Чтение 34–й страницы книги ~Война мага. Конец игры~

Проконсул пожал плечами и протянул правителю Мельина свой гладиус — эфесом вперёд.

— Судьба моя в руках повелителя. Хочет — пусть казнит. Но я своё дело сделал. Вся головка волшебническая — вот она, перед нами. Доказано, кто главный враг, кто за всем этим стоял — Нерг, Всебесцветные. Жаль только, не удалось главного их гада живьём взять — ну да шустрый он, другие б в таком месте, как их Орден, и подняться не смогли. А я, повелитель, что я — перед вами. В вашей власти. Прикажете — молча пойду на плаху. Прикажете — буду оправдываться. Пусть вот госпожа Сежес скажет, было на мне заклинание или нет. Её-то не обманешь. Скажет, мол, не было ничего — тогда и вправду выйдет, что изменил я подло. Врагу предался, а когда увидел, что дело по-другому повернуть может, спешненько обратно переметнулся. Обманул и Вольных, и остальных. Слова не скажу, повелитель, пойду на пытку. Потому что тогда и впрямь…

— А как ты узнал, проконсул, о заклятье? — Сеамни по-прежнему стояла возле него, положив ладонь ему на сгиб локтя. — Маги сказали?

— Сказали. И даже показали, как это будет. Я и шёпотом слова произносил, и писал — всё видели. Уж не знаю, повелитель, как они при таких-то способностях всё-таки нас проворонили?

— Вынесете Сежес из облака, — вместо ответа приказал Император. — Кер-Тинор, бывшего проконсула — под стражу. Глаз не спускать. Когда чародейка придёт в себя — ко мне её, немедленно.

Молчаливый Вольный невозмутимо кивнул. Баламут, наконец-то соизволивший повернуть голову к Императору, поспешно подхватил бесчувственную магичку на руки и потащил вниз по склону холма.

Сам же Клавдий не сопротивлялся, беспрекословно расставшись с кинжалом и коротким засапожным ножом — его он носил ещё со времён, когда простым рорарием14шагал в строю первой своей манипулы.

— Не волнуйся, проконсул, всё будет хорошо. — Сеамни погладила его по щеке. На гнев Императора своенравная данка не обращала никакого внимания.

— Повелитель властен в жизни моей или в смерти, — спокойно, не опуская глаз, ответил Клавдий.

— Увести его, — дёрнув щекой, бросил Император. Трое Вольных не грубо, но решительно шагнули к проконсулу. Тот молча кивнул и безропотно отправился с ними.

— Гвин, — прошептала Сеамни на ухо правителю Мельина. — Смени гнев на милость, мой повелитель. Клавдий не виноват. Разве я тебя не предупреждала?

— Какие будут приказания, мой Император? — подоспел запыхавшийся легат Первого легиона. — Маги пленены, но дым…

— Возвращаемся в лагерь, — бросил правитель Мельина. — Чародеев окуривать всё время, чтобы им не продохнуть было.

— Повелитель!.. О, всемогущий, смилуйся, умоляю! — Деловитые Вольные как раз заканчивали связывать стоявшего на коленях старика Гахлана. Речь чародея то и дело прерывалась приступами мучительного, удушливого кашля. — Всем святым тебя умоляю… памятью… я ведь лечил тебя, повелитель… сколько раз… смилуйся… убери дым… долго мы такого не выдержим!

— Убрать дым — чтобы одно твое заклятье, оранжевый, ничего не оставило от целого моего легиона?! Ищи дураков в другом месте, Гахлан. И не думай, что я забыл твои благодеяния. Каждого из вас ждёт суд строгий, но справедливый, как говаривали в старину.

— Я поклянусь… чем угодно… — хрипел и давился старик.

— Радуга поклянётся, а потом так же легко и отречётся от клятвы. Или скажи мне, как сделать так, чтобы ни один из ваших действительно не смог причинить никакого ущерба моим верным слугам — или дым останется.

— Если он останется… к утру маги начнут умирать сами… безо всякого суда, справедливого или нет!..

