Теперь вести о грабежах из слухов превратятся в реальность, начнутся выяснения: где были выставленные на постах гарнизоны, когда на дорогах хозяйничали грабители? Солдаты станут свидетельствовать, что получили приказ от офицера, и останется только его найти — гарнизон в Лонгрене небольшой, найдут обязательно.
А когда этого гордеца возведут на плаху, Теллир будет стоять в первых рядах среди публики, чтобы насладиться зрелищем. Это будет лучшая месть.
— Так мне наезжать к твоему связному?
— Наезжай, о моем решении ты узнаешь от него.
— Ну, тогда прощай, Теллир.
— Прощай, капитан.
Предводитель карсаматов повернулся и пошел к своей лошади, он всегда уезжал первым.
— Постой, Теллир! — позвал фон Крисп, исполняя договоренность с Хансом.
Карсамат обернулся, встав так, что стрелять в него было удобно. Фон Криспу показалось, что время остановилось, карсамат стоял не двигаясь, а Ханс почему-то медлил! Когда же? Когда?!!
Однако волновался фон Крисп напрасно. Едва Теллир повернулся на удобный угол, щелкнул замок арбалета, и тяжелый болт с треском пригвоздил его к воротам сарая. На лице эрмая проступило удивление, он посмотрел на торчавший из груди хвостовик болта, потом на оцепеневшего фон Криспа, решительно шагнул вперед и сдернул себя с железа. Однако второй болт отбросил его назад, прибив к воротам уже наверняка.
«Хорошо, что не в меня!» — успел подумать капитан. В следующее мгновение из-за угла выскочил эртадонт и, гавкнув по-собачьи, помчался прямо на него.
— Ну иди сюда, сволочь! Иди! — закричал фон Крисп, стараясь подавить страх. Он выхватил меч, левой рукой высвободил из-под камзола заветный свиток и выставил его, словно кинжал.
Привязанный мардиганец жалобно заржал и так дернул поводья, что старый столб накренился.
Мчавшийся на капитана эртадонт подпрыгнул, перелетел над фон Криспом и его поднятым мечом и легко приземлился на четыре лапы. Затем резко развернулся и, стуча когтями, понесся к мельнице, где прятался Ханс.
Капитан поднял глаза к окну и мгновенно распластался в пыли. Болт просвистел совсем рядом и, выбив из стены сарая кусок камня, упал согнутый. Но в запасе у арбалетчика был еще один выстрел. Капитан уже представлял торжество в глазах Ханса, пожелавшего забрать все золото.
«О чем думает этот дурак, там же еще пятеро карсаматов и демон!»
Сделать заключительный выстрел по распластавшемуся на земле капитану Ханс не успел, краем глаза заметив опасность. Напоследок он дико взвыл, прежде чем метнувшийся к нему эртадонт снес арбалетчику голову.
Из рощи показались всадники, они еще не вполне поняли, что произошло, и пока шли на рысях. Однако их появление было для фон Криспа сейчас не главной проблемой — эртадонт сиганул из окна и на лету растопырил когти-лезвия.
Срезав мечом половину свитка, капитан махнул им, рассеивая в воздухе тонкую серебристую пыль, и отскочил в сторону.
Демон приземлился на две конечности и, бросившись на капитана, заработал лапами, словно боевая карусель. Но зацепить ненавистного врага не получалось — ослепленный порошком, эртадонт неверно определял расстояние.
Фон Крисп сменил позицию и выхватил кинжал. Демон снова атаковал, но промахнулся, а капитан выверенным ударом рубанул монстра по шее, намереваясь обезглавить его, однако лишь порезал. Из раны полилась густая зеленоватая кровь, от которой клинок меча сразу почернел.
Раненый демон бросился в атаку, однако фон Крисп нанес еще один удар, угадав в то же место. Ударил фонтан зеленой, задымившейся на воздухе крови, и умирающий монстр отчаянным броском все же сумел дотянуться до капитана.
Удар был касательным, однако острый коготь рассек мундир и полоснул по ребру. Капитан упал. Не собираясь сдаваться, он выставил перед собой меч и кинжал, но эртадонт завалился на бок и издох.
Фон Крисп тяжело перекатился на живот и, глядя сквозь пыльную пелену на несшихся во весь опор всадников, начал подниматься.
Они были совсем близко и уже заметили пригвожденное к воротам тело эрмая. Пять глоток исторгли такой нечеловеческий, наполненный искренней болью вопль, что для капитана это стало неожиданностью.
Прихрамывая, фон Крисп бросился к коню, но ему наперерез рванулся один из воинов. Засверкали кривые мечи, капитан замахнулся и левой рукой метнул кинжал.
— Эх-х!
