя почувствовали опасность, стрелы нападавших «ушли в сторону», наткнувшись на вязкий блок, а выстрелы «телохранителей» нашли свою цель дважды. Ещё одного из бродяг поджарил жезлом Никита, да сразу трёх расшвыряло файерболами Тараса. Остальные дали дёру, один удрал прямо с дробью Пушистого, что застряла в прикрытой шароварами заднице. Пять трупов, ровно половина нападавших осталась лежать на мощенной булыжниками мостовой. Ни школяры, ни их «охранники» не пострадали.

Быстро подоспевшая стража попыталась догнать бродяг – и двоих действительно загнали. Обожженные файерболом, они не могли быстро бежать. Остальные сумели удрать, в том числе и тот, которого подстрелил Пушистый. Видимо, дробь только прибавила парню резвости.

Начальник стражи долго извинялся перед почтенными купцами и гостями досточтимого Фарсала за беспокойство. Очень просил не писать жалобу султану либо командиру корпуса янычар, к которому обращались за защитой все славянские купцы. Школяры сказали, что «всё в порядке», после чего им преподнесли вазу чистого серебра – судя по всему, жалоба доставила бы стражам порядка немалые неприятности. Вазу Тарас благосклонно принял, вечером купил цветы и отнёс её Варваре.

Допрос бродяг ничего не дал – старший, что всё это затеял, был убит Никитой, и знала пойманная парочка, что собирались они подрезать и ограбить четверых богатых иностранцев. Одного из них послали на местное ристалище, другого, за которым тянулись и прошлые грехи, уже на следующий день посадили на кол.

Инцидент не вязался с тактикой тверских рыцарей или тем более валчей, но Хвощ всё же насторожился. С этого дня Тараса и Никиту в обязательном порядке сопровождали ещё трое бойцов. Правда, на крылечке они не сидели, а подходили только утром и вечером, исключительно «на маршрут».

Впрочем, более школяров никто не тревожил.

Глава 15

После неудачи на сложном заклинании Фарсал выписал всем троим по оплеухе – Ольге досталось символически – и указал посохом на длинную скамью. Все трое не замедлили на неё бухнуться, радуясь перерыву в экзекуции и понимая, что маг даже не размялся.

– У нас проблемы, – пожевал губами Фарсал. – У нас сплошной перевод сырья на ветер. У нас полное непонимание общего сплетения мировых струн. У нас обучается стадобаранов.

Стадо баранов, радуясь, что его не бьют, не блеяло.

– И проблемы у нас из того же корня. Не понимаем того, что слышим, и не переспрашиваем. – Тарас потёр плечо и подумал: «Переспросишь у тебя». – И вы, молодые люди, искаженно представляете саму основу магии. – Фарсал беззвучно пожевал тонкими губами и продолжал: – Вы считаете, что чудодейственной, сотворящей силой являются именно порошки. Некая смесь лягушачьих лапок, змеиного глаза и прочих ингредиентов. Это неправильно.

Никита вскинулся недоуменно, но промолчал.

– Реальным творцом любого заклинания является сам человек. Волшебник, Волхв, Колдун, Чародей, как угодно – именно он наделяет порошки силой, и степень готовности его разума определяет их действенность. Это всё костыли. – Фарсал небрежно смешал в одну склянку всё, что с таким трудом разделяла на доли Ольга. – Это подпорки, опираясь на которые, ваш разум учится ходить. И творить, создавать хоть какие-то крохи. В зеркале мозга отражается мощь Создателя. Настоящая сила – внутри вас. И я её разбужу, будь я благословен, даже если мне придётся изломать об эти пустые головы не один, а три посоха.

Понимая, что их подбодрили на тернистом пути познания, школяры с тоской переглянулись.

– А можно вопрос? – попытался уйти от педагогической разминки Тарас.

Фарсал мрачно на него посмотрел. У него уже чесались руки.

– Ну давай.

– Я про тот мир, про зеркально-параллельный.

– Отражённый, – выписал-таки короткую плюху Фарсал, но это была совершенно не та порция, что причиталась.

– Про отраженный, – тут же согласился Тарас. – Возможно ли увидеть, что там происходит? Через астрал или как-то ещё? Оттуда поступает информация?

