Чтение 31–й страницы книги ~Сады Луны~

— Это зависит от твоего настроения.

Лорна встала, свернула походную постель и направилась к лошадям.

— Ты с каждым днем становишься все более странным, Тул, — тихо сказала она, обращаясь больше к себе, чем к древнему воину.

Следом она вспомнила необычную, если не сказать жуткую, картину своего пробуждения. Сколько же он стоял над нею с мечом? Неужели всю ночь?

Лорна осторожно ощупала вывихнутое плечо. Боли почти не ощущалось. Она облегченно вздохнула: скоро рука совсем окрепнет. Адъюнктесса взялась седлать лошадь, украдкой поглядывая на тлан-имаса. Тот стоял, как изваяние, и глядел на нее. Знать бы, какие мысли бродят в голове существа, прожившего триста тысяч лет. Но жизнь ли это в том смысле, в каком ее понимали люди? До встречи с Оносом Туланом Лорна считала имасов бессмертными существами, не имеющими души. Их телами — думалось ей — управляет некая внешняя сила. Сейчас она сомневалась в своих былых представлениях.

— Скажи мне, Тул, о чем чаще всего ты думаешь?

Тлан-имас пожал плечами.

— Я думаю о бессмысленности.

— Тлан-имасам свойственно думать о бессмысленности?

— Нет. Тлан-имасам вообще почти не свойственно думать.

— А почему?

Оное Тулан смерил ее взглядом.

— Потому что думание — тоже бессмысленное занятие, адъюнктесса.

— Пора трогаться в путь, Тул. Не будем напрасно терять время.

— Да, адъюнктесса.

Она уселась на лошадь, продолжая раздумывать над смыслом слов тлан-имаса.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

АссасиныМне снилась монета,чей нрав переменчив;мелькали прекрасные юные лицаи множились дивные сны…монета катилась, звеня,по золотому краючаши для украшений.Жизнь снов. Ильбарес по прозвищу Старая Карга

ГЛАВА 11Я брел темной ночью,душа моя рядом брела,босыми ногами ступаято по земле, то по камню;ничто не мешало ей,не связывало, не пригвождало;была она ночи подобна —пространству прохлады,лишенному света.Мне встретились каменотесы;при тусклом мерцании звездтрудились они неспешнонад грудою черных камней.Спросил я: «Чего не дождетесь солнца?Осветит оно и согреет,и смысл иной придаствсей вашей работе».Ответил мне кто-то из них:«Острые стрелы солнцапагубны для души,а смысл неизменно меркнет —стоит лишь тьме вернуться.И потому мы трудимся ночью —строим курганы тебе и ближним твоим».«Тогда простите, что помешал».«Нам мертвые не мешают, — сказал мнекаменотес. —Они приходят и остаются».Камень нищих. Даруджистан

— Ну вот, опять я сплю и вижу сон, а в нем даже негде обогреться, — ныл Крюпп. — Разве этот жалкий костер способен согреть озябшего странника?

Он вытянул руки над ровным, неугасающим пламенем костра, зажженного Древним богом. Костер, вне всякого сомнения, был оставлен не просто так, и Крюпп разгадал его смысл.

— Крюпп понимает: нельзя предаваться унынию. Правда, окружающий пейзаж весьма располагал к тягостным мыслям. Возделанные земли исчезли, равно как и все признаки человеческого жилья. Похоже, сон занес Крюппа далеко на север. Воздух пах тающим льдом. Восточный край горизонта подцвечивало зеленоватое сияние, которое Крюпп ошибочно принял за восходящую луну. Но луна должна была бы подняться выше, а сияние оставалось на линии горизонта, освещая небо.

— Тревожное видение проникло в мозг Крюппа, — продолжал рассуждать сам с собой толстяк. — Но скрыт ли в нем какой-нибудь смысл? Самое печальное, что Крюппу ничегооб этом не известно. Будь у бедняги выбор, он немедленно вернулся бы сейчас в свою теплую постель.

