И снова:
— Ребята, выходите — погуляем!
— Точу ножи-ножницы!
— Ишь как выводят, сволочи, — заметил кто-то из невольников. — Прям как на площади.
— Ничего, пусть выводят! — ответили ему. — За такими стенами им нас не взять.
Только были произнесены эти слова, как послышался скрежет отодвигаемой каменной плиты, ею закладывали на ночь выход на лестницу.
Все с криками бросились держать ее, но тут же отпрянули — край плиты приподнялся просунутой под нее черной клешней, а в образовавшуюся щель, извиваясь, протискивалась зеленая, словно лишенная костей лапка.
— Руби ее, Витас! — закричали невольники. У Витаса, как у дежурного, имелся меч.
— Назад! — приказал сержант Уэйт, яростно расталкивая всех дубинкой и держа в другой руке трещащий смоляной факел. — Не вздумайте рубить — себя погубите!
Все подались назад, пропуская сержанта. Тот приподнял факел повыше, рассматривая конечности чудовища, и еще раз прокрутил в голове полученные указания: зеленых — жечь, черных — рубить. После этого поднес факел к длинной, покрытой пульсирующими наростами зеленой лапе и, чуть помедлив, ткнул в нее.
Чудовище заверещало и отдернуло конечность, да так, что подпрыгнула плита.
— Не нравится, сволочь! — возликовал сержант и, перехватив дубинку в правую руку, со всего размаха ударил по черной клешне. Однако ничего не произошло, клешня пошевелилась, но не убралась, а из-под плиты послышалось недовольное урчание.
Сержант ударил еще несколько раз, но безрезультатно.
— Меч давай! — закричал он в запале.
Витас подал меч, и тогда, с трех ударов, удалось пробить толстую костяную защиту лишаря. Брызнула черная кровь, чудовище отдернуло поврежденную лапу, и каменная плита с грохотом встала на место.
Несколько человек заорали «ура!», но сержант обругал их, приказав заткнуться и встать для надежности на плиту.
Они встали — человек десять, да так и стояли до самого утра. Всем стало понятно, почему у солдат и офицеров гарнизона красные глаза — они ночи напролет караулили двери и окна.
Сержанту удалось поспать урывками часа полтора, его солдатам — по два с половиной. Когда встало солнце и в щели между оконными камнями проникли его первые лучи, сержант Уэйт, небритый, с запавшими глазами, приказал чуть отодвинуть плиту, чтобы можно было просунуть лишь руку.
Плиту отодвинули, и он согласно инструкции стал ждать.
Скоро на лестнице послышались шаги, пришел местный лейтенант, он просунул в щель руку, и Уэйт полил ему ладонь водой. Если бы это было чудовище, отводившее людям глаза колдовством, его лапа на мгновение приняла бы первоначальный вид. Но с лейтенантом все было в порядке.
— Отодвигайте, — скомандовал сержант и облегченно перевел дух. Первую ночь они продержались.
102
После плотного завтрака во дворе перед казармами капитан устроил бойцам трех рот небольшую тренировку. Отрабатывали уже знакомые построение и повороты. Делать это в сапогах, кирасах и шлемах, да еще с полновесным оружием, в полтора раза более тяжелым, чем учебные жерди, было нелегко. За полчаса все взмокли, однако капитан не разрешал снимать шлемы и кирасы, он знал, что невольникам необходимо пообмяться в новых мундирах и амуниции.
Особенно тяжело приходилось защитникам, ведь вместо легких дощатых щитов им выдали щиты, обитые коваными пластинами, которые были и шире, и выше учебных.
— А что же вы хотели?! — распекал их капитан, когда защитники падали от изнеможения или не могли подняться с колена под тяжестью щита и утяжеленной дубинки. — Большой и прочный щит вам пригодится, когда придется защищать ваших товарищей из второй и третьей шеренги от стрел и арбалетных болтов.
Фон Крисп не рассчитывал на такое оснащение, обычно казенных людей вооружали чем попало — плохонькими деревянными щитами, вместо кирас — кожаными простежками. А уж какие они несли потери от стрел — и говорить было нечего, капитану приходилось видеть десятки убитых в голову стрелами, пробивавшими войлочные каперки под раскатанной медью.