– Возможно, – буркнул Фарсал. Подумав немного, он отложил в сторону посох, и школяры облегченно вздохнули. – А информации с каждым годом всё больше. Скоро нас вообще захлестнёт этим дерьмом.

– Непонятно, – рискнула вставить Ольга.

– Там, где у них развито коллективное психополе. – Фарсал снова пожевал губами. – То бишь в их поганых столицах идёт мощное провисание фрактала в минус. У нас это отражается провалами вероятностей, преступностью, пробоями различных уродов и общей депрессией. Соответственно, все наши города, что расположены «напротив» их столиц, не могут нормально развиваться и хиреют. В России это Москва. Собственно, в тамошней России две столицы, но на месте второй у нас одни болота.

Фарсал взял со стола чучело совы и отщипнул пёрышко. Это действие не имело ничего общего с нервным «крутить что-нибудь в пальцах». Играя пером особым образом, он добивался, чтобы ученики лучше запоминали материал. Вот и сейчас пёрышко начало свой плавный, почти гипнотический танец. Фарсал продолжал:

– Этот негатив постоянно нарастает. Пока маги справляются, не представляя толком, с чем они борются, но с каждым годом держать фрактал хотя бы в ноль становится сложнее. – Он усмехнулся, глядя на Ольгу. – Твери, например, очень помогали весталки. – Ольга вспыхнула. – Да не волнуйся, залатают они пробой, подготовят другую дуру. Пожрать на халяву двенадцать лет желающие найдутся. – Ольга раскрыла рот, собираясь что-то сказать, но Фарсал уже сменил тему. – Почти в каждом крупном городе уже появились маги-слухачи, воспринимающие обрывки их телетрансляций.

– Обрывки чего? – спросил Никита.

– Телетрансляций, – повторил Фарсал. – И не думай, что это магический термин. Это грязной воды механика. У них вообще магия в абсолютном загоне. На уровне первобытных племён.

– Так там дикари живут, что ли? – снова спросил Никита. Фарсал придвинул посох, треснул Никиту по бедру и нравоучительно заметил: – Не перебивай старших. Живут тамне дикари, а вполне обычные люди. Внешне выглядят не хуже наших вельмож. Но! Они не умеют приносить жертвы, не чувствуют поля и все проблемы пытаются решить с помощью механики. Кстати, до вашего Колледжа уже доходит кое-какая информация, и обрывки её вы наверняка получали в виде спецзаданий либо курсовых работ. Высшие маги сейчас лихорадочно ищут способы блокировки от этого ужаса, так что свежая мысль для них очень важна.

– Да, кое-что такое было, – вставил Тарас.

– Не думаю, что ты подбросил им хоть что-нибудь дельное, придурок.

– Почему вы всё время обзываетесь? – возмутился Тарас. – Мы договаривались только насчёт посоха.

Фарсал шмякнул его по плечу.

– Ишь какие мы нежные. Ваша светлость, часом, не герцог?

– Я школяр, – с достоинством сообщил Тарас.

– Могу и не обзываться, болван ты эдакий.

Тарас только покачал головой.

– А откуда у вас столько информации о том мире? – спросил не столь чувствительный Никита.

– Ну, во-первых, я там был.

– В астральном... – Никита зажал рот ладошкой и тем спас себя от очередной оплеухи. Фарсал поставил посох на место и продолжил:

– Разумеется, в астральном теле. Наше туда проникновение аборигены воспринимают как округлые светящиеся объекты. Их называют летающими тарелками, или шаровыми молниями, или просто протирают глаза. Научиться наблюдать из астрала нелегко, и долгое время их мир оставался для меня загадкой.

– А мы можем уйти в астрал? – спросил Тарас.

– Иногда на это способен даже холоп, – усмехнулся Фарсал. – Некоторые «переходят» при помощи особого отвара из цветов кактуса, алкоголя или курения конопли. Грубый, грязный и неустойчивый способ. Ощутить прикосновение к другому миру возможно, что-либо запомнить, осмыслить, повторить – уже нет. Минус разрушение собственного организма. Магические способы более устойчивы, но обучиться им непросто. Кстати, последнее время сложился и второй «источник знания» – тамошние телевизионные передачи. Это их информационная сеть. Очень густая, перенасыщенная всякой ерундой, но общую картину происходящего уловить можно. Сегодня с учётом моих собственных знаний и астрального среза могу сказать, что представляю их жизнь лучше, нежели они сами. А средний их житель ещё более глуп, чем наш.