Насупившись, Крюпп разглядывал странного цвета мхи и лишайники, росшие на камнях и между камнями. Он слышал сказания о Красной равнине, что находилась далеко за Лидеронскими высотами. Может, это она и есть? Странно, северные земли всегда представлялись ему блеклыми и унылыми.

— Задери голову и взгляни на звезды, — сказал себе Крюпп. — Видишь, сколько молодой, кипучей силы в их свете? Должно быть, они удивляются, что кто-то сейчас их разглядывает. А вот к этой равнине в красных, оранжевых и сиреневых пятнах они давно привыкли.

Услышав отдаленный шум, Крюпп встал. С запада к нему двигалось обширное стадо животных. Их шкуры были одинакового бурого цвета. Серебристый пар густо валил из ноздрей и таял в воздухе. Стадо приближалось, и Крюпп заметил рыжеватые подпалины на шкурах. Морды зверей украшали ветвистые рога, которыми они рассекали пространство. Земля гудела от топота сотен копыт.

— До чего же причудлива жизнь в этом мире. Крюпп не перестает удивляться. А может, сон перенес его к самому началу всего сущего?

— Ты прав, — послышалось сзади.

Крюпп обернулся.

— Тогда добро пожаловать к огню, — сказал он.

Перед ним стоял коренастый человек, одежда которого была сшита из дубленых оленьих шкур, а может — из шкур только что виденных Крюппом зверей. Шлем ему заменял рогатый череп с клочками сероватого пушистого меха.

— Ты видишь перед собою Крюппа из Даруджистана, — с поклоном представился толстяк.

— А я — Пран Шоль из клана Каннига Толя, относящегося к кроносским тлан-имасам.

Он опустился на корточки перед огнем.

— И еще, Крюпп, меня называют Белым Лисом, привыкшим жить среди льдов, — улыбаясь, добавил Пран.

У тлан-имаса было широкое скуластое лицо с гладкой бронзовой кожей. Глаза прятались за плотными веками, однако Крюпп сумел разглядеть, что они янтарного цвета. Пран вытянул над огнем свои длинные гибкие руки.

— Огонь — это жизнь, а жизнь — это огонь. Эпоха льда заканчивается, Крюпп. Мы слишком долго прожили в здешних местах: охотились на зверей, воевали с джагатами, рождались, когда вскрывались замерзшие реки, и умирали, когда они замирали подо льдом.

— Сколь же далеко занес Крюппа сон!

— Ты пришел на стык конца и начала. Моя раса уступает место твоей, Крюпп, хотя войны еще не закончились. Вы не узнаете подобных войн. Джагаты вырождаются, уходят в запретные места. Форкрулии совсем исчезли. Правда, у нас не было особой нужды воевать с ними. И качен-шемалиев ты больше не встретишь — лед говорит об их смерти.

Пран бросил взгляд на костер.

— Знал бы ты, Крюпп, сколько стад погубили мы своей охотой. Теперь мы вынуждены кочевать на юг, а это против нашей природы. Ведь мы тлан-имасы. Но вскоре наступит Слияние, и тогда свершится ритуал имасов. Наши гадающие на костях сделают выбор, после чего плоть истлеет и даже само время прекратится. Вместе со Слиянием родятся новые тлан-имасы и первая империя.

— Крюппу удивительно: зачем он здесь?

Пран Шоль пожал плечами.

— Меня позвали, вот я пришел. Кто позвал — не знаю. Наверное, и тебя тоже кто-то сюда позвал.

— Но ведь Крюпп сейчас спит, и все это происходит в его сне.

— Кто знает. — Пран разогнулся. — Гляди-ка! А к нам идет женщина. Она из твоего времени. Может, у нее найдутся ответы на твои вопросы.

Крюпп посмотрел туда, куда глядел Пран.

— Если Крюпп не ошибается, это ривийка.