Удар был силен, и карсаматский воин вылетел из седла, но гуира уже атаковал следующий. Капитан отскочил в сторону, успев подсечь мечом ноги степной лошадки. Она жалобно заржала и полетела через голову, увлекая и калеча всадника.
Несколько шагов до волнующегося мардиганца фон Крисп преодолел стиснув зубы, нанесенная демоном рана горела огнем. Вскочив на коня, он тут же сшибся с двумя кочевниками, одного удалось отогнать свирепым окриком и ложным замахом, второго он поразил ударом сверху — не защитил даже шлем, поскольку на рослом мардиганце строевой офицер возвышался среди карсаматов, словно боевая башня.
Уцелевшие кочевники опешили, ведь они презирали гуиров и считали их неспособными к открытому бою. Тем временем капитан дал коню шпоры, и мардиганец помчался прочь со двора. Упавший карсамат поймал осиротевшую лошадь, вскочил на нее, и трое кочевников с пронзительными воплями погнались за коварным гуиром.
56
Несмотря на маленький рост, степные лошадки стартовали очень резво. Прежде чем мардиганец набрал ход, передний карсамат сумел сократить дистанцию на бросок кинжала. У карсаматов не было луков, однако имелись арканы, которые они искусно бросали шагов на двадцать. Фон Крисп прижимался к шее мардиганца, чтобы его шею не захлестнули петлей.
Возле мельниц карсаматы наскочили на него сгоряча, однако теперь они были опасны, вытягиваясь в цепь и собираясь действовать наверняка.
Один поворот, другой, они пролетели мимо сидевшего на телеге испуганного мужика, в следующее мгновение скрывшегося в облаках белесой пыли. Вот и заветная роща, хорошо бы, в ней не оказалось других свидетелей. На поворотах степные лошадки еще сократили расстояние, и теперь капитан спиной чувствовал взгляд ближайшего кочевника, тот уже выбирал, куда ударит саблей.
Ещё рывок, и фон Крисп, держа на отлете почерневший меч, проскочил тот самый рубеж, за который не должны были пройти враги.
Он услышал свист подскочившей кованки и жалобным визг полетевшей через голову лошади. Ее наездник ударился о землю, сабля отлетела к обочине. Следом, один за другим, через кованку споткнулись еще двое всадников, последний пытался остановиться, но это лишь усугубило его положение: лошадь ударилась о проволоку боком и, падая, придавила собой наездника.
Капитан придержал мардиганца, развернулся и захохотал.
— Надо же — получилось!
Он подъехал ближе, наблюдая, как поднимаются и встряхивают гривами лошади, их порезанные кованкой ноги кровоточили. Один из карсаматов, тот, что падал вторым, бросился с саблей на фон Криспа, но тот смял его жестоким ударом сверху, даже не пытаясь прицелиться точнее.
С топором в руках появился Корнелий.
— Ну что смотришь? Кончай с ними, — сказал фон Крисп.
— Как прикажете, ваше благородие.
Слуга подошел к ушибленным кочевникам и добил короткими, расчетливыми ударами.
«Не все он рассказал о себе», — подумалось фон Крипсу. Впрочем, такой слуга ему и был нужен.
Покончив с наездниками, Корнелий ухитрился приманить их встревоженных лошадей.
— Что с ними делать, ваше благородие? — спросил он, собрав поводья в кулак.
— Кони заметные, если будут бегать — плохо.
— Плохо, — кивнул слуга, — они к своим убегут.
— А своих там две сотни, а в степях — не одна тысяча. Нет, Корнелий, решай с ними здесь — ты ведь у нас скотокрад. — И, заметив, как насупился слуга, поправился: — Бывший, разумеется, бывший.
Слуга ушел с лошадьми в рощу. Капитан все ждал шума, ржания, однако было тихо. Корнелий появился один, без топора, взялся за руки двоих карсаматов и потащил в чащу.
«Здоров, ворюга», — отметил про себя капитан.
Перетаскав убитых, слуга вернулся с топором, очищенным листьями, однако топорище было замазано кровью.
— Как запахнет, все равно найдут, — сказал капитан.
— Не запахнет, ваше благородие! — отозвался Корнелий, быстро поправляя щепочкой следы на дороге и затирая сковырнутую копытами землю. — Здесь крыс много пустынных, они всегда голодные, сотни хватит, чтобы лошадь сожрать.
— Где же там крысам-то жить, я ни разу не видел.
— В старом арыке полно нор.
— А откуда в роще арыки?
— Так раньше на месте рощ богатые дома стояли, с садами, потому и деревья выросли. Так что дня за три все растащат.
— Трех лошадей и трех человек?