– Но вы сказали, что их мир умер?

– В глобальном смысле – безусловно. И это случилось уже несколько десятилетий назад.

– Но я так поняла, что там живут такие же люди, развивается механика...

– Ох, дурёха... – Фарсал покачал посохом. – Ещё раз напрягите мозги или что там у вас... Во-первых, они сразу пошли дурацким механистическим путём, разрушая связи основы, насилуя природу, вместо того чтобы её использовать. Это касается абсолютно всего, что они там творят, называя свои деяния развитием и прогрессом. И как результат они уже много десятилетий живут внутри большой помойки. Вы бы в ужас пришли от одного дня в этих нечистотах. Во-вторых, глобальность, надсистема по отношению к отдельным людям, организм, состоящий из сотен миллионов клеток. Вот он у них мёртв. А люди живы.

– Да как же это может быть?

– Да запросто, – объяснил Фарсал. – В любом трупе отдельные клетки продолжают существовать ещё очень долго. Ногти лежащего в гробу человека способны вырасти на целый локоть. Но ты же не станешь утверждать, что покойник развивается? У них уничтожена программа, по которой развивалось тамошнее общество. Вернее, в эту программувнедрился паразит и сожрал костяк их цивилизации, как личинка осы выедает гусеницу. Та ещё долго ползает, даже питается, но в конце концов от неё остаётся всего лишь шкурка. И это необратимо. Поражённая гусеница уже не в силах что-то изменить. Вот в этом смысле их мир абсолютно безнадёжен.

– И вас тревожит...

– Меня тревожит, что такая же судьба ожидает и нас, если эта паразитическая дрянь перехлестнет через астральный барьер. А она это сделает.

Воцарилась тишина. Ольга аккуратно сортировала цветные порошки, работая механически, но очень точно. Никита толок в ступке крупу, которую забыл туда насыпать. Тарас просто сидел, скрестив ноги, и смотрел на Фарсала широко раскрытыми глазами. Маг усмехнулся. Он отложил перо и уже собирался вернуться к чтению, когда Тарас потянулся к нему ладошкой и совершенно по-детски попросил:

– Расскажите, пожалуйста, ещё.

– Что рассказывать-то? – снова буркнул Фарсал, стараясь казаться недовольным.

– Про этот мир. И про наш. Всё, что сочтёте нужным.

В другое время Тарас точно схлопотал бы за столь расплывчатую формулировку, но сейчас маг был настроен благодушно. Возможно, ему редко удавалось обсудить эту тему с кем бы то ни было.

– Ладно, оглоеды. Никто из них не слышит вероятностного поля и не чувствует струн. – Никита кивнул, продолжая толочь пестиком пустоту. Это следовало из нулевого развития магии. – Хотя они знают, что в любой человеческой культуре складывается ритуал жертвоприношений. Но леность их остаточного мышления такова, что они, видимо, считают своих предков идиотами. Что, возможно, и правильно. Или предполагают, что у древних людей существовал такой избыток, что быков на кострах сжигали просто так. Ради развлечения. Нормальной логике это не поддаётся. Они пьют мертвую, специально убитую хлором воду, иногда предпочитая для этого углекислоту. Дышат мертвым воздухом, живут без огня, при мертвом свете, едят обработанные куски трупов и поклоняются мертвецам. Они убивают мельчайшие частички жизни в воде, считая, что они разносят заразу. Нормальной логике это не поддаётся. Последние годы они даже в зерне ухитрились убить живое начало, обрубая последние ниточки, что ещё поддерживают их на плаву. Они живут в огромных городах, где давно уже перестали размножаться, и постепенно вымирают, но эта ситуация никого не беспокоит. Они ездят на металлических чудовищах, что оставляют вокруг грязь и копоть, они закрыли живую землю специальной коркой, асфальтом, засыпали её битыми стёклами и перестали ходить босиком. Они живут в каменных клетках, пронизанных металлическими решётками, называя эти камеры квартирами, пропускают воздух через фильтры и постоянно поддерживают вокруг себя электромагнитное поле – вы даже не знаете, что это за мерзость. Они дважды в день смывают со своей кожи всё, чем организм пытается защищаться, применяя при этом специальные химикалии. Вся эта дрянь впитывается через поры вместе с мыльной водой, но и эти пустяки их не беспокоят. Потом онинаносят на кожу специальные кремы, пытаясь компенсировать утрату того, что сами убирали жидкими растворителями. Вообще объяснить их поведение с помощью нормальной логики невозможно. Это коллапс, прогрессирующий процесс распада.

