Капитан сжалился над ними и распорядился выдавать больше воды, чтобы выводить отраву. Он единственный из всех казался бодрым и довольным всем, что происходило.
Едва колонна останавливалась неподалеку от какого-нибудь населенного пункта, он оставлял за себя лейтенанта Горна и устремлялся в город, чтобы получить положенную воду и питание. Несмотря на то что своих припасов, состоявших из вяленой конины и сухарей, невольникам хватало, фон Крисп старался всячески разнообразить их стол. Так в обозе появилась телега с сушеным инжиром и курагой — их раздавали всем желающим по горсточке при каждой остановке, и невольники с удовольствием посасывали сухофрукты в дороге.
На четвертый день к вечеру вышли к городку Кинос, от которого до Гринвальда оставалось два дневных перехода — разойдясь, роты делали по восемнадцать миль в день. Капитан ускакал в город и вскоре вернулся в сопровождении бургомистра и нескольких стражников, привезших две сотни черствых хлебов. Видно, бургомистр хотел произнести перед идущими на войну солдатами патриотическую зажигательную речь, но, увидев грязных измученных невольников, смутился. Он о чем-то спросил капитана, тот ответил, и бургомистр все же выступил, сказав, что население поддерживает солдат императора и надеется, что они поставят мятежников на место.
Для ночлега был выбран небольшой холм, на нем проще было охранять невольников от побега.
Солнце село необычно быстро, но западный край неба еще долго полыхал алым, подкрашивая его, пока совсем не стемнело.
Питер стоял над Киносом и наблюдал за тем, как один за другим гаснут в домах огни, погружая город в сон. Что-то тревожное было в этой мирной с виду картине, как будто вместе с огоньками из города навсегда уходила сама жизнь.
72
Утром, еще до рассвета, невольников подняли, раздали сухари и конину, потом — воду и инжир. Все жевали не спеша: какой смысл ломать зубы, если в дороге нечем заняться?
Заложив за щеку половинку сухаря, Питер сходил на то место, откуда вчера наблюдал за городом. Сейчас с этой точки было видно значительно лучше, белые дома плавали в предрассветном голубом тумане, к бледному небу вздымались синие кипарисы, и ничто не нарушало холодной тишины.
Подошел Крафт и встал рядом.
— Крафт.
— Ну?
— А этот город — он есть?
— Чего?
— Я смотрю на эти дома, безлюдные улицы, и мне кажется, что этот город такой же, как и те, что были в степи.
Крафт удивленно посмотрел на Питера.
— Да ты свихнулся.
— Стройся, дармоеды!
Это был сержант Уэйт.
— Да, стройся!
А это уже Гудьир. Несмотря на строгий наказ капитана насчет пьянства на марше, он пованивал сивухой, как видно протащив на одну из телег бочонок хереса.
Когда солнце взошло, колонна уж маршировала на юг по однообразной и бесконечной степи. Дорога здесь оказалась шире и оживленнее, иногда попадались возы, но богатых экипажей не было.
Вскоре началась обычная изнуряющая жара, солнце заняло едва ли не половину небосвода, и горизонт потек, один за другим стали громоздиться миражи.
За час до полудня сонные собаки неожиданно прибились ближе к людям и залаяли, обращая морды на юго-запад. Питер встал на цыпочки, чтобы разглядеть то, что так их напугало, но увидел лишь промелькнувшие вдалеке тени.
— Что там? Что? — забеспокоились невольники.
— Чего видно? — спросил у рейтара пехотинец из охраны.
— Должно, карсаматы, — ответил тот после паузы. — Навстречу туранам торопятся, сволочи.
И сплюнул на обочину.
На исходе второго дня после выхода из Киноса, когда впереди замаячили крыши крупного города — Гринвальда. капитан неожиданно приказал свернуть вправо — на едва заметную дорогу, скрывавшуюся за двумя глинистыми холмами.
