Чтение 56–й страницы книги ~Война мага. Конец игры~

— Да. Жизнь есть исток Смерти и Смерть — исток Жизни. Нет никакого «бесконечного круга», что так любят философы.

— Ты прав, — кивает поури. — Бесконечный круг — есть замкнутость. Ограниченность. Тюрьма, если вдуматься. Смерть — есть освобождение от жизни, точно так же, как и Жизнь — есть освобождение от смерти. И то, и другое — начало нового. Никогда не повторяющегося. И те, кто стремятся заключить великое движение в тот самый «круг», были, есть и останутся злейшими врагами Упорядоченного. Не правящих в нём богов или иных сил — но всего сущего, всего, что есть, что отделено от Хаоса, что борется против всеобщего распада.

— Прекрасные слова. А теперь уйди, не мешай мне.

— Всё, всё, уже всё, — ухмыляется поури. — Хотя куда мне уйти, если я — с самого начала часть тебя?

Коготь громадной лапы высекает искры, прочерчивая прямо в камне ровную дугу. Засечка, другая — некромант быстро наносит символы небесных созвездий.

Что делать, когда часть мира поражена неизлечимой гнилью?

Только одно — выжечь небесным пламенем. Вышвырнуть прочь из Эвиала.

Любой ценой.

Принцип меньшего зла всё-таки не всегда неверен.

Там, среди бесчисленных звёзд, оставшуюся грязь можно сбросить в их полыхающие костры.

И самому рухнуть вместе с ними.

«Папа!»

Чёрные врата с грохотом захлопываются. Рысь-Аэсоннэ, в человеческом облике, оборванная и окровавленная, с бессильно повисшей правой рукою, привстаёт на цыпочки, одним движением нежной ладошки задвигает тяжеленный засов.

— Сейчас примутся за нас, — поясняет она, едва удерживаясь на ногах. — Прости, папа, я не смогла помочь.

Громадный зверь согласно кивает уродливой башкой. Когти продолжают свою работу.

Аэсоннэ мгновение вглядывается в переплетение линий, перехватывает саблю левой рукою, указывает остриём:

— Здесь, папа. Полуночные созвездия соединены только с утренними. Но не со своей противоположностью, невидимыми днём.

Разрушитель кивает. Драконица, конечно, совершенно права.

— Это не я, — смущённо признаётся Рыся. — Память крови — великая вещь…

Ворота Чёрной башни вздрагивают — в них словно ударили тараном, петли окутываются облачком каменной пыли.

Громадная лапа крепче сжимает исчезающе-крохотный шестигранник. Кровь струится по чешуе, но засов и петли больше не дрожат.

«Скорее, некромант».

Не бойся, Уккарон. Я не подведу.

Ещё немного, ещё совсем немного…

«Кэр Лаэда! Мы готовы».

Это уже Чаргос. Старый дракон называет Разрушителя его собственным, стремительно уходящим в небытиё именем.

Я тоже готов, друг мой.

До конца. До самой смерти и даже дальше.

— Иди сюда, дочка.

— Папа… — Кажется, она плачет.

— Ты боишься?

— Нет, — всхлипывает. — Вернее… немножко. Просто потому, что не знаю…

— А это и не надо знать. — Чёрная лапища всё плотнее и плотнее сжимает заветный шестигранник.

…А великая завеса Западной Тьмы уже не ползёт, не течёт — мчится на восток всесокрушающей лавиной. Ещё немного — и Она докатится до проклятого острова.

СЕЙЧАС, НЕКРОМАНТ!

Сам знаю, Сущность. Отойди в сторону, не лезь под руку.

ПОНЯЛА. УХОЖУ. НЕНАДОЛГО.

«Друзья мои. Теперь!»

Разрушитель зажмуривается. Огромная лапа осторожно опускает чёрный шестигранник в самую середину вычерченной паутины — на пересечение хорд, связавших звезды и подзвёздный мир в единую сеть.

Ударим вместе, дочь.

«Да, папа!»— она перекинулась. Аэсоннэ очень, очень трудно удерживаться в облике драконицы, но она держится.

Прости, милая моя, я знаю, это больно, неимоверно больно.

Сейчас.

— Не так быстро, некромант!