— Кто жить захочет, тот не умрёт, — непреклонно отрезал Император. — Я слишком хорошо помню Мельин. И сколько людей погибло, когда вы, маги, наконец опомнились.

— Я был против…

— Разумеется. Впоследствии всегда оказывается, что «вы были против». Или же «только исполняли приказы». Не трать даром дыхание, Гахлан, оно тебе ещё понадобится.

Император повернулся спиной к старику, не обращая внимания на жалкие возгласы, очень быстро сменившиеся неразборчивыми хрипами и булькающим кашлем.

— Мне не доставляет это удовольствия, не думай, — буркнул он укоризненно глядящей Сеамни. — Но как ещё обезопасить моих людей от чародеев, я не ведаю.

— Может, она знает? — Дану кивнула на бледную Сежес; чародейка осторожно, с трудом переставляя негнущиеся ноги, ковыляла к ним, почтительно поддерживаемая под рукуБаламутом.

— П-повелитель, — низко поклонилась чародейка. Сморщилась, кашлянула раз-другой, благодарно взглянула на озабоченного и встревоженно-серьёзного гнома.

— Рад видеть тебя в добром здравии, Сежес.

— Да, повелитель, в добром… насколько это только возможно. О-ох! И поедучую же дрянь я собрала… Впервые на себе опробовала.

Сеамни просто улыбнулась чародейке, погладила ту по плечу, словно подругу, и та слабо улыбнулась в ответ, вновь раскашлявшись.

— Выпейте, государыня моя, — забеспокоился Баламут, протягивая открытую фляжку. — Самонаилучший гномояд. Любую отраву выметает, словно метла хорошая.

— Ох, да ну тебя, скажешь тоже… — вяло отмахнулась чародейка, но фляжку всё-таки взяла. — У-ух!.. У тебя там что, абсолютный растворитель?!

— Нет, всего лишь абсолютный гномояд, — ухмыльнулся Баламут, глядя на разом порозовевшую чародейку. — Так-то лучше, государыня моя, а то ровно вампирша были, ей-же-ей!

— Что делать с пленными, Сежес? — повторил Император всё тот же вопрос. — Всё время их окуривать — так никакого сбора не хватит. Тем более что лето кончается, не пополнишь. Вдобавок Гахлан говорит…

— Повелитель, он говорит правду, — серьёзно кивнула волшебница. — Если держать мага Радуги в этом дыму слишком долго, он задохнётся — хотя обычный человек чувствовал бы разве что известное неудобство.

— Так что же делать, проклятье?!

— Только перебить их всех, — едва слышно произнесла Сежес, однако взгляд не опустила.

— А ты, с твоими новыми силами не можешь сделать магию для них недоступной?

— Нет, — покачала головой чародейка. — С каким-нибудь мальчиком второго года я бы справилась. Но с магистрами…

— Только если они сами откажутся от попытки побега, — вставила Сеамни.

— Х-ха! Никогда такого не будет. Что я, не знаю тех же Гахлана, Треора или Фалдара?!

— И всё-таки я попробую, — решился Император. Сбитые пинками в одну кучу маги являли самое жалкое зрелище. Окуривавший их дым чуть поредел, но чародеи всё равно заходились в жестоких приступах, ставших лишь немногим менее мучительными. Ни о какой волшбе и речь не шла. Озабоченные легионеры следили, чтобы в костры попадало достаточно заветного «сбора Сежес».

— Слушайте меня, маги Радуги! — громко и отчётливо произнёс Император. Левая рука привычно кровила, и он так же привычно не обращал на это внимания. — Выбора у вас нет. Держать вас в плену бесконечно я не могу. Мне нужно или немедля вас перевешать… или получить какие-то гарантии, которым я бы поверил. Но прежде — послушайте меня.

