Чтение 33–й страницы книги ~Война мага. Конец игры~

Псы ярились, а вот кони пугались, Император отдал команду спешиться. Пробираться по чаще верхами часто вообще невозможно, здесь почищенный и прореженный лес такое бы позволил, но лучше не рисковать.

Выставлены короткие копья. Люди невольно жались друг к другу — все кавалеристы побывали у Разлома и помнили, что такое атака козлоногих.

Император понимал, что настоящей загонной охоты тут не устроить. Тварей придётся брать грудь на грудь.

…Первыми ринулись бесстрашные собаки, так рванувшись с поводков, что псари выпустили кожаные ремни. Миг спустя из сгущающейся мглы, из неглубокого овражка прямо на острые копейные навершия выскочили два десятка уродливых тварей Разлома.

С Императором шли бывалые и тёртые бойцы, совсем недавно сражавшиеся с Семандрой и на Ягодной гряде. Они успели сомкнуть ряды и принять первый, самый страшный натиск вовремя опущенными копьями.

Что-то выкрикнула Сежес, в овраге загудело пламя — чародейка предпочитала не рисковать и пользовалась однажды проверенным средством.

Но и козлоногие кое-чему успели научиться. Они атаковали клином, первые три твари свалились, с разгону насадив себя на копья, однако следующие пятеро перемахнули через падающих собратьев и в один миг расшвыряли спешенных всадников, не успевших выдернуть древки из насквозь пробитых тел.

Из оврага вынеслось несколько бестий, с головы до ног охваченных огнём; но оставшаяся дюжина смяла первую шеренгу, и оказалась лицом к лицу с Вольными.

Император видел, как молодой Аастер с размаху рубанул оказавшего к нему боком козлоногого, видел, как брызнула тёмная кровь, и как тварь, перед тем, как повалиться, так лягнула молодого барона прямо в грудь, что тот отлетел, рухнул и уже не поднялся.

Козлоногие бились поистине «как безумные», не стараясь защитить себя, рвали когтями, били тяжёлыми копытами, с лёгкостью отшвыривая оказавшихся у них на пути; Вольные, несравненные бойцы, не дрогнули и не отступили ни на шаг, однако их кольцо оказалось прорвано в считанные мгновения. Кер-Тинор лихо закрутил головокружительнуюмельницу парой кривых сабель, так, что сразу от двух тварей полетели в разные стороны кровавые брызги — их, к сожалению, было не убить одним ударом.

Император обнажил собственный меч, закрывая Тайде. Его воины превосходили козлоногих числом, храбрости людям тоже было не занимать, и кольцо сомкнулось вновь, уже вокруг самих тварей Разлома, превратившихся из охотника в добычу; победа близка, Сежес вновь что-то выкрикивает, вскидывает руку — с небес на козлоногих падает огненная сеть; сама чародейка, правда, обессиленно клонится, Сеамни успевает её подхватить, тут же резко размахивается, словно сжимая невидимый клинок; дальнейшего Император не увидел, потому что иссечённая, окровавленная тварь играючи отшвырнула Кер-Тинора и, несмотря на вспоротое горло, выбросила обе лапищи, целясь когтями в голову правителя Мельина. Император полоснул наотмашь, рядом возник помятый, но не утративший решительности Кер-Тинор, сабли Вольного запели, и рогатая башка слетела сплеч; однако из охваченного пламенем оврага, на бегу пытаясь сбить пламя, выбегали новые твари, и Император понял, что завёл своих людей в ловушку.

Козлоногие дали разведчикам увидеть небольшой отряд, а сами, наверное, заранее, укрыли в том же лесу куда большие силы.

Поддерживаемая Сеамни чародейка тем временем сумела выпрямиться, огненные копья вынеслись из оврага, разя козлоногих в спины и пронзая насквозь; но бестий оказалось слишком много и строй защитников Императора рухнул, тварь просто разбросали людей в разные стороны. Не меньше трех десятков созданий с опалённой, местами дымящейся шерстью оттеснили Вольных, несмотря на всё их искусство; рядом с правителем Мельина остались только Сеамни, поддерживавшая бесчувственную волшебницу, Кер-Тинор да проконсул Клавдий.