— О, ваше благородие, видели бы вы, как эти разбойники туши разделывают, в полдня уже ребра гложут, а те, что опоздали, косточки подчищают.
— Хорошо бы. Ну ладно, выводи своего мула — у нас еще не все подчищено.
Слуга бросил щепку и побежал в кусты за мулом, а капитан полюбовался его работой — следов на дороге действительно не было, пыль да и только.
57
Через пять минут они уже ехали в сторону мельницы — капитан на рослом мардиганце, а слуга — на ушастом понуром муле.
— Тут где-то должен быть мужик!
— Мужик, ваше благородие?
— Да, на телеге. Не советовал бы я ему соваться за камнем.
Однако, когда они выехали из-за поворота, телега пылила далеко впереди. Капитан перевел дух — убивать глупого возницу ему не хотелось.
— Вон как его пришпилило! — поразился Корнелий, когда они приехали во двор у заброшенных мельниц. — Это кто ж его так?
Слуга слез с мула, подошел к нанизанному на арбалетный болт Теллиру и, сняв тело, уложил возле стены, затем топором расшатал и выдернул из дубовых ворот болты.
— Знатная стрельба, — сказал Корнелий и посмотрел на то самое окно, откуда стрелял незадачливый Ханс. — Богатая одежка и кошелек тяжелый. Может, срезать, ваше благородие?
— Не нужно, он дал мне достаточно денег. Кстати, ты заслужил свой золотой — когда вернемся, получишь на руки.
— Премного благодарствую, ваше благородие, я таких денег прежде и в руках не держал.
— Давай скорее, нужно здесь все прибрать! — подогнал слугу капитан, спешиваясь и поглядывая по сторонам.
— Сей момент все приберем, ваше благородие! — Подхватив за шиворот двух зашибленных капитаном карсаматов, Корнелий поволок их к пролому в разобранной стене — за ней начиналась роща. Когда вернулся, подал капитану вынутый из тела карсамата кинжал.
— Возьмите, ваше благородие, я его травкой почистил.
— Спасибо, братец.
— И как вы с ними сладили, ваше благородие? — спросил Корнелий, поглядывая на сгорбленный, оттого казавшийся сломанным пополам труп эртадонта. Не дождавшись ответа, подошел ближе и ткнул чудовище башмаком: — Ишь ты, закаменел уже. У них всегда так...
— Я об эту тварь меч испортил — совсем почернел.
Фон Крисп вытянул руку с мечом, чтобы показать пострадавший клинок.
— Это дело поправимо, ваше благородие, кровь нечистой твари росой смывается — рано утром встану и почищу.
— Хорошо бы, этот меч со мной через две кампании прошел.
Корнелий подхватил Теллира и поволок к пролому — предводитель карсаматов был куда тяжелее своих воинов, под вышитым камзолом он носил короткую кольчугу, однако от хорошего арбалета она защитить не смогла.
Капитан пошел за телом бывшего компаньона и врага, словно провожая его в последний путь.
Когда Корнелий приволок тело к двум другим, то спугнул с десяток худых коричневых крыс.
— Ну, что я вам говорил, ваше благородие! — обрадовался слуга. — В момент разделают, а если разойдутся, то и кости поточат!
Капитан криво улыбнулся.
— Там его лошадь...
— Я видел, ваше благородие. — Слуга вздохнул, отряхиваясь. — Славная лошадка.
Они вернулись во двор и остановились, любуясь грациозным, словно выточенным из благородного камня животным.
— Отродясь не видывал ничего подобного, — покачал головой Корнелий.
— Это ургыз, царская порода, другого такого же я видел у генерал-графа Роттердама, когда тот приезжал из императорского штаба с проверкой.
— И сколько же стоит такой, ваше благородие?
— Пять сотен золотом.
— Пять со-тен?! — Глаза Корнелия расширились, и он сокрушенно покачал головой. — А нельзя его как-нибудь продать, ваше благородие? За пять сотен, понятное дело, не продадим, дело-то по-тихому провести нужно, но за полторы сотни я вам ручаюсь...
— Эх, Корнелий, Корнелий, а еще старый вор! Мы еще денежки не успеем пересчитать, а нам уже горло перережут. Этот конь единственный такой в округе.
— Простите, ваше благородие, позарился.
— Я понял. Давай уводи коняжку, да поторопись, мы здесь и так слишком долго.
— Эх, такие деньги крысам скормим, — вздохнул слуга и поспешил к золотому конику. Отвязал его от столба и повел за ограду, тот шел не противясь.
