Чтение 35–й страницы книги ~Война мага. Конец игры~

— Достославная… ты же понимаешь, что значит выпустить чудовищ, натравив их не на Дану или гномов с орками, но на людей!

— Управляющие чары слабели. — Сежес повернулась к Императору: — Радуга всегда уделяла много внимания подобным бестиям, надеясь обеспечить безопасность; но, когдапришло время, способные отдать правильные распоряжения маги оказались вместе со мной, лицом к лицу с козлоногими, а мальчишки-неофиты сплоховали. Тем не менее надоучитывать — кое-что у Радуги могло остаться, и сейчас это бросят против нас. Возможно. Не так много, как могли, но и это… доставит известные неудобства. В первую очередь, конечно, следует ждать оборотней и вампиров.

Император промолчал. Он представил себе резню возле башни Кутула, если бы защитники той выпустили на легионы орду верволков и упырей.

— Магия Радуги тоже слабела, но Семь… то есть Шесть Орденов не желали признаться себе в этом, — покаянно кивнул Гахлан. — Каюсь, я тоже приложил тут руку.

— Вот почему на Ягодной гряде маги пытались остановить легионеров обычными средствами, — пояснила Сежес.

— Благодарение всем великим силам, — уронил Император. — Много верных слуг державы и её храбрых воинов остались из-за этого в живых.

— Но много молодых нобилей и погибло, — осторожно заметил Гахлан. — Они тоже могли бы стать верными слугами…

— Да, как же! — фыркнула Сежес. — Я их знала. Очень многих. Баронская чушь слишком сильно головы заполнила. Без кровопускания бы не поумнели.

— Это достаточно резкое высказывание, достославная, и я…

— Хватит, — поднял руку Император. — Гахлан, что станет делать Радуга, потерпев неудачу с жертвоприношением и с попыткой купить Клавдия?

— Обратится к Серой Лиге, это прежде всего. — Старый маг не помешкал с ответом. — Доблестного проконсула — уничтожить, вас, повелитель, госпожу Оэктаканн и достославную Сежес — пленить. Правда, Шесть Орденов потеряли верхушку, самых опытных и бывалых чародеев, остались командоры и средние поколения. Но я бы сейчас опасался прежде всего серых. Ещё могут пригрозить ультиматумом, мол, или вы сдаётесь, или мы открываем дорогу козлоногим. Вас они сожрут, а мы опять отгородимся детишками и баронским войском.

— Значит, баронское войско должно перестать существовать, — холодно резюмировал Император. Сежес и Гахлан переглянулись, Сеамни поймала взор своего Гвина, в глазах Дану плескалась тревога: она знала, что значит этот тон правителя Мельина — Император пойдёт к цели, несмотря ни на что.

…Предсказания Гахлана стали сбываться с неприятной точностью.

Вольные лишний раз показали себя, в одну из ночей перехватив убийцу из Серой Лиги. Тот успел взять одну жизнь, но в руки имперских дознавателей попал живым — невероятная удача.

…Невысокий, щуплый, но жилистый, воин Лиги висел на дыбе, и палачи неторопливо, так, чтобы ему всё было видно, разводили огонь в жаровне, раскладывая на кожаных покрывалах устрашающего вида инструменты. Император, Сежес, Тайде и Гахлан пришли вместе.

— Ты будешь говорить? — устало осведомился Император. — Мне недосуг играть с тобой в игры. «Да» — жизнь и свобода, «нет» — медленная и мучительная смерть.

Незадачливый убийца тяжело дышал, не в силах отвести взгляд от жаровни и калящихся крюков. Слабак, подумал Император, невольно вспоминая так и оставшегося в ЭвиалеФесса. Из самого отребья. Хеон таких держал для самых грязных дел, использовать один раз, а дальнейшее уже не важно.

