Чтение 45–й страницы книги ~Сады Луны~

Он отпил молока и захрустел лепешкой.

— А я и не знал, что в игру ввязались Повелитель Теней и опонны, — сказал тистеандий.

Барук чувствовал на себе сверлящие глаза гостя, но продолжал стоять к нему спиной.

— Я лишь намекнул на опоннов. Полной уверенности у меня нет.

Рейк снова усмехнулся. Алхмимик глотал молоко.

— Мы с вами похожи, Рейк. Вы не делитесь своими предчувствиями. Я тоже.

— И это нам обоим ничего не дает.

Барук резко повернулся к нему.

— Однако ваши вороны заметили, как женщина и тлан-имас проникли в курган. Вы и сейчас уверены, что они потерпели неудачу?

— А вы? — перебросил ему вопрос тистеандий. — Насколько помню, это заботило вас, а не меня. Меня это ничуть не волновало тогда и не волнует сейчас. Как бы ни повернулись события, без крови не обойдется. Наверное, вы до сих пор думаете, будто можно найти какой-нибудь хитрый способ избежать кровопролития. Ваши ученые изыскания — это одно, а Малазанская империя — совсем другое. Здесь гипотезы и догадки бесполезны и даже опасны. Ласэна признает только один язык — язык силы. Естественно, она нетратит понапрасну собственные силы. Но если только противник показал, что силен, Ласэна бьет по нему со всей имеющейся у нее мощью.

— А вы предпочитаете спокойно ждать, когда это случится? — загремел на него Барук. — Вы хотите, чтобы Даруджистан разделил страшную участь других городов? Чтобы и наши улицы покрылись трупами? Впрочем, что все это для вас, Аномандер Рейк? Окончательная победа так и так будет вашей!

Тонкие губы тистеандия слегка изогнулись в улыбке.

— Точно подмечено, Барук. Вы ошиблись лишь в одном. Ласэне не нужны развалины Даруджистана. Ваш город нужен ей богатым и сияющим. Я пытаюсь помешать ей захватить Даруджистан. Если бы меня не заботила судьба вашего города, я давным-давно опрокинул бы замыслы Ласэны. Однако я, как и вы, хочу сохранить город, не допустив сюда малазанскую армию. Это, уважаемый Барук, я называю победой.

Глаза тистеандия стали серыми.

— В противном случае я не искал бы союза с вами, — добавил Рейк.

Алхимика такой ответ не слишком-то убедил.

— Вы ведь можете говорить мне успокоительные слова, а сами — вынашивать вероломные замыслы.

Рейк молчал, разглядывая собственные пальцы, сцепленные на коленях.

— Барук, — наконец тихо произнес он, — любой опытный полководец знает: одно вероломство порождает цепь новых. Стоит хотя бы раз повести себя вероломно… с врагом или с союзником — значения не имеет… и вы дадите повод к подражанию. Вам сразу же начнут подражать. Какой-нибудь жалкий солдатик увидит в этом способ повышения в чине; у высших офицеров, у ваших ближайших помощников и телохранителей найдутся свои причины. Мои соплеменники знают о моем союзе с вами, Барук. Предай я их — и мне недолго оставаться властелином Дитя Луны.

— Кто решился бы оспорить вашу власть? — усмехнулся Барук.

— Прежде всего Каладан Бруд, — быстро ответил Рейк. — А еще четверо моих магов-ассасинов. Даже Силана — эта затворница пещер базальтовой крепости — не преминулабы отобрать у меня власть. Могу назвать еще многих. Очень многих, Барук.

— Неужели только страх удерживает вас, Сын Тьмы?

Рейк поморщился.

— Этим титулом наградили меня глупцы, считающие, будто я достоин поклонения. Мне ненавистны два этих слова, и я не хотел бы снова слышать их от вас. Думаете, меня удерживает страх? Меня удерживает нечто другое, сравнимое по силе со страхом, но во всем остальном не идущее с ним ни в какое сравнение. Долг.

Глаза тистеандия поменяли цвет, сделавшись тускло-коричневыми. Он сосредоточенно разглядывал линии на своих ладонях.

