Чтение 14–й страницы книги ~Золотой пленник~

— Для солдата — хорошо, тогда в нем страха нет, а руки-ноги сами работают, врага разят.
— Нет, армия не для меня.
— Ясное дело, для тебя главное — коровки, — усмехнулся Спирос.
Вернулся Питер, откинул полог и в полумраке пробрался на свое место.
— Хорошая новость.
— Нам дают вольную? — усмехнулся Спирос.
— Пока еще нет, но, как я и предполагал, у одного из новичков удалось раздобыть серебряную пряжку, он нашел ее, когда они ставили столб для шатра.
— И где она?
— А вот... — Питер достал из-под штанов тряпицу, развернул ее и показал пряжку.
— Не такая уж она и большая, — со вздохом заметил Густав.
— Да, но это уже кое-что. — Спирос положил ее на ладонь, взвешивая. — Сколько попросили?
— Порцию в обед и порцию в ужин.
— Эк задрали-то! — не удержался Густав. — Надо было торговаться, чего ты молчал?
— Я не молчал, сначала он и завтрак просил, но сошлись на обеде и ужине.
— Все равно много.
— Не ной, хуторянин, нормальная цена, — одернул его Крафт. — Когда будете отдавать ее Рафтеру?
— Думаю, за день до истечения срока, — сказал Спирос.
— Почему так?
— Для окончательного расчета этого слишком мало — он озлобится, а для отсрочки в самый раз.
На том и порешили. На другой день в обед Питер привел высокого худого парня с горящими глазами, видно было, что тот никак не может наесться. Ему отложили каждый по четвертине, правда, с Густавом снова возник конфликт, он норовил дать меньше всех, и Крафт отпустил хуторянину затрещину.
Высокий забрал плату и ушел, пообещав прийти в ужин.
43
В этот вечер, после муштровки Первой роты, капитан, вопреки своему обыкновению, не поскакал первым, оставив лейтенанта в одиночестве возвращаться домой, а напротив — дождался его, и они поехали рядом, спускаясь с горы к Хаски и разговаривая о разном. Сначала перемывали косточки знакомым офицерам, потом самым удачливым игрокам и напоследок перешли к популярным содержанкам.
Эта тема не иссякла до самой развилки, на которой фон Криспу следовало ехать налево — к своей квартире, а лейтенанту — направо, поскольку он жил на другом конце городка.
Лейтенант был необыкновенно рад развитию дружбы с капитаном, и, понимая это, тот не преминул воспользоваться таким расположением.
— Лейтенант, — сказал он. — Вы не могли бы оказать мне небольшую услугу?
— Разумеется, почту за честь!
— Мне требуется временная замена на занятиях в лагере. Вы не могли бы проводить их вместо меня?
— Конечно, смогу, о чем речь. Как долго мне придется это делать?
— Думаю, дня три.
— Так долго? — вырвалось у Горна, но он тут же поправился: — То есть что же, если нужно три дня — я вас заменю на все три.
— Вы очень меня обяжете, просто так сложились финансовые дела, да и личные...
— Разумеется, я помогу.
— Спасибо, лейтенант.
Они расстались. Фон Крисп обернулся, посмотрел лейтенанту вслед — тот ехал расправив плечи, необыкновенно гордый оттого, что будет выполнять поручение своего кумира.
Дав лошади шпоры, капитан поспешил домой. Хотелось поскорее умыться, поужинать и лечь спать, завтра ему предстояло подняться до света.
Строго приказав слуге разбудить его с первыми петухами, фон Крисп решил выпить один бокал хереса, однако увлекся. В последние дни в голове стоял какой-то туман и хотелось разогнать его хмельным. Поначалу как будто получилось, но потом стало хуже. В результате утром слуге пришлось так сильно его трясти, что фон Крисп свалился с кровати на пол.
Открыв наконец глаза, он спросил:
— Что ты делаешь, дурак?
— Бужу, ваше благородие!
— А вот я тебе морду набью.
— Лучше так, вчера вы меня пообещали убить, если не подниму вас сегодня с первыми петухами.
— Правда? — Капитан попытался наморщить лоб, но от этого заболели виски. — А куда я собирался?
— В Лонгрен, ваше благородие.
— Да? А что я вчера пил?
— Херес, ваше благородие.
— И много?
— Две бутылки.