Лес дрожал от криков, гудения пламени, ночная тьма не дерзала вползти под густые кроны, белая перчатка на левой руке разогрелась сама собой. Козлоногие напирали со всех сторон.

— Бежим, повелитель! — Клавдий решительно потащил Императора за собой.

— Нет! Ума лишился, проконсул!..

— Вовсе нет, — лицо Клавдия сделалось совершенно непроницаемым. — Вовсе нет… мой Император.

В левой руке проконсул сжимал недлинную, но увесистую булаву, увенчанную гладким шаром; правитель Мельина и глазом моргнуть не успел, как оружие взлетело и, описав дугу, врезалось аккуратно в боковину императорского шлема.

Не стало мира, не стало боли и света. Ночь наконец-то взяла своё.
* * *

Возвращение в сознание после того, как угостили булавой — порой ещё неприятнее, чем сам удар. В глазах всё плывет, голова раскалывается от боли и кружится, подступает мерзкая тошнота.

Связанный и обезоруженный, Император лежал лицом вниз в мерно скрипящем возке, уткнувшись в груду дурнопахнущего тряпья. Доспехи с него, правда, снимать не стали, удовольствовавшись сорванным шлемом. Сбоку рухлядь промокла от крови, сочившейся из левой руки; правитель Мельина заставил себя перевернуться — в небе звёзды, уже прошла добрая половина ночи. Ступают и пофыркивают лошади, а рядом к нему прижалась Тайде, тоже связанная. С другой стороны, там, где натекла кровь, — Сежес; она без чувств.

— Гвин… — Какое ж облегчение в этом выдохе!

— Тайде. Жива, — шепнул он в ответ.

— Здесь маги. Радуга. Ждут нергианцев.

— Что с нашими? Кер-Тинор, остальные?

— Не знаю, Гвин, — всё так же, одними губами. — Нас разделило во время боя. А потом… потом Клавдий ударил сначала тебя, а потом Сежес.

— Клавдий. — Внутри Императора только боль, пустота да бессильная ярость. — Предал-таки. Продал. Видать, Тарвуса купить не смогли…

— Не надо так, — легко, словно дуновение. — Я от своих слов не откажусь. Что бы ни сделал проконсул, не обвиняй его в предательстве.

— А что ж ещё с ним делать!..

— Ничего не делать. Ждать, Гвин, ждать. Сежес они опоили, у тебя забрали белую перчатку, но зато отогнали тварей.

— Как?! Радуга способна приказывать козлоногим?

— Нет, Гвин. Куда им… наверное, опять жертвоприношение. Твари нас словно не видели, метались туда-сюда, резались со всадниками, с Вольными…

— Кер-Тинор — видел, как Клавдий меня… как проконсул предал?

— Нет, — покачала головой Сеамни. — Бестии оттеснили их чуть раньше.

— Эх, Вольные… — только и вырвалось у Императора.

— Не суди строго, — назидательно сказала Сеамни. — Ни один из них не отступил, их просто смели, словно лавиной.

— Ты словно и не в плену сама…

— Я-то? В плену, Гвин, в плену, вместе с тобой, но я верю Клавдию. Понимаешь — верю!

— А я — нет, — скрипнул зубами Император. — Он бы сказал, предупредил… мы разыграли бы «пленение», если на этом настаивали маги, и тогда…

— Оставь, Гвин. Лежи тихо и береги силы. Я чувствую, что ехать нам осталось недолго.

— А что они собрались с нами сделать, ты не чувствуешь?

— Отчего ж нет, конечно, чувствую, — совершенно спокойно ответила Дану. — Принести нас троих в жертву.

— Весело, ничего не скажешь.

— Ничего. Мы ещё увидим, кто посмеётся последним. — Казалось, уверенность Тайде ничто не поколеблет.