«Знать бы, что так вооружат, учил бы их чуть иначе», — досадовал капитан.
Еще не прозвучал обеденный гонг, когда со стен увидели возвращавшееся войско.
— Отдыхайте! — махнул рукой капитан и направился к штабу, ожидая новостей. По дороге встретил сэра Хендрикса, тот выглядел бодро, хотя признался, что тоже плохо спал в эту ночь.
— Пришлось утром размяться, помахали с сэром Рутгером мечами.
Едва они подошли к крыльцу резиденции барона Литвара, тот появился верхом в сопровождении пяти офицеров — было видно, что они спешат. Увидев капитана и сэра Хендрикса, барон махнул им рукой:
— Очень кстати! Поднимайтесь ко мне — важные новости!
Следом за остальными капитан вошел в комнату, почему-то подумав, что стульев на всех не хватит, однако садиться никто и не собирался.
— Итак, господа, для тех, кто не знает, — мурпаза Эльдерсай подошел к деревне, что в двух милях от реки на противоположном берегу. Это означает, что завтра рано утром он перейдет реку напротив трех холмов и будет готов принять бой. Сведения точные, получены от лазутчика, услугами которого я давно пользуюсь.
— Значит, завтра генеральное сражение? — спросил фон Крисп.
— Да, капитан. Думаю, завтра около полудня все и произойдет. У Эльдерсая больше нет времени, ему на смену идет другой мурпаза.
— А не может он напасть ночью, господин барон? — спросил сэр Хендрикс. — Или перейти реку в другом месте?
— Выше и ниже по течению река значительно уже и потому глубока. Что касается ночи, она столь же небезопасна для войска Эльдерсая, что и для нас.
— Но я думал, они союзники, — удивился сэр Хендрикс. — То есть я имел в виду туранов и чудовищ, что шастают по ночам.
— Возможно, слуги Хиввы и не преследуют войска туранов, однако при случае сожрут туранского кавалериста вместе с лошадью. Во всяком случае, Эльдерсай не станет испытывать на себе их лояльность.
— Итак! — Барон снял шлем и положил рядом с собой на карту. — Порядок расстановки войск у нас уже есть, кое-что уточню ночью, и с первыми лучами солнца, когда войска Эльдерсая только выступят из деревни, мы двинемся к трем холмам. Если имеются какие-то вопросы — задавайте, потом времени не будет. Капитан фон Крисп и вы, сэр Хендрикс, не стесняйтесь.
— Господин барон, а не может Эльдерсай ударить по Аруму, пока мы будем на позициях у трех холмов? — спросил капитан, этот вопрос не давал ему покоя.
— Все подходы к крепости открыты, а на стенах у нас восемь баллист калибра восемьдесят фунтов. Все участки вокруг них пристреляны и занесены в прицельные назидания: когда баллиста заряжена гранитной дробью, это весомый аргумент. Поэтому на приступ Арума Эльдерсай пойдет лишь в крайнем случае, да и то днем, а коли сразу не получится взять крепость, будет на ночь убираться за речку.
Ответив еще на несколько вопросов, барон отпустил офицеров к солдатам. В компании сэра Хендрикса капитан возвращался на казарменный двор и думал о том. как все это непохоже на те кампании, в которых он участвовал. Там все было понятно — полевой лагерь, маневры кавалерии, оборонительные построения пехоты. Здесь же все переворачивалось с ног на голову, но, странное дело, это почти не беспокоило капитана. А уж донимавшие его прежде угрозы военного суда, боязнь расправы карсаматов и упущение выгоды от «золотого пленника» казались какими-то пустяками, сущей ерундой.
«Надо проведать коня», — решил капитан и, распрощавшись с сэром Хендриксом, направился к конюшням.
103
После жестокой тренировки руки и ноги дрожали. Питер сидел на каменном приступке, ограждающем закрытый бассейн, и смачивал лицо водой, зачерпывая ее из деревянного корытца. Рядом сидели его товарищи, также отходившие после нелегкого учения. До обеда у них была возможность отдохнуть и прийти в себя.
— Сбегу я, не стану в битве участвовать... — пробубнил Густав после долгого молчания.
— А чего? Подождал бы уж, перебьем туранов, получим вольные в отпуск, — без тени иронии произнес Крафт, словно сам верил в это.