– Ещё, пожалуйста, – попросила Ольга.

– Последние годы их мир всё же потянулся к магии. Это уже рефлексия, судорожное движение, которое запоздало на несколько столетий – какая-то часть их сознания продолжает работать и, видимо, ещё пытается что-то изменить. Их дети, как и наши, легко воспринимают сказки, играют в чудеса, раскачивают мыслеобразы при помощи абракадабровых заклинаний и готовы свернуть на верную дорогу, но уже к пяти-семи годам взрослые выдалбливают из них эту «ересь». Они не понимают, как тончайшая аура чистых мелодий мягко формирует сознание. У них доминирует жёсткая, тяжелого ритма, диссонансная музыка, разрушающая не только вибрации, но и сами струны. Но агония общественной психики зашла уже так далеко, что многим это доставляет удовольствие. Они не понимают, что такое огонь. Что такое глаза. Что такое мозг. Что такое личность. Вода и кровь для них просто растворы. Морская вода для них тоже рассол. Они знают, что в ней не живут насекомые, но не делают из этого никаких выводов. Они не понимают, почему Луна и Солнце имеют один видимый размер, считая это случайным совпадением. Наложение орбит, дающее возможность затмений, они также считают случайным совпадением, а всю астрологию – ерундой. В их обществе стремительно распространяется порча крови, разлагается хранилище коллективной души, но они считают это новой болезнью. – Фарсал вздохнул. – Впрочем, кое-что они уже начинают чувствовать. Страх их социума отражается в кинофильмах. Наиболее жуткое место для их подсознания – это заброшенные заводы, работающие цеха. Именно там они снимают себе страшилки, обильно насыщая сцены насилия искрами электричества. Но в целом они ничего не понимают, сохраняя при этом потрясающий апломб.

Ольга робко подняла руку:

– Они что, даже взгляда не чувствуют?

– Нет, почему же. Взгляд они чувствуют, хоть и плохо. Но при этом продолжают считать глаза оптическим придатком их отмороженного мозга.

– Но если они чувствуют взгляд... Они же должны сообразить, что лучи света в глазу только преломляются. А они что-то чувствуют. Что?

– Они не задумываются над такими пустяками. Им вообще не свойственно размышлять.

– Но на этом базируются целые профессии. Лицедеи на сцене прекрасно знают это ощущение. И политики.

– Они называют это жаждой славы. Этот ярлык всё им объясняет. Кстати, у них есть неплохая статистика игры в так называемый футбол. Там игроки буквально вязнут в недружественных взглядах, проигрывая матчи на выезде. Они делают ставки, изучают эту статистику. Не пытаясь её объяснить.

– Но почему?

– Они не вполне люди. Скорее зомби. Гусеница только кажется живой.

– Они зомбированы? Все или какая-то часть?

– Они клетки мёртвого организма. Оболочки, в которых еле теплится остаток жизни. Когда-нибудь я расскажу вам об этом подробно. А сейчас...

– Ну ещё хоть что-нибудь... – взмолилась Ольга. Фарсал даже не потянулся к посоху.

– Хорошо. Подсознательно они тянутся к магии, как к естественному руслу, что выражается в виде сказок, песен, легенд и кинофильмов. Последнее – это что-то вроде проекции, похоже на пишущие образы веретёна, но более примитивно. Передают, и то с изъянами, только звук и цвет.

– А телепередачи... – робко спросил Никита.

– Хм... – одобрительно буркнул Фарсал. – Быстро сориентировался. Телепередачи – это почти то же самое. Тоже псевдоинформация, подаётся в самой привлекательной форме. Интеллект калечит не хуже мескалиновых, вызывает устойчивую зависимость попавшего в ловушку мозга.