Капитан вздохнул. Херес у него был забористый, а бутылки полуторные, так что всякое могло случиться.
— Помоги мне подняться.
— Извольте, ваше благородие.
Слуга поставил на стол фитильную лампу, подхватил хозяина под мышки и привел в вертикальное положение, а когда отошел, фон Крисп покачнулся, однако к тазу для умывания подошел сам.
— Ну, где ты? Лей давай.
— Лью, ваше благородие, лью.
После умывания, промокнув лицо и шею полотенцем, капитан стал что-то припоминать. Ах да, сегодня на гору ехать было не нужно — он попросил лейтенанта заменить его. На три дня.
«Зачем мне три дня?»
Опустившись на табуретку у стола, фон Крисп страдальчески уставился на слугу.
— Ну, где?
— Вот. — Тот шагнул вперед и поставил перед хозяином бокал с дымящимся напитком. Это было нагретое виноградное вино с медом, перцем и изрядным количеством кислых ягод. Страдальчески морщась, капитан выпил содержимое бокала в несколько глотков, потом посидел пару минут с закрытыми глазами, а когда открыл их, увидел мир в совершенно ином свете.
— Давай завтрак!
— Несу, ваше благородие!
Перед капитаном появилась тарелка с яичницей из шести яиц с подрумяненными ломтиками ветчины. Он с аппетитом начал есть, тем временем слуга раскладывал на кровати мундир и в последний раз оглядывал начищенные ботфорты. Дунул на перо в шляпе и поровнее положил меч.
— А булочка с джемом будет или белый хлеб?
— Будет, ваше благородие. — Слуга поспешил на кухню и вернулся с булками, джемом и большой чашкой крепкого чая.
— М-м, она свежая? — удивился капитан.
— Так точно, ваше благородие, только из печи. Пока вы спали, я сбегал через улицу к булочнику.
— Когда же он успевает их напечь, он что — совсем спать не ложится?
— Он рано встает, ваше благородие, такое у него ремесло.
— М-да, — покачал головой фон Крисп, жуя булочку с джемом. — Я бы никогда не смог стать булочником...
Отличный завтрак хорошо подействовал на голову, капитан полностью вспомнил, зачем ему надо в Лонгрен.
— Давай одеваться!
— Все уже готово.
— А сумка?
— И сумка тоже, чтобы мундир не помялся, я вставил в него «косточки».
— Хорошо, — кивнул фон Крисп. Второй мундир, капитана Лонгренского гвардейского полка, требовался для обмана стоявших на дорогах солдат. В гвардейском мундире к капитану было больше доверия, чем в пехотном, да и подозрение удается отвести, в том случае, если все откроется и командование затеет расследование.
Одевшись и затянув ремни, капитан почувствовал себя готовым совершить задуманное. Перед выходом он еще раз заглянул в дорожную суму — там, под гвардейским мундиром, лежал завернутый в чистую тряпицу свиток с тайным колдовским порошком. Убедившись, что он на месте, капитан взял у слуги перчатки и вышел из дому.
На улице была предрассветная синь, запряженный конь тряс головой и бил копытом по створке ворот, просясь на дорогу.
— Сейчас поедем, не торопись.
Приняв у слуги сумку, капитан приторочил ее к седлу и забрался на коня.
— Когда ждать, ваше благородие? — спросил слуга, открывая ворота.
— А тебе какое дело? Жди каждый день, чтобы не загулял...
— Дык где ж мне гулять?
— Жди дня через три, — ответил капитан, выезжая на улицу, дал коню шпоры и понесся по дороге.
44
Когда солнце только притронулось к горизонту, фон Крисп уже подъезжал к городу, в низинах еще клубился туман, а в кустах вдоль дороги сонно вздрагивали птицы.
У границы города, на полупустой заставе, спал, опершись на алебарду, часовой. Заслышав стук копыт, он приоткрыл один глаз, но поняв, что это офицер, продолжил сон, даже не подумав отсалютовать.
— Хороши охранники, — пробурчал капитан, проезжая мимо.
В городе от дома к дому уже ходили молочницы, громыхали на своих арбах вечно грязные угольщики. Они стучались в ворота и ждали появления слуг с помятыми лицами, те забирали мешки с углем, вязанки лучин и, расплатившись, торопливо закрывали двери, чтобы поспать еще немного.