Знакомый глумливый голос Салладорца.

Зелёные, волосяно-тонкие щупальца просовываются в мельчайшие щели, впиваются в засов и петли, напрягаются — и прежде чем Разрушитель или Аэсоннэ успевают повернуться, створки ворот Чёрной башни с грохотом рушатся.

— Ты забыл, что здесь нет правил. Что законы здесь устанавливает сильнейший. — Вползающая через порог склизкая зеленая тварь не имеет ничего общего с человеком. Сохранился лишь прежний голос Эвенгара Салладорского, великого Тёмного мага. Он хотел открыть новые пути познания, но лишь отворил врата полчищам врагов рода человеческого.

Будь ты проклят, Эвенгар — потоки силы уже устремились в начертанные для них русла, я не могу с тобой сражаться, но…

— Зато могу я, Салладорец.

В проёме врат появляется совершенно новая фигура. Вернее, их двое.

Те самые, рухнувшие в пропасть опрокинутой пирамиды, когда схватка ещё даже не успела начаться.

Безымянная, деревянный лесной голем — и Рысь-неупокоенная, вырванная великим заклятьем с порога Серых Пределов.

Но сейчас всё совсем не так, как было там, на верхних ярусах. Глаза Рыси-первой ярко сияют, шаг твёрд и упруг, и обе сабли вновь у неё в руках.

Безымянная же едва тащится, голова поникла, скрюченные пальцы вцепились в плечи беглянки из Храма Мечей.

Её путь заканчивается, понимает Разрушитель. Сила Спасителя творила не одно лишь зло. На краткий миг она вновь соединила душу с телом той единственной, кого любил Фесс и любившей его самого.

— Я здесь, одан, — спокойно произносит Рысь. — Ты звал меня, и я пришла. Ненадолго; но помочь успею.

Слова пронзают пространство, вспыхивая огневеющими искрами; время послушно раздвигается, пропуская их. А вот Салладорец не успевает развернуться, не успевает воздвигнуть щит — сабли обрушиваются, они рассекают, рубят и кромсают.

Колени Безымянной подламываются, она валится на пол бесформенной грудой веток и сучьев, туловище оборачивается обрубком древесного ствола.

— Жаль, что так мало, — успевает произнести Рысь — за миг до того, как оба её клинка вонзаются в спину твари, совсем недавно бывшей Эвенгаром Салладорским. — Не упусти шанса, одан рыцарь.

— Рыся! — Разрушитель ревёт, запрокидывая голову, под прикрывающей горло чешуёй перекатывается огромный кадык.

Свистящий звук — сталь режет покрытую зеленоватой слизью плоть. Визг, в котором не остаётся уже ничего человеческого. Щупальце обворачивается вокруг ног Рыси, подсекает — та падает, но даже не думает защищаться, лишь ещё глубже вонзая клинки в тело зеленой твари.

Ни Разрушитель, ни Аэсоннэ не могут броситься ей на помощь — чёрный шестигранник в самом центре паутины, и он уже дрожит от рвущихся через него потоков силы. Ее много, очень много — но всё-таки недостаточно для задуманного.

— Хорошо… удалось тебя увидеть… — Лицо Рыси-первой остаётся нечеловечески спокойно, воительница всем телом наваливается на рукояти клинков, вгоняя их глубже, ещё глубже.

— Рыся!

Она начинает задыхаться — зелёное щупальце захлестнулось-таки вокруг её горла.

— Не бойся… — хрипит она. — Не отпущу. Хоть напоследок… пригожусь.

— Рыся!..

«Сейчас, некромант».— Чаргос тоже спокоен.

«Сейчас»,— соглашается Уккарон.

Следом за Салладорцем в ворота Чёрной башни пытаются прорваться трое его прислужников. Уцелевшие драконы и Тёмные бросаются следом. Столкновение, сверкают отсвечивающие зелёным клинки, отбрасывающие соратников Разрушителя.

Два существа, жемчужно-белый дракон и иссиня-чёрный его собрат с немалой примесью вепря, застыли над содрогающимся шестигранником. Вот огромный дуотт дотянулся добросившегося прямо на него Редрона, и ручищи чудовища разрывают Хранителя почти пополам.

