Чтение 54–й страницы книги ~Ожог от зеркала~

– А если он...

– Хватит. – Лизо ударил по столу ладонью. Потом проколол стило палец и добавил в краску каплю собственной крови.

– Это уже как татуировка, – сказал Грач.

– Тем более, – ответил Лизо. Стило хрустнуло, переламываясь в его пальцах, вынутым из щепоти огнём валч сжёг обломки и ночную бабочку. Затем щедро окропил краской оба рисунка и сложил их так, что оборотная сторона оказалась снаружи.

Грач молча наблюдал за этой процедурой.

Перелёт прошёл тяжело. После первых часов эйфории, когда вокруг развернулась морская гладь и стало ясно, что преследователи окончательно их потеряли, начались будни. Холодный ветер, оседающая на бортах соль, использование конденсирующейся влаги для питья и умывания, теснота на перегруженных лодках. Снующие вокруг чайки, намокшие рули, белые гривы облаков и пронзительные блики солнца.

Дважды они еле выбрались из сумятицы штормовых волн, дважды их замечали с рыбачьих шхун, один из разбойников упал за борт, и его еле втащили обратно. Согревающий порошок расходовали по щепотке, до рези в глазах всматривались в небо в надежде заметить где-то рыскающих стрелков... Даже надморем можно было уйти от стрелка, разделив лодки. Опасались патрулей Чернигова, ближайшего северного княжества, но, видимо, так далеко они не залетали. Тем более не приходилось ожидать тверитян либо новгородцев.

Они шли над морем, вдоль дикого татарского Крыма, то и дело теряя из виду береговую полосу, ориентируясь на далёкие вершины гор. Ханство не жаловало чужаков, и подходить ближе не рисковали. Конечно, в экстренном случае пришлось бы высаживаться, но живописные скалы и деревушки, во множестве раскиданные по побережью, вполне моглиобернуться резнёй. Крымчане и славяне друг друга не любили.

Приходилось идти без швартовки, без твёрдой земли под ногами, и через пару дней морская гладь восторгов уже не вызывала. По счастью, ни единой ошибки с зёрнами школяры не допустили – рядовые разбойнички так и не узнали, насколько близко был шанс булькнуть в сумятицу прибрежных волн и добираться вплавь к «гостеприимному» татарскому берегу. Столь длинный маршрут был на пределе возможностей лодок.

Когда больше половины морского пути было пройдено и вдали показалась изъеденная ветрами гора Димерджи, неожиданно налетел ветер. Тучи наползали странно, сразу со всех сторон, а лёгкий поначалу бриз, закручиваясь в кольцо, становился всё сильнее.

– Может, к берегу? – неуверенно спросил стоявший у руля Флейта. Никита отрицательно помотал головой. Ольга на соседней лодке расчёсывала волосы – весталки так набирали силу и вдруг отложила гребень. Что-то её встревожило. На берегу, сопровождая путешественников, гарцевали татарские всадники. Ветер меж тем быстро крепчал. Вдали послышались наползающие раскаты грома; гроза быстро приближалась.

– Рановато для такой погоды, – заметил низкорослый бродяга. Он хаживал на баркасах вокруг Крыма и был сейчас в роли лоцмана.

– Я чувствую магию. Я чувствую магию, Тарас! – Ольга почти кричала, через воду её плохо было слышно. – Это не просто гроза. Она нас убьёт!

Тарас молча кивнул. Он и сам уже почувствовал, что тучи на ясном небе собираются неспроста. Ветер так и ходил по кругу, несмотря на высокую скорость лодок. Складывалось впечатление, что непосредственно вокруг них зарождается ураган.

– Может, всё-таки к берегу? – крикнула Уля. Она находилась на одной лодке с Никитой и Флейтой.

– Можем усилить, – непонятно сказал Тарас, но Уля замолчала.

Чернота сгущалась. День как будто обернулся ночью, крайняя лодка, не удержав рули, едва не черпнула бортом.

– Что делать будешь, кудесник? Это магистрат нас так обложил? – Растрёпанные косички Хвоща колыхались по ветру, как праздничные ленточки.

– Или магистрат, или валчи, – хмуро ответил Тарас.

Ветер быстро усиливался. Пошёл дождь. Вдали сверкнула первая молния.

– Нужна жертва, – сказала Ольга. – Лучше всего девушка.

– Ты с ума сошла, сестра! – крикнул Тарас.

