Чтение 4–й страницы книги ~Сады Луны~

«Ну вот, наконец голова проходит».

Герром находился в полутора лигах от моря, на Старо-Канской дороге. Некогда оживленная, дорога эта утратила былое значение, когда при императоре построили новую, идущую вдоль побережья. Теперь ею пользовались в основном пешие путники: местные крестьяне и рыбаки, носившие свой товар на продажу.

Куда бы ни взглянул Паран, повсюду валялись клочья материи, поломанные корзины и рассыпанные овощи. Последним свидетелем исхода был хромой мул, стоявший у обочины и утопавший ногами в горе риса. Он едва взглянул на проезжавшего лейтенанта.

Похоже, народ бежал по этой дороге совсем недавно; скорее всего, вчера ночью или же рано утром. Валявшиеся овощи были свежими, фрукты и зелень начали портиться только теперь, оказавшись под палящим солнцем.

Лошадь Парана двигалась медленно. В жаркой дымке появились окраинные строения Геррома — заштатного торгового городишки. Сложенные из кирпича-сырца, все они были похожи друг на друга. Парана удивило полное отсутствие людей. Неужели скрываются от жары? Ни одна собака не выскочила на дорогу, чтобы облаять всадника. Ни одной телеги, если не считать ту, опрокинутую, с застывшим в воздухе колесом. Жуткую картину дополняла мертвая тишина: ни птичьего щебетания, ни жужжания насекомых. Рука Парана потянулась к ножнам и наполовину вытащила меч.

Въехав в Герром, лейтенант остановился. Пока что ему было ясно одно: жители опрометью бежали из города, почти ничего не взяв с собой. Но кто же напал на них? Паран не увидел ни искалеченных тел, ни следов борьбы. Только домашний скарб, впопыхах брошенный обезумевшими от страха людьми. Паран глубоко вдохнул, медленно выдохнул, затем пустил лошадь вперед. Главная улица была, по сути, единственной городской улицей и упиралась тоже в единственное двухэтажное каменное здание имперской управы. Обитые жестью ставни были закрыты, тяжелая входная дверь — тоже.

Возле управы лейтенант спешился, привязал лошадь к торчащему из земли штырю, потом оглянулся назад. Пусто. Вынув меч из ножен, Паран подошел к двери.

Лейтенанта остановил негромкий дробный звук; звук был слишком тихим, и потому Паран услышал его только теперь, стоя перед тяжелой дверью. Изнутри доносилось неясное бормотание, от которого волосы у него встали дыбом. Паран просунул меч в щель и острым концом лезвия надавил на задвижку. Та поддалась. Затем он распахнул дверь.

В неясном свете Паран уловил какое-то движение. Помещение наполнял густой тяжелый запах разлагающихся тел. Лейтенанту стало тяжело дышать, во рту у него пересохло.Он остановился и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Затем он шагнул в переднее помещение, откуда и доносились непонятные гортанные звуки. Комната была полна… черных голубей, воркующих свои бесконечные песни. Под этим живым покровом находилось то, что было когда-то человеком. Распростертое тело лежало на полу, густо измазанное пометом. Удушливо пахло потом и смертью.

Паран шагнул дальше. Голуби зашевелились, но не обратили на него особого внимания.

Сквозь полумрак лейтенант различил несколько мертвых человеческих лиц с пустыми глазами. Их лица имели синюшный оттенок, будто эти люди задохнулись. Паран задержал взгляд на одном из солдат.

— Ох, вредно для здоровья носить форму в наши дни, — пробормотал он.

«Только птицы и услышат эту шутку. Кажется, такой мрачный юмор мне больше не по нутру».

Паран тряхнул головой и прошелся по комнате. Голуби с воркованием уворачивались от его тяжелых башмаков. Дверь в кабинет старшего офицера была приоткрыта. Через небольшие щели в ставнях внутрь проникал тусклый свет. Убрав меч в ножны, Паран вошел в кабинет. Мертвый капитан так и остался сидеть за столом. Его лицо покрывали пятна голубоватого, зеленого и серого оттенков.