Густав пристально на него посмотрел, ища подвох, но Крафт был невозмутим.
— Ты не понимаешь, я не переживу этой битвы — меня там обязательно убьют. — Густав вздохнул. — И тогда брат точно заберет мой скот, весь — без остатка.
— Да, плохи твои дела, — согласился с ним Спирос и пошевелил пальцами босых ног. Рядом стояли сапоги, на них сушились портянки. — Племенной скот на дороге не валяется, а ты все никак не решишься бежать. Я бы сбежал, будь у меня такие коровы.
Сидевшие вокруг бойцы Первой роты сколько могли сдерживались, но потом стали хихикать.
— Вот сидим мы тут, смеемся, а ночью здесь будут ходить чудища — во как, — произнес вдруг Витас, и смеха как не бывало.
Громко топая, мимо пробежал конюх.
— Где ваш лейтенант? Горн, кажется!
— У себя должен быть, у них на первом этаже апартаменты, — ответил Крафт. — А чего случилось?
Конюх не ответил, махнул рукой и побежал к входу на первый этаж, но потом обернулся и крикнул:
— Сеча завтра будет, вот что!
— Сеча?
Крафт вскочил, его примеру последовали остальные, босые люди стояли и переглядывались, потом кто-то кинулся обуваться, другие стали разбирать сложенное у стены оружие, как будто отправляться нужно было прямо сейчас.
— Этого не может быть! Этого не должно быть! — воскликнул Густав, потрясая кулаками. У него не хватало духу сбежать, однако, пока не дошло до генерального сражения, оставался шанс, а теперь его уже не было.
После обеда все вернулись во двор, но в казарму никто не поднимался. Вторая и Третья рота держались поблизости — рядом с «ветеранами» Первой роты они чувствовали себя увереннее. Некоторые, взяв рогатку или копье, пытались тренироваться самостоятельно, привыкая к тяжелому оружию, но большинство выглядели подавленными. Все они знали, что ждет их в конце пути на юг, но надеялись, что это будет не так скоро.
Появился лейтенант Горн, он уже поговорил с капитаном фон Криспом, по его примеру сходил на конюшню — посмотреть, как там его конь. Лошади, также трудно проводившие ночи в осаде чудовищ, нервничали. Горн поговорил с конюхом и пошел пройтись. На улицах теперь было многолюдно, солдаты деловито таскали куда-то охапки стрел и корзины с перевязочным материалом. Прямо на мостовой ковали лошадей.
Почувствовав себя лишним, Горн отправился к казармам, но и там не нашел облегчения. Новобранцы из казенных людей выглядели подавленными, суровые и немногословные рейтары занимались чисткой оружия. Пехотинцы из бывшей охраны старательно шутили, однако всем это давалось нелегко.
— Ишь какой бледный, — подсаживаясь к Питеру, произнес Густав, кивая на лейтенанта.
— Мне тоже страшно, — ответил тот и вздохнул. — Наверное, даже капитан боится.
— Да брось ты, он, по-моему, ничего не боится. Такой сам кого хочешь напугает... — Густав помолчал, а затем, нагнувшись к Питеру ближе, шепотом произнес: — А давай вместе бежать, а?
— Куда ж теперь бежать, если на войну завтра? — удивился Питер. — И потом, мы ведь только до вечера и доживем, а как появятся чудовища, так и конец нам.
— Глупое ты дите. — Густав захихикал. — Это лишь тут такое безобразие творится, а убежим мы миль на десять, все позади останется. А дальше прямая дорожка домой. Ты ведь, кажется, из Гудбурга?
— Ну да.
— Значит, почти до конца вместе пойдем, так-то оно сподручнее.
— Нет, — подумав, ответил Питер, — не уверен я, что все так хорошо, как ты описываешь. Останусь я, Густав, что с моими товарищами будет, то я с ними и разделю.
— Как знаешь. — пожал плечами Густав. Он надеялся, что, доберись они вдвоем до Гудбурга, родители или другие родственники Питера отсыплют ему монет за доставку мальчишки. Хитрый литонец давно догадался, что Питер не из простых.
104
Как и следовало ожидать, ночь прошла беспокойно, чудовища будто знали о намечавшемся назавтра генеральном сражении и стремились как можно сильнее измотать солдат. Помимо криков со двора, призывов погулять или выпить в адрес невольников посыпались угрозы.