– Иначе всем будет очень плохо, – просто сказала Ольга.

Уля с ужасом посмотрела на Никиту. Тот молча обнял её за плечи, прикрывая собой.

– Найди другое решение, – крикнул Тарас. – Ты же по погоде спец.

– Ты сумеешь правильно ударить ножом? – спросила Ольга.

– Я сумею. Но делать этого не буду, – жёстко сказал Тарас. – Поворачивай к берегу. Может, прорвёмся.

– Погоди! – остановила его Ольга. – К берегу мы фрактал прорвём. На! – Она протянула ему клетку с одним из котят.

Тарас облегчённо вздохнул. Резать ягуара ему тоже не хотелось, но альтернатива... Котёнок был самкой.

Школяр быстро сжёг щепотку серого порошка, подготавливая основу, достал из ящичка специальный нож и, не глядя в глаза котёнку – храмовые ягуары свободно понимали речь человека, – достал его из клетки. Животное не сопротивлялось. Котёнка готовили защищать своих хозяев, и это был его бой.

Его смерть за весталку Ольгу.

Тарас дал Хвощу серебряную чашу и показал, как её держать. Короткий удар ножом – из маленького горла потекла кровь, глаза котёнка потускнели. Мрачный Тарас шептал слова отговора, сбрызгивая свежей кровью жертвы. Ветер как будто начал стихать. Во всяком случае, больше он не усиливался.

Казалось, жертвы хватило. Вдруг совсем рядом громыхнуло, и огромная молния вонзилась в воду в тридцати метрах от лодок. Затем ещё одна. И ещё. Один из разбойников начал креститься.

Тарас вытер со лба испарину. Жертвы действительно хватило, но ещё бы чуть-чуть... Ольга среагировала вовремя. Он почувствовал, как разжимается вокруг лодок невидимое звенящее кольцо.

На его руках лежал мёртвый котёнок. На соседней лодке вытирала слёзы Ольга. Уля просто рыдала, уткнувшись в грудь Никите. Рядом всхлипывал Пушистый. Осклабившийся Флейта трепал его по плечу.

На следующий день все лодки благополучно обогнули полуостров. Когда позади остался узкий пролив между Чёрным и Азовским морями, разделявший земли Бахчисарая и Кубань, школяры вздохнули облегчённо. Тарас скомандовал привал, и вся ватага вывалилась на сушу.

Больше половины пути до Стамбула было пройдено.

Зима здесь уже отступала. Снега почти не было. Поначалу вокруг терлись несколько ребятишек, потом подъехали казаки. Они обступили нечаянных гостей, настороженно поглядывая на флотилию летающих лодок. Здесь, на окраине русской земли, инородцев привечали меньше, да и поводов к тому агрессивные соседи давали предостаточно. Славянские лица «купцов» внушали доверие, и вскоре напряжение исчезло. Когда же выяснилось, что гости хорошо платят чеканными серебром ногтями, к ним и вовсе потянулисьместные тётки с самыми различными припасами и снедью.

На берегу разбили основательный лагерь с шатром и палатками, с постоянно кипящим чаном горячей воды, с навесами от непогоды и косыми стенками от ветра.

Отдыхать собирались не меньше недели.

У входа в шатёр широко, в полторы пасти, зевал Пушистый, демонстрируя ещё крепкие зубы и покрытый тёмными точками язык. Лощеная лысина празднично поблескивала. Пушистый был свеж – наконец добрались до изобилия пресной воды – и весьма собой доволен. Поглядев на хмурого Флейту, он недовольно принюхался. Тот чесал подбородок, погрузившись в глубокие размышления. Думал Флейта долго, всё это время продолжая скрестись. Обработав подбородок и шею – пальцы его механически скатывали и бросали наземь комочки грязи, – доблестный начальник разведки принялся чесать глаз. Розовый от недавнего купания Пушистый поморщился. Он повёл носом в сторону товарища и наконец не выдержал.

– Слышь, Флейта... – Опасаясь реакции разведчика, Пушистый явно подбирал выражение поделикатнее. – Ты, эта...

– Чего?

– Ты когда бабу трахнешь, после моешься?

– Ну да, конечно, – неуверенно сказал Флейта.

– Хорошо, – вздохнул Пушистый. – Тебе, Флейта, давно уже пора бабу трахнуть.