Я знаю, как вы остановили козлоногих. Какой ценой и какими мерами. Долго сдерживать тварей Разлома таким образом вы не сможете. Закрыть его так, как предложил вам Нерг? — а вы уверены, что добьётесь успеха? И разве то, что аколиты Всебесцветного Ордена — отнюдь не люди, не внушает вам опасений? Могу сказать — Нерг обещал нам помощь, причём помощь Древних Сил Мельина, уверяя, что, разгромив армию козлоногих, мы сможем избыть Разлом. Это оказалось ложью. Легионы стояли насмерть, но помощь так и не пришла. Нерг преследует свои и только свои цели. Вы для них — такая же разменная монета, как и все остальное. Мне ведомо, что для вас я — убийца, палач, мясник и так далее; ваше право, но почему же одна из сильнейших среди вас сочла возможным встать на мою сторону? Может, за ней тоже стоит её собственная правда, к которой не мешаетприслушаться? Времена изменились. Радуга больше не будет вертеть Империей.

Маги слушали мрачно, то и дело захлебываясь кашлем.

Нет, на мою сторону они не перейдут, думал Император. Не хватит ума, в отличие от Сежес. И что тогда с ними делать? Все запасы «сена», я так чувствую, мы потратим у Всебесцветной башни, тем более что дым действует на нергианцев куда слабее, чем на чародеев остальных орденов.

— Мы можем воевать бесконечно — пока козлоногие не очнулись от спячки. Их не остановит даже магия крови, и вы это знаете…

— Это… почему же?.. — выдавил всё тот же Гахлан.

— Потому что не хватит детишек, — отрезал Император. — Потому что вас в конце концов поднимут на вилы обезумевшие пахари, у которых вы отнимаете детей для «общего дела». И вы только сдерживаете тварей, вы не можете ни закрыть саму пропасть, ни хотя бы загнать туда уже вырвавшихся бестий.

— А как, кха, кха, победа над Нергом поможет бороться с козлоногими? — Гахлан изо всех сил пытался сохранить достойный вид и осанку.

Император знал, что ответа у него нет. Всебесцветные стали врагом, их нельзя оставлять в покое.

— Если вы задумаетесь — откуда у них такая власть над козлоногими? И, если они обладают этой властью, почему не воспользовались ею раньше? Или вы скажете, что твари явились сюда, повинуясьвашимкомандам?

Гахлан хрипел и отплёвывался, остальные маги выглядели не лучше, однако старый чародей продолжал возражать:

— Пока шла война, Всебесцветный Орден всё время изучал чудовищ Разлома. Ничего удивительного, что он достиг известных успехов.

— Тем не менее, сделать магию крови ненужной он не смог? — напирал Император. Сейчас даже не так важна логическая безукоризненность доводов, главное — не допустить в голос и каплю неуверенности. — Или вы не видите, что Нерг состоит изнелюди!Неважно, изменили его адепты себя сами, были изменены — факт тот, что они отреклись от нас. Или вы забыли слова древнего Императора: «дай нелюди слово, пообещай, убей и забудь, ибо ложь врагу нашего рода оправдана всегда»? Или вы думаете, что люди, став чем-то иным, забудут об этом правиле?

Тут Император вступал на тонкий лёд догадок. Разумеется, ниоткуда не следовало, что Нерг станет относиться к тем, из чьих домов вышли его аколиты, так же, как люди — к эльфам, Дану, гномам, оркам и прочим во время войн за становление Империи. Но маги, привыкшие судить по себе, этому поверят скорее, чем сказкам о прекраснодушии и благородстве.

Нельзя сказать, что «маги задумались», это не так-то просто сделать, катаясь по земле от кашля. Но Гахлан всё-таки нашёл силы сипло прокаркать:

— Что ты хочешь от нас? И что обещаешь?

— Обещаю жизнь, — просто сказал Император. — Вы поняли, кто я. Врагов я уничтожу, даже ценой собственной смерти, но верно служащие Империи будут возвеличены, как вознесена Сежес. Радуга останется. Но никогда, как я сказал, не сможет вертеть Империей. Она будет принимать на обучение всех, благородных и простолюдинов, любого, в ком найдётся искра таланта. Прекратит преследовать «колдующих незаконно», хотя малефиков, творящих зло, я буду строго карать, неважно, принадлежат они к Семицветью или нет. Маги станут жить обычной жизнью. Их доходы сократятся, это так; однако никто не помешает им заработать, помогая людям, так же, как помогают им умелые ремесленники или искусные зодчие. Я могу говорить ещё долго, волшебники, но это не главное. Я предлагаю вам жизнь и справедливость. Хотите — принимайте условия. Нет — вы все будете казнены. У меня тоже нет выбора. Я не оставлю вас в плену навсегда. Ты, Гахлан, знаешь меня с малолетства. Скажи, солгал ли я когда и в чём.