— Мы вас живьем сожрем, молокососы! — голосами, от которых стыла кровь в жилах, выли уйбуны.
— Изрублю в куски поганцев! — грубо рявкал лишарь.
— А я с живых шкуру буду снимать — попью кровушки...
Потом снова начали бить в стены, да так, что из пазов выпадала старая замазка. Опять пытались сдвинуть закрывавшую вход каменную плиту, но сержант заранее поставил на нее десять человек и на всякий случай дал им факелы. Когда чудовищам не удалось поднять плиту, они обрушили всю свою силу на стены. Били долго и сильно, под утро из внутреннего слоя стали выпадать камни, и, хотя стены были сложены в два ряда, где-то все же образовались дыры, уйбуны полезли в них зелеными лапами, но их быстро поджарили.
Так прошла ночь.
— Солнце! — радостно воскликнул сержант Уэйт, заглянув в щель между камнями.
Все вздохнули с облегчением и стали тушить факелы. Ночь пережить удалось, но удастся ли дожить до вечера?
С первыми лучами все три роты и пехоту выгнали во двор перед казармами. Воздух был свеж и прохладен, до полуденной жары оставалось много времени, и Питеру вдруг показалось, что скоро он проснется в своей уютной комнате в доме дяди, где нет никакой войны.
— Выступаем немедленно! — прервал его мысли капитан. Он был уже в доспехах, в одной руке держал шлем, на локте другой — щит с чужим гербом, своего он не привез. — Есть и пить будем по пути, а если задержимся на позициях — то и там тоже!
— Что значит задержимся, Крафт? — спросил Питер.
— Потряси головой, шлем не должен болтаться.
— Не болтается, я под него каперку подложил, — ответил Питер, чувствуя, как мерзнут под холодным железом руки и ноги. Ему показалось, что на накладках отсутствуют матерчатые подкладки, пришлось даже проверить — не оторвались ли. Подкладки были на месте, а зуб на зуб все равно не попадал.
— Это у тебя мандраж, — пояснил Крафт, человек более опытный.
— А он пройдет?
— Пройдет во время боя.
— Пошли! — крикнул капитан. — Интервал держать побольше, чтобы не поранить друг друга в спину!
Первые ряды двинулись, рогатки стали опускаться, тащить их в вертикальном положении было невозможно — слишком тяжелы. Защитники волокли на спинах тяжелые щиты, дубинки висели на поясах.
— Ну, кажется, выступили! — произнес сержант Уэйт, внимательно оглядывая проходящих мимо солдат, чтобы сразу заметить недостаток в амуниции, если таковой будет.
Проходя по тем же, что и накануне, улочкам, но уже не толпой бродяг, а вооруженными, одетыми в новое солдатами, невольники покидали крепость и сразу оказывались на солнечной стороне крепости. Над луговыми цветами здесь порхали бабочки, жужжали шмели, однако никто на это не обращал внимания.
В голову колонны проскакали пятеро рейтар. Лишь они. по мнению Питера, были в своей тарелке. Их красно-синие мундиры были вычищены, черные сапоги блестели, а лошади лоснились, как будто их неделю держали на откорме.
— Смотри, как дорога-то истоптана, — сказал конопатый Витас. Он вместе с Питером и Густавом оказался в одном ряду, поскольку, как и они, шел с рогаткой.
Питер кивнул, он уже заметил, что перед ними прошла кавалерия, а значит, никаких сюрпризов на дороге их не ожидает. Колонна шла на запад вдоль крепостной стены, справа, ярдах в полуторастах, начинался кустарник, за ним вдали синел лес — он казался Питеру враждебным.
Стена кончилась, колонна миновала угловую башню, и слева открылся бескрайний простор — чистый берег, голубая гладь реки, а на том берегу высокие деревья, за которыми, возможно, укрывались вражеские лазутчики.
Со стены донесся скрип, Питер поднял голову и увидел мачту катапульты. В ее корзине на трех поводках уже лежал какой-то снаряд.
— Ох и врежут они, если кто сунется! — заметил Витас, в его голосе слышалась бравада, призванная задавить страх.
