Несмотря на сопротивление, Питера повалили на землю, задрали кафтан и стали бить по спине плетьми. Пленник крепился, но на пятнадцатом ударе потерял сознание и не видел, как Эрик оттолкнул конвоира, чтобы тот в горячке не забил мальчишку.
— Уйди, шакал, убью! — заорал конвоир, выхватывая кривой меч.
— Твой эрмай сказал, что он должен ходить, а ты его забьешь до смерти!
Карсамат выругался, но отступил и взобрался в седло.
Питер пришел в себя, и ему помогли подняться.
— У меня... спина... огнем горит...
— Да уж, парень, напросился ты.
Обоз снова тронулся, и за ним двинулись пленники. Поначалу Питера поддерживали, но потом он пошел сам.
Примерно через час, спустившись в низину, обоз остановился у лесного озера. Карсаматы стали поить лошадей, в том числе и ломовых. Потом подвели к воде пленников. Попив воды, Питер почувствовал, что начинает замерзать, даже ссадины на спине перестали гореть.
— Я мерзну, Эрик, — удивленно произнес он.
— После плетей такое бывает, но тебе досталось не так сильно — в дороге все пройдет.
— Эй вы, пойдем рубить чакан! — Конвоир подошел к пленникам и выбрал двоих.
— Куда это они? — спросил Питер.
— Думаю, нас кормить собираются.
— Чем?
— Сейчас увидишь.
Выбранных пленников конвоир подвел к густым зарослям какого-то камыша и, дав одному из них нож, приказал срезать толстые стебли. Второму были велено принимать пучки и укладывать на траву.
Набрав две огромные вязанки, работники принесли их к остальным и разделили на всех. Питеру досталось пять толстых стеблей.
— Смотри, как это делается.
Эрик стал снимать со стебля слой за слоем, пока не осталась молочно-белая сердцевина в палец толщиной, длиной в фут, по вкусу она напоминала что-то среднее между каштаном и капустным листом. Привередничать не приходилось, и Питер с удовольствием сжевал все пять выделенных ему стеблей, сразу почувствовав прилив сил.
Обоз начал движение, пленников погнали дальше.
— Ты видел, Эрик, это был офицер императорской армии!
— Что тебя удивляет?
— Но ведь он должен был арестовать этих разбойников! Однажды в Гудбурге поймали главного городского вора, он был настолько важен, что за ним приезжал большой конвой из императорских солдат и одного офицера, мундир на офицере был точно такой. Я был уверен, что он мне поможет!
— Да заткнитесь вы! — зашипел один из пленников. — Мало тебя учили, щенок? Опять треплешься?
— Ладно тебе, Биркамп, — осадил его Эрик. — Мальчишка еще жизни не видел, все за него решал дядя, а теперь он остался один.
— Ну и нянькайся с ним сам, а другим неудобства не доставляйте! — Биркамп покосился на ехавшего по обочине всадника. — И так в дерьме по уши...
С севера подул ветер, он подгонял идущих на юг пленников, как будто хотел поскорее от них избавиться. Местность постоянно менялась — пустоши чередовались с кустарником и редкими рощами, встречного транспорта или путников не попадалось.
Один раз миновали заброшенный с прошлого года шалаш, еще попался опорный форт императорских солдат, державших под контролем торговые пути. Теперь здесь никого не было. Поднимаясь на носки, Питер пытался заглянуть в пустые бойницы.
— Еще рано, никого здесь нет, — сказал Эрик.
— Откуда же тогда офицер взялся?
— Не знаю, — пожал плечами Эрик. — Наверно, у него здесь дополнительный заработок.
— Я его запомнил, я его хорошо запомнил, — со мстительными нотками произнес Питер.
— Молчи об этом, а то и до беды недалеко.
На ночлег отряд карсаматов остановился, когда сгустились сумерки. Место выбрали между двумя холмами, под защитой молодых дубков. Один из конвоиров принес толстую веревку и начал по очереди вязать всем пленникам ноги. Он быстро вертел хитрые петли, и невольникам оставалось только совать в них ноги, потом следовал резкий рывок — и вязалась петля для следующего.
Когда затягивали ноги Питеру, он вскрикнул от боли, и конвоир довольно засмеялся.