Новый выплеск силы, по шестиграннику бегут трещины, но этого мало, слишком мало!

Следующим гибнет Эртан, оторвав, правда, крыло у летучего слуги Салладорца. Далеко в Эвиале, на поверхности истерзанного мира, до самых небес взмывает огненный гриб, взрыв размётывает древние горы, играючи ломая своды самых глубоких пещер, в крошки разнося неподвластный самому времени камень.

Мало. Мало. Мало!

«Сейчас будет ещё, Кэр».

— Я держу, — хрипит Рысь-первая. — Про меня не думай, одан. Убей их всех!

Жемчужная драконица в отчаянии запрокинула голову, раскачивается из стороны в сторону. Ничего не сделать, ничего! Даже не повернуться, не окатить врагов пламенем!..

— Ничего… — слышится последнее слово Рыси. И тут сверху доносится новый звук — высокий, отчаянный, режущий вопль, от которого трясутся стены Чёрной башни и обрушиваются плиты внутренней облицовки.

Кричит Спаситель, и это первый звук, услышанный от Него миром.
* * *

Клара Хюммель и валькирия Райна. Дракон Сфайрат. Эфесы Иммельсторна и Драгнира в руках. И — ветер, ветер в лицо, напоённый дымом и паром, несущий облака пепла и пыли,словно и не океан раскинулся вокруг, а мёртвая пустыня, и не просто пустыня, возникшая волею природных сил, а след прокатившейся по миру злобной, истребительной магии.

Внизу умирали орки капитана Уртханга, и помочь им было некому, кроме одной лишь Эйтери, Сотворяющей народа гномов. Кицум покинул отряд, обернувшись золотым драконом, Тави канула в пропасть, увлекая за собой Игнациуса, Ниакрис тяжело ранена, её отец убит Архимагом…

Ах, да. Ещё преподобный отец Этлау, занятый малопонятными манипуляциями с крошечным детским черепом, столь драгоценным для мессира Архимага.

— Выше, дракон, выше!

Спаситель оказался под ними. Он не обращает внимания на дерзкую троицу — что она Ему? Последние, Им самим установленные преграды пали, Западная Тьма устремилась навосток… кстати, вот она уже и видна.

Существо, принявшее человеческий облик, ступило на истерзанные драконьим пламенем камни опрокинутой пирамиды, и от края до края Эвиала вновь прокатился глухой подземный гром. Клара болезненно сморщилась — рвались незримые магические струны, удерживавшие мир на его месте в Упорядоченном.

Всё сильнее парило море, серые клубы мчались со всех сторон к Спасителю и втягивались, исчезая, Ему под плащ. Орды мертвецов, наступавшие на орков Уртханга от верхнего края опрокинутой пирамиды, натолкнулись наконец на стену щитов и копий, отшатнулись, потому что перед воителями Волчьих островов мигом возник сплошной завал изрубленного человеческого мяса. Именно «мяса», словно в лавке — топоры и мечи не знали ни отдыха, ни промаха.

Но бесстрашные бойцы Рейервена тоже погибали. То тут, то там неудачливый орк падал, опрокинутый вцепившимися в него мёртвыми руками, мигом исчезая под навалившейся массой неупокоенных.

— Сейчас, госпожа Клара, — донёсся вдруг спокойный голос инквизитора, словно тот сидел на спине дракона рядом с чародейкой. — Ещё немного. Спасибо некроманту Неясыти, сиречь Кэру Лаэде, научил… пусть даже не своей волей.

— Я вижу надлом. — Райна напряжённо вглядывалась в неподвижно застывшую фигуру Спасителя. — А ты, кирия Клара?

— Кровь? На левом боку?

— Да. Кто-то сумел достать Его. Значит, сможем и мы.

— Сейчас, госпожа Клара! — резко выкрикнул Этлау, и дракон, сложив крылья, коршуном ринулся на цель.

Спаситель соизволил повернуться, медленно поднять взгляд. Клару едва не сорвало со спины Сфайрата, она удержалась лишь благодаря валькирии, замершей с поднятым копьём, словно изваяние — свободной рукою Райна подхватила шатнувшуюся чародейку.