— Что толку, до позиций все равно не дострелят, — пробормотал один из защитников, с красным лицом и в съехавшем на уши шлеме.
В это время сзади послышался топот. Питер оглянулся — по обочине ехал отряд рыцарей во главе с сэром Хендриксом.
— О-о! — протянул кто-то. Зрелище поистине было завораживающее: начищенные до блеска доспехи с золотыми узорами, раскрашенные в цвета знамен щиты и плюмаж на шлемах. Под стать рыцарям были их лошади, в красивых попонах, защитных фартуках из кожи и кольчужной вязки, с наколенниками и в налобниках.
За строем рыцарей ехали их оруженосцы, в шлемах с надглазиями, в хороших кольчугах, при мечах и щитах, а также с арбалетами и луками за спинами.
Когда отряд проехал, Витас победоносно посмотрел на согнутого защитника и сказал:
— Ну что, эти-то небось доедут до позиции?
В ответ защитник поправил шлем и, неожиданно улыбнувшись, ответил:
— Эти доедут, будь спокоен.
105
Три холма, о которых уже все знали, при ближайшем рассмотрении оказались скорее возвышенностями, невесть как образовавшимися тут — то ли вследствие разрушения настоящих холмов, то ли насыпанные людьми. На это указывало правильное расположение возвышенностей — две из них были обращены к реке, а третья, чуть подальше, указывала на север. Располагались возвышенности как раз напротив единственного годившегося для преодоления реки места.
— А и впрямь удобное местечко, — заметил Крафт. Понемногу строй смешался, и он оказался рядом с рогатчиками. — До самой реки все просматривается, а с холма так и дальний берег заметен будет.
— А сколько до него? — спросил Питер, поправляя шлем — промокшая от пота каперка стала тоньше, и шлем съезжал на уши.
— Ну... может, полмили будет.
— А как быстро может проскакать это расстояние кавалерия?
— Ты боишься, что мы не успеем добраться до позиций? — усмехнулся Крафт.
— Есть немножко. Вдруг они прямо сейчас ударят?
— Ну, во-первых, они не дураки, чтобы без подготовки, переведя пару сотен, тут же атаковать нас, а во-вторых, вон, видишь, стоит наша кавалерия, им с пригорочка все хорошо видно. Если тураны поспешат, эти их сразу отбреют.
Вместе с Питером стали рассматривать стоявших на возвышенности кирасир и другие невольники.
— Спасибо, приятель, успокоил, — поблагодарил Крафта кто-то из другой роты. Колонна подошла к возвышенности, выделенной войску капитана фон Криспа, и солдаты начали на нее взбираться. Уклон оказался едва заметен, однако тащить на себе кирасы, шлемы и оружие было очень непривычно. Пот заливал глаза, ноги подгибались, и многие падали. Упал и Питер.
— Эх, травка хорошая! Сюда бы коровок! — почти простонал Густав.
— Я думал, ты уже убег, — подколол его земляк Витас.
— Убегешь с вами! Мне ж компания нужна, а никто не хочет, словно медом им тут намазано, на войне этой.
— Дистанцию держать, дистанцию! — прокричал обогнавший всех сержант Уэйт. — А то задницы друг другу попрокалываете, вояки!
— Эй, кажется, тураны! — воскликнул кто-то, и все разом обернулись. Действительно, от реки скакали дюжины две всадников, однако даже отсюда было видно, что это свои.
— Протри глаза-то, паникер! — стали ругаться другие. Обознавшегося подняли на смех, однако было заметно, что многие струхнули.
Наконец небольшой подъем был преодолен, и капитан фон Крисп, забравшийся сюда на лошади раньше всех, соскочил на землю и принялся расставлять людей так, как предписал ему полковник-барон Литвар. При этом он то и дело обращался к лейтенанту Горну, чтобы вывести того из состояния ступора, однако выходило плохо — Горн был бледен и с тоской посматривал на север.
«Прощается, — догадался капитан. — Ну и дурак».
Участник не одной кампании, фон Крисп знал, что перед боем лучше злиться на врага, чем думать о собственной смерти. Если человек готовился умереть — он обязательно погибал. Напротив, те, кто желал наказать неприятеля, выходили живыми из самых кровопролитных рубок.