Разведчик задумался над столь сложным пассажем, а Пушистый, подхихикнув, от греха ушёл. Когда до Флейты наконец допёрло, срывать злобу было уже не на ком. Он ещё раз вдумчиво почесался и действительно пошел к берегу, где, отгороженный длинным куском богатой портьеры, кипел здоровенный чан с водой.

Муха подошёл к Тарасу и тронул того за плечо.

– Слушаю, – повернулся к пацану школяр.

– А магия – это очень сложно?

Тарас задумался.

– В целом, конечно, да. Как и любое дело, требует терпения. И таланта, пожалуй. Но бояться тут нечего.

– А я мог бы чему-нибудь... – замялся Муха. – Ну, хоть немного.

– Когда ругаться перестанешь, – пошутил Тарас. Впрочем, по интонациям было понятно, что в шутке изрядная доля правды.

– Я попробую, – вздохнул Муха. – Я уже меньше стал ругаться.

– А вообще магию использует любой человек. Это его естественное состояние.

– Не понимаю.

– Ну, даже в детстве мы выдумываем какие-то правила. Выпадет – не выпадет, угадает – не угадает, любит – не любит. Ходим, не наступая на трещинки, прыгаем по солнечным пятнам, обходим чёрных кошек, соблюдаем тысячу мелочей. И кое-что действительно работает. По чуть-чуть, конечно.

– Так это разве магия?

– Да, магия в зародыше. И ей ребенка никто не обучает. Это нормальный путь человека. А потом забывается. Если не развивать.

– А как развивать? Ты помог бы?

Тарас задумался.

– Если выполнишь несколько условий.

– Кроме Маринки, – сумрачно сказал Муха.

– Да с Маринкой сам разбирайся. Мне до неё никакого дела нет.

– Тогда какие?

– Первое – ругань прекратить. Это обязательно.

– Я попробую.

– Начнём, только когда получится. Иначе всё впустую.

– А ещё?

– Денежка. Всё за твой счёт. Обучение – штука дорогая.

– И сколько это стоит? – спросил Муха.

– Не годишься ты пока, – сказал Тарас.

– Почему?

– Потому что с руганью попробуешь, а с денежкой торгуешься, – хмуро сказал школяр. – Стоит это дорого, но не в цене дело. Возвращайся, когда поймешь.

Муха пошёл, явно огорчившись. Тарас смотрел ему вслед. Он не обижал пацана – даже первый ряд «отхаркивающих», рвотных трав, позволяющих почувствовать струны, стоилвесьма заметных денег. Но дело было не только в этом. За него когда-то платил Колледж. А изначально Ольга. Но и в этом случае требовался определённый настрой, готовность на жертвы, и летние экзамены оплачивались кровью. А просто любопытствуя...

Так магию не изучить.

В станицу поехали Никита и Бредень. Кое-что необходимо было разузнать, купить магические компоненты и арбалетных болтов – мало кто из разбойников хотел полировать деревянные стрелки, добиваясь нужной балансировки.

В Никите, несмотря на молодость и затёртую одежду, явно просматривался старший, и все торговцы, с которыми им довелось общаться, обращались исключительно к нему. Бредень, нисколько не тяготясь своим временно подчиненным положением, потягивал из закрытого бокала пиво и озирался по сторонам. То, что ему нечасто приходится бывать в городе, заметил бы любой соглядатай. Но здесь, на стыке Востока и Запада, было столько странных людей, что парочка не привлекала к себе внимания.

Поначалу Бредень опасливо косился на стражников. У него хватало ума не пялиться впрямую, но выражение лица изменялось. Никита при случае цыкнул на него, и с той поры его спутник, завидев патруль, начинал изучать какую-нибудь безделушку на прилавке или рассматривать собственный ноготь. Так было легче контролировать эмоции. Вскоре Бредень попривык к новой роли и стал более свободно поднимать глаза. Казачьи стражники, по-местному – разъезды, отличались от тверских. Чувствовалась близость границы. Почти все были на лошадях и при длинных, богато украшенных шашках. Морды лоснились так же, как у тверитян, – видимо, это было общим свойством профессии, но вид казался более лихим и воинственным. На некоторых виднелись колючие пояса из плетей какого-то растения, вроде ежевики. Иногда это были целые кольчуги, будто скрученные из колючей проволоки. Такая броня могла ослабить сабельный удар, но главное её предназначение было, очевидно, магическим. Среди шипов проглядывали странные завитушки, да и вся конструкция казалась настолько жёсткой и неудобной, что непонятно было, как такое может надеть нормальный человек. Под «кольчугами» проглядывалиплотные, почти войлочные то ли куртки, то ли рубахи. Никита толкнул Бредня в плечо, и тот обнаружил, что уж слишком пялится на местных воинов. И только один раз они увидели мерцание световой брони.