– А вы говорили, что слышите их телепередачи...

– Да. И в сотни раз лучше, чем ваши слухачи. Но, кроме этого, я имею возможность наблюдать их через астрал. А это мерзкое зрелище.

– Непонятно.

– Ох, свалились вы на мою голову, – снова начал раздражаться Фарсал. – Ещё раз, с самого начала. Кое-что придётся объяснять в терминах их мира, поскольку у нас не хватит аналогов. Слушайте всё подряд и заткнитесь, старайтесь уловить общую мысль.

Тарас, Никита и Ольга кивнули, скрестив руки на груди.

– Около полутора столетий назад это был вполне благополучный мир. Несмотря на полное забвение магии. Тамошний просвещенный люд развивал так называемую науку. И даже добился некоторых успехов.

– В смысле?

Фарсал с наслаждением вытянул Никиту посохом вдоль спины. Тот прикрыл рот ладошкой, затем снова скрестил на груди руки.

– Они, конечно, гадили вокруг, поскольку производство без магии природу портит. Но питание было вполне пристойным, быт удовлетворительным, развитие общества хоть и странным, но... с проблесками здравого смысла. На тамошнем Востоке возникали такие структуры, которым и нам не грех поучиться. Но общий фон всё равно был ниже – они никогда его не улучшали, а только подрезали почти каждым своим действием. А потом появилась Тварь.

Фарсал вздохнул и надолго замолчал.

– Откуда появилась? – рискнул спросить Тарас.

– Они сами её создали. Видимо, на механическом пути её рождение было естественным. Как болезнь зарождается в болотах. Они называют её электричество. Но не понимают, что это живое существо.

– А она живая?

– Конечно. Она развивается, усложняется, растёт. И очень быстро. Она едина для всей планеты. Опутывает её паутиной проводов, по которым струятся потоки энергии, отстраивает свои органы, эволюционирует. При этом у них есть масса определений живого существа. Они тоже об этом якобы думают. И почти под все определения эта Тварь подходит.

– Почему же они не понимают, что она живая?

– Не знаю. Они подправили определения, включили в них белок. Спрятались, как ребёнок под одеяло. И теперь не считают электрические структуры живыми. И кристаллы, кстати, тоже. Хотя от этого ни те, ни другие развиваться не перестали. Но кристаллы ладно, камень не враждебен человеку, а их электроника... Она усложнилась настолько, что начинает впрямую высасывать людей.

– Это как?

– В основном через экраны. Это нечто совершенно особое, у нас нет аналога такому предмету. И хвала Создателю, что нет. Это постоянно совершенствующийся орган электронного существа, через который оно отсасывает астральную энергетику. Полностью поглощая внимание.

– Какой кошмар.

– Именно. Когда человек погружается в экран, он фактически перестает существовать. Ведь человек – это не просто совокупность биологических органов, не просто кожа, кости и желудок, есть ещё нечто. Это нечто делится на сознание и душу. Вот это нечто и ускользает, оставляя перед экраном совершенно пустое, ни о чем уже не думающеетело. Отражает оно при этом уже не свет Создателя, а электронный импульс. Обычно оно лишено и элементарных движений, поскольку монстру нужна вся энергия, весь комплекс, включая бессознательные инстинкты. Далее человек высасывается до состояния «сухой шкурки» и на какое-то время теряет к экрану интерес. Снова идёт «пастись», постепенно набирать энергию.

– Но ведь это невозможно не заметить.

– Замечают, конечно. И повышенную утомляемость, и усталость. И бессмысленность этого бдения перед экраном. Почти вся получаемая «информация» на деле пустышка, и её, естественно, очень быстро забывают.

– А в чем же тогда дело?

– Под воздействием электронных лучей мозг начинает вырабатывать морфины. В небольшом количестве, зато они попадают непосредственно туда, где доставляют максимум удовольствия. Как поцелуй вампира – гибельно, но очень приятно. Очень похоже на наркотик.

– И что их ждёт?

– Что их ждёт? Пока они способны давать подпитку электронике, они будут сохраняться. Как мы сохраняем дойных коров. А потом... Не об этом надо думать. Надо думать, что ждёт нас. Щупальца Твари уже очень близко.