Скрипит возок, ныряет по ухабам и рытвинам; не последняя ль это твоя дорога, правитель Мельина?
* * *

— Прекрасная работа, благородный господин Клавдий Септий Варрон. Уже не «проконсул» Клавдий. Правда, пока ещё и не «Император», но за этим дело не станет. Радуга неукоснительно держит данное слово.

— Пока что слово держал я. Привёз вам всех троих. Сам оглушил…

— Да, да, конечно. Но не надо забывать, что именно Радуга вместе с Нергом устроила эту засаду козлоногих. И она же лишила тварей силы, когда дело было сделано.

— Что, все погибли?

— Разумеется, нет! Мы не звери, принесены только совершенно необходимые жертвы, без которых всё это не выглядело бы убедительно. Вы, сударь командующий армией Империи, сейчас же отправитесь назад. Наши лекари нанесут вам несколько ран…

— Что-о?!

— А как вам иначе поверят? Не волнуйтесь, раны будут неглубокими, а благодаря обезболивающему снадобью вы вообще ничего не почувствуете.

— Хотел бы я, чтобы такое появилось у моих легионных лекарей…

— Будьте уверены, господин командующий, появится, и очень скоро. Теперь всё вообще пойдёт на лад, я не сомневаюсь.

— Вы-то не сомневаетесь, господин Фалдар. А вот я…

— И вам не следует, милостивый государь. Присутствовать на жертвоприношении вам вовсе не обязательно, и вообще, уже пора поворачивать назад. Рассвет совсем близок.
* * *

Говорят, отчаяние черно. Неправда. У него цвет и вкус крови. У тех, кого не успели или не сочли нужным сломить.

Император не говорил себе — я выдержу. Если к нему подступить со всем магическо-пыточным арсеналом, кто знает, чем кончится дело, как долго сможет сопротивляться плоть. Однако правителя Мельина, преданного собственным проконсулом, никто не собирался ни пытать, ни допрашивать. Пленивших его магов куда больше занимала Сежес — вернее, то, чтобы она как можно дольше оставалась бы без сознания.

А возок всё поскрипывал себе и поскрипывал, лошади равнодушно тащили его по ночной стороне, от деревни к деревне, на север, вдоль вольнотекущего Маэда, то ныряя в глубину предутреннего леса, то вновь выбираясь в поле, под звёзды. Чародеи (а их тут собралось десятка три, не меньше), словно напоказ, не обращали на знатного пленника никакого внимания.

…Остановились, когда на востоке невидимая кисть уже провела блекло-зелёным по самому горизонту. Река закладывала тут широкий изгиб, с трех сторон обтекая старый расплывшийся курган с дольменом. Маги деловито принялись стаскивать Императора с повозки, ворочая его, словно куль муки. Сеамни яростно зашипела, когда её поволокли следом, попыталась гордо бросить, мол, я сама пойду, однако только получила удар кнутом.

— Заткнись, отродье, — зло посоветовал в ответ волшебник в зелёном плаще Флавиза.

— Эт-то ты зря… — зарычал Император; однако чародей только хмыкнул:

— С тобой, кровопийца, я бы тоже потолковал, будь моя воля. Жаль только, кровь твоя нам нужна для иного. Шагай давай, — и ткнул правителя Мельина в спину кнутовищем.

На вершине холма, возле мшистых камней дольмена, с важным видом застыло пятеро немолодых магов — похоже, именно они заправляли всем действом.

Кое-кого Император узнал. Например, незабвенного Гахлана из Оранжевого Ордена.

— Какая встреча! — Правитель Мельина усмехнулся прямо в лицо старику. — Некогда ты меня лечил, а теперь что, собираешься прирезать?

Адепт Гарама отвернулся, губы предательски дрогнули.

— Глаза прячешь, Гахлан? Зря, ты был хорошим врачевателем. Я не забуду этого даже с жертвенным ножом в сердце и не стану тебя проклинать.

— Больно я испугался твоих проклятий, отступник, — буркнул Гахлан, однако взглянуть в глаза Императору так и не решился.