К ним и в самом деле шла ривийка средних лет. Ее шаги затруднял внушительный живот; судя по его величине, ривийка должна была вот-вот родить. Круглое лицо женщины чем-то напоминало лицо Прана Шоля. В глазах, полных страха, тем не менее светилась отчаянная решимость. Подойдя к огню, ривийка едва взглянула на Крюппа и сразу же обратилась к тлан-имасу:

— Теллан — магический Путь нынешних имасов — в слиянии магических потоков родил дитя. Прежняя телесная оболочка изуродована, и беспризорная душа не знает, куда ей идти. Душе нужно найти новое вместилище.

Повернувшись к Крюппу, ривийка приподняла одежду, обнажив беременный живот. На коже виднелась татуировка. Белый лис.

— Древний бог пробудился. Его подняла кровь, пролитая на священном камне. Круль пришел, дабы помочь этому ребенку. Он поможет нам в поисках. Крюпп, он просит у тебя прощения за то, что вторгся в твой сон. Но никто из юных богов не в состоянии воздействовать на твою душу и сны. Уж не знаю как, только ты защитил их от проникновения богов твоего времени.

— Можешь считать это наградой за мое непочтительное отношение к юным богам, — поклонившись, ответил ей Крюпп.

Ривийка улыбнулась.

— Понимаю, — сказал ей Пран Шоль. — Ты намерена сделать этого ребенка одним изстранствующих.

— Да. Большего дать ему не в наших силах. Орден умеющих перемещать души — лучшего пристанища для ребенка не найти. Но вначале дитя должно родиться и обрести плоть.

Крюпп откашлялся.

— Прошу вашего милосердного прощения, только хватит ли наших сил? Здесь требуется вмешательство более высокого порядка.

— Душа ребенка странствует одновременно в двух мирах, — ответила ему беременная женщина. — Круль привел ее к тебе. Она до сих пор не оправилась от страха. Тебе поручено встретить ее.

Крюпп поправил рукава своего выцветшего и порядком истершегося плаща.

— Для Крюппа, искусного в магии, это не будет слишком уж трудным.

— Хорошо бы, — морща лоб, сказала ривийка. — Но учти: ее нынешняя плоть сильно изуродована. Я тебя предостерегла.

Крюпп в знак согласия кивнул и огляделся по сторонам.

— Откуда мне ее ждать?

Пран Шоль почему-то засмеялся.

— Думаю, она придет с юга, — сказала ривийка.

Крюпп пожал плечами, затем поклонился тлан-имасу и ривийке и двинулся на юг. Через некоторое время он обернулся, однако костер пропал. Крюпп остался наедине с холодной северной ночью.

Взошедшая полная луна щедро залила пространство серебристо-голубым светом. Куда ни посмотри — везде унылая равнина и не на чем остановить взгляд. Крюпп прищурился. Похоже, к нему кто-то шел, с трудом переставляя ноги. Потом шедший упал и кое-как поднялся. Даже в ярком лунном свете его очертания казались совершенно черными.

Крюпп устремился навстречу. Незнакомец заметил его и остановился. Крюпп достал шелковый платок и вытер пот, обильно катившийся у него по лицу. Ривийка была права. То, что предстало взору толстяка, некогда было рослой женщиной с длинными черными волосами. Но сейчас Крюпп приближался к покойнице. Ее высохшая плоть напоминала кусок черного дерева. Пожалуй, самое ужасное зрелище представляли ее Руки и ноги. Их как будто наспех пришили к туловищу. Да и само туловище, похоже, было собрано по кускам.

Крюпп шумно вздохнул. Женщина вскинула голову. Незрячие глаза уставились на Крюппа. Она остановилась, открыла Рот, но оттуда не вылетело ни слова.

Толстяк окружил себя заклинанием и опять взглянул на Женщину. Ее тоже окружало охранительное заклинание, однако что-то грубо вторглось в магическую ткань. Скорее всего, это «что-то» и явилось причиной ее гибели.