Купив у подвернувшейся казачки нитку сушёных бычков, Бредень снова воздал должное местному пиву. Тверское было лучше, но после долгого воздержания разбойник смаковал каждый глоток.

На третьей кружке – он пил не торопясь, Никита рылся в каждой магической лавке, – Бредень обратил внимание на крохотную старушку.

Нищенка сидела чёрной морщинистой куклой, выставив руку лодочкой, в которой сиротливо блестели две монеты. Стражники, которым полагалось гонять подобный люд, брезгливо обходили её стороной, очевидно, не желая связываться. Выполнение этой части обязанностей считалось гребостным, и старух гоняли только безусые новички. Да никому она вроде и не мешала, тихо раскачиваясь из стороны в сторону и что-то беззвучно шепча.

Но нищим полагалось просить у храма, а не возле хлебных рядов.

Хозяин ближайшей лавки, толстощекий купец, кисло улыбаясь, смотрел в сторону чёрной старухи. Увидев, как очередной покупатель завернул к его конкуренту – кто знает, может, он и без старухи бы туда завернул, – торговец принял решение.

Отклеившись от стойки, он взял черствую булку и решительно шагнул к старухе. Та, безучастно глядевшая в пространство, вдруг вскинулась, как змея, и зашипела в его сторону, подняв маленькую сморщенную ладошку. От неожиданности купец даже попятился, споткнувшись о собственный порожек, и сел прямо на ступеньку. Никита, почуявший магическое воздействие – от проклятия по улице ощутимо повеяло «холодом», – отвлёкся от разносортицы мелких зеркал.

Нищенка встала, расправив чёрный подол, прочертила на лавке воздушный крест и пошла восвояси. Купец так и остался сидеть на своей ступеньке, протягивая в пространство чёрствый крендель. Бредень, бывший уже под хмельком, пьяненько хихикнул, потом оглянулся на Никиту – не случилось ли чего – и хихикнул ещё раз. Бабка явно была из «глазливых», и удача надолго отвернулась от торговца. Никита автоматически поставил «бортик», отгибая ковшиком скрещённые ладони, не желая цеплять даже край этихнечистот. Затем ещё раз взглянул на прилавок с зеркалами и пошёл дальше.

Бредень, улыбаясь своей богатой и правильной свободе – это было новым, очень праздничным ощущением, – двинулся следом. Даже заплечный мешок не мог подпортить ему настроение. Кружку он спрятал за пазуху, на петлю, где обычно висел топор. Купленная утром за половину серебряного ногтя, хорошо сделанная, с гравировкой и крышечкой– у него теперь была собственная кружечка. И он в любой момент мог наполнить её пивом. И наполнял.

К вечеру Никита заглянул в цирюльню. Вместо восточного мужика в расписном халате, что рисовался в его воображении, там ожидала европейского вида девочка.

– Мастер скоро подойдёт? – не слишком вежливо спросил Никита.

– Я и есть мастер, – спокойно ответили ему.

Девочка разложила на скамейке инструменты.

– Тебя как зовут, красавица? – исправляясь, сказал школяр, мысли которого были далеки от знакомства.

– Линьлен, – колокольчиком отозвалась мастерица, взмахнула ножницами, и на землю упал первый локон давно немытых, плохо расчесанных волос. Девочка долго трудилась над его косматой гривой, периодически окуная верхнюю часть Никиты в металлический таз, так что школяр, пытавшийся сосредоточиться на важном, только подбулькивал, стараясь не мешать, пока его голову макали и поворачивали, хладнокровно передвигая вправо и влево.

– Чего за имя такое странное? Линьлен.

– Это прозвище, – тихим голосом ответила девочка, и Никита приготовился слушать историю, но, в пику известной болтливости цирюльников, его мастер ничего не рассказала. Линьлен. Похоже на китайский колокольчик.

– И лицо у тебя не местное, – пригляделся школяр. – Ты из благородных, что ли?

Девочка встретила его взгляд в крупном осколке зеркала и неохотно кивнула.

– Здесь вроде не жалуют благородных-то, – не унимался школяр.