Все, кого тащат на плаху или ведут к жертвеннику, делятся на две очень неравные категории. Первые шагают покорно, потому что «всё уже и так ясно»; такие порой оправдываются перед собою даже в последние мгновения тем, что, мол, своим «спокойствием» они выказали презрение палачам, последним предлагалось очень устыдиться с тем, чтобы в дальнейшем со слезами и раскаянием отказаться от подобной работы. Вторые — их ничтожно мало — даже в кандалах и со связанными руками бросаются на стражников, предпочитая честную солдатскую сталь палаческому топору или, паче того, верёвке висельника.

«Ты так верила в Клавдия…»

Сеамни шла следом, гордо подняв голову. Совершенно спокойная, словно ей предстояло просто потешиться забавным представлением.

Бесчувственную Сежес без всяких церемоний волокли по земле, таща за растрёпанные волосы. Неудобно и непрактично, но, похоже, магам хотелось хотя бы так унизить «предательницу»; очевидно, остальное им запрещал прямой приказ.

Небо медленно зеленело, рассвет готовился вступить в свои права. Сежес грубо швырнули на землю у полузаплывшего дольмена, Император старался стоять прямо, расправив плечи, а Сеамни прижималась к нему.

Чародеи Радуги молчали. Правитель Мельина мог ожидать насмешек, проклятий, злого торжества — а вместо этого мёртвая тишина.

Пятеро старших волшебников чего-то явно ждали.

— Наконец-то, — вырвалось у всё того же Гахлана, когда внутри дольмена мрак сменился неярким серым светом.

Император и Дану воззрились на узкий проход — оттуда один за другим появлялись закутанные в плащи человеческие фигуры, лица скрыты низко надвинутыми капюшонами, рук не видно, подолы метут по траве.

Пятеро новоприбывших остановились прямо против пятёрки чародеев Радуги.

— Мы исполнили свою часть, — вполголоса произнёс один из них. Император вгляделся, узнавая: Треор, маг Синего Ордена Солей. Тоже старый знакомец… — Теперь, достопочтенные господа Всебесцветного Нерга, мы ждём, чтобы вы исполнили свою.

— Мы исполним, не сомневайся. — Голос-то какой противный! Словно жаба пытается произносить человеческие слова, изо всех сил растягивая огромный рот. — Положите их перед входом. — Пятеро нергианцев встали кругом возле древних камней.

— Они даже ходят не как люди, — прошептала Сеамни, когда трое магов Радуги, сопя от смешанного с ненавистью усердия, потащили её к дольмену.

Императора толкнули в спину, и он шагнул вперёд.

Что ж, вот он, последний бой. Пусть связаны руки, однако ноги свободны, и сейчас об этом кое-кто очень сильно пожалеет.

— Начнём с неё, — указал на Сежес один из нергианцев. Пятеро адептов Всебесцветного Ордена ничем друг от друга не отличались — ни ростом, ни одеждой, ни даже говором, словно за них всё произносил один и тот же голос. — Но сначала…

Аколиты Нерга составили тесный кружок возле самого входа в дольмен. Раздалось неразборчивое бормотание, и в такт ему серый свет внутри сменился зеленоватым. Сияние разгоралось, оно пробилось сквозь щели меж древними плитами, камни напитывались им, в свою очередь источая всё то же гнилостное свечение. Император невольно отшатнулся — холодный свет, казалось, высасывает из всего окрест саму жизнь; попятились и маги Радуги, кто-то — кажется, Гахлан — вскинул было руку, но…

— Всем молчать! — хором прошипели пятеро нергианцев.

Из волн зелёного пламени, забушевавшего на месте дольмена, появилась шестая фигура. Вроде как человеческая, однако она плыла над разом пожухшей травой, не касаясь грешной земли. Огромная голова, тщедушное тело, рук и ног не видно, всё скрыто свободно висящим тёмным плащом.

Сеамни застонала и подалась назад. Кое-кто из магов Радуги поспешил опуститься на колени, другие низко склонились.