— Говори и не бойся, — подбодрила убийцу Сежес. — Лиги, той, что мы знали, больше нет. Есть лишь горстка отщепенцев, прозвавшихся «новыми патриархами». Старые-то, настоящие патриархи все давно на юге, за морем. Вот они бы да, за неисполнение приказа живьём содрали бы с тебя кожу и сварили то, что осталось, на медленном огне, чтобы умер не сразу. А эта шваль… чего её бояться?

Человек судорожно сглотнул.

— Воды, — прохрипел он. — Дайте воды. Я… буду говорить.

— Измельчала Лига, — деланно вздохнул Гахлан.

…Взамен жизни, свободы и золота (куда ж без него!), мигом забыв о кодексе Серых, убийца поведал немало интересного. Да, ни один из старых патриархов не присоединился к Конгрегации. Радуга не оставляет надежды захватить Императора живьём; в среде же баронов продолжаются распри. После гибели графа Тарвуса мятежники было возликовали, однако решительное движение легионов на север, прямиком к Мельину, вызвало панику. Нобили грызутся с магами, все норовят свалить вину друг на друга и никто не знает, что делать дальше: слишком свежа память о Ягодной гряде. Надежды возлагаются на Всебесцветный Орден, куда чуть ли не каждый день шлются слёзные мольбы о помощи. Поступают ли ответы, убийца не знал.

— Всё, как ты и предсказывал, Гахлан, — заметил Император, проводив взглядом отпущенного ассасина, что горячил коня, гоня его на юг, к взморью.

— Рад оказаться полезным повелителю, — поклонился чародей.

— А почему Радуга не может сплести одно-единственное заклятье, которое, скажем, лишит меня на время разума и отдаст в руки магов?

— Такие чары, увы, — то есть к счастью, к счастью, конечно же! — сейчас уже не сплести, — торопливо ответил Гахлан. — Ещё после первой битвы с козлоногими, в коей и я, недостойный, принял малое участие, многими опытными магами было замечено, что самые сложные заклинания стали плестись с куда большими сложностями. А когда появилсяРазлом… наш арсенал съёжился до примитивного стихийного чародейства. Ведь достославная Сежес тоже не смогла доставить повелителю голову барона Брагги?

— Хм! — фыркнула Сежес, задирая подбородок.

— А Нерг? Если я ему так нужен, а чары этого Ордена настолько отличны от остальной Радуги…

— Повелитель, — решительно вступила Сеамни. — Если бы всебесцветные могли это сделать, они бы не преминули. Раз не сделали, значит, не могут.

— Или ждут момента, — елейным голосом вставил Гахлан.

— Как бы то ни было, — потемнел Император. — Сперва Мельин. Затем — башня Нерга!

…Последнее из предсказаний Оранжевого мага сбылось, когда кавалерийская турма, шедшая в авангарде, привела очередных послов Семицветья.

Пятеро женщин, на вид — чуть постарше Сежес, от всех оставшихся орденов, кроме Кутула.

— Это наше последнее слово, сын Императора, — начала чародейка в синем плаще. — Мы сдерживаем козлоногих, но наше терпение иссякло. Или ты прекращаешь эту бессмысленную войну, или мы открываем дорогу орде.

— Всё, как и говорил Гахлан. — Правитель Мельина наклонился к уху Сеамни.

— Не всё, — одними губами ответила Тайде. — Пока что они не требуют наших голов.

— Мы уже дрались с этой ордой, — надменно произнёс Император вслух. — Я желаю услышать что-то новое, чародейки, или же вас проводят из лагеря.

Возле каждой из волшебниц застыло по трое Вольных, острия кинжалов возле их шей. Перед Императором — заслон из щитоносцев Первого легиона, мрачных и решительных. Второй ряд — арбалетчики, оголовки стрел смотрят прямо в лица чародейкам.