— У вас ведь тоже есть долг, Барук. Если хотите, обязательства. Они держат вас, определяют вашу жизнь. Мне все это очень понятно. Дитя Луны — пристанище последних тистеандиев. Мы вымираем, Барук. Никакая цель, никакой замысел не в состоянии пробудить в моих соплеменниках настоящую жажду жизни. Я пытаюсь поддерживать этот огонь, но я всегда плохо умел воодушевлять. На Генабакис явились малазанцы — мы отступали, отступали. Мы старались уйти от столкновения, пока было куда. Знаете, Барук, когда жизнь становится в тягость, лучше погибнуть на поле боя. Представьте: ваш дух умирает, а тело продолжает жить. И не десять лет, не пятьдесят, а пятнадцать, двадцатьтысячлет.

Тистеандий быстро встал. Посмотрев на притихшего Барука, он улыбнулся. От его улыбки алхимику стало нестерпимо больно.

— Меня удерживает долг, который сам по себе ничего не значит. Достаточно ли его для сохранения нашей расы? Если говорить о простом выживании — я мог бы поднять Дитя Луны высоко в небо, где бы нам ничего не угрожало. Я этого не сделал и не сделаю. Вы спросите: что же тогда я сохраняю? Историю, определенный взгляд на жизнь.

Он сокрушенно пожал плечами.

— Но наша история завершилась, Барук. Наш взгляд на жизнь — это равнодушие ко всему и стоически переносимое отчаяние. Так нужно ли сохранять подобные лохмотья? По-моему, нет.

Барук не сразу нашел что ответить. До него едва доходил смысл слов, произнесенных Рейком. Однако крик души тистеандия был убедительнее слов. Сердце Барука лучше поняло этот крик, нежели высокоученый разум алхимика.

— Вы пошли на союз с жертвами империи. Соплеменники поддерживают вас или же вам приходится нести эту ношу одному?

— Им попросту все равно, — ответил Рейк. — Они выполняют мои приказы. Они делают то, что я велю. Они служат Каладану Бруду, ибо я им приказал. Они гибнут в болоте и лесах чужой земли, ведя чужие битвы. Гибнут за людей, которые их страшатся.

Барук подался вперед.

— Я не перестаю изумляться и спрашивать: зачем? Зачем вы идете на такие жертвы?

Смех тистеандия был бурным и стих столь же внезапно, как и начался.

— А осталось в наши дни хоть что-то, ради чего стоило бы гибнуть? Так ли уж важно, что мы ввязались в чужие заботы? Главное, мы сражаемся, как сражаются люди. И умираем, как умирают они. Можете называть нас наемниками духа. Но даже такое возвышенное понятие нас не вдохновляет. Почему? Не знаю. Да и какая вам разница? Главное — мы не предаем своих союзников.

Вас встревожило мое попустительство тлан-имасу. Вы считаете, я должен был помешать ему и малазанской лазутчице проникнуть внутрь кургана. Я знал, Барук, что джагатского тирана рано или поздно освободят. И решил: пусть уж лучше это случится, когда я рядом и могу дать ему отпор, чем если бы вам пришлось противостоять джагату без меня. Мы вышибем жизнь из древней легенды, Барук, и она навсегда останется страшным преданием далекого прошлого. Но угрожать вашему настоящему она уже не будет.

Барук недоверчиво взглянул на тистеандия.

— Вы уверены, что сумеете уничтожить джагатского тирана?

— Нет. Но после столкновения с нами он значительно ослабнет. Тогда за него примутся другие, точнее — ваш Тайный совет. Я знаю, как вас, людей, гнетет и раздражает неопределенность. Вам стоило бы научиться принимать ее, ибо в жизни мало определенного. Не исключаю, что совместными усилиями мы уничтожим джагатского тирана, однако и в этом случае Ласэна только выиграет.

— Простите, я что-то совсем запутался в вашей логике, — признался алхимик.

— Битва с тираном потребует от нас немалых сил. И тогда-то имперская армия войдет в Даруджистан. Как видите, победа в любом случае будет на стороне Ласэны. Оборонительные сооружения Даруджистана представляют собой жалкое зрелище. Ваша армия годится только для парадов. Единственная противоборствующая сила, которая всерьез заботит императрицу, — это ваш союз Торруда, Барук. О его возможностях Ласэне ничего не известно, потому-то ее лазутчики и ищут встреч с людьми Ворканы. Если повелительница гильдии… или как у вас именуют Воркану… согласится на сделку, Ласэна чужими руками уберет ваш совет.

— Здесь не все так просто, — заметил Барук. — Есть ведь и другие игроки.

— Понимаю, о ком вы. Да, опонны в одинаковой степени опасны для всех. Думаете, опоннам есть дело до вашего города? До участи его жителей? Их привлекает игра магических сил; чем яростнее ее вихрь, тем им веселее. Ввязываясь в игры смертных, боги не привыкли проливать собственную кровь.

Барук допил остатки молока.

— До сих пор мы не допускали пролития крови бессмертных.

— Ошибаетесь, почтенный Барук, — возразил Рейк. — Насильственное удаление Повелителя Теней из игры — это первое пролитие крови бессмертных.

Барук едва не поперхнулся.

— Чьей именно?

— Мой меч лишил жизни двоих гончих. Полагаю, это ощутимо выбило их хозяина из равновесия.

Барук откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

— Ставки начали повышаться, — проговорил он.

— Не только для вас, но и для Дитя Луны.

Тистеандий вернулся в свое кресло и занял прежнюю позу, вытянув ноги поближе к огню.

— А теперь я бы хотел побольше узнать о джагатском тиране, Барук. Помнится, вы говорили, что намерены с кем-то посоветоваться.

Барук швырнул недоеденную лепешку в очаг.

— Здесь, Рейк, есть одна закавыка. Надеюсь, вы сумеете объяснить мне, что же произошло.

Он встал.

— Прошу вас, пойдемте со мной.

Рейк тоже поднялся. Сегодня он явился к алхимику без своего меча. Баруку было несколько странно видеть тистеандия безоружным, однако отсутствие Драгнипура действовало на него успокаивающе.

Алхимик повел гостя в подвал дома. В первой комнате, куда они вошли, на узкой койке спал какой-то старик. Барук указал на него.

— Спит, как видите. Этого человека зовут Мамот.

— Историк? — удивленно воскликнул Рейк.

— Да. А еще верховный жрец Дрека.

— Теперь мне понятно, откуда этот язвительный тон в его сочинениях, — усмехнулся Рейк. — Печальная судьба у приверженцев Осеннего Червя.

Барука удивило, что Рейк читал «Исторические повествования» Мамота. Но если вдуматься, чему тут удивляться? Жизнь длиною в двадцать тысяч лет немыслима без увлечений или простого любопытства.

Рейк подошел к койке.

— Какой глубокий сон. Чем же он вызван? — спросил тистеандий, наклоняясь над спящим.

Барук тоже склонился к Мамоту.

— В этом-то и вся закавыка. Я почти несведущ в земной магии. Магический Путь Мамота — Дрисс. Я никогда не пользовался этим Путем. Как я уже говорил, я позвал Мамота исразу же начал расспрашивать про курган и джагатского тирана. Мамот сел и закрыл глаза. Потом растянулся на койке. С тех пор он не произнес ни слова.

Рейк выпрямился.

— Он слишком серьезно отнесся к вашей просьбе.

— Не понимаю вас, Рейк.

— Вы верно угадали: Мамот открыл Дрисс. Он решил, что называется, дать непосредственный ответ на ваш вопрос. Но какая-то сила заперла его там.

— Так он что, отправился по своему Пути прямо в курган джагата? Старый дуралей!

— Кроме Омтоза Феллака — Пути джагата — его могла запереть магия Теллана. И не только она. Не забудьте про ту женщину с отатаральским мечом.

Рейк скрестил на груди руки.

— Мамот не выйдет из плена, пока тлан-имас и женщина с мечом не покинут курган. Есть и другая опасность: если уважаемый историк не поторопится, пробудившийся джагат может овладеть его сознанием.

Барук поежился.

— То есть джагат может пленить Мамота?

Рейк мрачно кивнул.

— Он ведь верховный жрец? Что ж, такой смертный очень пригодится джагату. Так тиран сумеет попасть в гости к Дреку. Как вы думаете, джагату по силам пленить Осеннего Червя?

Барук испуганно глядел на неподвижного Мамота. Озноб сменился струйками пота.

— Не знаю, — прошептал Барук. — Как у нас говорят, Дессембрию будет над чем поплакать.

Старуха никуда не спешила. Она сидела на ступеньке крыльца и лениво рассматривала предвечернее даруджистанское небо. Потом вынула трубку, сделанную из мыльного камня, и плотно набила туда сухие листья итальбы. Рядом со старухой стояла небольшая крытая бронзовая жаровня. Из отверстий торчали палочки для прикуривания. Вытащив палочку, старуха разожгла трубку, после чего бросила почерневшую палочку на камни мостовой.

По другой стороне шел человек. Заметив поданный ему сигнал, он на ходу поправил рукой волосы… Круголому еще никогда не было так страшно. Каждый его шаг по улице могоказаться последним. Ищейки Турбина Орра следовали за ним по пятам. Круголом чуял их нутром. Орра дураком не назовешь; рано или поздно сановник вспомнит про свои многочисленные встречи в развалинах Цитадели Деспота. Вспомнит он и караульного, всякий раз несшего там вахту. Открытое появление на улице было для Круголома дерзкойи крайне рискованной затеей.

Он завернул за угол и продолжал идти, пока не оказался возле «Феникса». У входа стояли две женщины и, посмеиваясь, о чем-то говорили. Круголом засунул большие пальцыпод пояс, отчего ножны наклонились, чиркнув по стене. Потом, словно спохватившись, он вытащил пальцы и направился дальше, держа путь к Лазурному кварталу.

«Вот и все», — подумал Круголом.

Оставалась последняя встреча; возможно, в ней не было необходимости, однако он точно следовал приказам Угря. Быть может, он не доживет до вечера, но пока жив, нужно продолжать.

— Видела? — спросила Миза, подталкивая Ирильту. — Сядешь напротив, в выбоине, и будешь следить. Все как всегда.

— Поняла. Иди, — бросила ей Ирильта.

Миза спустилась с крыльца и повторила недавний путь Кру-голома, но только в обратном направлении. Старуха по-прежнему сидела на крыльце, посасывая трубку и лениво разглядывая прохожих. Заметив Мизу, старуха вытащила трубку изо рта и стала выколачивать о каблук башмака. На землю посыпались искры.

Миза слегка качнула плечами и свернула в узкий проход, тянувшийся на всю длину дома. Толкнув третью по счету дверь, она вошла в тускло освещенную комнатенку. За другой дверью, внутренней, кто-то прятался, но Миза этого не заметила. Она прошла дальше и очутилась в коридоре, который оканчивался лестницей.

Первое знакомство с Даруджистаном не ошеломило Апсалару (в недавнем прошлом — Печаль). Вопреки ее ожиданиям и рассказам Крокуса, город почему-то показался ей слишком уж знакомым.

Крокуса это раздосадовало. Он мыслил поводить девчонку по своим любимым местам, но теперь решил не мешкая отправиться к дяде Мамоту. Однако даже путь к дядиному дому оказался для парня сущей пыткой. Едва ли не каждое слово Апсалары застигало его врасплох, и Крокус мечтал поскорее перепоручить ее заботам кого-нибудь другого. Но тогда почему мысль о расставании с Апсаларой еще больше нагоняла на него уныние?

Крокус вышел из дядиной библиотеки. Крылатая обезьянка Моби, как всегда рассевшаяся на письменном столе, старательно показывала ему язык и беспрестанно верещала. Ну конечно, девчонка заняла лучший из стульев, на котором привык сидеть он!

— Ничего не понимаю. Похоже, дядя ушел отсюда пару дней назад.

— Ну и что? — удивилась Апасалара. — С ним такого не случалось?

— То-то и оно, что не случалось, — буркнул Крокус. — Я тебя, кажется, просил покормить Моби.

— Я покормила. Дала ему винограда.

— Странно, — произнес Крокус, остановившись посреди комнаты. — Может, Раллик что-нибудь знает.

— Кто такой Раллик?

— Друг мой. Ассасин, — ответил Крокус, думая совсем о другом.

Выпучив глаза, Апсалара вскочила с места.

— Что с тобой? — удивился Крокус.

Девчонка выглядела совсем перепуганной. Крокус сердито завертел головой по сторонам, ожидая увидеть какого-нибудь демона, вылезшего из шкафа или щели в половицах.Никого. Комната как комната, в которой неплохо успел похозяйничать Моби.

— Ты кого испугалась? — опять спросил Крокус.

— Н-не знаю, — постепенно успокаиваясь, ответила Апсалара. — Мне показалось: я вот-вот что-то вспомню. Но потом все ушло.

— Ладно. Тогда мы можем…

В дверь постучали. Обрадованный Крокус пошел открывать.

— Должно быть, дядя потерял ключи.

— Но дверь, когда мы пришли, не была заперта, — напомнила ему Апсалара.

Крокус открыл дверь.

— Миза? Что слу…

— Т-сс! — зашипела на него пышнотелая женщина и торопливо закрыла дверь. — Хорошо, что я тебя нашла, парень. Скажи, ты никому не попадался на глаза?

— Да вроде никому… Вру. Нас видел…

— Конюх, — договорила за него Аисалара и покосилась на вошедшую. — Мы с тобой когда-нибудь встречались?

— Ей память отшибло, — объяснил Крокус. — Но здесь она права; конюх нас видел. Мы лошадь Колля ставили на конюшню.

— Зачем? — удивилась Миза и, не дождавшись ответа Крокуса, добавила: — Конюх — не беда. Думаю, он брехать не станет. Тогда тебе еще повезло.

— Клобук тебя накрой, Миза! — не выдержал племянник Мамота. — Что тут вообще творится?

— А творится то, парень, что ты одной темной ночкой убил караульного Дарле. В саду. Не спрашивай, как уж они узнали твое имя и приметы. Сановник пообещал вздернуть тебя, как только поймает.

Крокус побледнел. Повернувшись к Апсаларе, он раскрыл было рот, однако ничего не сказал. Что говорить? Девчонка ничего не помнит, хотя убийство караульного — ее рукдело. Несчастный воришка плюхнулся на стул.

— Мы тебя спрячем, парень, — успокоила его Миза. — Вас обоих. Ты не волнуйся, Крокус. Мы с Ирильтой вас не бросим, пока все не устроится.

— Не могу поверить, — прошептал Крокус, уставившись в стенку. — Она меня предала!

Миза недоумевающе взглянула на Апсалару.

— Похоже, его выдала одна девушка, которую зовут Шалисса.

Миза прищурилась.

— Как же! Шалисса Дарле. младшая дочка сановника. От воздыхателей отбою нет.

Женщина сочувственно потрепала Крокуса по плечу.

— Не унывай, парень. Знать есть знать — что с нее взять!

Крокус дернулся и мотнул головой.

— Нет больше никакой Шалиссы.

Миза рассмеялась.

— Ну значит, нет. А теперь мы тихо посидим здесь, пока не стемнеет и на крышах не станет прохладнее. Выше нос, парень. Выкрутимся.

Апсалара встала.

— Меня зовут Апсалара, — представилась она. — Рада с тобой познакомиться, Миза. И спасибо тебе за помощь Крокусу.

— Апсалара, говоришь? — затряслась от смеха Миза. — Тогда тебя не надо учить, как скакать по крышам.

— Не надо, — согласилась Апсалара, чувствуя смутную уверенность в правоте своих слов.

— Ну и славно, — сказала Миза. — Крокус, а не найдется ли у твоего дядюшки чем промочить горло?

— Это-то найдется. А вот куда подевался сам дядя? Ты, случайно, не знаешь?

— Если б знала, давно б тебе сказала.

Старуху на ступеньках, пожалуй, в расчет можно было не брать. Сидит и от нечего делать глазеет на прохожих. Зато с другой женщины, что притаилась в тени, лучше глаз не спускать. У владельца монеты опоннов, оказывается, есть защитники.

Серрата беспокоилась не напрасно. Она была первой помощницей Аномандера Рейка и, подобно своему господину, любила безупречность во всем. Найти юнца, которого опонны сделали своей пешкой, оказалось делом несложным. Рейк сообщил ей все необходимые подробности, после чего она быстро нашла магические нити, исходящие от опоннов. Более того: две недели назад она уже столкнулась с этим парнем на крыше. Ее соплеменники следили за ним до самого «Феникса», но приказа расправиться с ним она тогда не отдала. Если б она только знала! Присутствие опоннов в Даруджистане могло окончиться еще две недели назад!

«Досадная оплошность», — с улыбкой подумала Серрата.

Она поудобнее устроилась на крыше. Скорее всего, владелец монеты выберется из дома ближе к ночи. А наблюдательницу, затаившуюся в тени, придется убрать. Тогда Серрата займет ее место. Она вспомнила про другую женщину, грузно промчавшуюся мимо нее. Этой можно не опасаться.