Император взглянул старику прямо в глаза и тот, не выдержав, отвёл взгляд.

— Я… сдаюсь, — выдохнул он. — Советую вам сделать то же самое, — обернулся он к остальным. — Наша смерть ничего не изменит.

— Разумные слова, — одобрил Император.

— Я… я хочу сказать. — Сежес, ещё нетвёрдо держась на ногах, выпрямилась рядом с Императором. — Послушайте, собратья. Я знаю, вы называете меня предательницей. Но я видела, что такое «аколит Нерга». Я видела стену козлоногих, что валит на легионы и остановить их нет никакой возможности, кроме магии крови, да и то лишь на время. Император… прав. Мы — маги, мы не сверхлюди, отнюдь не небожители. Мы можем двинуться тропою Нерга… но кто этого захочет? Нет, моё дело — тут, на земле Мельина. Гахлан, мы дрались с тобой рука об руку, сдерживая тех же козлоногих — когда ещё думали, что сможем тем самым остановить вторжение. Не смогли. Так зачем же тебе теперь принимать сторону нелюди, смотрящей на Разлом, как на любопытную забаву? Вам сказали, что смерти — моя, моего и вашего Императора, Сеамни Оэктаканн — закроет Разлом. И вы поверили? Я была в великой пирамиде, я смотрела в пламя взорванного кристалла… нет, наша гибель не поможет. Или вы сомневаетесь в моих словах? Или вы думаете, что я не пожертвовала бы собой, будучи уверена, что моя смерть закроет Разлом и обратит в ничто всех козлоногих тварей?! Гахлан, ты знаешь меня десятки лет. Ответь, лгу ли я сейчас.

Маг Оранжевого Гарама только опустил голову.

— Мой Император не может держать вас в дыму бесконечно, — повторила Сежес слова правителя Мельина. — Ему остаётся либо казнить вас всех, либо получить нечто, позволяющее вам поверить и оставить в живых. Гахлан, ты сказал, что готов прекратить войну. Чем подтвердишь ты свои слова?

— Я готов расстаться с магией, — едва выдавил старый волшебник. — Я чувствую в тебе великую мощь, юная Сежес. Тебя опалило таким огнём, что… твои слово и дело замкнут от меня Силу. Готов помочь советом, подсказать форму заклинания… если тебе это потребуется.

— Преда… кха, кха!.. предатель! — завопила одна из пленных чародеек в синем плаще ордена Солей, заходясь жестоким кашлем. Гахлан только усмехнулся:

— Ты думаешь, я боюсь умереть, Файэти? Ничуть не бывало. Ты это знаешь. Но… кровавое безумие надо остановить. Если Император готов опустить боевой стяг, то я делаю то же самое.

— И поклонишься убийце наших детей?! — ещё яростнее выкрикнула волшебница в синем. Сежес потянулась к уху Императора:

— У неё в Мельине погибли двое детей. Подростки, мальчик и девочка. Дрались с когортой Аврамия в Чёрном Городе.

Правитель Мельина молча кивнул.

Мать никогда не примирится с тем, кого считает убийцей её чад. Файэти придётся казнить. Без гнева и ярости, из одной лишь необходимости. И он сделает это сам.

— Что ж, Гахлан, меня обрадовали твои слова. Ты оказал мне услугу, ожидаю от тебя и другой — где мои оружие и… — правитель Мельина помедлил, — и белая перчатка?

…Проклятый дар козлоногих нашёлся на теле одного из аколитов Нерга, так и оставшихся лежать подле опустевшего и угасшего дольмена.