— Новое? Новым, сын Императора, станет разве что предложение Радуги, чтобы ты поступил подобно великим правителям прошлого, — напыщенно произнесла волшебница Синего Ордена Солей. — Чтобы ты пожертвовал собой ради спасения нашего мира. Но ожидать от тебя подобного с нашей стороны было бы преступно самонадеянно…

— У меня есть встречное предложение, — ровно ответил Император. — Мятежная часть Шести Орденов разрывает союз с баронской Конгрегацией, приносит покаяние и платит выкуп. После чего, оставив заложников, присоединяется к нам. Вашему чародейству найдётся достойное применение.

— Что я говорила, подруги? — Синяя волшебница оглядела спутниц. — Он ни на что не пригоден.

— Не смей оскорблять повелителя, — прорычал Клавдий, до половины выдвигая меч из ножен. — А то я могу и забыть о неприкосновенности послов!

— А ты, дважды предатель, молчи! — ощерилась синяя.

— Прекратить! — бросил Император. — Проконсул Клавдий никого не предавал. Если же тебе больше нечего сказать, колдунья, и твоё посольство окончено, — Кер-Тинор!..

— Нет, нет! — поспешно возразила та, безропотно проглотив оскорбление — «колдуньями» раньше называли исключительно ведуний «из народа», занятых «незаконной волшбой», за которую, как известно, полагалась смертная казнь. — Мы не хотим больше распрей. Мы предлагаем перемирие. Радуга и дальше сдерживает козлоногих, а Император и Конгрегация подписывают мир.

— Вот даже как? — Правитель Мельина поднял бровь. — И что же должен содержать такой договор?

— Вольности и неотчуждаемые права благородного сословия, — отчеканила магичка. — Воссоздание полноправной Ассамблеи Нобилей, неподверженность дворянства имперскому суду, должность коннетабля вместо нынешнего проконсулата, а также…

— Достаточно. — Император спокойно оборвал говорившую. — Можешь не продолжать. Я на это никогда не пойду. Да и вообще, почему Радуга говорит от имени мятежных баронов? Я готов обсудить с тобой судьбу оставшихся Шести Орденов, никак не Конгрегации!

— Судьба Радуги неотделима от участи благородных!

— Чушь, — по-прежнему ровно заметил Император. — Судьба у каждого своя, и с кем её делить — он или она решает сам. Иные маги, например, не сочли возможным делить судьбу с Радугой, я их очень хорошо понимаю.

— Неразумно правителю такой державы опираться на предателей, — высокомерно бросила чародейка.

— Ты, Шённес, кажется, забыла, как ползала передо мной на коленях и сдавала своих товарищей по, гм, тогдашним шалостям, — не выдержала Сежес. — Ты вымолила прощение, а Каррем, Мейтона и Веммити отправились… гм, куда следует.

Чародейка в синем плаще высокомерно проигнорировала слова бывшей волшебницы Голубого Лива.

— У тебя нет выбора, сын Императора, — вновь повторила она. — Или ты садишься за стол переговоров, или мы открываем дорогу козлоногим.

— Отчего ж и не сесть? — пожал плечами Император. — Я направлю своих трибунов, облечённых соответствующими полномочиями.

— А до этого твои легионы останутся на месте! — тотчас выпалила Шённес.

— Ну уж нет, — усмехнулся Император. — Мои легионы остановятся там, где я этого пожелаю, колдунья.

— Тогда — никаких уступок! — яростно выкрикнула та, теряя терпение.

— Мне не нужны твои уступки. — Правитель Мельина твёрдо взглянул Шённес прямо в глаза: — Мне нужен мир в моей державе и навечно закрытый Разлом. И я добьюсь этого. Любой ценой. Ты поняла, волшебница? Любой ценой.

…Посольство отбыло, пригрозив ещё раз, что «жертвоприношения прекращаются», а «сила Нерга» якобы поможет «направить козлоногих тварей на непокорные легионы».

— Едва ли это было разумно, повелитель, — осторожно заметила Сежес, обменявшись взглядами с Баламутом. — Мне кажется, стоило бы вступить в переговоры, выиграть время…

— Мы бы ничего не выиграли, стоя на месте, — убеждённо возразил проконсул Клавдий. — Надо брать Мельин и башню Нерга. А если козлоногие хлынут дальше… не знаю, повелитель. Кишка тонка у магов с эдаким огнём играть, да простится мне это легионное. Не рискнут. Может, в крайнем случае постараются напугать. Они ж за свои шкуры дрожат— любому видно! Словно худой новобранец перед первым боем.

— Согласен, проконсул, — кивнул Император. — Легионам — марш!..
* * *

Далеко на запад от реки Маэд, за Разломом, за линией пирамид, на плоском холме на воткнутых в землю копьях развевались флаги, длинные синие и золотистые вымпелы эльфов, рядом с ними — широкие и короткие штандарты гномов.

Аррис и Ульвейн молча наблюдали, как Арбаз давал волю гневу — рычал, бранился сразу на нескольких языках и топал ногами. Врученный Хедином кристалл силы потрескался, однако врата так и не открылись. Магия Разлома осильнела, козлоногие даже и не думали отступать, несмотря на погашенные отрядом Арриса и Ульвейна пирамиды. Видать, мало их выжгли, слишком мало, остальные приняли удар на себя.

В мельинскую ловушку угодил ещё один отряд Познавшего Тьму. Отряд, который никак не имел на это права.

— Не печалься, брат. — Аррис осторожно коснулся изукрашенного рунами гномьего наплечника. — Будем стоять, пока хватит сил. Мы стянули на себя, наверное, всех здешних козлоногих. Людям на востоке стало легче.

— Сейчас-то им-то стало. — Поток брани на миг прекратился. — А вот что потом с ними сделается, когда мы все тут поляжем? Что с гарратом будет без наших бомбард?! Он строго-настрого наказал вас выручить и вернуться!

— Вернёмся, — вдруг сказал Ульвейн. — Кристалл потрескался, но ведь запас его никуда не делся. Надо только подобрать правильное заклинение. Если нельзя пробить стену тараном, то, быть может, удастся сделать подкоп? Аррис, Арбаз — удержите тварей? Нужно, чтобы они лезли как следует — и помирали бы тоже во множестве.

— Гм. Магия Смерти? — поднял бровь Аррис.

— Да. Удивляюсь собственной тупости, только сейчас додумался. — Ульвейн со стыдом покачал головой, шелковистые волосы мотнулись из стороны в сторону. — Как мы не заметили? Они же стали говорить. Выть, орать, вопить, реветь. Значит, что-то испытывают, что-то чувствуют, уже не просто зомби.

— Гаррат не любит некромантии, — проворчал гном, перезаряжая бомбарду. — И правильно, кажись. По мне, так подлая она штука!

— Согласен, — кивнул Ульвейн. — Но перед аэтэросом за неё я отвечу сам.

— Сколько ж тебе их перебить надо? — прищурился бородатый воитель.

— Чем больше, тем лучше, — усмехнулся тёмный эльф. — Тысячи, лучше — десятки тысяч. Разумности в них на ломаный грош, а нам надо собрать деньжат на дворец из чистогозолота. И потом, Арбаз, вступит твой кристалл.

— Идёт. — Гном сжал кулаки. — Будут тебе твои тысячи, Ульв. А этот мир, клянусь бородой, ожидает такой фейерверк, что во веки вечные не забудет!..
* * *

— Повелитель! — Сежес нетерпеливо дёргала полог императорского шатра. Сеамни недовольно поморщилась, натянула одеяло до подбородка. — Повелитель, важные новости!..

— Бароны сдались? Маги явились с изъявлением покорности? — Император застегнул пояс, машинально проверив, легко ли клинок выходит из ножен.

— Нет! — Чародейка едва не подпрыгивала, вся сияя — в общем, вела себя совершенно несолидно.

— Мы пытались провидеть, что творится сейчас с козлоногими, — захлёбывалась Сежес. — Почему они не наступают — только ли благодаря жертвоприношениям Шести Орденов? И что оказалось, повелитель — на границе тварей почти не осталось! Десятки там, где вчера кишели тысячи!

— Куда ж они делись? — тихо спросил Император, чувствуя, как замирает сердце.

— Они все на западе! — с торжеством выпалила Сежес, так, словно это было её личной заслугой. — На западе, за Разломом — и там идёт такая волшба, что, повелитель, я готова была от зависти слопать собственную юбку!

— Не стоит смущать моих легионеров, равно как и Баламута, — невозмутимо бросил Император, услыхав за спиной тихий смешок Тайде.

— Кто-то заставил стянуться туда всех козлоногих! — Сежес даже не обратила внимания на шпильку. — Кто-то бьёт их в хвост и в гриву, так, что даже костей не остаётся!

— Те, кто выжигал магию пирамид, по-прежнему помогают нам, — тихо проговорила Сеамни. — Не знаю, кто они, откуда, чего хотят — но помогают!

— Жаль только, не присоединились к нам в преддверии Всебесцветной Башни, — заметил Император.

— Боюсь, что и не присоединятся, — покачала головой чародейка. — Эта магия не от мира сего, не мельинская. И тем, кто бьется сейчас с козлоногими, нет дела до наших собственных дрязг. Там чувствуется и ещё какое-то волшебство, но его я понять уже не могу. Несмотря на новые силы. Я бы и раньше этого не почувствовала, но так уж совпало… да и пламя они распалили — выше неба.

— Что ж, возблагодарим судьбу за этот маленький подарок. — Император торопливо облачался в броню. — Нельзя терять ни дня. А Радуге послать гонца, чтобы немедля прекратили детоубийства. Конечно, они не послушают, но… А легионам — марш, марш, марш!..

…Радуга ещё пыталась сопротивляться. Когда Серебряные Латы вплотную приблизились к Мельину, мятежная часть Шести Орденов вновь прислала посольство, всё ту же Шённес, гордо бросившую, что «твоя неумная шутка нас не запугает» и что «Радуга больше не сдерживает орду. Она обрушится на тебя, неразумный и недостойный короны сын Императора, и тогда горе тебе!..»

— Не смею препятствовать, — ядовито поклонился Император. — И желаю удачи в столь благородном начинании.

…Голубиная почта вскоре принесла весть, что твари Разлома вновь поползли на запад, но теперь они не мчались, пожирая лиги, они едва тащились, в день одолевая едва ли восьмую часть обычного перехода легионов.

Конгрегация же решила Мельин не сдавать. Императора встретили наглухо замкнутые ворота и гордые знамёна знатных родов, щедро украсившие стены и надвратные башни. Легионы поломали бы зубы о столичную твердыню; всё, о чём в своё время толковал Брагге проконсул Клавдий, вышло бы справедливо и для имперской армии: крепкие и высокие стены, близость воды, обильные запасы.

— Скаррон, твой Девятый Железный останется здесь, — бросил Император, закончив объезд города. — Мятежники не должны высунуться за стены. Как это сделаешь — не мне тебя учить.

— А чего тут учить? — ухмыльнулся тот. — Костров побольше палить станем, манипулы под разными значками туда-сюда погоняем. Не впервой, повелитель! Ну, а когда разберутся да прочухаются — уже поздно будет.

— Всё верно. И помни, нужно не просто удержать их в городе — а и сберечь легион. Надавят — отходи, сдерживай, но не переусердствуй. Стоять насмерть сейчас нужды нет.

— Как же «нет», повелитель, а если они в спину войску ударят? — возразил командир Девятого легиона.

— Не успеют, — уверенно сказал Император. — Пока разберутся, пока развернут конницу — мы уже доберёмся до Нерга. А без всебесцветных вся эта Конгрегация… — Он покачал головой и усмехнулся: — Сама развалится.

— А козлоногие?

— А им сейчас не до нас.
* * *

— Не умеете вы, эльфы Тёмные, в осадах сидеть, — основательно и веско пробасил Арбаз, стягивая сапог и с наслаждением шевеля пальцами. — Времени-то всего ничего прошло, а вы уже стонете. Хорошо, что гаррат не слышит. Впрочем, даже услышь он, вам-то что — он добрый, милостивый, нет бы отправить лет на триста драконий навоз разгребать. Ну, чего хнычете, чего стонете? Вода у нас есть. Припасов маловато, что верно, то верно, но гном, если надо, и дольше протянет, хотя брюхо у нас куда вместительней вашего. Ты, Ульвейн, скоро заклятье закончишь? Козлоногих жжём сотнями, они уж и сунуться боятся, нам самим спускаться приходится. У меня заряды к бомбарде кончаются. —На лице гнома отразилась искренняя озабоченность. — Опять же, людям от нас немалое облегчение. Твари стоят, как цепями к нам прикованные. Потерь, считай, нет, полдюжины легкораненых. Живи да радуйся, эльфы! Нет, всё-то вам не так.

— Разговаривающих или хотя бы воющих всё меньше. — Ульвейн за эти дни исхудал, спал с лица, кожа потемнела. Щегольской смарагдовый наряд обратился в грязные, прожжённые во множестве мест лохмотья. — Силу для моих чар с каждым днем набирать всё труднее. И я чувствую, что твари опять оживились на востоке. Едва ли обитателям Мельина сейчас легко, любезный гном.

— Всем сейчас шею стянуло. — Арбаз сплюнул. — Ты скажи, эльф, сколько тебе ещё этих «разговаривающих» потребно? Отличать я и мои их можем, достать трудненько, что правда, то правда, но — не невозможно. Придётся только чуть подальше отойти.

— Ага, и потом выручать тебя всем отрядом будем, — огрызнулся Аррис. Эльф баюкал левую руку, замотанную тряпками и висящую на перевязи: магия затянула рану, но какое-то зловредное чародейство в ней до сих пор оставалось. — Уж лучше потихоньку-полегоньку…

— Потихоньку да полегоньку не получится, — отрезал Арбаз. — Гаррат велел вас вытащить и поспешать обратно. А мы тут сидим, штаны протираем. Нет, господа эльфы, вы как хотите — этой ночью я пойду на промысел. Ульв, последний раз спрашиваю — сколько этих тварей тебе нужно?

— Дюжину, — отвёл глаза эльф. — Дюжину разговаривающих или пять сотен вопящих. Молчунов не надо совсем.

— Будет сделано. — Гном ухмыльнулся в бороду. — Нуте-с, сколько ж у нас осталось красной смеси?.. — Он встал на колени перед сундучком, на котором только что сидел, распахнул крышку и стал копаться в почти полностью опустевших алхимических склянках, уютно устроенных в выложенных мягким выемках. — Маловато, эх. Ну ничего. И белаядля такого случая сгодится, и даже лиловая.

Он принялся откупоривать флаконы, отмеряя мензуркой сухо потрескивающие порошки — по их крупинкам иной раз проскакивала быстрая цепочка разноцветных искорок. Оба эльфа взирали на священнодействие с неподдельным уважением. На что способны заряды Арбаза и его бомбарда, они уже видели.

— Эй-гой! Хассар! — окликнул он проходившего мимо гнома — доспехи того покрывала копоть, верно, только что поднялся от внешнего палисада. — Собери наших. Болтунов пойдём промышлять.

— О! То дело! — обрадовался Хассар. И рысью припустил в глубь осаждённого лагеря, выкрикивая: — Нором! Ковдан! Шумр!..

— Он мне всю дичь распугает, — усмехаясь, пробормотал Арбаз, ссыпав наконец все потребные порошки на расстеленную тряпицу. — Так, завернуть, запечатать… А вы, господа эльфы, не глазейте на меня, словно на воплощение Прекрасной Дамы. Может, нам придётся улепётывать отсюда во все лопатки.

— Наши давно готовы. — Аррис последний раз погладил перевязанное предплечье и встал. Лук остался висеть за спиной в саадаке, сегодня для боя эльф выбрал небольшой арбалет, его можно было заряжать и одной рукой.

— Тогда ждите меня, — распорядился Арбаз. Его сородичи уже собирались — все в разномастной кованой броне, с причудливыми боевыми устройствами-огнебросами, скрещенными с топорами, секирами и даже мечами. Сам предводитель гномов встал, последний раз кивнул эльфам, бросил на лицо глухое зеркальное забрало и что-то забубнил себепод нос, не обращая больше ни что внимания.

— Идём, Аррис. — Ульвейн тоже встал, пошатнулся, болезненно поморщившись и схватившись за бок. — Если борода сказал, что добудет болтунов, значит, добудет. Даже если его самого принесут на носилках.

Никто не допускал даже мысли, что «полк» Арбаза может оставить его тело врагам, кем бы они ни были.

Ворот в наспех возведенном частоколе эльфы-строители не предусмотрели. Арбаз ловко набросил поверх городьбы стёсанное бревно, с лёгкостью, какой никогда бы не заподозрили в грузном, перевитом вздутыми мышцами теле, взбежал на самый верх, замер, балансируя, на виду у всего козлоногого воинства.

— Вы! — заорал, надсаживаясь, гном. — Рогатые вонючки! Мешки с трухой! Гнилозадые коровы!..

Козлоногие — те, кто мог говорить, или хотя бы рычать, — встретили эти слова истошными воплями. Неважно, что гном говорил на языке, созданном Хедином для своих подмастерьев и знать его твари вроде бы никак не могли; неважно, что ругательства эти были совершенно лишены остроумия или подлинной насмешки; Аррис с Ульвейном подозревали, что кричать Арбаз мог и что-то вроде: «да здравствует великий Неназываемый, наш бессмертный вождь и учитель!», и это сработало б не хуже.

Гном удовлетворённо кивнул и ловко спрыгнул вниз — ещё одна небольшая привилегия подмастерьев Познавшего Тьму. Следом за ним посыпались его однополчане.

— Держись, сейчас начнётся, — проворчал Аррис, останавливаясь и плотно зажмуриваясь.

Они с Ульвейном едва успели. За частоколом что-то взорвалось так, что, казалось, сейчас лопнет само небо. Ослепительная вспышка прогнала ночную темень, чисто-снежное пламя, собственное клеймо Арбаза, взметнулось до звёзд и выше, заставив их угаснуть. Рёв козлоногих сменился долгим, протяжным и высоким воем, словно великое множество смертельно раненых волков пело последнюю песнь.

— Поспешим, — потянул Арриса Ульвейн. — Мне без тебя не справиться.

Остальные из их отряда уже бежали к частоколу: гномы лихие рубаки, но, когда они станут отходить обратно за городьбу, им потребуется каждый лук, каждая стрела и каждое боевое заклятье, что поможет сдержать живой прилив воинов Неназываемого.

— Кристалл?..

— При мне, не волнуйся, Аррис. — Ульвейн шагал быстро, как только мог, и уже задыхался.

На самой вершине холма речными окатышами, взятыми в пересохшем русле, эльфы выложили множество рун — дюжину дюжин, если точно. Выверенные по луне и звёздам, они связывали смерти чувствующих существ с оковавшей Мельин оболочкой.

Некромантия чистой воды, как сказал бы старик Даэнур, доведись ему увидеть подобное. По давней человеческой привычке дуотт бы долго и восхищённо цокал языком, восторгаясь изобретательностью сопряжений и необычностью переходов; заклятье, правда, вызовет немалые разрушения, но чего их бояться в этом безлюдье!