— А как же нам теперь по нужде? — обратился к нему подросток.
— Вставай и делай, дурак-собака, чего спрашиваешь?
— Ты уж тогда ссы подальше, — пригрозил Биркамп. — Нальешь на меня — башку отверну...
— Заткнулся бы ты, — предложил ему Эрик. — Что-то я слишком часто стал тебя слышать.
— А что ты мне можешь сделать, лягушка индзорская, твоих дружков здесь больше нету.
— Ладно, Биркамп, — вдруг сменил тон Эрик. — Ты погорячился, я погорячился — извини.
— Да ладно. — Здоровяк отвернулся, поудобнее устраиваясь на земле, и быстро уснул, сотрясай землю своим храпом.
14
Карсаматы расположились чуть выше пленников, разожгли на склоне костер, чтобы при свете лучше их видеть. Дозорных поставили на вершине холма, правда, было непонятно, что они там в темноте могут разглядеть.
Несмотря на неудобство и отсутствие привычки ночевать на голой земле, Питер спал хорошо, лишь изредка вываливаясь из сновидений, когда перекликались часовые или рядом проходил Теллир.
К утру стал мерзнуть, однако великоватый, с чужого плеча кафтан очень помог, им удалось обернуться почти дважды.
— Вставай! Вставай, знаешь, дурак-собака! — стали кричать охранники, когда еще не рассвело. Питеру как раз снился страшный сон, будто великан в два человеческих роста поймал его за ноги и, держа вниз головой, сильно встряхивает, что-то при этом крича. Питер пытался вырваться, но у него ничего не получалось, а проснувшись, обнаружил, что самый злой из конвоиров дергает веревку, на которую были нанизаны пленники, и кричит:
— Вставайте! Вставайте, шакалы-собаки, знаешь!
Когда ему надоело это развлечение, он швырнул конец веревки на землю и потребовал, чтобы пленники распутывались сами.
Питер не был знаком с кочевыми узлами, и у него ничего не вышло, но Эрик быстро развязал петли на своих ногах и помог Питеру.
— Где можно отлить, ваша милость? — спросил кто-то из пленников.
— Отливай в штаны, знаешь! — ответил конвоир, и все карсаматы дружно рассмеялись, потряхивая нечесаными головами.
Пока кочевники ловили спутанных лошадей, пленники дружно справляли нужду.
Питер осторожно повел плечами. Под утро опустился туман, и вся одежда оказалась сырой от росы, непривычные к ходьбе ноги болели, а исполосованная плетьми спина саднила. Тем не менее он чувствовал в голове ясность и понимал, с кем, куда и зачем идет, — он трезво осознавал свое положение и был благодарен помогавшему ему Эрику.
— Не простудился? — спросил тот. — В дороге это самое дрянное.
— Нет, даже сам удивляюсь.
— Пошли, знаешь, шакал-собака! — закричал один из конвоиров, взмахивая для острастки плетью.
Пленники двинулись по склону к дороге, где стоял ночевавший здесь обоз. Ломовые лошадки как ни в чем не бывало встряхивали длинными гривами, им было все равно, кто теперь их хозяин.
Обоз тронулся, и следом за ним погнали пленных.
Пока взошло солнце, мимо неоднократно проезжал Теллир. Питер старался не смотреть в его сторону, но чувствовал на себе тяжелый взгляд хозяина.
Еще до обеда они вышли к развилке. К удивлению Питера, обоз продолжил движение на юг, а Теллир и конвоиры с пленниками свернули налево.
Получив от хозяина какую-то команду, эртадонт унесся в сторону большой рощи и больше не появлялся.
— Куда это мы? — негромко спросил Питер.
— В Датцун, невольничий рай, — ответил Эрик.
— А обоз?
— Обоз пойдет в Пешехар, как и планировал твой дядя, там за товар дадут самую большую цену.
— Сволочи...
— Ругайся не ругайся — ничего уже не сделаешь.
— А каково быть рабом? — спросил Питер после небольшой паузы.
— Ты что, ни разу рабов не видел?
— Не видел, наш герцог не велит торговать людьми.
— Ах, ну да — ты же из Гудбурга. Ну в общем... это зависит от того, к какому попадешь хозяину. Бывает, что рабы живут не хуже вольных, а бывает, что и месяца не вытягивают.
— Да ты что? — ужаснулся Питер.
— Именно поэтому главное — приглянуться хозяину.
— А что для этого нужно делать?
— Хорошо выполнять положенную работу.
— Но я ничего не умею делать — у дяди было много слуг!
— Значит, будешь учиться... Только ты не думай сейчас об этом, голову сломаешь, а толку — чуть. Может, тебе повезет и попадутся добрые люди, выкупят тебя и сразу дадут волю.
— Такое бывает? — Глаза Питера засветились надеждой.
— Люди рассказывают, значит, бывает. Придет на торги какой-нибудь блаженный богач, купит десяток невольников да и даст им вольную, чтобы поминали его добрым словом.
— Эх, хорошо бы...
Питер надолго замолчал.
— Брешет он тебе, а ты уши развесил, — вмешался угрюмый Биркамп. — Рядом с Датцуном море, значит, все попадем на галеры.
— Будет тебе про галеры-то! — раздался сзади недовольный голос. — Накаркаешь еще, тупая башка.
— Чего ты сказал? — обернулся Биркамп.
— А то и сказал — тебе хочется на галеры, ну так и поезжай, а другим, может, пожить еще охота.
— Эй вы, перестань орать, знаешь! — крикнул охранник. Свистнула плеть, и на голову Биркампа обрушился удар. Тот взвыл и, поскольку не мог ответить конвоиру, бросился на собрата по несчастью — суховатого пожилого наемника из Индзора. Несмотря на разницу в весе, завязалась драка, конвоиры заработали плетьми, полосуя всех подряд, пленники расступились, и на земле остались только молотящие друг друга соперники.
— Если сейчас же не подниметесь, лично отрежу вам головы... — прозвучал властный голос Теллира. Драчуны вскочили и испуганно уставились на хозяина.
Питер осторожно скосил глаза и увидел красивого, невиданной светлой масти коня, сапоги с золотой вышивкой и острые шпоры — так близко Теллир к нему еще не подъезжал.
— Еще подобное затеете, зарежу!
Сказав это, Теллир развернул коня и поехал по дороге.
— Вперед, гуирские свиньи!
— Вперед, шакал-собака, знаешь! — заорали конвоиры, подгоняя пленников.
15
Дорога до Датцуна заняла еще трое суток, и последние из них оказались самыми трудными, поскольку идти пришлось через Савойскую пустыню. Вокруг были только известковые скалы и белая глина, дорога вилась между провалами в потрескавшейся земляной корке, здесь не росли даже колючки, сопутствовавшие пленникам последнее время.
Не летали птицы, не ползали змеи и даже муравьи, а накануне у солоноватого ручья их предупредили, что воды не будет целые сутки. Пришлось напиваться впрок. Там же, у ручья, дали по две пригоршни сероватой муки. Питер был голоден и хотел быстро проглотить ее с водой, но Эрик остановил его.
— Так нельзя, — сказал он.
— А как надо? — Питер уже знал, что советами Эрика пренебрегать не следует.
— Для начала нужно собрать сухой травы.
И, отдав на сохранение Питеру завернутую в лопух порцию муки, Эрик быстро собрал пучок сухой осоки. Потом размочил ее в воде и принялся измельчать руками. Еще раз перетерев с водой, разделил траву на две части и одну передал Питеру.
— Разведи свою муку водой, чтобы получилось тесто, а потом все это смешай с травой.
— И что потом?
— Потом это можно съесть.
Питер сделал как велел Эрик и принялся поедать порцию. Еды стало больше, он почувствовал, что наполнил живот.
— Ну и зачем нужно было все перемешивать? Чтобы наесться?
— И это тоже, но сырая мука — тяжелая еда, в дороге может неправильно в брюхе лечь, станет разливать желчь, икота замучает.
— Ты так много знаешь, Эрик. Откуда это?
— Из жизни, мне пришлось через многое пройти, прежде чем я стал наниматься в охранники.
— А кем ты был раньше?
— Наемничал.
— Воевал за деньги?
— Да.
— А кем был до этого?
— Вором.
— Вором? — удивился Питер. — Ты таскал из карманов кошельки?