Наконец невольники были построены в привычный им порядок и, ощутив локоть товарища, почувствовали себя увереннее. Капитан прошел вдоль боевого порядка и подумал, что ярдов с пятидесяти их вполне можно спутать с колдстринцами, но не ближе. Ближе уже видны висящие, как на вешалках, мундиры, шлемы на ушах, а еще ближе — страх в глаза и даже слезы.
«Нет, это не колдстринцы», — вдохнул капитан и посмотрел на соседний холм. Там строились пехотинцы четвертого и даже пятого ранжира, у этих все было при себе — луки, мечи, широкие щиты, у солдат, одетых в малиновое, имелись копья с крюками — ссаживать с лошадей всадников. Позади первого рубежа обороны был развернут еще один порядок пехоты, а фланги холма прикрывались небольшими дополнительными построениями — «флажками». Дальше всех размещались две сотни кирасир, это был самый защищенный холм, поскольку там во время битвы должен был находиться со штабом барон Литвар.
Третий холм, находившийся позади первых двух, был прикрыт пехотой и четырьмя сотнями кирасир — они являлись резервом для поддержки флангов на случай угрозы взятия какого-то из холмов.
У фон Криспа позади боевых порядков трех новых рот стояла испытанная пехота — сотня охранников. Им предстояло выполнять роль стрелков — лучников и арбалетчиков. Кавалерийскую составляющую представляли рыцари сэра Хендрикса, они стальной стеной поблескивали на солнце, дополненные полусотней оруженосцев. Такое прикрытие тыла внушало фон Криспу уверенность, его не слишком волновало численное превосходство туранского мурпазы Эльдерсая: в бою все решала выучка.
Тяжело клонясь к земле, ломовые лошадки втаскивали на позиции телеги с перевязочным материалом, снопами стрел и неподъемными промасленными мешками с арбалетными болтами. Везли бочки с водой, сыр, вяленое мясо и сухари.
— Мы здесь надолго, что ли? — спросил Густав.
— А ты думал, по-быстрому побьем туранов и домой пойдем? — натянуто улыбнулся Спирос. В последние дни он был молчалив и бледен, куда подевались его всегдашние решительность и живость.
Питер заметил, что и Крафт озадаченно косится на Спироса. За время пути их товарищ то ли не оправился от избиения, то ли заболел.
106
Солдатам разрешили перекусить в строю и даже положить на траву оружие, однако садиться запретили, чтобы не потеряли боевой дух.
Прошло более часа, как все стояли на позициях, но неприятель все не появлялся. К капитану фон Криспу прибыл лейтенант-сигнальщик, при нем были два флажка — желтый и красный. Ими он умел подавать сигналы специальной военной грамоты, сообщая начальству о состоянии дел на фланге, а также получать приказы.
Лейтенант Горн ненадолго заинтересовался коллегой с флажками, тот стал с охотой объяснять, что и как делает.
— Кто это? — спросил Питер.
— Военный колдун, — пошутил Крафт. — Он барону сигналы будет подавать, чтобы курьера не нужно было посылать.
— Хитро придумано. — Питер вздохнул, он немного успокоился и перестал мерзнуть от страха.
От реки показался еще один отряд разведчиков, теперь они скакали во весь опор.
— Ну, кажется, чего-то увидели, — заметил Крафт.
Всадники с разгону влетели на баронский холм, и в них впились сотни глаз, чтобы по жестикуляции определить, идет ли враг.
На правом фланге, среди бывалых солдат, никто не дрожал и не отпускал соленых шуток, чтобы скрыть страх. Волнение проявлялось лишь в частой проверке амуниции, арбалетов, луков. На прискакавших разведчиков, казалось, никто не обратил внимания.
— Господин барон! — Офицер пытался сдержать разгоряченного коня, но тот, настоявшись в крепости, приплясывал от желания поскакать еще. — Господин барон, они начали переправу! Первые сотни уже на этом берегу, переходят по всей ширине реки. Сколько прибывает войск, за лесом рассмотреть не удалось, но поток непрерывный.
— Значит, это не экспедиционный отряд, а сам Эльдерсай. Весь, до последнего кавалериста. И это хорошо.
Каргалов Вадим
Андреев Николай
Гюго Виктор
Браун Дэн
Доценко Виктор
Суворов Виктор