Когда Корнелий вернулся, настал черед эртадонта. Слуга достал заготовленный кусок веревки, захлестнул одну из лап и, с трудом сдвинув, словно пригоревшее к земле тело чудовища, потащил его вокруг сарая к заброшенному сухому колодцу. Один край колодца был разрушен, и это упростило Корнелию задачу: несколько рывков, и окаменевшая туша рухнула в бездонную яму, грохнув о дно далеко внизу и наполнив черноту колодца серой едкой пылью.
— А его крысы жрать будут?
— Нет, ваше благородие, не будут. Он скоро совсем в камень превратится.
— Откуда ты столько знаешь? — спросил капитан, когда они садились в седла.
— Лучше не вспоминать, ваше благородие. — Глаза Корнелия сделались пустыми.
— Ну и не будем, — согласился фон Крисп. — Поехали.
Ханса капитан решил не убирать, чтобы те, кто будет искать Теллира, нашли хоть какой-то след, который бы увел подозрение в сторону.
58
За два дня без капитана фон Криспа Первая рота заскучала, его учение было трудным, но интересным, а эмоциональные объяснения упражнений позволяли солдатам на время забыть, что они невольники. Лейтенант Горн, поставленный вместо капитана, старательно повторял его слова и как мог муштровал роту, заставляя выполнять одни и те же приемы. Он не мог добавить ничего нового, поскольку ни в одной кампании еще не участвовал.
— Скорей бы наш капитан вернулся, — сказал Спирос вечером, когда они лежали под пологом шатра. Пахло полынью, заморенные ее горьким вкусом блохи отступили, позволяя солдатам спать без мучительных почесываний.
— Тебя порадует приезд капитана, а меня не очень, — негромко заметил Питер.
— А чего так?
— Если он наконец вспомнит, где меня видел, может убить на следующем же занятии. Ты же видел, как это делается.
— Да уж видел, — согласился Спирос. Питер имел в виду жестокую расправу над пьяным Гудьиром.
— А что плохого, если вспомнит, где тебя видел?
— Понимаешь... — Питер придвинулся ближе. — Когда разбойники захватили обоз, в котором я ехал, он был вместе с ними.
— Кто был с ними?
— Ну, капитан был с карсаматами заодно.
— С чего ты взял?
— С того, что я начал его молить помочь мне и высвободить из плена, стал обещать ему... одним словом, все, что угодно.
— А он?
— А он только усмехнулся, и они вместе с самым главным разбойником уехали. Меня же избили карсаматы.
Они помолчали. Было слышно, что многие в шатре уже храпят.
— Плохи твои дела.
— Вот и я о том. Потому он и вызвал меня из строя, чтобы понять, кто же я.
— Может, еще обойдется, ты ведь тогда нежным мальчиком был, сам же говорил — малкуд посещал. А теперь вытянулся, в плечах шире стал, да и лицо, наверное, совсем другое.
— Лишь на это и надеюсь. — Питер вдохнул. — Только напрасны мои надежды, он ко мне все пристальнее присматривается и, чую я, скоро вспомнит.
— А ты это... ты не признавайся.
— Как это? — Питер приподнялся с соломенного тюфяка.
— Прикинься дурачком, мол, извините, господин капитан, сэр, — не припомню. Скажи, что на голову стал слаб после того, как Гудьир тебя палкой огрел, нас же там крепко били, ничего удивительного, что память поотшибало.
— А что... — после продолжительного молчания произнес Питер. — В этом что-то есть. Нас действительно крепко били, и как-то раз мне здорово досталось по голове.
— Вот и я об этом. В любом случае это хоть какая-то отговорка — вдруг поверит?
— Пожалуй, так я и поступлю, если дойдет до опознания.
После недолгого молчания Питер позвал:
— Спирос!
— Ну?
— А как ты думаешь, что делал среди разбойников наш капитан?
— Наверное, он их покрывал и получал за это деньги.
— Возле города должны были начаться посты...
— Ну вот, а он эти посты, наверное, снимал, чтобы карсаматам было сподручнее грабить.
— Спирос, — снова обратился Питер через какое то время.
— Ну? — Спирос зевнул. — Чего тебе?
— А мне жалко, что наш капитан преступник... Он мне нравится, хорошо нас обучает, а еще Гудьиру ногой наддал.
— Да уж, наддал так наддал. Ладно, давай спать.
59
Через три дня отсутствия капитан появился, заметно приободрив не только лейтенанта Горна, но и всю роту вместе с сержантом Уэйтом.
Играл радость и Гудьир. За три дня он оправился от травмы, однако под обоими глазами носил, словно ордена, огромные лиловые фингалы.
Под руководством капитана рота отработала до обеда все те же приевшиеся упражнения, однако теперь с куда большим рвением.
— Когда Рафтеру серебро понесешь? — спросил У Спироса Крафт во время обеда.
Тот прожевал кашу, почесал в затылке и сказал: