Чтение 8–й страницы книги ~Сады Луны~

Дырявому Парусу стало тяжело дышать. Она почувствовала, как ее переполняет сила Тюра — Пути света, ее Пути. Колдунья произнесла заклинания, превратив поток силы в снаряд, затем выпустила его по базальтовой крепости. Следом ударил Калот, Путь которого именовался Мокара. Последним из троих нанес удар Хохолок (они так и не знали, из какого источника маг черпал свою силу). Теперь и они находились в состоянии войны с Аномандером Рейком.

В сознании Дырявого Паруса оставался небольшой уголок, наблюдавший за происходящим как бы со стороны. Только он не был охвачен паническим ужасом.

А ужасаться было чему. Магические удары по базальтовой крепости превратили окружающий мир в настоящий кошмар. Магические силы, выпущенные на свободу, уже не разбирали, где свои, а где чужие. Земля равнин вздымалась; вверх летели пыльные облака. Обломки раскаленного базальта прожигали людей насквозь, словно те состояли из снега. Нескончаемым дождем падал пепел, накрывая серым саваном и мертвых, и еще живых. Солнце казалось громадной медной монетой, блестевшей за дымной пеленой. Небо приобрело зловещий кроваво-красный оттенок.

Колдунья успела лишь увидеть, как магическая волна смела все защитные барьеры, возведенные Хохолком, а его самого перерезала пополам. Он зарычал — не столько от боли, сколько от ярости. Потом его крики стихли, и не потому, что Хохолок перестал кричать. Следующий удар чужой магии был направлен против Дырявого Паруса — холодный, точно рассчитанный, готовый уничтожить ее. Колдунья попятилась и упала на спину. Калот тут же направил ей на подмогу силы своего Пути. Магическая сила понеслась дальше, вниз по склону. Колдунья решила, что они с Калотом еще дешево отделались.

Она кое-как встала на колени. Калот склонился над нею, бормоча слова заклинаний. Его лицо было повернуто не в сторону базальтовой крепости, а в противоположную. Щуплый боевой маг глядел куда-то вниз, шаря глазами по равнине, и глаза его были полны ужаса.

Поздно… слишком поздно Дырявый Парус поняла, что же происходит вокруг. Калот спас ей жизнь ценою собственной. Он защищал свою подругу до последнего мгновения, хотя смерть уже приближалась к нему. Калот потонул в ослепительно яркой вспышке. Все защитные сети, возведенные им вокруг колдуньи, мгновенно порвались. Оттуда, где только что стоял Калот, пахнуло нестерпимым жаром. Дырявый Парус опрокинулась на бок. Потом пронзительно закричала, но свой крик услышала не сразу. Теперь, когда вся защита была сметена, действительность навалилась на колдунью и буквально вдавила в землю.

Выплевывая глину и пепел, набившиеся в рот, Дырявый Парус кое-как встала на ноги. Она продолжала воевать, но уже не против базальтовой крепости, а за то, чтобы остаться в живых. Откуда-то изнутри, из затылка, раздавался истошный, перепуганный голос: «Калот глядел не в сторону Дитя Луны! И удар, располосовавший Хохолка, тоже пришел со стороны равнины!»

Дырявый Парус увидела, как над Ночной Стужей закружился кенриланский демон. Дико хохоча, голодная тварь нависла над женщиной и принялась рвать ее на куски. Когда подоспел Беллурдан, демон уже вовсю пировал. Увидев теломена, демон вонзил ему в грудь свои когти. Беллурдан взревел от боли, но не растерялся. Не обращая внимания на хлещущую из ран кровь, он сжал могучими ручищами голову демона и раздавил, будто ореховую скорлупу.

Акаронис продолжал метать молнии из своего огненного жезла, направляя их на базальтовую крепость. Дитя Луны скрылось за завесой его рукотворного огня. И вдруг низенького и толстенького мага со всех сторон окутало льдом. Еще через мгновение от него осталась лишь горстка праха.

Тайскренн по-прежнему стоял на коленях. Холм почернел и во многих местах обуглился. Вокруг мага бушевали зримые и незримые вихри. Но любой из них, направленный в него, маг отбрасывал прочь, увеличивая потери среди солдат на равнине. В воздухе удушливо пахло горелым человеческим мясом. Куда ни повернись — везде кружился пепел. Хрипло кричали вороны; их крики переплетались с предсмертными криками людей и гоготом демонов, нашедших на равнине изобилие живой пищи. Тайскренн как будто ничего этого не замечал, продолжая вести свою битву. От базальтовой крепости откалывались огромные куски размером со скалу и неслись вниз, таща за собой шлейфы черного дыма. Часть их падала на осажденный город, превращая Крепыш в котел смерти и хаоса.

Уши Дырявого Паруса уже не вмещали никаких звуков. Она дрожала всем телом. Казалось, не только ее легким, но даже коже не хватает воздуха. Колдунья не сразу поняла, что магические удары прекратились. Смолк пронзительный внутренний голос, грозивший свести с ума. Она подняла глаза к небу. От базальтовой крепости валил дым; в нескольких местах метался огонь. Но Дитя Луны… удалялось. Кренясь набок, крепость прошла над городом и направилась к югу, в сторону далеких Талинских гор.

Колдунья огляделась вокруг, смутно припоминая, что какой-то отряд солдат пытался укрыться на обожженной вершине холма. Она вздрогнула. Страшное зрелище забрало у нее последние силы: от отряда осталась лишь дымящаяся груда искореженных доспехов и оружия.

«Услуга за услугу, колдунья», — вспомнились ей слова караульного.

Дырявый Парус сделала над собой усилие, чтобы не разрыдаться, и перевела взгляд на первый холм.

Тайскренн был ранен, но жив. Вскоре над ним склонилось несколько солдат. Еще через минуту они унесли верховного мага с мертвого холма.

Почти вся одежда, что была на Беллурдане, сгорела, а его тело покрывали красные пятна ожогов. Он оставался посреди холма, собирая по кускам тело Ночной Стужи. Беллурдан выл как зверь. Дырявому Парусу показалось, будто ее сердце положили на наковальню и что есть силы ударили по нему молотом.

— Будь ты проклят, Тайскренн, — прошептала она и отвернулась.

Вольный город Крепыш пал. Ценой прорыва осады стали жизни воинов армии Дуджека Однорукого и четырех магов. Только теперь легионы черных морантов пришли в движение. Дырявый Парус стиснула зубы, и ее пухлые губы превратились в тонкую белую полосу. Что-то проникло к ней в память и застряло там. Она чувствовала: это что-то обязательно поднимется. Весь вопрос когда.

Надо ждать.

Дырявый Парус вдруг вспомнила, как давным-давно молоденькой девчонкой ступила на тропу магии.

«Магические Пути скрыты от праздных глаз. Но если ты найдешь ворота, достаточно легкого движения, чтобы они открылись. Дальше повинуйся Пути. Он сам все тебе подскажет. Черпай его силу столько, сколько могут вместить твои душа и тело. Но помни: если тело подведет, ворота закроются».

У колдуньи саднило все тело, будто кто-то два часа подряд избивал ее дубиной. И теперь еще этот горький привкус на языке — верный признак новой беды, приближающейсяк истерзанному холму. Такие предостережения приходят лишь при открытом Пути, их приносит магическая сила. Дырявый Парус слышала об этом от других магов и сама читала в древних, замшелых свитках. Там говорилось: если подобное случается, значит, на смертную землю сошел кто-то из богов.

Но кто? Единственным богом, чье присутствие здесь было оправданно и уместно, являлся Клобук — бог Смерти. Однако интуиция твердила ей: нет, не он. Возможно, ее нынешние ощущения вообще не были связаны ни с каким богом. Больше всего колдунью угнетало то, что она не могла определить с ходу, от кого из четверых исходит опасность. Почему-то взгляд Дырявого Паруса неизменно возвращался к девчонке. Какая нелепость; похоже, разум этого ребенка блуждает где-то далеко от здешнего пепелища.

Наконец голоса, звучавшие рядом, целиком завладели вниманием колдуньи. Сержант Бурдюк стоял рядом с Быстрым Беном и другим воином. Оба сидели на корточках по бокамот изуродованного Хохолка. Быстрый Бен сжимал в руках какой-то продолговатый предмет и поглядывал на сержанта, словно ждал его одобрительного кивка.

Чувствовалось, между ними возникли разногласия. Нахмурившись, Дырявый Парус подошла к ним.

— Что вы делаете? — спросила она, не сводя глаз с предмета, который сжимали тонкие, женственные пальцы мага.

Кажется, Быстрый Бен не слышал ее вопроса. Его внимание было целиком обращено к сержанту.

Бурдюк метнул на нее недовольный взгляд.

— Заканчивай скорее, — бросил он Быстрому Бену. Сержант отошел и стал глядеть на запад, в сторону Морантских гор.

Тонкое, аскетичное лицо Быстрого Бена напряглось. Он кивнул второму солдату.

— Приготовься, Калам.

Солдат, которого звали Каламом, запрокинул голову и поглубже запихнул руки в рукава. Поза, принятая им, выглядела весьма странным ответом на просьбу Быстрого Бена, однако маг, как ни странно, остался доволен. Он положил свою тощую, почти прозрачную руку на дрожащую окровавленную грудь Хохолка, затем пробормотал несколько слов заклинания и закрыл глаза.

— Похоже на взывание к Деналь, — сказала Дырявый Парус, глядя на застывшего Калама. — Впрочем, нет, не совсем. Что-то он там переменил.

Колдунья замолчала. Поза Калама чем-то напоминала ей змею, замершую перед броском.

«И побудить его к броску совсем несложно», — подумалось Дырявому Парусу.

Достаточно нескольких слов, сказанных не вовремя, или неосторожного жеста. Калам выглядел довольно неуклюжим, однако колдунья помнила, с какой опасной быстротой он проскользнул мимо нее.

«И в самом деле змея. Он убийца, достигший высокого уровня в искусстве убивать. Убийство перестало быть для него просто ремеслом. Теперь он убивает с наслаждением».

Может, угроза исходит все-таки от него? В угрозе ощущалось чисто мужское напряжение. Колдунья вздохнула. Безумный день, когда все перевернулось с ног на голову.

Быстрый Бен вновь начал бормотать заклинания, на сей раз уже над предметом, завернутым в тряпку. Предмет он положил рядом с Хохолком. Колдунья чувствовала силу, окутывающую сверток, чувствовала нараставшее напряжение, когда его пальцы двигались по материи. Быстрый Бен полностью властвовал над своей магической силой. В магическом искусстве он явно превосходил способности Дырявого Паруса. Путь, открытый сейчас Быстрым Беном, был ей совершенно не знаком.

— Кто же вы такие? — задумчиво произнесла колдунья, отступая назад.

Хохолок вдруг открыл глаза, полные боли. Заметив колдунью, он улыбнулся потрескавшимися губами.

— Это, Парус, называется забытой магией. Вскоре ты увидишь то, что не делали уже тысячу лет.

Лицо раненого помрачнело, улыбка исчезла. Глаза Хохолка стали жгучими.

— А теперь вспоминай, колдунья! Помнишь, что скосило нас с Калотом? Что ты видела? Вспоминай! А что ощущала? У тебя были какие-нибудь странные ощущения? Ну же, шевели мозгами! Взгляни на мои раны, на то, какое положение занимает обрубок моего тела. А теперь ответь мне: куда был обращен мой взгляд, когда меня накрыла магическая волна?

Глаза Хохолка блестели от гнева и непонятного ей торжества.

— Я… я не совсем уверена, — пробормотала она. — Но что-то я почувствовала, это правда.

Колдунья вспомнила: какая-то часть ее разума вела наблюдение за происходящим. Наверное, эта часть и отозвалась внутренним криком на гибель Калота и на волны магии, сбившие ее с ног.

— А ведь Аномандер Рейк даже не удосужился целить свои удары в кого-то из нас. Он наносил их без разбору. Но волны, погубившие тебя и Калота, были тщательно направлены. Я правильно поняла? Они пришли… с нашей стороны.

Дырявый Парус затряслась всем телом.

— Но зачем? Зачем Тайскренну это понадобилось?

Хохолок протянул изуродованную руку и вцепился в плащ Быстрого Бена.

— Она тебе пригодится, маг. Рискни, не пожалеешь.

Эти слова подстегнули мысли колдуньи. Дуджек посылал Хохолка в туннели, где обретался Бурдюк со своими молодцами. Там-то они и снюхались.

— А ну отвечай, что все это значит? — спросила Дырявый Парус, чувствуя, как от страха у нее деревенеют шея и плечи. — Как понимать: «Она тебе пригодится»?

— Не слепая, сама увидишь.

— Тихо ты, — оборвал Хохолка Быстрый Бен.

Он положил сверток на изуродованную грудь боевого мага, тщательно выровняв предмет так, чтобы он находился на одной линии с грудной клеткой. Верхушка свертка упиралась Хохолку в подбородок, а нижняя часть на несколько дюймов выступала над обрубком его туловища. Из свертка непрестанно исходили волны черной силы.

Быстрый Бен опустил на сверток свою руку, и паутина волн распространилась вовне. Сверкающие черные нити опутали Хохолку все тело. Их узор постоянно менялся, а скорость изменения постоянно нарастала. Хохолок дернулся, выпучив глаза, затем откинул голову. Воздух с медленным шипением покидал его легкие. Губы раненого выплюнули сгусток слизи. Выдох завершился. Нового вдоха не последовало.

Быстрый Бен присел и вопросительно взглянул на Бурдюка. Сержант тоже глядел на него. Лицо Бурдюка оставалось непроницаемым.

Дырявый Парус грязным рукавом отерла пот со лба.

— Не получилось, — сказала она магу. — Что бы вы там ни пытались сделать, у вас не получилось.

Быстрый Бен выпрямился и встал. Калам поднял сверток и шагнул к колдунье. Цепкие глаза ассасина скользнули по ее лицу.

— Возьми это, колдунья, — сказал Быстрый Бен. — Унеси к себе в шатер. Там раскроешь. И ни в коем случае не показывай Тайскренну.

Дырявый Парус нахмурилась.

— Что? Мне это взять?

Она оглядела сверток.

— Я даже не знаю, что внутри. Но знаю, что мне это сильно не нравится.

За ее спиной раздался резкий голос странной девчонки. В тоне новобранки звучал упрек.

— Не знаю, маг, чем вы там занимались. Вы старались, чтобы я ничего не видела. Так нечестно.

Дырявый Парус взглянула на девчонку, потом опять на Быстрого Бена.

«Что все это значит?»

Чернокожее лицо мага осталось непроницаемым, однако в глазах мелькнула какая-то искорка. Как будто он испугался.

Бурдюк обернулся к девчонке.

— У тебя есть какие-то возражения, новобранка? — суровым тоном спросил он.

Темные девичьи глаза проехались по сержанту. Она пожала плечами и отошла.

Калам подал колдунье сверток.

— Ответы, — тихо произнес он. У него был приятный, мелодичный голос и характерный выговор уроженца Семиградия. — Нам всем они нужны, колдунья. Верховный маг Тайскренн убил твоих товарищей. Взгляни на нас — это все, что осталось от «сжигателей мостов». За ответы придется… платить. Ты согласна?

Бросив последний взгляд на обрубок тела с остекленевшими глазами, который еще совсем недавно был боевым магом, она взяла сверток. Тот оказался совсем легким. Внутри скрывалось что-то хрупкое и… подвижное. Движение ощущалось даже через ткань.

Дырявый Парус взглянула в неуклюжее лицо ассасина.

— Я хочу, чтобы Тайскренн получил по заслугам, — медленно произнесла колдунья.

— Значит, договорились, — улыбнулся Калам. — С этого все и начнется.

Колдунье показалось, что от его улыбки у нее свело все кишки. «Куда ты вляпалась?» — мысленно спросила она себя. Потом вздохнула:

— Решено.

Дырявый Парус подошла к краю холма, чтобы вернуться вниз, в развороченный лагерь. Ее глаза встретились с глазами девчонки, и колдунью прошиб озноб. Колдунья остановилась.

— Как тебя зовут, новобранка?

Девчонка улыбнулась, словно с ней шутили.

— Печаль.

Дырявый Парус невольно усмехнулась. Вполне подходящее имя. Запихнув сверток под мышку, она побрела вниз.

Сержант Бурдюк поддал ногой сплющенный шлем, и тот, подпрыгивая и кувыркаясь, полетел вниз. Некоторое время сержант следил за ним, затем обернулся к Быстрому Бену.

— Решено?

Глаза мага скользнули по Печали, после чего он кивнул.

— Из-за тебя мы теперь привлечем к себе непозволительное внимание, — заявила Бурдюку новобранка. — Верховный маг Тайскренн обязательно заметит.

Сержант нахмурился.

— Что еще за «непозволительное внимание»? И что тогда ты называешь «позволительным вниманием»?

Девчонка не ответила.

Бурдюк уже собирался отчитать ее, но слова застыли у него в горле. Как Скрипач однажды назвал эту сопливку? «Изворотливая сука». Так он и сказал ей прямо в лицо, а она молча выслушала, глядя на него своими мертвыми, каменными глазами. Увы, Скрипач оказался прав, и сержант был вынужден согласиться с его по-солдатски грубой оценкой. Но что самое гадкое — эта пятнадцатилетняя девчонка так пуганула Быстрого Бена, что маг даже не хотел вступать с ней в разговор. Ну и «подарочек» прислали им из Кана!

Сержант поискал глазами грузную фигуру Дырявого Паруса. Колдунья как раз шла по полю, усеянному обгоревшими трупами. Вороны с криками взлетали, прервав пир, и, угрожающе растопырив когтистые лапы, кружили над самой ее головой.

К нему неслышно подошел Калам.

— Клобук ее накрой, — пробормотал Бурдюк. — А колдунья-то до смерти боится этих птичек.

— Боится не она, а то, что у нее в руках, — возразил Калам.

Бурдюк поскреб бороду и сощурился.

— Вонючее это дело. Ты уверен, что нам оно нужно?

Калам пожал плечами.

— Слушай, сержант, — раздался сзади голос Быстрого Бена. — Они мурыжили нас в туннелях. Неужели верховный маг не догадывался, как все развернется дальше?

Сержант выразительно поглядел на мага. Девчонка стояла неподалеку и вполне могла слышать разговор. Бурдюк сердито покосился на нее и промолчал.

С холма было хорошо видно, как последние легионы черных морантов входили через Западные ворота в раздавленный город. Крепыш. Название города воспринималось теперь с горькой иронией. Во многих местах городские стены были пробиты базальтовым дождем. Отовсюду в небо ползли клубы черного дыма. Бурдюк кое-что слышал о давней вражде, существовавшей между морантами и горожанами этого некогда вольного города. Причиной вражды была власть над торговыми путями. Обе стороны не раз вцеплялись другдругу в глотку, но чаще удача оказывалась на стороне Крепыша. И теперь воины в черных доспехах, чьи лица скрывались за блестящими забралами таких же черных шлемов, готовились взять реванш. Они двигались без победных криков. Моранты вообще были немногословны, а их язык сплошь состоял из жужжащих и цокающих звуков. Вскоре, прорвавшись сквозь карканье воронов, из города стали доноситься первые негромкие крики мужчин, женщин и детей, гибнущих под ударами морантских мечей.

— Похоже, императрица выполнила то, что обещала морантам, — тихо произнес Быстрый Бен. — Долгожданный час резни настал. Не думал я, что Дуджек…

— Дуджек знает свои приказы, — перебил его Бурдюк. — Не забывай: Тайскренн сидит у него на хребте, и Однорукий хорошо чувствует когти верховного мага.

— Час, — повторил Калам. — А потом нам прикажут навести порядок.

— Не нашему взводу, — сказал Бурдюк. — Мы получили другой приказ.

Оба соратника уставились на сержанта.

— Ты еще веришь, что от нас не хотят избавиться? — удивился Быстрый Бен. — Знаю я этот приказ: отправиться на тот свет.

— Оставить разговоры! — рявкнул на них сержант. — Об этом позже. Калам, разыщи Скрипача. Нам нужно будет разжиться у морантов кое-какими припасами. Собери всех остальных. Ты, Бен, возьмешь с собой девчонку. Через час жду вас у шатра Железного кулака.

— А ты? — спросил Быстрый Бен. — Ты-то чем займешься?

В голосе мага сержант уловил почти неприкрытую просьбу о поддержке. Маг нуждался в указаниях, а может, ему попросту требовалось подтверждение, что они все делают правильно. Поздновато. И все равно Бурдюк испытывал какую-то неловкость. Не мог он сказать Быстрому Бену столь желанных для того слов: дескать, тяготы позади и положение меняется к лучшему. Сержант опустился на корточки, повернувшись лицом к поверженному городу.

— Чем я займусь? Да вот хочу посидеть и подумать. Я достаточно послушал и вас с Каламом, и Колотуна со Скрипачом. Даже Ходунок успел прожужжать мне уши. Ваши мысли я знаю. Теперь попробую понять, что я сам думаю обо всем этом. Дайте мне побыть одному. И прошу тебя, Бен, забери с собой девчонку.

Быстрого Бена даже передернуло от такого предложения. Спорить с сержантом он не стал, но ему вовсе не улыбалось провести это время в обществе Печали. Впрочем, Бурдюка не заботило, нравится его подчиненному распоряжение или нет. Ему хотелось обмозговать новый приказ, который он получил. Будь сержант человеком верующим, он капнул бы крови в чашу Клобука и воззвал бы к духам предков. Он верил в другое, в чем упорно не желал сознаваться даже себе. Бурдюк втайне разделял убеждение своих соратников: кто-то в империи желал, чтобы от «сжигателей мостов» остались лишь воспоминания.

Итак, Крепыш вскоре останется позади; кошмар с привкусом пепла во рту. Впереди лежал легендарный город Даруджистан, куда им предстояло переместиться. Бурдюка не оставляло предчувствие нового кошмара.

Лошади с трудом волокли телеги, битком набитые ранеными солдатами. Путь то и дело преграждали опрокинутые шатры. Образцовый порядок лагеря малазанских войск был смят. Воздух звенел от солдатских криков, и в каждом отчетливо слышались боль и ужас.

Дырявый Парус медленно пробиралась среди уцелевших солдат, многие из которых находились в полном ступоре, бесцельно бродя взад-вперед. Колесные колеи покраснели от крови. Страшнее всего было идти мимо лекарских шатров — рядом с ними валялись ампутированные руки и ноги. Из шатров и лачуг маркитантов (их за годы осады собралось здесь немалое количество) слышались плач и погребальные песни. В этот день судьба еще раз напомнила им, что война приносит не только прибыль.

А за три тысячи лиг отсюда, в имперской столице Анте, какой-нибудь неизвестный штабной чин возьмет перо и красными чернилами вычеркнет Вторую армию из списка вооруженных сил империи. Потом он возьмет другое перо и мелким почерком сделает краткую пометку: «Контингент Второй армии погиб при осаде города Крепыш, что случилось в конце зимы 1163 года сна Берны». Эта строчка окончательно подведет черту под жизнями девяти тысяч мужчин и женщин. А потом о Второй армии забудут.

От этой мысли колдунья поморщилась.

«Не все забудут», — тут же подумала она.

«Сжигатели мостов» что-то подозревают, что-то страшное, о чем не хочется даже думать. Внутри вновь закипел гнев, перемешанный с желанием отомстить Тайскренну за предательство и гибель Калота. Колдунье хотелось выйти с ним на поединок, но она знала: эта мысль отбушует и погаснет, иначе… иначе дуэль с верховным имперским магом обеспечит ей быстрый переход через ворота Клобука. Праведный гнев свел в могилу очень и очень многих.

Ей вспомнилось изречение, которое любил повторять Калот: «Сколько ни тряси кулаками, а погибших не вернешь».

С тех пор как колдунья перешла на службу Малазанской империи, она насмотрелась достаточно чужих смертей и пролитой крови. Но тогда она хотя бы не ощущала своей вины. Чувство своей непричастности было спасительным якорем, за который она держалась многие годы. Перед мысленным взором колдуньи вновь и вновь появлялась груда пустых доспехов на вершине обожженного холма. Эта картина вгрызалась ей прямо в сердце. Ведь те солдаты бежали кней; у нееони искали спасения от всего, что обрушилось на равнину. Только напрасно: смерть ждала их и на холме. Тайскренну было наплевать на своих, но ей — боевой колдунье Второй армии — нет. Эти люди не раз дрались с остервенением бешеных собак, спасая Дырявый Парус от гибели. Но нынешнее сражение отличалось от прежних: сегодня сражались не солдаты, а маги. «Услуга за услугу». Выходит, она их обманула. Колдунья знала: все уповали на Вторую армию; все верили, что уж Вторая-то непременно найдет выход из любого положения. Солдаты имели право на надежду. И на спасение.

Потом чувство вины отступило под напором доводов рассудка.

«А если бы я пожертвовала собой? Если бы вместо спасения своей шкуры прикрыла силой своего Пути этих несчастных?»

Доводы рассудка хороши, когда сражение отгремело. А когда вокруг жарко, разум уступает место интуиции. Звериному инстинкту самосохранения. Закон войны: в битве гибнут прежде всего те, кто думает о других.

Остаться живой, хотя и терзаемой угрызениями совести, — совсем не одно и то же, что умирать с сознанием выполненного долга. Наконец Дырявый Парус нашла спасительную мысль: ее самопожертвование подарило бы тем солдатам лишь несколько дополнительных минут жизни, отсрочив их гибель. С этой мыслью Дырявый Парус вошла внутрь, плотно задвинула полог шатра и остановилась, оглядывая свои пожитки. Немного она успела приобрести за двести девятнадцать лет жизни. Деревянный шкафчик, где хранилисьмагические трактаты, посвященные Тюру — магическому Пути Света, ее Пути. Помимо замка шкафчик был огражден от чужих посягательств особыми охранными заклинаниями.

Книги да кое-что из алхимических вещиц, расставленных на столике у койки. Сейчас они показались колдунье игрушками, которые дети бросили, не успев доиграть. Совсем чужие, словно и не ее. Как будто все это принадлежало другой женщине, той, что была моложе ее и еще не рассталась с тщеславием. Только Фатид — колода Драконов — былаеевещью. Только эти деревянные карты, которым она улыбнулась, будто старым друзьям.

Дырявый Парус подошла к столику, рассеянно положила на него сверток и так же рассеянно вытащила походный стул. Усевшись, она потянулась к колоде и в нерешительности замерла.

Давно она не притрагивалась к картам. Несколько месяцев подряд. Что-то удерживало ее. Возможно, они предсказали бы ей гибель Калота. А может, именно страх увидеть его смерть в раскладе карт и не давал ей прикоснуться к Фатиду? Мысли о возможной гибели ее соратника и любовника постоянно бродили в темных закоулках сознания колдуньи. Боль и страх были ее пожизненными спутниками; это они лепили ее душу. Но время, проведенное рядом с Калотом, подарило ей совсем другие ощущения — легкие, радостные и даже счастливые. Всех их она стыдливо называла «развлечением».

— Выходит, я боялась заглянуть судьбе в глаза? — с горечью произнесла Дырявый Парус.

В ней поднималась ненависть к самой себе. Демоны вернулись и теперь хохотали во все горло, потешаясь над смертью ее иллюзий. Колдунья продолжила разговор с собой, но уже мысленно.

«Однажды ты уже отказалась взять в руки колоду. Это было за день до того, как в Ложном замке тайком появились Танцор и тот, кто и поныне мог бы править империей. Охраной крепости ведал человек, которого ты любила, и ты не предупредила его. Не правда ли, странное совпадение?»

На нее нахлынули воспоминания, которые, как ей казалось, она похоронила навсегда. Быстро моргая, чтобы не заплакать, Дырявый Парус спросила карты:

— Друзья, может, мне нужно поговорить с вами? Ответьте, действительно ли я этого хочу? Нужны ли мне ваши язвительные напоминания, что вера предназначена лишь для глупцов?

Уголком глаза колдунья заметила, что сверток шевелится. Содержимое упорно стремилось выбраться наружу. То здесь, то там ткань вздувалась, разрывая швы. Дырявый Парус замерла. Потом, не решаясь вздохнуть, подвинула сверток поближе. Достав из-за пояса короткий кинжал, она начала вспарывать швы. Предмет, находившийся внутри, затих, будто ожидая окончания ее действий. Помимо ткани он был обернут в кожу. Надрезав и то и другое, она отогнула лоскуты.

— Парус, — послышался знакомый голос.

У колдуньи округлились глаза: из свертка выбралась… деревянная кукла в желтых шелковых одеждах. Лицо куклы было ей очень знакомо.

— Хохолок, — прошептала она.

— Рад видеть тебя снова, — произнес деревянный Хохолок, поднимаясь на ноги.

Он размахивал искусно сделанными ручками, чтобы не упасть. Потом взмахнул шляпой и отвесил неуклюжий поклон.

— Как видишь, моя душа благополучно переселилась.

Переселение души!

— Но ведь секрет переселения душ был утрачен несколько веков назад. Даже Тайскренн…

Колдунья не договорила, закусив губы. Мысли лихорадочно неслись, обгоняя одна другую.