— Итак, маги? — прогремел Император, подвязывая поясную суму-зепь с перчаткой. — Кто из вас пойдёт с Гахланом, а кто останется с Файэти? Последнюю, несмотря на всю её смелость, мне придётся убить. Быстро и без мучений, но убить.

Чародейка Солея пошатнулась, по лицу разливалась бледность. Похоже, она до последнего в это не верила.

— Я не отдам тебя палачу, — продолжал Император, шагнув к ней. Кто-то — кажется, Кер-Тинор, — подал ему его собственный меч, отнятый при пленении; наверное, успели найти на месте схватки, мельком подумал правитель Мельина. — Я сам возьму твою жизнь.

Сежес, Вольные, Сеамни остались позади. Император шагнул к трясущейся волшебнице — Файэти вдруг упала на колени, а рядом с ней перед Императором распростёрся Гахлан.

— Повелитель! Умоляю, прости её, неразумную. Рассудок её помутился от горя; у неё, изволишь ли видеть…

— Да, я знаю, — кивнул правитель Мельина. — Она лишилась детей. Как и очень, очень многие из моих верноподданных. А очень многие дети лишились отцов, павших в рядах моих легионов.

— Потому что ты начал войну! — Наверное, магу в фиолетовом плаще пришлось собрать всю смелость.

— Потому что я начал войну. — Император потемнел от гнева. — Потому что маги не будут больше пить кровь из моей державы. Для меня это непреложно, как и то, что солнцевстаёт каждое утро и закатывается каждый вечер. Империя — для людей и всех, кто уважает её законы. Никто не поставит себя над ними.

— А ты сам?! — Ободрённый ответом, маг Кутула взглянул в глаза правителю Мельина.

— Я лишь установил новые законы, — яростно бросил Император. — Законы, отменяющие привилегии магов Радуги.

Кутулец поспешно потупился, бормоча что-то о милости и снисхождении — гнев в императорском взгляде, казалось, вот-вот испепелит дерзкого.

…Чародеи Радуги сдались. Один за другим они выползали из гасившего их магию облака, под прицелом многочисленных арбалетов и луков подходили к Сежес, что-то говорили ей на ухо — и Император ощущал болезненный толчок, словно волшебница вырывала у него самого сгнивший, саднящий зуб. Что испытывали чародеи Семицветья, догадаться было нетрудно — они со стонами валились, едва отползая в сторону. По лицу Сежес тёк пот, однако движения оставались отточенными и резкими.

Подняли руки все, даже Файэти.

— Ты был прав, Гвин, — шепнула ему на ухо Сеамни. — Не стоило их убивать. Даже тех, кто готов, как та синяя из Солея, ударить тебе в спину, несмотря ни на какие клятвы.

Уже совсем рассвело, когда Император со свитой и пленными вернулся в лагерь. Проконсул Клавдий оставался под стражей.
* * *

— Прошу тебя ещё об одной услуге, Сежес, — сказал Император.

Все те же — он, Сеамни, Баламут, Кер-Тинор, уже упомянутая чародейка Лива, командиры легионов — собрались в большом шатре. — Мне нужна правда о Клавдии.

Легаты и консулы уже знали о случившемся.

— Мой повелитель! — Сципион, командир Второго легиона, — по-уставному прижал кулак к латам. — Прошу дозволения сказать…

— Если в защиту Варрона, то не стоит, — сухо отрезал Император. — Все доводы я уже слышал. Клавдий Септий оправдывается тем, что, якобы, на него было наложено заклинание, позволявшее Радуге видеть всё, что он напишет и слышать всё, что он скажет. Я никогда не слыхал о таком заклинании. К тому же, — он потрогал внушительную шишку, оставленную проконсульской булавой, — я вполне мог бы и отправиться прямиком к Спасителю. Без всяких жертвоприношений.