Паран смел со стола птичьи перья и заглянул в бумаги, лежавшие перед капитаном. Маслянистые, осклизлые листы папируса раскрошились, едва он коснулся их пальцами.

«Тщательно убрать все следы», — вспомнил он приказ адъюнктессы.

Паран повернулся и быстро вышел наружу. Потом плотно закрыл дверь безжизненной имперской управы.

Едва ли местные жители поняли, что здесь замешана магия. И след, оставленный ею, не обрывался, а уходил дальше.

Паран отвязал лошадь, сел в седло и выехал из покинутого города. Назад он не оглядывался.

Солнце тонуло в багровых облаках на горизонте. Паран изо всех сил старался держать глаза открытыми. Очень длинным был этот день. Чудовищный день. Местность вокруг, когда-то знакомая и безопасная, превратилась во что-то совсем иное — над нею клубились темные магические вихри. Парану совсем не улыбалось провести эту ночь под открытым небом.

Лошадь шла вперед, опустив голову. Медленно опускались сумерки. Подстегиваемый собственными мрачными мыслями, Паран пытался осознать, что же произошло с утра.

Перед мысленным взором промелькнули брезгливое лицо немногословного капитана и гарнизон в Кане, потом сегодняшняя неожиданная встреча с адъюнктессой императрицы. Служба при ней означала головокружительный взлет в его военной карьере; неделю назад он даже и не помышлял о подобном. Пусть отец и сестры не одобряют избранную им профессию, но известие о новом назначении непременно взбудоражит их, если не повергнет в трепет. Как и многие сыновья и дочери знати, он давно мечтал об имперской военной службе. Паран жаждал почета и уважения и тяготился вялым образом жизни, который вела почти вся аристократия. Ему хотелось чего-то более волнующего, чем надзор за поставками вина или разведением лошадей.

Увы, таких, как он, не очень-то торопились зачислять в армию. Им не облегчали путь к офицерской выучке и последующим чинам. Парану вообще не повезло: его отправили в Кан, где гарнизон ветеранов восемь лет подряд зализывал раны былых сражений. Там молодого, неопытного лейтенанта, да еще и аристократа, встретили с плохо скрываемымпрезрением.

Паран считал, что отношение к нему изменилось после резни на дороге. Он оказался проворнее многих ветеранов, чему в немалой степени способствовала его превосходная боевая лошадь. Более того, чтобы показать остальным свое хладнокровие и выучку, Паран добровольно вызвался возглавить расследование.

Лейтенант делал все, как надо, хотя знакомство с подробностями случившегося доставило ему немало тягостных ощущений. Пробираясь между мертвыми телами, он слышал странные крики, звучавшие не вовне, а в его собственной голове. Глаза Парана подмечали малейшие детали: странный поворот тела, неожиданную улыбку на лице мертвого воина. Однако тягостнее всего на него действовал вид погибших лошадей. Ноздри и пасти животных были в корках засохшей пены — верный признак панического ужаса, охватившего лошадей перед гибелью. Паран не мог без содрогания смотреть на их чудовищные рваные раны. Пятна навоза и желчи покрывали бока некогда гордых скакунов. Повсюдуон натыкался на запекшуюся кровь и гниющие куски мяса. Лейтенант едва сдерживался, чтобы не заплакать над трагической участью лошадей.

Паран заерзал в седле, ощущая противную липкость ладоней, лежащих на луке седла. Все это время он держался стойко, но теперь нахлынувшие воспоминания словно разметали и расшатали его дух. Совсем недавно он с молчаливым презрением взирал, как ветераны скрючивались на обочинах и их тошнило желчью. А ведь они отнюдь не были трусами, эти старые солдаты. Последней каплей жутких воспоминаний явилось увиденное в имперской управе Геррома. Еще немного, и все это сметет защитные преграды, которые Паран выстроил у себя внутри.

Лейтенант с трудом выпрямился в седле. Он вспомнил, как с какой-то щеголеватой небрежностью поведал адъюнктессе, что его молодость кончилась. Он рассказал ей и о многом другом, бесстрашно, не задумываясь о последствиях, отбросив все предостережения, которые пытался внушить ему отец.