Проехав через ремесленный квартал, капитан остановился возле невзрачного домика за высокой каменной стеной. Спешившись и накинув узду на коновязь, он взялся за бронзовое кольцо и трижды стукнул в ворота. Почти сразу во дворе послышались торопливые шаги, и через приоткрывшиеся на дюйм ворота на капитана глянул чей-то глаз. Узнав гостя, ворота открыли шире. Фон Крисп оглянулся на улицу и вошел во двор.
— Пожалста в дом, ваша благородия, пожалста к дивану, пожалста... — затараторил низенький круглый человечек в красных шароварах и жилетке на голое тело. Из приоткрытой двери темного жилища несло пьяным дымом. Как-то раз капитан воспользовался приглашением и посидел у дивана, втягивая этот дым, но после чудесным образом потерял где-то три дня жизни — никаких воспоминаний о них не осталось.
— В дом не пойду, не люблю я вашего дивана, херес лучше. Ты, главное, скажи — дело надо делать?
— Ой нада, пожалста, ваша благородия, уй как нада!
— Ты разборчиво говори. Теллир был?
— Ой был, большой эрмай был, говорил, дорогу нада. пожалста.
— Какую дорогу? Или забыл, дурь дымовая?
— Зачем забыл? Пожалста, помню — дорога на Крей называется.
— На Крей? — Капитан сдвинул шляпу на затылок. — Это значит, пять постов и тридцать миль только в одну сторону. Придется коня менять. Ну ладно, я поеду прямо сейчас, так и передай.
— Передам, пожалста, — закивал связной Теллир а, глядя куда-то мимо гостя.
— И ты бы заканчивал с этой дурью, ошибешься разок с названием дорог, и Теллир тебе башку срубит.
— Срубит, пожалста. Башку срубит, — согласно закивал круглый человек.
Капитан махнул рукой и вышел на улицу. И чего он взялся учить этого пропащего?
Вскочил на коня и поехал на северную окраину — там находилось хозяйство знакомого конезаводчика, фон Крисп часто брал у него лошадей для своих нужд или, когда было туго с деньгами, менял дорогую лошадь на простую с доплатой. Сейчас ему требовалось сменить коня, чтобы возвращаться из Лонгрена в Хаски на свежей.
Мимо проехал дозор городской стражи. Фон Крисп даже не повернул в их сторону головы. Для военных, квартировавших в городе, стражники были чем-то вроде бродяг: всегда небритые, в засаленных мундирах и с ржавчиной на алебардах — военные их презирали.
Несмотря на ранний час, в конюшнях уже кипела жизнь, дюжина конюхов и работников выводили лошадей, носили воду, мели двор и подсыпали корм.
Выглянув из-за ворот, капитан окликнул одного из них и приказал позвать хозяина. Конюх поставил ведро и помчался к дому со всех ног.
Вскоре он вернулся:
— Хозяин идет, ваше благородие!
— Хорошо.
Во дворе показался владелец конюшен. Заметив капитана, он приветливо помахал ему — фон Крисп сдержанно кивнул. Хозяин прямиком прошел в конюшню и вскоре появился с оседланной лошадью, почти точной копией мардиганца капитана.
— Вот пожалуйста, ваша милость, хороший резвый коник — вам как раз подойдет.
— Да, настоящий строевой.
— О, так у вас другая лошадь?
— Да. — Капитан вздохнул. — С той пришлось расстаться.
— Понимаю. — Лошадник знал, что капитан игрок. — Может, хотите седла поменять?
— Нет, пусть так останется.
Перевесив сумку, фон Крисп подал хозяину два рилли — один за использование лошади, второй за молчание. Запрыгнул в седло и поскакал по дороге.
45
Теперь его путь лежал в Мыльную слободу, как называли место, где стояли прачечные. Там, среди зловонных канав с синей водой, жил крючкотвор, выправлявший для капитана подложные бумаги.
На слободской улице, как всегда, была грязь — воду здесь выливали на дорогу, застрявшую телегу с грузом серого мыла толкали трое лохматых мужиков. Заслышав верхового, они посторонились, и фон Крисп проехал по сухому краю дороги. У распахнутых ворот одного из домов подводу ждала конопатая баба, глядя мимо капитана, она задумчиво ковыряла в носу.