Запрыгали по ухабам телеги, вдоль дороги блеснула в ямках голубая вода в нежном обрамлении соляных кристаллов.
— В лужи не наступать! — распорядился фон Крисп, проскакав вдоль колонны.
— Не наступать, твари безмозглые! — дублировали команды капитана старательные сержанты.
— Куда они нас тащат? — стал озираться Густав. — Я надеялся, что пораньше придем в город, отдохнем в тени садов.
— Так тебя в сады и пустили, — усмехнулся Спирос, улыбка на его лице казалась зловещим оскалом.
— Ну хоть в пригороды, должны же мы с дороги передохнуть, обмундирование получить, оружие.
— Какое тебе оружие? До туранов еще топать и тощать, — возразил ему Витас.
— Откуда тебе знать? Может, мы придем в Гринвальд, а там уже все...
— Что — все?
— А тураны побывали или хотя бы карсаматы. Вон их сколько проскакало — тыщ пять или более.
— С чего решил, что тыщ пять? — спросил Крафт.
— Слышал, как солдаты говорили.
— Брешешь ты, — вставил слово Витас.
— Озеро! — воскликнул Питер с некоторым оттенком недоверия. Откуда здесь, на выжженной земле, водоем с небесно-голубой водой?
Вода появилась из-за холма так неожиданно, что невольники начали это обсуждать, не веря глазам.
— Одежду не стирать, башмаки не мочить! Самим ополоснуться можно! — прокричал капитан, проскакав в обратном направлении.
Колонну остановили на берегу, еще раз повторив, что пить и стирать в этой воде нельзя.
— Мертвое озеро, — сказал Крафт.
— Почему мертвое? — спросил Питер.
— А потому что в нем дохлятина плавает! — громко объявил Густав, указывая на раздутый труп лошади в ста ярдах от берега.
— Лучше бы там ты плавал, — обронил Витас, сбрасывая утлую, едва не распадавшуюся одежонку. — Кто первый караулить будет?
— Я буду, — вызвался Спирос.
— А я искупаюсь, сто лет в воде не был, — сказал Крафт. — Пошли, Питер.
73
Вдалеке резвились в воде нагие люди, они радовались, как дети, и дивились тому, что могут плавать в этой воде, словно невесомые. На холме дежурили двое солдат. Закрыв от солнца головы пожелтевшими накидками, они завидовали тем, кого охраняли.
Харар стоял под сводом высеченной в глиняном склоне пещеры и наблюдал за озером. Подобрав просторные темные одежды, отошел в глубь убежища и сел перед испещренным древними рунами камнем. По другую сторону камня с закрытыми глазами сидел седой старец — мессир Вендор. Сейчас он был ни жив ни мертв. Вендор давно жил на этом свете и экономил жизненную силу, погружаясь в состояние «ни жизни ни смерти». В такие моменты он был похож на каменное изваяние, однако стоило к нему обратиться — и старик оживал, открывал свои орлиные глаза, горевшие неуемным пламенем силы.
— Он здесь, это удивительно! — произнес Харар, обращаясь в темноту пещеры. Предсказанное Вендором двадцать лет назад и повторенное позже, при Хараре, начинало сбываться.
— О чем ты?
Харар вздрогнул. За годы следования путем Вендора он так и не привык к внезапным пробуждениям мессира. Это было похоже на то, как если бы у каменной стены вдруг открывались глаза.
— Я смотрел на купающихся людей и не могу определить, кто из них Карцепос... Я стараюсь, учитель, но я не в состоянии.
— Не называй меня так, я тебе не учитель.
— Простите, мессир.
— Я не говорил тебе, что мы обязательно найдем Карцепоса, я говорил, мы получим от него весть. Это может быть кто-то из его помощников.
— Там, на озере, нищие, они не могут быть помощниками Карцепоса.
— Твоя беда в том, Харар, что ты все еще надеешься на свой разум, который не стоит и капли настоящего прозрения.