Засвистело, загудело в ушах — дракон набрал скорость, словно намереваясь грудью смести и раздавить неподвижную фигурку, кажущуюся отсюда такой беззащитной и хрупкой.

Спаситель улыбнулся. Поднял руку — и воздух перед несущимся драконом словно бы исчез, крыльям стало не на что опереться, Сфайрат беспомощно закувыркался и…

Замерший в горделивой позе великий судия, принимающий последние вздохи мира, вдруг оторопело уронил грозно вытянутую длань. Отчаянно бьющий крыльями дракон успелвыровняться в считанных саженях от острых обломков им же разнесённой пирамиды.

Что-то творилось сейчас в каземате, где преподобный отец Этлау сидел на корточках перед тщательно вычерченной магической фигурой.
* * *

— Всё, гнома. — Инквизитор невозмутимо подвинул маленький череп на одному ему видимый волос, добиваясь идеального, со своей точки зрения, положения. — Сейчас, думаю, хватит.

— Чего хватит, монах? — Эйтери держала на коленях голову неподвижной Ниакрис, голос маленькой чародейки звучал еле слышно.

— Силы, — спокойно отозвался преподобный. — Орки — хорошие воины, хорошо умирают. Не чувствуешь?..

По круглому лицу гномы катились быстрые слёзы, она их не утирала.

— О чём ты?..

— Вот об этом. — Этлау протянул руку, закатал левый рукав рясы. Вздохнул.

— Так не хочется… — пожаловался он. — Так всё… интересно. И страшно. Раньше я точно знал, куда уйду после смерти, гнома. А теперь — один туман. И оттого я ужасно боюсь. Праздную труса. Что, если правы ересиархи, итам— вообще ничего? Просто пустота, даже не тьма?..

— Ты уверен, — сглотнула слёзы гнома, — что сейчас самое время говорить об этом?

— Угу, — вздохнул инквизитор. Подобрал валявшийся на полу нож, потерянный в суете кем-то из орков, и провёл остриём по запястью.

Несколько капель крови упали прямо на желтоватую кость черепа, и он немедленно задымился. Этлау опустился на колени, запрокинул голову, дико закричал — его левая рука сама собою метнулась к середине магической фигуры, прирастая к черепу и щедро поливая его кровью.

Ноги инквизитора скребли по полу, смазывая им же заботливо вычерченные линии — но маленький череп горел, синим бездымным пламенем, и гноме показалось, что стены каземата начинают растворяться, а единственной реальностью остаётся окровавленная голова Ниакрис у неё на коленях.
* * *

Спаситель замер, согнувшись, словно человек, получивший жестокий удар в живот, выбивший дыхание. Покорные Его воле мёртвые остановились, орки внизу получили минутную передышку. Сфайрат, заревев от натуги, последний раз взмахнул крыльями, очутившись подле сгорбившегося… бога? Сущности? Силы? — столько слов и ни одно не подходит.

Клара не помнила, как очутилась на острых камнях, рядом со скрюченной фигурой самого могущественного существа в Упорядоченном. Спаситель не защищался, он только и успел, что с немым укором взглянуть на чародейку.

Алмазный и Деревянный Мечи вдруг сделались неожиданно-тяжёлыми, словно на каждом висело по целому миру.

Клара замахивается. Она не думает, на что — или на кого — поднимает руку.

Иммельсторн вонзается в бок Спасителю, там, где краснеет кровяное пятно, Драгнир соскальзывает, словно по надетой кирасе, разрывая Его одежды, и только вторым ударом Клара вгоняет Алмазный Меч рядом с его деревянным собратом.

Спаситель выгибается дугой и кричит, кричит так, что дрожат небеса и океанские глубины. Это крик существа, никогда ещё не знавшего настоящих поражений, существа, вечно планировавшего даже собственные муки — но причинял Он их себе, считай, сам — а тут на Него впервые посягнули с оружием.

«Но, если бы не надлом, не та жертва — моё оружие ничего бы не сделало Ему», — мелькнуло у Клары.

Спаситель падает на колени, продолжая кричать — и неподвижно застывшая чародейка видит, как дыбом встают сразу три стороны горизонта. Только три, потому что с четвёртой сплошным валом катится чёрная волна, закрывая уже полнеба.