— Послушай, дорогая, — обратился к ней Крюпп. — Я знаю, ты меня слышишь.

На самом деле он ничего не знал, но твердо решил держаться своего предположения.

— Твоя душа заперта внутри чужого тела. Я помогу тебе. Идем.

Он зашагал в обратном направлении. За спиной послышался шорох шагов. Крюпп улыбнулся.

— Крюпп сведущ в заклинаниях, — прошептал он. — Более того, если Крюппа вынуждают обстоятельства, он даже способен быть непреклонным.

Его не особо удивили словно из ничего появившийся костер и фигуры двоих людей, ожидавших его возвращения. Заметив Крюппа, Пран Шоль шагнул к нему.

— Спасибо тебе, Крюпп.

Тлан-имас внимательно оглядел женщину, приковылявшую вместе с толстяком, и удовлетворенно кивнул.

— Вижу, она столкнулась с магией тлан-имасов. Но это еще не все. Как по-твоему, она и сама была когда-то колдуньей? — спросил он ривийку.

Та приблизилась к незнакомке.

— Заблудившаяся, тебя прежде звали Дырявый Парус. Твой магический Путь — Тюр. Он и сейчас наполняет тебя, давая тебе подобие жизни. Он оберегает тебя от напастей.

Ривийка вновь распахнула свои одежды.

— Настало время вернуть тебя в мир живых.

Дырявый Парус испуганно отшатнулась.

— Внутри тебя скрыто прошлое, — сказал ей Пран. — Оно — мой мир. Ты знаешь настоящее, а эта женщина предлагает тебе будущее. Здесь, в этом месте, прошлое, настоящееи будущее слились воедино. Твое тело было защищено охранительным заклинанием. Умирая, ты открыла свой Путь, но в него вклинилась магия другого Пути — Теллана. Нынче ты блуждаешь во сне смертного человека. Крюпп — вместилище твоих перемен. Так позволь нам тебе помочь.

Губы Дырявого Паруса раскрылись в беззвучном крике. Она упала в руки к Прану. Ривийка быстро подошла к ним.

— Однако сон Крюппа принимает странный оборот, — провозгласил толстяк. — Опять его вынуждают отодвигать свои заботы в сторону ради чужих забот.

Неожиданно рядом с собой он увидел Круля.

— Ты не прав. Я никогда не заставляю тебя что-либо делать, не воздав тебе.

Крюпп поднял глаза на Древнего бога.

— Крюпп ни о чем не просит. Появление Дырявого Паруса — уже дар, и меня радует собственная причастность к этим событиям.

Круль кивнул.

— И все же поведай мне о своих заботах.

— Раллик и Муриллио пытаются исправить давнишнюю несправедливость. Они думают, будто я ничего не знаю об их замыслах, но я непременно обращу их затеи себе на пользу. Я сознаю свою вину и все-таки не могу поступить иначе.

— Понятно. А что ты мне скажешь про нынешнего владельца вращающейся монеты?

— Его оберегают, но пока не в полной мере. Мне известно, что в Даруджистан тайно проникли люди Малазанской империи. Их замыслы…

— По-настоящему неизвестны даже им, — перебил его Древний бог. — Когда столкнешься с ними, обрати их неведение себе на пользу. Порою союзников находишь там, где не чаял встретить. Сейчас к Даруджистану движется странная пара: тлан-имас и посланница малазанцев, которой ненавистна магия и маги. Их собственные намерения губительны, однако в игру вступили другие силы, которые внимательно следят за ними. Наблюдай за этими двумя, но не пытайся открыто им противостоять. Они опасны. Ты же знаешь, Крюпп: сила нападает на силу. Оставь их; пусть вкусят плоды своих действий.

— Крюпп далеко не дурак, почтенный Круль. Открыто он никому не противится и старается любой ценой избежать столкновений.