— Я могу ответить, повелитель, — поднялась Сежес. — Я слыхала о таком заклинании. Но его наложение долго и трудно, требуются редкие ингредиенты, и оно достаточно быстро развеивается. Иначе — да простит мне мой Император эту дерзость! — Семь Орденов не нуждались бы в слежке за вами, повелитель. Достаточно было бы наложить эти чары. Но я могу выяснить.

— Выясни, — кивнул Император. — А пока ты будешь выяснять, вы, господа легаты и консулы, слушайте мою команду. Войско выступает на Мельин. Если бароны покинут столицу, прекрасно. Если нет, оставим заслон и двинемся дальше, на Всебесцветную башню. Надо успеть, пока козлоногие не перекрыли все пути. Выполняйте. Клавдия Септия Варрона привести сюда, — повернулся правитель Мельина к капитану Вольных.

…Проконсул стоял спокойно, твёрдо глядя в глаза Императору. Сежес вывела на полу сложную магическую фигуру, разложила в вершинах, углах и на пересечениях какие-то малоаппетитные ингредиенты заклинания, вроде сушёных лягушачьих лапок и тому подобного.

— Ничего не хочешь сказать напоследок, Варрон? Как ты понимаешь, если Сежес не подтвердит твоих слов…

— Я понимаю, мой Император. Но я и впрямь невиновен. Вернее, виновен в покусительстве на особу моего повелителя и причинение ему ущерба. Но не в измене. Маги явили мне доказательства — и впрямь читали всё, что я писал, как угодно закрывшись.

— Я понял тебя, Варрон, — суховато ответил Император. — Дальнейшее в руках Сежес. Жди, я вынесу должное решение.

— Не сомневаюсь в справедливости моего Императора. — Клавдий поклонился со сдержанным достоинством. — Хочу лишь понадеяться, что Сежес не допустит ошибки. Когда твоя судьба в руках одного-единственного человека, могущего ошибиться, и чьи слова некому проверить…

Император вскинул подбородок. Клавдий был прав — проверить Сежес некому, её вердикт придётся брать на веру.

— Сейчас, сейчас… — бормотала тем временем Сежес, ползая на коленях по полу, где поправляя линию, где поточнее выставляя чашку с каким-то порошком. Правитель Мельина взглянул на неё — и вдруг ощутил, как волною накатывает дурнота.

Какая разница, предал Клавдий или нет. Какая разница, что творилось у него на душе — в конце концов, что ему мешало дождаться окончания церемонии, точно так же забросать магов Радуги горящими свёртками с заветным «сбором Сежес», а потом, не церемонясь, скажем, перебить их всех? Легионеры бы это поняли. Как могли, старались спастиповелителя, но — на самую малость опоздали.

Может, всё было так. А может, и нет. Но какая разница, если козлоногие уже заняли добрую половину западных земель, и изгнать их нет никакого средства? Воевать и побеждать надо с теми, кто есть, Император. Идеально чистых и нечеловечески честных поищи в свите Спасителя. Если тебе предлагают корону, так ли уж легко отказаться честному рубаке? Тому, кто и впрямь поднялся из самых низов, в отличие от того же Тарвуса, да будем земля ему пухом?

Он мог и дрогнуть, проконсул Клавдий, мог заколебаться. Ты требуешь всего от идущих за тобою, Император, и не прощаешь слабостей. Ты уверен, что любой иной подход окончательно разрушит державу. Но, когда страна на самом краю, разбрасываться головами нельзя. Даже повинными.

Император оглянулся на Сеамни. Тайде исчезающе малый миг всматривалась ему в глаза, а потом чуть заметно кивнула; губы Дану дрогнули, словно она изо всех сил старалась сдержать радостную улыбку.

— Оставь, Сежес, — как мог мягко и расположенно, сказал Император. — Твоё заклинание не потребуется. Я прощаю проконсулу Клавдию Септию Варрону его вину, неважно, действительную или мнимую. Ну, а за твою булаву, проконсул, не взыщи, расплачусь сам. — Император коротко, без замаха, ударил Клавдия по уху раскрытой ладонью. — Никто не смеет касаться правителя Мельинской Империи и остаться безнаказанным.