Зачем мы сражаемся, для чего, почему? — спасения уже нет.

Оттолкнув Клару, замахнулась копьём Райна.

— И не таких, как ты, видывала, — прошипела валькирия перед ударом.

Древко разлетелось облаком щепы.

Крик оборвался.
* * *

С Эвиалом творилось что-то непредставимое. Отряды Гелерры, Арриса и Арбаза покрыли бы расстояние «от небес до земли» в считанные мгновения, тем более если их возглавляет сам Отец Дружин.

Нет, теперь всё не так. Сгустился воздух, истончилась сила, так, что многие едва удерживались от стремительного и беспорядочного падения. Или идти медленно, или падать, но быстро, — как заметил Арбаз.

Гелерра видела, как на западе мира поднимается чёрная стена, как она начинает разбег, поглощая всё перед собой — живое и неживое.

Слейпнир дико заржал, вокруг ног жеребца заметалось пламя — и он стал двигаться чуть быстрее, но лишь чуть.

Куда мы? Зачем мы? Что нам тут делать? — успела подумать гарпия, за миг до того, как заметила фигурку Спасителя.

Отец Дружин вёл три объединённых полка прямо на Него.
* * *

Гелерра никогда ещё не оказывалась в таких переделках. Вокруг соратников Хедина рушился целый мир, а они ничего не могли сделать. Познавший Тьму учил их сражаться, а не строить, разрушать, а не сохранять. Возможно, гномы Арбаза… но и они давно променяли вековые умения Подгорного Племени на меткость и убойную силу своих начищенных бомбард.

Да, они прорвались сюда — но что смогут сделать? Мир разваливается, надо отступать — иначе сам великий учитель не сможет их вытащить!

— Всем стой! — вдруг гаркнул Отец Дружин, заставляя замереть Слейпнира. На лице его угасала тень огромного удивления, словно он столкнулся с чем-то совершенно невозможным. — Здесь я один справлюсь. А вам всем вниз, вниз, вниз! Круг составьте, скорее, не мешкайте!

— Куда именно «вниз», Хрофт? — с почти что отчаянием выкрикнула адата. — В пропасть? Но зачем?..

— Главный бой сейчас там, — наспех бросил хозяин Слейпнира. — И я чувствую вход. А за ним — о, за ним те, о ком я ничего не слыхивал уже много веков. Вот уж неожиданная встреча! Вскрыл кто-то их берлогу, потянуло застарелой вонью… не принюхивайся, такое только я и почувствую, ну, кроме Хедина и Ракота, конечно же.

— Кто ж они таковские? — безо всякого почтения врубил Арбаз.

— Брандей. — Единственный глаз Отца Дружин гневно сверкал. — Последнее брандейское поколение. Познавший Тьму с братом разгромили их твердыню, но самих слуг Хаоса так просто не уничтожишь. Пошёл бы сам с вами, да вот он, — кивок на Спасителя, — не дает. Но поспешу следом, как только смогу. А вы, как окажетесь там, внизу, помните — вам лишь бы помешать им уйти бесследно, не дать забиться в новую нору. Эту мы ведь так и не смогли бы найти, если бы не стечение обстоятельств.

Он торопился, частил, почти захлебываясь словами, совсем не похожий сейчас на себя. Хрофту предстояло гнать полки Гелерры, Арриса и Арбаза почти что на убой, в полную неизвестность — однако знал он и то, что вскрывшийся гнойник необходимо выжечь каленым железом.

— Составьте круг! — повторил он. — Я не знаю, как брандейцы оказались здесь, не знаю, в каких они сейчас обликах и на что способны. Всё это вам придётся узнать в бою. Да пребудет с вами удача!

Гелерра не рассуждала и не мешкала.

— В круг! В круг, скорее!

Руки смыкаются со щупальцами и лапами. Морматы в одном строю с эльфами, людьми, гномами, радужными змеями и им подобными.

С миром творится нечто ужасное, судороги пробегают по самым глубоким корням, он словно судно, гонимое жестоким штормом. Гелерра вдруг понимает, что Эвиал действительно вот-вот сорвётся с предначертанного пути и его понесёт — куда? Не в пасть ли Неназываемому?