– Меня никто не обижает, – спокойно ответила девочка, провела мокрой тряпкой по непривычно чистой шее и чуть подтолкнула ладошками. – Всё.

Сразу потеряв к ней интерес, Никита взял мутноватый осколок и принялся в него смотреться. Придраться было не к чему. Из лохматого молодца, взъерошенного солёными ветрами, получилось вполне интеллигентное существо.

– Ты как стрижку-то угадала? – запоздало спросил Кит, сообразив, что его ни о чём не спросили, а местных здесь стригут совсем иначе.

– Там ещё оставалось чуть-чуть, – тихо ответила девочка, имея в виду контуры прежней стильной причёски. Что там могло остаться после блужданий по лесам, болотам и в море, Никита не понял, но из зеркала на него смотрел почти прежний тверской школяр. Обветренный, огрубевший, но вполне узнаваемый.

– Ваш товарищ будет стричься? – вежливо спросила мастер.

Никита вопросительно посмотрел на Бредня. Тот отрицательно замотал и головой, и кружкой, а потом ещё, для верности, сказал «Нет». «Эн» получилось длинным, похожим на мычание с кавказским акцентом, и девочка впервые улыбнулась. Бредень тоже улыбнулся, показав, что следующий глоток пьёт за хозяйку. Когда и чем он успел наполнить свою кружку, Никита не уследил.

Глава 6

Тарас лежал на мягком ложе прямо между лодками. Глаза закрыты, на груди пульсирует кристалл хронографа, к которому прищёлкнут стандартный съёмный хрон. Веки школяра прикрывала специальная тёмная насадка, на шее вспухла свежая царапина – зацепил при разгрузке щепкой.

Варя сидела рядом, привалившись спиной к борту лодки. Взгляд её переходил с костра, на котором закипал большой котёл, на солнце, уже клонившееся к закату. Пальцы блуждали в шевелюре Тараса. Тот, однако, был сейчас далеко.

– Почему нам так важно знать подлинное имя субъекта? Только лишь для включения его в магические формулы? – Сонный голос лектора покачивал духоту в аудитории. – Что мешает назвать нужного человека любым словом, идентифицируя условную кличку как подлинное и единственное имя? Ведь и то, и другое – абстракция, разбитый на слоги звуковой ряд. Разве мало у нас заклинаний, основанных только на звуках? Разве плохо они работают? Итак, на какие подгруппы делятся имена? – Лектор сделал разрешающий жест, на первой парте подскочила извертевшаяся от нетерпения отличница. Закатив глаза, она затараторила:

– Подлинные имена, данные субъекту родителями либо создателями, что перетекает, полностью идентифицируют не сам субъект, но замысел субъекта. Даже если потом накопится несоответствие. Общее имя из местного языка, например, название животного, аналогичное имя из родного языка, абстрактное имя из всеобщего языка, условное имя, последнее действительно может быть случайным звуковым рядом, и действующее в повседневности псевдоназвание предмета.

– Неплохо, – сказал лектор. – Даже бессмысленное слово, несущее в себе глубинные корни языка, наполняется определённым смыслом. Например, «тетёшкать» – вероятно, глагол и что-то хорошее. Просится синонимом к «ласкать». «Калопуцать» – баловаться, размешивать в чашке сахар ложечкой, постукивая о стенки. Это детское словотворчество, и оно во многих аспектах более удачно, нежели у взрослых. – Лектор пристукнул указкой, требуя тишины. – Ещё пример. Варкая зукра гокло бурканула махлюстенького зукрёночка. Разберёмся с этим набором звуков по законам русского языка. Что мы можем сказать о зукре? Она варкая и, вероятно, обидела зукрёночка, потому как буркануть – действие скорее всего недружественное. Что мы можем сказать о зукрёночке?..

Тарас промотал веретено вперед, пропуская часть лекции.

– Абракадабра – не воспринимаемые единой Сущностью слова, сбивающие последовательность глубинных слоев творения (временно, конечно), оформляются в дальнейшем как заклинание. Реально же требуется непоколебимый настрой и расшатанность этих слоев, способствующая исполнению желаний человека. Дети, легче ощущающие такие вещи, не вбитые до упора в реальность, часто практикуют повторение какой-нибудь ерунды, иногда осознанно связывая с ней исполнение своих простеньких помыслов. Они могут ощущать раскачку слоев, получая при этом примерно то же ощущение, что и на качелях. Самые талантливые к магии формируют свои псевдозаклинания и даже активно их используют. Взрослым для достижения подобных состояний требуются раскрепощающие мозг препараты, простейшим из которых является алкоголь...