Ему вдруг вспомнились слова, услышанные в детстве: «Живи тихо». Он отверг их тогда, отвергал и сейчас. Итак, адъюнктес-са заметила и выделила его. Впервые за все это время Паран задумался: стоит ли гордиться ее вниманием? Он вспомнил «сжигателя мостов», с которым судьба столкнула его на смотровой башне Ложного замка. Наверное, нынче тот плюнул бы ему под ноги и сказал: «Зря ты не прислушался к моим словам, сынок. Ну что, стал героем?»

Лошадь Парана рванулась вперед, стуча копытами. Он сжал меч, тревожно вглядываясь в сумрак. Дорога вилась меж рисовых полей, ближайшее крестьянское жилье отстояло от дороги на добрую сотню шагов. Тем временем путь ему преградил чей-то силуэт.

Подул холодный ветер, заставивший лошадь прижать уши и тревожно раздуть ноздри.

Вся одежда странного незнакомца была зеленого цвета: зеленый плащ с большим капюшоном, выцветший зеленый мундир, полотняные облегающие штаны. Даже кожаные сапоги и те были зелеными. Ростом он вряд ли превосходил Парана. На тонком поясе висел всего один длинный кинжал — излюбленное оружие жителей Семиградия. Лейтенант обратил внимание, что кожа на руках незнакомца была сероватого оттенка. Парана поразило обилие колец: по нескольку штук на каждом пальце.

Человек поднял руку, сжимавшую глиняный кувшин.

— Эй, лейтенант, жажда не мучает? — спросил он. Голос незнакомца звучал довольно приятно и вкрадчиво.

— Вас что, послали меня встретить? — вместо ответа спросил Паран, не убирая руки с эфеса меча.

Человек улыбнулся и откинул капюшон. У него было узкое светло-серое лицо и темные раскосые глаза. По возрасту — чуть больше тридцати лет, хотя волосы успели побелеть.

— Адъюнктесса попросила меня о небольшом одолжении, — пояснил незнакомец. — Ей не терпится выслушать твой доклад. Мне поручено препроводить тебя к ней… с поспешением.

Он взмахнул кувшином.

— Но вначале давай-ка перекусим. В моих карманах найдется недурное угощение; во всяком случае, куда вкуснее и обильнее, чем ты нашел бы в какой-нибудь здешней замызганной деревушке. Слезай с лошади и составь мне компанию. Сядем с тобой на обочине, проведем время за трапезой, приятным разговором и созерцанием вечно занятых тяжкими трудами местных крестьян. И как им не надоест так гнуть спину? Кстати, меня зовут Симпатяга.

— Я слышал это имя, — сказал Паран.

— Уж должен был слышать, — подхватил Симпатяга. — Итак, я пред тобой. В моих жилах течет кровь тистеандиев, и ей тесно в человеческом теле. Чтобы облегчить ее участь, я выпускаю кровь из других тел. Уничтожение королевской фамилии в Аи-те — моих рук дело. Король, королева, их сыновья и дочери.

— А также двоюродные, троюродные и прочие родственники.

— Угадал, лейтенант. Нужно было вырвать всю поросль с корнем. Таков уж мой долг, а я как-никак — один из искуснейших «когтей». Но ты так и не ответил на мой вопрос.

— На какой?

— Пить хочешь?

Паран нахмурился и спрыгнул с лошади.

— Я слышал, что адъюнктесса велела поторапливаться.

— А мы и поторопимся, лейтенант, когда наполним желудки и приятно побеседуем.

— Стремление к приятным беседам вряд ли присуще «когтям», особенно искуснейшему из них.

— Про других не скажу, а я очень люблю приятные и изысканные беседы. Увы, лейтенант, нынешние мрачные времена почти не позволяют мне проявлять это качество моего характера. Но ты, смею надеяться, уделишь мне немного своего драгоценного времени, правда? Тем более что мы все на время связаны одним делом.

— Ваши дела с адъюнктессой меня не касаются, — сказал Паран, подходя к Симпатяге. — Лично к вам у меня нет никаких чувств, кроме враждебности.

Один из искуснейших «когтей» империи присел на корточки и стал доставать из карманов свертки с едой. Затем он вынул два хрустальных бокала и откупорил кувшин.