— Что же мы предпримем?
— Будем ждать.
— Чего же, мессир?
— Мы столько лет искали, можно потерпеть еще несколько дней.
— Вы полагаете, что всего через несколько дней мы что-то узнаем?
— Я это вижу. — Старик посмотрел перед собой, пронизывая взглядом толщу горы. — Но у нас могут быть трудности, следы Карцепоса ищем не только мы.
— Не только мы? Кто же еще?
— Я вижу всадников, много всадников, однако лиц их не разглядеть, копыта лошадей поднимают непроницаемую пыль... А сейчас перестань суетиться и оставь меня.
— Да, мессир, конечно, только... Не опоздаем ли мы, ведь зло с предгорий Хиввы движется слишком быстро?
— Опоздаем в этом мире, успеем в другом, — равнодушным тоном произнес Вендор.
— И вам не жалко этих... людей?
Старый маг открыл глаза и уставился на Харара.
— Я многое могу прозреть, но мне не дано понять одного — почему ты не остался с людьми, на их шумных сборищах, ярмарках, базарах, ведь твои говорящие собаки и кошки пользовались большим спросом. Ты бы мог разбогатеть.
— Мне хотелось достичь большего, мессир, я хочу постичь законы силы и путешествовать между мирами — как вы.
— Ты слишком привязан к этому миру, раз беспокоишься о каких-то людях, роющихся в своих проблемах, словно свиньи в отбросах. Что с того, если с предгорий Хиввы придут демоны и сожрут их?
— Но ведь это ужасно, — развел широкими рукавами Харар. Он чувствовал, что эмоции подводят его.
— Это не ужасно, это вполне обыкновенно. Придут демоны, сожрут людей, зло в этом мире превысит положенный уровень, и он рухнет. Потом из его обломков образуется новый мир, появятся люди, животные и снова начнется постепенное падение, до нового прихода демонов и очередного разрушения. Этот круговорот вечен, и никто не в состоянии отменить его.
— Возможно, однако нет ничего плохого в том, чтобы отсрочить приход зла.
— Плохое, хорошее, для меня в этом нет никакого смысла, но так и быть, если мы сумеем вернуть украденную силу ордена, я отброшу полчища Хиввы обратно в их урочища. Скажем... на триста лет.
Под потолком пискнули и устроили склоку летучие мыши. Выбитые в камне руны светили тусклым зеленоватым светом.
— Смотри, ты снова напрасно выплескиваешь силу — руны это видят.
Старик взял стоявший у стены посох, поднес его к рунам и осушил их — сполохи прекратились. В отличие от Харара, он знал цену силе.
Потом снова погрузился в состояние отрешенности.
Стараясь ступать тише, Харар вернулся к входу и посмотрел в сторону озера. Искупавшись, люди выбирались на берег и одевались.
74
Как и следовало ожидать, в город колонну не пустили и загнали невольников в загон для скота в одном из пригородов.
Никто не роптал, еду и воду дали вовремя, а остатки старого навоза, не убиравшегося годами, образовали в загоне подобие подушки, на нем было мягко сидеть и даже спать.
Питеру снился жуткий старец в черной хламиде, он все пытался подобраться ближе и заглянуть в глаза, однако Питер чувствовал, что это для него смертельно опасно, и отворачивался, однако старик вновь и вновь появлялся именно там, куда смотрел Питер.
В середине ночи вдруг послышались крики, шум борьбы, зазвенела сталь. Собаки залились лаем, потом все стихло.
Охранники переполошились и побежали вокруг с факелами, невольники тоже проснулись и вертели головами.
— Что случилось? — спросил Питер.
— Вот уж не знаю, — ответил Крафт, почесываясь. — Может, кто сдуру бежать решил? Густав здесь?
— Здесь я.
— Ну тогда кто-то другой.
— Тише, кажется, голос капитана...