Доехав до покосившегося дома с саманными стенами, капитан верхом проехал через открытую калитку и, соскочив на землю, поднялся по ветхим ступеням. Дверь оказалась не заперта, хозяин дома, Мангель, лежал поперёк старого кожаного дивана, украденного, как он сам хвастался, с прежнего места службы, откуда выставили и самого Мангеля. Человек вздорного нрава, он часто дрался, оттого зубов у него почти не осталось, а один глаз едва открывался. Впрочем, это не мешало ему писать личные письма по просьбе обитателей слободки и составлять прошения, поскольку он был единственным грамотеем в округе, а еще мог подделывать подписи дюжины местных чиновников. На то и пил.
Застав крючкотвора в поверженном состоянии, капитан отыскал на полу, среди мусора, смятый медный кувшин, прошел во двор и на дне смоленой бочки набрал миной, словно налитой из канавы, воды. Вернувшись в комнату, вылил ее на голову Мангелю.
Это возымело действие, пьяница открыл глаза и произнес:
— Доброго здоровья, ваше благородие... — Потом встряхнулся, словно пес, разбрасывая по сторонам капли воды. — Чего изволите, сударь?
— Письмо изволю с полномочиями.
— Помню, как же... — пробормотал Мангель, и его голова снова безвольно упала на грязный и мокрый диван.
— Не спи! Ты мне нужен!
— Я не сплю, ваше благородие, я думаю, — не открывая глаза, пролепетал пьяница.
— Соберись, ты должен написать письмо — ты в состоянии?
— А чего его писать — все давно заготовлено. С печатью.
— Где же оно?
— Ф-ф-ф конторке.
Перешагнув через кучи тряпья и битой мебели, капитан пробрался к конторке и там, среди листов с каракулями, нашел целиком составленное письмо с приложенной самодельной печатью, однако без указания маршрута следования.
— Чего же бумага-то так криво обрезана? — высказал претензию фон Крисп.
— Зато поч-черк... ро-вы-ный... — пробормотал крючкотвор.
С этим нельзя было не согласиться: каким бы капитан ни заставал Мангеля пьяным, взяв в руки перо, тот на несколько мгновений преображался и писал, как заправский каллиграф.
Перебрав в конторке дюжину склянок, капитан лишь в одной обнаружил чернила, потом подобрал перо, расписал его на клочке бумаги и поднес письмо с принадлежностями Мангелю.
— Доску... — произнес тот, приоткрыв один глаз.
Фон Крисп поставил табуретку и подал перо.

— Какая дорога?
— На Крей.
Мангель резко выдохнул, опалив фон Криспа жутким запахом, рука его на несколько мгновений перестала трястись, и крючкотвор твердо вписал недостающие слова, затем выронил перо и снова впал в беспамятство.
Капитан помахал документом, чтобы высохли чернила, еще раз проверил написанное и, оставив на конторке рилли, покинул прибежище пьяницы.
46
Из дома крючкотвора фон Крисп прямиком отправился на Крейскую дорогу. Теперь его прикрывал документ, где говорилось: в связи с тем, что неизвестными злоумышленниками для подрыва денежного оборота империи предполагается провезти груз скверных денег, имеющих оловянное наполнение вместо золотого, гарнизонам дорожных постов следует немедленно передислоцироваться на старую дорогу до Фруска.
Солнце уже поднялось высоко и припекало довольно чувствительно, однако капитан не обращал на это внимания и все погонял коня на пыльной дороге.
Первые две мили часто попадались крестьянские арбы и возы с ремесленным товаром, потом дорога стала пустынна, и фон Крисп воспользовался этим, чтобы сменить мундир. Вместо желто-песочного мундира и коричневой шляпы он надел вынутый из сумки синий, с голубой шляпой.
Пехотный мундир убрал в сумку и помчался дальше — требовалось спешить, дорога предстояла дальняя.
Поворот за поворотом, спуск в прохладные низины, подъем на пригорки. Вскоре показалась роща кривых узловатых акаций — первый пост Крейской дороги находился в трех милях от города.
Капитан еще издали почувствовал запах кухонного дыма — гарнизон был совсем рядом. К тому времени, когда он увидел выложенный из камней форт с бойницами, его заметили с вышки. О приближающемся гвардейском офицере доложили старшему, навстречу фон Криспу из форта уже выбегали солдаты, и сержант торопливо застегивал мундир: гвардейские офицеры славились своей строгостью.