Пятёрка старших чародеев Семицветья, наверное, собрала в кулак все силы, чтобы приветствовать новоприбывшего вежливыми, но не подобострастными наклонами головы.

— Всё ли готово? — сварливо осведомилась парящая фигура. Слова человеческого языка давались ему с явным усилием.

— Всё, как и обещано… э-э… величайший, — с явным трудом ответил Треор.

— Так! — удовлетворённо всхрюкнуло существо, окидывая пленников холодным, равнодушным взглядом. — Не станем терять… а-а-а… времени, как это вы называете.

— Тебе страшно, «величайший»? — вдруг с усмешкой проговорила Сеамни. — Ты уже полностью отвык от человеческого тела, тебе ненавистна сама мысль, что слова надо произносить, колебать воздух, вместо обыденной для тебя мыслеречи?

Император, маги Радуги, нергианцы — все в полном изумлении уставились на ту, кого ещё так недавно звали Видящей народа Дану. Все — кроме самого «величайшего». Тень под низким капюшоном полностью скрывала лицо (или что у этого существа имелось вместо него), но правитель Мельина мог сейчас поклясться — могущественный маг Нерга уставился на дерзкую с неподдельным изумлением, переходящим едва ли не в тревогу.

— А, Иммельсторн, — проскрипел он наконец. — Конечно, конечно. Сила Деревянного Меча велика, Видящая. Надеешься на неё и сейчас? Напрасно. Меч покинул тебя, отрёкся от недостойной его носительницы. Очень скоро он окажется в нужных руках и тогда-то начнётся самое интересное. Но ты этого уже не увидишь, я обещаю.

— Нельзя быть таким самоуверенным, — спокойно бросила ему в лицо Сеамни. — И не стоит думать, что всех на свете можно купить.

— Отчего же? — Кажется, нергианец стал находить в происходящем нечто забавное. — Всегда можно предложить равный обмен. Мы предложили его Клавдию Варрону и не ошиблись. Он продал вас за императорскую корону Мельина…

— Что ж, по крайней мере, я рад, что он не продешевил, — сухо бросил Император.

— Ты прав. Варрон не продешевил. И я намерен исполнить обещание.

— Закрыть Разлом и изгнать козлоногих? — усмехнулся Император. — А я-то уже решил, что вы одна шайка-лейка.

Шипение. Так, наверное, усмехалась бы змея, будь она на такое способна.

— Разлом будет закрыт. Мы не заинтересованы в победе козлоногих здесь и сейчас.

— Смотрите, как бы ваш хозяин не разгневался, — словно невзначай бросил Император. Он не мог не заметить, что волшебники Радуги слушают эту перепалку, как зачарованные.

— Наш хозяин? Х-ха! Пребывай в этом заблуждении, глупый человек. Развеивать твоё незнание я не собираюсь. Тем более что тебе осталось совсем недолго.

— Да, у вас нет хозяина, — вдруг кивнула Сеамни. — Вы вступаете в договоры и альянсы со всеми, с кем только можно, ведёте двойную и тройную игру и думаете, что сможете остаться над схваткой. А ведь когда-то вы были людьми. Настоящими людьми. Пока не превратили себя… Разлом ведает во что.

— И это всё тебе открыл Деревянный Меч? — недоверчиво переспросил нергианец. Похоже, осведомлённость Дану всерьёз сбила его с толку.

— Считай, что так, — пожала плечами Сеамни. — Но что тебе беспокоиться? Мы ведь все умрём, и очень скоро.

— Да, вы умрёте. А мы получим бесценное знание. У Нерга нет к вам зла, правитель Мельина и его Дану. Нет и к этой чародейке, ей просто не повезло оказаться там, где излилась сила. До внутренних распрей среди Магических Орденов нам дела нет, как и до большинства происходящего в пределах человеческого мира.

— А зачем потребовалось заманивать нас в пирамиду, ты случайно не знаешь? — как можно более небрежно спросил Император, следуя старому правилу — «если тебя затащили на виселицу, требуй, чтобы верёвку намылили как следует и притом самым лучшим мылом — кто знает, что случится, пока палач будет занят!».