— Старые раны. Понимаю, лейтенант. Ты ведь избрал другой путь, выбившись из стада скучающих и вечно препирающихся между собой аристократов.

Симпатяга наполнил бокалы янтарным вином.

— Теперь ты целиком принадлежишь империи, лейтенант. Она повелевает тобой, а ты безоговорочно подчиняешься приказам. Ты — частичка одного из мускулов, слагающих тело империи, и не более того. Но и не менее. Время старых обид давно прошло. А потому, лейтенант, — Симпатяга опустил кувшин на землю и подал Парану наполненный бокал, — давай отпразднуем твое новое назначение. За твое здоровье, Ганоэс Паран, лейтенант и помощник адъюнктессы Лорны.

По-прежнему хмурясь, Паран взял бокал.

Они оба выпили.

Симпатяга улыбнулся, достал шелковый платок и обтер губы.

— Как видишь, нам не так-то трудно поладить. Кстати, каким именем прикажешь тебя величать?

— Просто Параном. А вас? Какой титул у командира «Когтя»?

Симпатяга опять улыбнулся.

— «Когтем» по-прежнему командует Ласэна. Я ей лишь помогаю. Таким образом, я тоже являюсь помощником для разнообразных поручений. Можешь называть меня тем именем, которое тебе известно. Знакомясь с людьми, я стараюсь не увязать в формальностях сверх необходимого.

Паран уселся на глинистую землю.

— Значит, мы уже перешли черту знакомства?

— Разумеется.

— А как вы это поняли?

Симпатяга принялся развязывать свертки, доставая оттуда сыр, заварной хлеб, фрукты и ягоды.

— У меня, знаешь ли, два способа знакомства. С тобой мы познакомились вторым способом.

— Каков же тогда первый способ?

— Я пользуюсь им, когда не хватает времени, чтобы надлежащим образом представиться.

Паран устало развязал ремешки и стащил с головы шлем.

— Желаете узнать, что я обнаружил в Герроме? — спросил он, приглаживая рукой черные волосы.

Симпатяга передернул плечами.

— Ну, если у тебя есть потребность выговориться.

— В таком случае я, пожалуй, дождусь встречи с адъюнктессой.

Непревзойденный «коготь» улыбнулся.

— А ты быстро схватываешь, что к чему, Паран. Не будь расточителен со знаниями, которыми обладаешь. Слова, как и монеты, любят, когда их накапливают.

— Пока богач не помрет на постели из чистого золота, — усмехнулся Паран.

— Забыл спросить: ты голоден? Терпеть не могу есть в одиночку.

Паран взял протянутый ломоть бурого черствоватого хлеба.

— Так как, адъюнктесса и впрямь послала вас за мной или же вы оказались в здешних краях по иным причинам?

В очередной раз улыбнувшись, Симпатяга встал.

— Увы, наш приятный разговор окончен. Пора в путь.

Он посмотрел на дорогу.

Паран тоже повернулся и увидел тусклый желтоватый свет, разлитый над дорогой.

«Путь — одна из тайных магических троп, позволяющих преодолевать громадные расстояния».

— Клобук меня накрой, — со вздохом пробормотал лейтенант, сопротивляясь охватившей его дрожи.

Перед ним расстилалась сизовато-серая дорога, с обеих сторон окаймленная невысокими стенами. Дорогу накрывал плотный охристый туман. Из портала тянуло странным ветром, и дорожная пыль казалась пеплом, развеиваемым невидимыми демонами.

— Тебе придется привыкнуть к подобному роду путешествий, — сказал Симпатяга.

Паран прикрепил шлем к луке седла и взял в руки поводья лошади.

— Я готов. Идемте.

Непревзойденный «коготь» одобрительно взглянул на него и шагнул через портал. Паран шагнул следом и ввел лошадь. Вход сразу же закрылся. Провинция Итко Кан и все привычные приметы жизни исчезли. Мир, в котором они очутились, был пустынным и безжизненным. Стены, окаймлявшие тропу, казались сделанными из пепла. Воздух пах пескоми металлом.