Все замолчали, прислушиваясь. Действительно, капитан распекал охранников. Потом заговорил лейтенант Горн, однако слов было не разобрать.
Невольники заснули, а утром все прояснилось — по ту сторону ограждения лежали три залитых кровью тела. В предрассветных сумерках трудно было понять, кто это, но когда рассвело, тела опознали. Убитыми оказались Рафтер и двое его сообщников. Спиросу удалось разговорить одного из охранников, и тот поведал, что ночью эти трое решили сбежать, удавили, правда, не до смерти, одного из охранников и выскользнули за ограду. Однако Рафтер не хотел уходить просто так, он решил убить капитана, чтобы посчитаться за тот случай на учебном поле и за то, что пришлось из-за него травить себя до кровавого поноса. Но бандиты переоценили свои силы, фон Крисп спал чутко и под боком всегда держал обнаженный меч. Рафтер успел лишь пару раз взмахнуть похищенным у охранника оружием и был убит, та же участь постигла и двух других, потому так быстро все и прекратилось.
Разумеется, досталось сержанту охраны. Фон Крисп пообещал следить за ним, чтобы вздернуть сразу, как только случится что-то подобное.
Весь день был посвящен отдыху, для невольников натянули привезенный из города навес, под ним тоже было жарко, зато воды можно было пить сколько угодно. Люди сидели на земле и тупо таращились в пространство, посасывая сухари и пережевывая курагу. Некоторые спали.
Тем временем капитан фон Крисп решил развеяться. Оставив за себя лейтенанта Горна и еще раз высказав провинившемуся сержанту все, что он о нем думает, фон Крисп вскочил в седло и поехал в город — промочить горло. По такому случаю слуга выдал ему чистую сорочку и начистил сапоги.
Гринвальд был куда больше Лонгрена и являлся последним городом по дороге на юг, в архитектуре и городском устройстве которого проявлялись обычаи и жизненный уклад просвещенного севера. Далее на юг начинались земли, присоединенные к империи совсем недавно — каких-то пятьдесят лет назад, когда имперские легионы методично таранили приморские княжества, прорываясь к Савойскому морю.
Проезжая по улицам, фон Крисп дивился смешению культур севера и юга. Дома стояли под черепичными крышами, однако их стены были выложены изразцами, многие горожане носили широкополые шляпы, отдавая дань традициям севера, но одежды предпочитали свободные, что было необходимо в здешнем жарком климате. Телеги здесь запрягали не лошадьми, а мулами, раскрашивали спицы колес кто во что горазд, притом что многие из колес из-за плохого досмотра едва держались на осях, но внимание на такие пустяки здесь не обращали: главное — нарядный вид.
Над всеми экипажами были устроены козырьки, затянутые материей согласно достатку владельца. С козырька в обязательном порядке свисали разноцветные кисточки и даже ленточки, фон Крисп по незнанию предположил, что в городе праздник, но, приглядевшись, убедился в ошибочности этого предположения.
Заметив вывеску с дымящимся чайником, а рядом коновязь под навесом с полудюжиной лошадей и оборванного сторожа, капитан решил остановить выбор на этом заведении. Оно показалось ему солидным, в такие не ходят жулики и наемные убийцы.
75
Едва фон Крисп остановился напротив заведения, сторож вскочил с камня, на котором грел свой тощий зад, и с невероятной проворностью подскочил к гостю:
— Прошу вас, господин! У нас самое лучшее вино, мясо молодого барашка! Сладкий шибаб и зеленый чай с коровьим салом!
Капитан спустился на землю, отдал повод в руки оборванца и уточнил:
— Ты хотел сказать, с коровьим маслом?
— Нет-нет, настоящее коровье сало прямо со шкуры!
— Спасибо, братец. Присмотри тут за коняжкой, отпусти подпругу и дай ему воды, он к здешнему климату непривычный.
С этими словами капитан сунул сторожу медную монетку в два крейса. У того от неожиданности вылезли на лоб глаза, видимо, к такой щедрости тут не были приучены.