Тарас снова прокрутил веретено вперёд.

– Каждый из вас уже умеет выходить во фрактальное поле. Мескалиновые или даже обычные мухоморы...

Ещё движение вперёд.

– Вопрос к аудитории, что проще определить визуально – склонность человека ко злу либо склонность к ругательствам?

Сразу несколько рук взлетело вверх, обесценив баллы ответа, поэтому бакалавр сделал разрешающий жест, и с мест зашумели:

– Конечно, к ругательствам.

– Ругань.

– Брань на шее виснет.

– Зло так легко не вычисляется.

Лектор согласно кивнул и чуть-чуть пристукнул указкой о трибуну. Всё сразу стихло.

– Абсолютно правильно. Чёрное слово негативно по своей сути и потому провисает вокруг фрактала чётко обозначенной зеленью. До посещения капища или храма человек ходит... как если бы его вываляли в нечистотах. Только смердит в области фрактала. Холопы считают, что чёрное слово – спутник тяжелой жизни. Следствие того, что живём плохо и неправильно. На самом деле связь, конечно, обоюдна – человек, с детства тяготеющий к ругани, сползает в негативный фрактал со всеми вытекающими последствиями. Здесь все просто. Но служение злу? В чем тут дело?

И на этот раз всех опередила умненькая девочка с первой парты. По своему обыкновению, она затараторила, закатив глаза:

– Зло слишком условное понятие и почти целиком зависит от ракурса оценки. Мало кто осознанно творит зло, зато люди находят оправдание любому поступку. Зло – это обозначение социума, тот же поступок в рамках ценностей отдельного человека оценивается словами «ущерб» или «вред». В другом социуме этот же поступок может восприниматься противоположно, и крайний пример здесь война. Таким образом...

– Вставай, недоучка. Экзаменов не будет.

Тарас поднялся. Никита, явно хлебнувший пива, скалился во всю пасть. Небо за его спиной светилось разводами чистейшего багрового цвета.

– Как прогулялись? Всё нашли?

– Всё нормально. – Никита кивнул на хронограф. – Что смотрел?

– Лекции. Ничего особенного. – Тарас махнул рукой.

– Что там, в станице, что-нибудь заметил?

– Да много чего, – ухмыльнулся Никита. – В основном так, экзотика. Девочка одна интересная была. Да кольчуги у стражников. – Он покрутил в воздухе пальцами, объясняя. – Вроде как из ежевики.

– А насчёт нас... Что-нибудь слышно?

– Всё чисто. Купил местный листок – ни единой строчки. Далеко.

– Далеко, – эхом выдохнул Тарас и потянулся, глядя на заходящее солнце. Погода была замечательной – весенний ветер, несущий запах моря.

– С ежевикой мне понятно, это и есть ежевика. Местная разновидность. Они её должны замачивать в особом рассольчике. Она и стрелы держит, и ножи, а заговоров против этой колючки... Можно сказать, не существует.

– А что ж я об этом не слышал?

– Книжки надо читать. По географии.

– Чего ж у нас такого нет?

– У нас немного другая ежевика. Похожа, но свойства чуть-чуть не те. А потом, возни с ней много. И неудобная. Панцири нашего магистрата, ну, эти шкурки, что мы тогда мазали, – Тарас и Никита вместе улыбнулись какому-то воспоминанию, – их на поток клепают. Но это тверская разработка. А так они везде разные.

– У нас я таких оплёток не видел.

– Я видел один раз, казаки приезжали. Забавно смотрится. Но наш панцирь и обычный удар держит. Так что плести эту хрень из тверских колючек никакого смысла нет. Да исложно. Не свитер связать.

Никита выставил вперед ладони, останавливая Тараса.

– Ладно, ладно, специалист. Я уже понял. Со всеми вопросами по вязке буду обращаться к тебе.

– Валяй. С кем собираешься вязаться?

– Тьфу, – укоризненно плюнул Никита. – Всё что угодно вывернешь.

– Ты первый начал, – лицемерно вздохнул Тарас. – Так что там за девочка, на которую ты глаз положил?

– Да всё наоборот.

– Так что там за девочка, что тебе на глаз наступила? – не преминул исправиться Тарас.