— Добро пожаловать на имперский Путь, — с издевкой в голосе произнес Симпатяга.

— Польщен.

— Он создан силами тех, кто… был прежде нас. Неужели такое было по плечу людям? Ответ знают только боги. Думаю, они и создали этот Путь.

— А по-моему, боги здесь ни при чем, — возразил Паран. — Говоря так, вы просто обманываете сборщиков пошлины, привратников, стражников на невидимых мостах и всех остальных, кто обитает на этом Пути, служа своим бессмертным хозяевам.

Симпатяга хмыкнул.

— Думаешь, Путь сродни обычной дороге, от которой кормится немало народу? Знаешь, меня всегда развлекали невежественные домыслы. Думаю, ты окажешься приятным спутником в нашем недолгом путешествии.

Паран умолк. Сколько он ни пытался увидеть горизонт, его взгляд упирался в пепельно-серые стены и охристый туман. По телу ползли струйки пота, отчего кольчуга казалась еще тяжелее. Лошадь Парана тревожно озиралась по сторонам и надсадно фыркала.

— К твоему сведению: адъюнктесса сейчас находится в Анте, — нарушил молчание Симпатяга. — Путь позволит нам покрыть триста лиг всего за несколько часов. Кое-кто думает, будто империя неимоверно разрослась. А в отдаленных провинциях кое-кто вообще возомнил, что находится вне досягаемости императрицы Ласэны. Как ты сам убедился, Паран, думать так могут только глупцы.

Кобыла Парана снова зафыркала.

— Кажется, я тебя застыдил, и теперь ты рта не раскрываешь. Прости меня, лейтенант. Возможно, я не слишком удачно пошутил по поводу твоего невежества.

— Когда шутишь, всегда рискуешь, — коротко ответил Паран.

Симпатяга долго не раскрывал рта.

В пространстве, по которому пролегал магический Путь, время текло незаметно. Возможно, времени там вообще не было. Кое-где пепельно-серые стены были разворочены, словно сквозь них с боем продирался отряд. Иногда от Пути отходили скользкие боковые тропы и сразу же исчезали во мраке. В одном месте им попалось темное пятно, покрытое ржавой коркой. Рядом, словно разбросанные монеты, в пыли валялись ржавые звенья цепи. Симпатяга не дал никаких пояснений, но по его виду Паран понял, что «коготь» изрядно удивлен увиденным.

«Вот тебе и безопасное путешествие! — подумал лейтенант. — Не надо считать меня доверчивым дурачком. Похоже, как и на обычной дороге, здесь бывают стычки и даже побоища».

Парана не удивило, что после того места Симпатяга убыстрил шаг.

Вскоре они подошли к каменной арке. Она была построена недавно; Паран узнал антанский базальт, добываемый в имперских каменоломнях неподалеку от столицы. Стены родительского дома были облицованы таким же черно-серым блестящим камнем. В центре арки, наверху, красовалась когтистая лапа, Держащая хрустальный шар, — герб Малазанской империи.

По другую сторону арки расстилалась тьма. Паран прочистил горло и спросил:

— Мы что, пришли?

Симпатяга обернулся.

— Ты даже не потрудился завернуть свое презрение в оболочку учтивости, лейтенант. Посоветовал бы тебе бросить свои высокородные замашки.

Паран усмехнулся.

— Ладно, провожатый, ведите дальше.

Подобрав полы плаща, Симпатяга прошел через арку и… исчез.

Лошадь почему-то упрямо не желала приближаться к базальтовой арке. Она норовила стать на дыбы и мотала головой. Как лейтенант ни пытался ее успокоить, все было напрасно. Наконец он просто забрался в седло, натянул поводья и хорошенько пришпорил упрямицу. Лошадь взбрыкнула, но прыгнула в пустоту.

В ту же секунду они очутились в привычном мире, полном света и красок. Из-под конских копыт во все стороны летели мелкие камешки. Паран остановил лошадь и, моргая, огляделся. Они находились в просторном помещении, потолок которого отливал сусальным золотом, стены были завешаны шпалерами, а возле стен стояло не менее двух десятков вооруженных стражников.