Пока они говорили, ривийка взяла Дырявый Парус на руки. Пран Шоль опустился рядом с ними на корточки; он закрыл глаза и беззвучно шептал заклинания. Ривийка качала изуродованное тело и что-то тихо напевала. По ее чреслам струилась вода.

— О, да она вот-вот родит, — прошептал Крюпп.

Ривийка вдруг отшвырнула от себя безжизненное тело колдуньи. Лунный свет сделался настолько ярким, что Крюпп не смог глядеть на ночное светило.

Ривийка тоже опустилась на корточки. У нее начались схватки. Лицо обильно покрылось потом. Пран Шоль оставался неподвижным, хотя что-то сотрясало его изнутри. Крюпп видел это по перекошенному лицу тлан-имаса. Два сверкающих янтарных глаза Прана глядели на луну.

— Скажи, Древний бог, многое ли запомнит Дырявый Парус из своей прежней жизни? — шепотом спросил Крюпп.

— Мне это неизвестно, — ответил Круль. — Перемещение души — вещь тонкая и непредсказуемая. Тело этой женщины поглотил огонь. Душа ее успела вылететь на крыльях боли и страданий. Потом душа нашла себе другое тело, тоже истерзанное. Никто не знает, каким будет рождающийся ребенок. Его жизнь, Крюпп, — совершенная тайна.

— Судя по родителям, на свет должно появиться удивительное дитя. А скажи, Круль, что сталось с первым ребенком, которого носила ривийка?

— Не было никакого ребенка, Крюпп. Ривийка готовилась к родам совершенно неведомым способом. — Древний бог усмехнулся. — Даже я не знаю о нем. Это, Крюпп, — лунная магия.

Роды продолжались. Крюппу показалось, что они растянулись на несколько часов. Все это время луна неподвижно висела над головой, как будто несла караул.

Затем в ночной тишине раздался негромкий крик. Ривийка подняла на руки младенца, покрытого серебристым мехом. Крюпп едва не разинул рот от удивления, но мех сразу же стал отваливаться. Ривийка перевернула ребенка и припала ртом к его животу. Острые зубы перекусили пуповину.

Пран Шоль встал рядом с Крюппом и Древним богом. Тлан-имас был заметно изможден.

— Этот ребенок забрал у меня все силы, — устало прошептал он.

Ривийка вновь опустилась на корточки, чтобы избавиться от последа. Новорожденного, точнее, новорожденную она прижимала к груди. Крюпп не поверил своим глазам: с ее живота бесследно исчезла татуировка с белым лисом.

— Жаль, что я не смогу вернуться через двадцать лет и увидеть это дитя взрослой женщиной, — сказал тлан-имас.

— Ты обязательно вернешься, — тихо возразил ему Круль. — Но не в своем прежнем обличье, а как гадающий на костях.

— И когда? — прошептал Пран Шоль.

— Через триста тысяч лет, Пран Шоль из клана Каннига Толя, — ответил Древний бог.

Крюпп коснулся плеча тлан-имаса.

— Теперь ты знаешь свое будущее.

Пран взглянул на Крюппа и вдруг оглушительно расхохотался.

За несколько часов до того, как Крюппу приснился судьбоносный сон, толстяк побывал у алхимика Барука и рассказал ему о вращающейся монете и ее владельце. Самое удивительное, восковой отпечаток, сделанный Крюппом, повторял свойства монеты, и изумленный Барук наблюдал, как меняются лица опоннов. Потом случилась и вовсе странная вещь: воск расплавился.

Выйдя от Барука, Крюпп остановился, чтобы отдышаться. Грудь и рукава его камзола были усеяны застывшими восковыми брызгами. Слуга Роальд, обычно бдительно стоявший возле дверей, куда-то запропастился. Крюпп отирал пот и вел разговор с самим собой.

— И почему имя Крокуса показалось Баруку знакомым? Ну конечно! Как же глупый Крюпп мог забыть? Конечно, он же знает Мамота, дядю этого оболтуса. Может, даже когда-нибудь видел мальчишку.