«Чем дальше на юг, тем ниже цены. Это я уже знаю», — отметил про себя фон Крисп, толкая двустворчатые двери, окрашенные в голубой цвет и снабженные окошками в виде сердечек.
Поначалу ему показалось, что в зале слишком темно, однако выскочивший будто из ниоткуда приказчик в желтой шелковой рубахе тотчас отвел его к удобному столику, на который через отверстие в стене, забранное частой деревянной решеткой, падало достаточно света.
— Одну минуту, хатиб, сейчас все будет, — пообещал приказчик и, низко поклонившись, убежал, лавируя между массивными изразцовыми колоннами.
Фон Крисп снял шляпу и огляделся. Ему случалось бывать на юге, но по военной надобности — там было не до питейных заведений. Посетителей оказалось немного, только за парой столов сидели люди, но их было плохо видно из-за особенности освещения.
Появился приказчик с молодой девушкой, у нее были выкрашенные хной волосы и подведенные брови, а лицо по северной моде она не пудрила.
Девушка поставила на стол серебряную чашу с розовой водой, и не успел капитан спросить, что это за напиток и как его следует пить, она обмакнула в воду конец чистого полотенца и, зайдя фон Криспу за спину, протерла ему шею и лицо.
Капитан заулыбался, такое было для него в диковинку, эта процедура его освежила.
— Теперь вы можете смочить в чаше руки, хатиб.
Фон Крисп послушно окунул руки, девушка их насухо вытерла, подхватила чашу и убежала.
Капитан проводил ее взглядом, разочарованный тем, что красавица так быстро ушла.
— Хатибу понравилась эта девушка? — тихим проникновенным голосом поинтересовался приказчик.
— Она миленькая, — согласился фон Крисп.
— Вы можете быть с ней прямо сейчас. Желаете до кальяна или после?
— Кальян? — Капитан огляделся, только сейчас он заметил, что в полумраке зала над столами, где сидели гости, поднимается дымок.
— Хорошо, неси кальян, только полегче, я на службе.
— Только ароматы и бодрость, хатиб, — поклонился приказчик. — Как насчет девушки? Если не нравится эта, можем показать другую, у нас есть туранки, ирбичайки. Или хатиб предпочитает юношей?
— Нет, я устал и хочу есть. Кажется, у вас есть вино и молодой барашек, правильно?
— Конечно, хатиб, у нас есть все, что только пожелаете.
— Тогда несите еду и вино.
— Без кальяна? — поразился приказчик.
После его обходительности фон Криспу было как-то неловко отказываться.
— Ладно, неси уже свой кальян, только о барашке и вине тоже не забывай.
Приказчик унесся, но скоро появился с кальяном, поставив его посреди стола.
— Спасибо, братец.
Капитан прикусил мундштук и потянул воздух. В кальяне забулькало, и рот наполнился кисловатым дымом.
— Ну как, хатиб?
— О! Великолепно! — ответил фон Крисп, надеясь, что приказчик наконец уйдет, однако тот оставался на Месте. — Ну что тебе еще?
— Там три хатиба с севера, они купцы и хотят угостить офицера. Что мне им сказать?
— Нет, я хочу посидеть один... Хотя... — В голову фон Криспу пришла интересная мысль. — Пусть идут за мой столик, всегда приятно пообщаться с земляками.
76
В синеватой дымке неуверенно двигались оплывшие тени, среди них ярким пятном выделялся приказчик. Купцы уже давно сидели за кальянами, и их слегка пошатывало. Подойдя к капитану, они с преувеличенной осторожностью пожали ему руку в перчатке: все же он был дворянин, а они просто разбогатевшее мужичье.
— Я — Хонскель.
— А я — Редбель.
Корнев Павел
Никитин Юрий
Марко Джон
Каменистый Артем
Жюль Верн
Кервуд Оливер Дж.