— Твоё любопытство, человече, поистине неуместно. Особенно перед лицом ждущей тебя судьбы.

— Но всё-таки, а, всесильный маг Нерга? Ведь для такого мудреца и провидца, как ты, дать ответ ничего не стоит!

— Вас заманили в пирамиду именно для того, чтобы вы её взорвали, — ехидно заявил нергианец. — Когда Разлом и его твари вторгаются в какой-нибудь мир, — как тебе известно, миров существует великое множество — у них есть много способов довести дело до конца. У ваших — и наших, кстати, — врагов всё предусмотрено. Взрыв пирамиды должен был высвободить разрушительную магию. От вашей армии ничего бы не осталось, и солоно пришлось бы многим землям окрест, пусть даже и пустым.

— Но мы остались в живых.

— Да, вы остались в живых. Чем и подарили нам возможность закрыть Разлом. А в живых вы остались только потому, что на тебе, бывший правитель Мельина, была надета белая латная перчатка. Мы знаем и кто носит её пару, знаем, что он вот-вот появится среди нас; а пока могу сказать, что враг перехитрил сам себя. Перчатка должна была помочь тебе, Император, уничтожить Радугу; после чего Мельин бы пал, причём не понадобился бы никакой Разлом. Однако вмешалась другая сила, — Императору показалось, что в голосе нергианца прорезалась настоящая ненависть, — и первоначальный план козлоногих рухнул. Им пришлось идти по обходному пути, относительно долгому и трудному. Того, кто сумел прорваться в их пирамиду, ждала печальная участь, если бы не их же собственный подарок. Этого они никак предусмотреть не могли. Думаю, что и сами не знали.

— Что ж, спасибо за ответ, нергианец, — надменно кивнул Император. — Теперь я умру спокойно.

— Вряд ли вы, люди, на это способны — спокойно умирать, — заявил «величайший». — Впрочем, ты прав. Эти разговоры бессмысленны. Вы перестанете быть, а Разлом закроется. Нерг же получит… однако это вас уж тем более не касается.

Отданный им приказ, наверное, был беззвучным — никто не услышал ни слова, а пятеро младших чародеев Всебесцветного Ордена разом двинулись к Императору, Сеамни и распростёртой Сежес.

«Величайший» не удержался от нелепого и показного трюка — заставил бесчувственную волшебницу воспарить над землёй, головой к нему. По двое аколитов встали справаи слева от чародейки, ещё один — в ногах.

— Если ты веришь… — начал было Император, собираясь закончить словами: «в невиновность Клавдия, неплохо бы ему показать себя», и тут предрассветные сумерки вспорола густая стая свистящих стрел.

Иные нашли цель — маги Радуги падали, кто со стоном, а кто безмолвно; другие — воткнулись в землю, на древках с треском горели фитили, пламя быстро перекинулось на холщовые мешочки, сизый дым с необыкновенной быстротой растекался во все стороны, и уцелевшие чародеи зашлись в приступах жесточайшего кашля, падая на колени и хватаясь за горло.

Смесь сгинувшего патриарха Хеона. «Сбор Сежес», немалые запасы которого так и остались в лагере имперской армии. Да ещё, наверное, что-то из арсеналов Баламута, чтобы дыму побольше и растекался побыстрее.

Аколиты Нерга тоже заперхали и закхекали, но на них дым действовал, похоже, только в половину силы. Одному из всебесцветных стрела угодила в плечо, тот зашипел, пошатнулся, но остался на ногах.

— А ты не верил!..

— За мной! — взревел Император, бросаясь прямо на нергианцев.

Невидимые лучники засыпали стрелами склоны холма, стараясь не попасть в самую верхушку с дольменом. Дым волнами поднимался вверх, опрокидывая все природные законы, по земле катались задыхающиеся, враз сделавшиеся совершенно беспомощными маги. Даже нергианцы растерялись. Император отбросил крайнего плечом, попытавшись свободной ногою пнуть «величайшего». Из-под капюшона раздалось хриплое рычание, сапог правителя Мельина налетел на незримую преграду, однако и нергианца отшвырнуло к дольмену, да так, что маг шмякнулся наземь.