— Нет, у нас была шайка, и мы грабили тех, кто выезжал из города, подстерегая их в полумиле от крепостной стены. Мне тогда было столько же лет, сколько тебе.
— Почему же ты пошел в воры? Что на это сказали твои родители?
Эрик грустно улыбнулся.
— Мать я не помню, а отец всегда пил, опускаясь все ниже. Была старшая сестра, но, уехав на заработки, так и не вернулась. Либо совсем сгинула, либо тянет где-то невольничью лямку.
— А что было потом?
— Потом на нас сделали засаду люди тамошнего барона, связали и вывезли в лес, где всех, кроме меня, повесили. Мне дали шанс, поскольку я оказались самым молодым, сказали — вот тебе полчаса, а потом мы с собаками идем по следу, сумеешь оторваться — будешь жить, не сумеешь — повесим рядом с дружками.
— И как же ты?
— Там был большой пруд, я забрался в самую тину и укрылся среди зарослей камыша. Там и просидел три дня, пока меня искали. Когда охотники пытались прочесывать заросли, погружался под воду и дышал через камышинку.
— А чем же ты питался?
— Чаканом.
— Теперь понятно, откуда ты так здорово умеешь его чистить.
— Да уж, наловчился.
— А скажи, Эрик, тебя секли?
— О, много раз!
— А где же?
— На военной службе. Там наказывают за всякую провинность, бичами, розгами, плетью.
— И все это ты испытал на себе?
— Пришлось, приятель. Но и ты неплохо начал.
— Да уж. — Питер пошевелил плечами, и ободранная спина отозвалась жгучей болью.
Питер вспоминал этот разговор, когда они уже плелись по Савойской пустыне. Конвоиры то и дело прикладывались к бурдюкам с водой и обильно потели, давали слизнуть влагу с ладони лошадям, иногда смачивая им головы между ушей, а изнывающим от жажды и жары невольникам оставалось только терпеть.
Очень кстати по дороге попалась одинокая скала, и Теллир разрешил передохнуть в ее тени.
— Хорошо идем, — сказал Эрик, когда они с Питером опустились у прохладной стены.
— Что значит хорошо? — Питер с трудом переводил дыхание, казалось, что язык присох к небу. Панамы, которые невольники соорудили из речных лопухов, высохли и рассыпались, приходилось защищать голову чем попало — многие рвали рубахи.
— Никто не умер, обычно пятая часть остается на дороге, а у нас нет даже больных.
— Это потому, что хозяину деньги нужны и он не велит нас бить, — пояснил кто-то.
— Нас всего-то дюжина, — пробурчал Биркамп. — А была бы сотня, лупили бы почем зря.
16
Когда солнце стало садиться, едва передвигавшие ноги пленники наконец увидели силуэты приземистых построек. Потянуло дымом очагов, лошади конвоиров встрепенулись и пошли бодрее, однако успеть к окраине Датцуна засветло не получилось, солнце село, и спустилась темнота. Тем не менее ехавший первым Теллир уверенно держал курс на огоньки масляных светильников.
— Дошли, хвала небу, — произнес кто-то.
— Эй вы, собаки-шакалы! Встать плотнее, знаешь! Если кто побежит — остальным головы срубим, знаешь! — пригрозил конвоир, однако никто сбегать в ночи не решался, ведь вокруг все еще была пустыня.
Появилось эхо от стука копыт — невольников гнали по узкой улице, ограниченной с обеих сторон высокими глинобитными заборами. Теллир остановился, слез с лошади и, подойдя к воротам, несколько раз ударил по ним кулаком.
Вначале никакого ответа не последовало, но затем послышались шаркающие шаги, ворота со скрипом отворились, и в проеме заплясал слабый огонек светильника. Теллир обменялся с незнакомцем несколькими фразами, ворота распахнулись шире, и предводитель первым вошел во двор, ведя в поводу лошадь.
— Пошли! Пошли скорее, собака-шакал! — стали кричать конвоиры, тыкая пленников в спины. Спотыкаясь в темноте, они вошли во двор, человек со светильником открыл дверь в сарай, куда и загнали невольников.
В сарае оказались сухие глиняные полы и, самое главное, царила приятная прохлада.
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Посняков Андрей
Круз Андрей
Андреев Николай
Афанасьев Роман