Потирая ушибленное место, Клавдий вдруг широко улыбнулся:

— Благодарю, повелитель. Я…

— Слов только не надо лишних, Клавдий, честное слово, — остановил его Император. — У нас хватает легионов, чтобы у тебя срочно нашлось неотложное дело. Командуй, проконсул. У нас впереди Мельин, а потом — Всебесцветная башня.

— Всё понял, мой Император! — молодцевато гаркнул проконсул, словно вновь вспомнив дни, когда он командовал всего лишь центурией.

— Я же говорила, Клавдий, — прозвенел голос Сеамни. — Я же говорила, что всё будет хорошо!

— Ты добра и прекрасна, госпожа. — И проконсул отсалютовал всегдашним жестом легионера.

— Разумно ли, повелитель? — шёпотом вздохнула Сежес, когда проконсул широким, уверенным шагов покинул шатёр и его зычный голос, отдававший распоряжение, слышался уже где-то в отдалении. — Ведь может быть…

— Всё знаю, многомудрая волшебница. Но сейчас такой день, что лучше простить виновного, чем казнить, прилюдно огласив его вины. Клавдий мог погубить всех нас. Он этого не сделал.

— Может, следует допросить Вольных? — осторожно предложила чародейка. — Как развивались события, кто действительно отдавал приказы — Клавдий или Кер-Тинор, и…

— Проконсул, по словам Вольного, — ответил Император. — Но, Сежес, сейчас это действительно неважно. Клавдий подставился под огнешар, закрывая меня.

— Повелитель убеждён или пытается себя убедить? — Волшебнице не откажешь в проницательности.

— Пытаюсь убедить, — честно ответил правитель Мельина. — Буду осторожен. Кер-Тинору и Вольным придётся попотеть. А пока — на столицу! Хватит там баловать баронам. Я двинулся бы прямо на Всебесцветную башню, но у Конгрегации хватит дурости ударить нам в спину. А так — Мельин, затем Гунберг, Остраг и дальше через Суболичью пустошь Полуночным трактом, обогнём Дадрроунтгот, прости, Сеамни, я знаю, что произношу его имя неправильно — а там и оплот Нерга.

— Бароны укрепились в Хвалине, — заметил первый легат Публий, командир Одиннадцатого легиона. — Опираясь также на Ежелин, они могут навалиться нам на левый фланг.

— Вот именно поэтому нам и нужна армия графа Тар… легата Тертуллия Криспа. По меньшей мере двумя легионами мы надавим вдоль тракта из Арсинума на Ежелин. Это свяжет Конгрегации руки.

— Повелитель считает, что для штурма башни Нерга потребуется восемь легионов? — осторожно спросил новый командир Шестого легиона, Тарквиний Бесс, занявший место погибшего Гая.

— Надеюсь обойтись несколькими десятками воинов, — отозвался правитель Мельина. Слушатели дружно рассмеялись — слова Императора сочли удачной шуткой.

Император позволил себе лёгкую усмешку. Они не понимают. Он без колебаний положил бы все легионы под этой проклятой башней и сам бы лёг с ними, если б только знал, что это действительно спасёт людей и державу. А так — придётся гадать. Ведь нет никаких доказательств, что Нергуправляетвторжением козлоногих. Нет, они явно не союзники, всебесцветным никак не нужна победа козлоногих. Но им не нужна также и победа Императора. А нужен им хаос — если, конечно, смерти его, Тайде и Сежес и в самом деле не способны закрыть Разлом.

Как бы то ни было, пока Радуга сдерживает козлоногих — чудовищной ценой, но сдерживает! — он, Император, обязан сделать так, чтобы у Империи остался только один враг.

— Легионам — марш!..
* * *

Железные змеи ползли на север. Мельинское лето кончалось, уступая место золотой и тёплой осени. Козлоногие вяло шевелились за чертой, иногда продвигались вперёд то тут, то там, но прорываться то ли не торопились, то ли и впрямь действовала магия Радуги. Бароны бездарно теряли время; нового предводителя Конгрегации избрать так и не удалось.