Испуганная лошадь дернулась вбок и сшибла с ног Симпатягу. Еще немного, и тяжелое конское копыто пробило бы ему голову. Опять во все стороны полетели мелкие камешки… только они не были дворовым гравием. Лошадь выбивала из пола кусочки мозаичного покрытия. Бормоча проклятия, Симпатяга вскочил на ноги. Его глаза, обращенные к лейтенанту, метали молнии.

Будто повинуясь некоему молчаливому приказу, караульные медленно вернулись на свои места. Паран оторвал взгляд от Симпатяги. Перед ним на подиуме возвышался трон из гнутой кости. На троне восседала императрица.

В зале стало совсем тихо, если не считать похрустывания кусочков мозаики, которые давили конские копыта. Поморщившись, Паран спешился и обратил усталый взгляд на императрицу.

Ласэна почти не изменилась с тех пор, как он последний раз видел ее вблизи. Ее одежда по-прежнему оставалась простой и лишенной украшений. Коротко остриженные волосы все так же венчали синеватое, совершенно неприметное лицо. Сощурившиеся карие глаза остановились на Паране.

Лейтенант поправил перевязь, сложил руки и отвесил поясной поклон.

— Приветствую вас, ваше величество, — произнес он.

— Вижу, тогда, семь лет назад, ты не послушался совета бывалого воина, — растягивая слова, сказала Ласэна.

Паран удивленно заморгал.

— Он тоже не внял совету, который я ему дала, — продолжала императрица. — Удивляюсь, кто из богов свел вас тогда вместе на парапете. Я бы непременно поблагодарила этого бога за его чувство юмора. Лейтенант, вы никак решили, что Имперская арка ведет прямо в конюшню?

— Ваше величество, моя лошадь упорно не желала проходить через арку.

— Ну что ж, не без основания.

Паран улыбнулся.

— Но в отличие от меня ее порода славится своей смышленостью. Прошу вас принять мои самые смиренные извинения за случившееся.

— Симпатяга проводит вас к адъюнктессе.

По знаку императрицы один из караульных принял от лейтенанта поводья. Паран еще раз поклонился и с улыбкой повернулся к «когтю». Тот вывел его через боковую дверь.

— Дуралей! — процедил он сквозь зубы, когда тяжелая дверь закрылась за ними и они очутились в узком коридоре.

Паран не ответил. Симпатяга быстро зашагал к лестнице. Лейтенант не торопился: пусть «коготь» его подождет. Тот стоял возле ступеней, мрачный от ярости.

— О каком таком парапете она говорила? Ты что, когда-то уже встречался с императрицей? Где?

— Поскольку она не пожелала объяснить, мне лишь остается последовать ее примеру, — уклончиво ответил Паран.

Ступени лестницы, истертые множеством ног, чем-то напоминали конские седла.

— А, так мы в Западной башне, — невинным тоном произнес лейтенант. — Ее еще называют башней Праха.

— Поднимайся на самый верх. Адъюнктесса ждет тебя в своих покоях. Других дверей там нет, так что не заблудишься. Понял?

Паран кивнул и двинулся наверх.

Дверь последнего этажа башни была приоткрыта. Паран постучался и вошел. Он увидел адъюнктессу в дальнем конце комнаты. Лорна сидела на скамье, спиной к широкому окну, и одевалась. За поднятыми ставнями розовело утреннее небо. Смущенный Паран остановился.

— Я не из стеснительных, — сказала адъюнктесса. — Входите и закройте дверь.

Паран сделал, что ему велели. Потом оглядел помещение. Стены украшали порядком выцветшие шпалеры. Каменные плиты пола скрывались под вытершимися меховыми шкурами.Мебель была скудной и старой, напанской по стилю, а потому лишенной вычурности.

Адъюнктесса встала и надела кожаные доспехи. Ее волосы блестели в утреннем свете.

— У вас усталый вид, лейтенант. Присядьте.

Паран поискал глазами стул и с наслаждением плюхнулся на сиденье.

— Следы едва заметны, госпожа адъюнктесса. Герром оказался пуст, а те, кто там остался, уже никогда не заговорят.

Лорна застегивала последнюю пряжку.