Крюпп побрел по коридору к лестнице. Что ж, сила опоннов явно возросла. Несомненно, это они вмешались и расплавили восковой кругляш. Крюпп улыбнулся, однако ему было не особо весело. Нет, лучше не связываться с богами. Магическая сила имеет обыкновение пробуждать его собственные таланты.

Он уже чувствовал колоду Драконов, сокрытую в недрах его мозга. Карты настойчиво просили Крюппа сделать расклад. Продолжая вытирать пот, он добрался до лестницы и начал спускаться. В это время появился Роальд, нагруженный кульками с провизией. Крюпп заметил, что одежда старика густо покрыта пылью.

— Роальд, дружище, ты как будто в песчаной буре побывал. Может, тебе помочь? Дай, я возьму часть твоей ноши.

— Спасибо тебе, Крюпп, но это лишнее, — буркнул слуга Барука. — Я привык таскать тяжести. Просто когда будешь выходить, поплотнее закрой дверь и уличные ворота.

— Непременно закрою, дорогой Роальд.

Крюпп потрепал слугу по плечу и вышел во внутренний двор. За открытыми воротами клубились облака пыли.

— Теперь несколько дней Баруку будет не открыть окон, — пробормотал Крюпп.

У него вдруг разболелась голова, а на припекающем солнце это могло затянуться надолго. Пройдя полпути до ворот, Крюпп спохватился:

— Дверь! Ведь я же забыл ее закрыть!

Он вернулся назад. Громкий щелчок возвестил Крюппу, что дверь закрыта надежно. Он вновь пошел к воротам. В это время с улицы донесся крик, сменившийся грохотом. Но грохота Крюпп уже не слышал.

Голос, произнесший ругательство, пробудил в мозгу толстяка настоящую магическую лавину. Крюпп не мог двигаться дальше. Он упал на колени, потом вскинул голову и бешено завращал глазами.

— Так это же малазанское ругательство, — прошептал он. — Но тогда почему в мозгу несчастного Крюппа пылает образ Дома Тени? Кто нынче разгуливает по улицам Даруджистана?

«Веревка с нескончаемыми узлами», — следом подумалось Крюппу… Разгаданные загадки порождают множество новых. Боль прошла. Крюпп встал, отряхнулся.

— Хорошо, что подобный конфуз случился не на глазах у разных подозрительных личностей. Уже одна эта мысль приносит Крюппу изрядное облегчение. И все потому, что я пообещал дружище Роальду закрыть двери. Он мудр, старик Роальд. Что ж, на сей раз вмешательство опоннов было весьма кстати, хотя мне и не хочется в этом сознаваться.

Крюпп дошел до ворот и выглянул на улицу. Поперек развороченной части мостовой лежала опрокинутая телега, груженная разным хламом. Двое ремесленников, громко споря и выясняя, чья это вина, подняли телегу и начали заново ее нагружать. Крюпп пригляделся к ним. Они бойко переругивались на языке дару, однако чуткое ухо толстяка уловило едва заметный чужеземный акцент.

— Накрой меня Клобук, — пробормотал Крюпп.

Он глубоко вздохнул, еще раз отряхнул камзол, после чего вышел на улицу, плотно закрыв ворота.

Из ворот дома выскочил какой-то толстый человек и повернул налево. Похоже, он очень спешил.

Сержант Бурдюк вытер вспотевший лоб. От яркого солнца зрачки его глаз превратились в две щелочки.

— Сержант, это один из них, — сказала стоявшая рядом Печаль.

— Ты уверена?

— Да.

Бурдюк смотрел, как толстяк продирался сквозь уличную толпу.

— И что в нем особенного? — спросил сержант девчонку.

— Про особенное не знаю. Но для нас этот человек опасен.

Бурдюк покусал губы, затем повернулся к повозке, на дне которой была расстелена карта Даруджистана.