Сдавшиеся чародеи держались по-разному. Кто-то просто мрачно шагал, затравленно озираясь и, похоже, всё время ожидая скорой расправы; кто-то начал робко улыбаться, осторожно осведомляясь, что нужно сделать, чтобы «вернуть расположение повелителя». Но только один волшебник, а именно Гахлан, из кожи вон лез, чтобы действительно вернуть оное «расположение».

Старый маг Оранжевого Ордена очень старался доказать свою полезность и искренность. Мол, он всегда был против этой войны и тщился с самого начала уговорить остальных пойти на примирение с Императором, поступившись своей непререкаемой властью; и не его вина, что чужие упрямство с твердолобостью не дали сим благородным намерениям воплотиться в жизнь.

Гахлан рассказал немало интересного о Нерге и жертвоприношениях: оказалось, что заклятья, коими так гордились остальные Ордена, Радуга получила из рук всебесцветных, изменив лишь самую малость.

— Что им надо, нергианцам? — спрашивал Император, едучи стремя в стремя со старым чародеем. — Гибели Мельина? Закрытия Разлома? Ты понял, маг?

— Повелитель, твой недостойный слуга неустанно размышлял и размышляет на ту же тему. Мне кажется — хотя доказать это я не сумею — что Нерг ищет способ подчинить Разлом. Не победить, не сдать ему Мельин — а именно подчинить. То же жертвоприношение, жертвой чего едва не стал повелитель… — Гахлан потупился, мол, стыд за содеянноене устанет терзать меня до самой смерти. — Нам пришлось поверить Нергу на слово. Ведь магические демонстрации — это именно демонстрации, ничего больше. Но мы поверили, повелитель. Я не снимаю с себя вины и не пытаюсь оправдаться…

По мнению Императора и, судя по выражению лица Тайде, Гахлан пытался проделать именно это.

— …однако строгих доказательств, что подобное… действо и впрямь поможет избыть сие бедствие, нам, Радуге, представлено так и не было, — продолжал старый маг. — Мы поверили, потому что очень хотели поверить. Ведь это так легко — переложить ответственность на других, в данном случае — на Всебесцветный Орден.

— Так ты думаешь, что оное жертвоприношение помогло бы Нергу получить большую власть над Разломом и его тварями?

— У меня пока нет лучшего объяснения, повелитель. Ведь судя по тому, что говорили нам всебесцветные, взрыв того кристалла в пирамиде и вбирание повелителем высвободившейся силы и впрямь создали некую загадочную связь между ним и проклятой бездной. Но вот что сделает с Разломом смерть повелителя — я, недостойный, сказать не в силах.

— Ничего не сделает, — раздражённо бросила Сежес. — Хватит болтать ерунду, Гахлан. Я не вижу иного способа, кроме как взять в плен и допросить с пристрастием верхушку Нерга.

— При условии, что они скажут правду, достославная. — Гахлан не забывал кланяться.

— Скажут-скажут, — процедила сквозь зубы чародейка. — Пусть они превратили себя невесть во что, но боли эти создания боятся, как и мы, простые смертные.

— Для начала их ещё надо пленить, — вступила в разговор Сеамни. — Вспомните тот дольмен. Похоже, верхушка Нерга вполне способна переноситься с места на место, открыв секрет древней магии тех мест.

— А что с нашими драконами, Гахлан? — спросила Сежес. — Когда я… уходила, Кутул и Солей как раз пытались навести там порядок.

— Ничего не получилось, — развёл руками маг Оранжевого Ордена. — Драконы все словно взбесились, и чем ближе подходили козлоногие, тем хуже всё становилось. Химмиради наложила на них сонные чары, до лучших времён, если они, конечно, наступят.

— Химмиради? Из Флавиза?

— Да, достославная.

— А остальные чудовища? Авлары, вампиры, оборотни? Всё прочее?

— Очень многое погибло вместе с Красным Арком, — вздохнул Гахлан. — Ещё немало, как известно достославной, мы потеряли вместе с главной башней Кутула.

— Но как же Флавиз и Солей? Они тоже имели внушительные арсеналы!