Двое Тёмных эльфов встали в самый центр рунного круга. Ульвейн сжимал в чуть подрагивающих пальцах покрытый трещинами кристалл Арбаза — их единственную надежду вырваться из мельинской ловушки.

За частоколом гремело и полыхало. Стало светло, как в яркий полдень, вой козлоногих терзал слух. С городьбы свистнула первая стрела, обернувшись росчерком пламени — орда ринулась на очередной приступ.

— Начинай, Ульв, не успеем…

— Успеем, Аррис, всё успеем. — Тёмный эльф старался подпустить в голос побольше уверенности. — Арбаз дело знает. Видишь, руны вспыхивают? И впрямь бьёт «болтунов», на выбор, не загрязняя их эманации смертями обычного стада.

По трещинам кристалла тоже побежали цепочки белых огоньков, раздалось негромкое потрескивание. Негромкое — но почему-то отлично слышимое в рёве и грохоте разгоревшегося сражения.

— Сейчас… сейчас… — Ульвейн лихорадочно водил тонкими пальцами по трещинам в кристалле, словно пытаясь проследить их рисунок. Руны горели всё ярче, за рядами остроконечных брёвен вновь полыхнуло белым — Арбаз в очередной раз использовал свой знаменитый заряд.

— Пора, брат. — Аррис не знал всех деталей заклятья, но чувствовал скопившуюся и готовую вот-вот вырваться из узды силу.

— Пусть все отходят, — сквозь зубы, не отрывая взгляда от кристалла, проговорил Ульвейн. — Гномов это тоже касается.

Дозваться неистового предводителя бородатых воинов удалось не сразу.

— Что?! Отходим? Да мы только-только во вкус вошли! — проревел Арбаз.

— Проклятый хвастун, — зашипел Аррис. Заклятье позволяло слышать не только похвальбу гнома, но и стоны его раненых товарищей. — Они потеряли самое меньшее пятерых, сейчас выносят их с поля…

Ульвейн не ответил, он трясся, не отрывая взгляда от разваливающегося прямо у него в руках кристалла. Из трещин вырвалось пламя, охватило ладони эльфа — тот заскрежетал зубами, но пальцев не разжал.

Гномы уже вовсю лезли через частокол, товарищи Арриса и Ульвейна встретили козлоногих настоящим вихрем и стрел, и заклятий, но, видать, сегодня Арбаз взбесил тварей из Разлома как-то по-особенному. И «болтуны», и «крикуны» и «стадо» — все рвались вперёд, огромными прыжками, вспыхивая, умирая и распадаясь чёрным пеплом прямо в воздухе, но не останавливались и не поворачивали назад, как не раз случалось прежде за время осады.

…Арбаз, как и положено, последним перевалился через городьбу. Броня гнома стала совершенно чёрной, и сам он больше всего напоминал диковинный, почему-то оживший кусок угля.

— Эй-гой! Аррис, Ульвейн! — Рёв предводителя гномов слышен был повсюду в лагере безо всякой магии. — Мяско-то мы, кажись, слегка пережарили. Пованивать начинает! — Он повернулся, задрал ствол бомбарды высоко в небо, пригнулся и нажал спуск — из жёрла вырвался ярко-жёлтый шар, взмыл вверх и нарочито-медленно стал опускаться.

— На крайний случай берёг, — крикнул гном. — А ну, все ложись, живо!

Шар скрылся за частоколом; Аррис потянул было Ульвейна, но Тёмный эльф успел: кристалл разлетелся мелким крошевом, над городьбой поднялась вторая стена, призрачная и мерцающая. Она-то и приняла на себя удар, разметавший, точно лучинки, заострённые брёвна, выдравший их из земли и отбросивший на десятки саженей. Холм окружило море пламени, на время оттеснившее даже обезумевших козлоногих. Над центром рунного круга появилось лёгкое дрожание, словно нагретый воздух над камнями в яркий солнечный день.

— Бежим! Скорее, портал долго не продержится!