А со всех сторон уже лезли разъярённые легионеры: сверкающие серебром латы, наставленные копья, обнажённые мечи. Первым возле Императора оказался Кер-Тинор, ворвался смертоносным вихрем двух кружащихся сабель; один из нергианцев рухнул, обезглавленный, однако «величайший», слабо трепыхаясь у входа в дольмен, вдруг приподнялголову — у подоспевшего следом за капитаном Вольных легионера невидимые когти разодрали горло.

На его месте внезапно оказалась другая фигура, в простом имперском доспехе; аколит зашипел, пригнулся, и с рук его сорвался огненный шар, направленный прямо в Императора, однако легионер оказался расторопнее — прыгнул, закрываясь щитом, и принял удар на себя. Его скутум разлетелся щепками, остатки вспыхнули, воин едва устоял на ногах, пламя перекинулось на тунику, однако боец успел, отбросив наконец бесполезный огрызок щита, ответил выпадом гладиуса, проткнув аколита насквозь.

Ещё двое адептов Нерга погибли, изрубленные Кер-Тинором, однако последний оставшийся втащил «величайшего» внутрь дольмена и успел юркнуть следом. Зеленоватое свечение тотчас погасло, и бросившиеся следом легионеры не нашли внутри ничего, кроме тесной каморки с земляным полом и каменными стенами.

А возле неподвижной Сежес откуда ни возьмись, появился Баламут — топор окровавлен — и упал рядом с ней на колени.

— Повелитель… — Кер-Тинор срезал путы с Императора, и руки его тряслись. Впервые Вольный утратил всегдашнюю ледяную невозмутимость.

— Я цел, цел, всё в порядке, — успокаивал Император бледного телохранителя. — Но скажи мне, как…

— Проконсул Клавдий собрал всех нас и повёл сюда, — как нечто само собой разумеющееся, сообщил капитан Вольных.

— Как я и говорила, — невозмутимо заметила Сеамни, разминая освобождённые от пут запястья. — Хочу отыскать господина проконсула, сама поблагодарить…

— А чего ж его искать? — искренне удивился Кер-Тинор. — Вот же он!

И Вольный протянул руку, помогая подняться тому самому легионеру, собой закрывшему Императора от пущенного в упор огненного шара.

— Клавдий, — выдохнул правитель Мельина, в упор глядя на спокойно снявшего шлем проконсула.

— В вашей власти, мой Император, — сдержанно поклонился тот. — Знаю, о чём подумали. Да только я не предавал. Впрочем, оправдываться не стану. Скажу лишь, что теперь у вас в руках вся верхушка мятежной Радуги. И прямая дорожка во Всебесцветную башню, если, конечно, госпожа Сежес, когда очнётся, сможет подобрать ключ к замку.

Вокруг них схватка уже закончилась. Самые разумные из магов даже не пытались сплести заклятье или хотя бы бежать. Задыхающиеся, полуослепшие, отчаянно зажмурившиеся, они корчились на траве — а легионеры не забывали бросать в пламя пригоршни такой безобидной на первый взгляд сухой травы. Чародеям на всякий случай деловито вязали руки; хотя каждый, даже самый недалёкий солдат понимал — как только запасы «сбора Сежес» иссякнут, эти несколько десятков опытных магов обратят весь легион в кровавую кашу.

— Спасибо тебе, Клавдий. — Сеамни шагнула к проконсулу, не церемонясь, обняла: — Я знала, что ты придёшь.

— Вам, госпожа, моё обратное спасибо.

— Ты не мог сказать всё сразу, Клавдий Септий Варрон?! — надвинулся Император. Голова его до сих пор помнила молодецкий взмах проконсульской булавы.

— Не мог, повелитель. — Клавдий смотрел прямо и глаз не отводил. — Маги навели такое заклятье, что видели и слышали всё, что бы я ни сказал.

— Славная отговорка, — рыкнул Император.