Чтение 46–й страницы книги ~Война мага. Конец игры~

— Нас они на Росчищи встретят, — предсказал Клавдий. — Больше им развернуться негде.

Росчищью звалась широкая полоса, где девственный лес в своё время вырубили ретивые поселенцы, построились, распахали поля — однако потом, в один из кратких успехов Дану, древние хозяева края прошлись по местным хуторам огнём и мечом, не оставив ничего живого, истребив даже скотину, всех, вплоть до последнего цыплёнка. Люди туда не вернулись даже после победы, слишком тяжёлой оказалась память о побоище. Мало-помалу Росчищь зарастала, однако настоящих лесов тут так и не поднялось — словно обильно, сверх меры напоённая кровью земля захлебнулась от ужаса и отвращения; и, точно в отмщение Дану, не дала жизни ни одному саженцу, не пробудила ни единого жёлудя.

Проклятое место бросили и люди, и Дану.

Прошло много лет, и…

Имперская армия ещё пробиралась глухими чащобами, надрываясь и таща на себе все припасы — телеги пришлось бросить — когда передовые турмы донесли, что дорогу к башне Нерга преграждает баронское войско.

Именно там, на Росчищи, как и предсказывал опытный проконсул.

Они-таки собрались, те самые, непримиримые, готовые сражаться до конца. Благородные нобили и мальчишки-оруженосцы. Дружинники. И все прочие, кто отчего-то решил швырнуть на стол последнюю ставку — свою собственную жизнь.

Друнг остался позади, сошли на нет окрестные,мусорныелеса; открылось широкое, чуть всхолмлённое поле, справа и слева упиравшееся в клыки древних мшистых скал, много столетий упорно сопротивлявшихся ветрам, дождям и времени. За холмистой грядой вновь начинался лес, но уже низкий, северный, примученный холодами.

Последнее место, где можно дать правильный бой.

…Бессмыслица, думал Император, сидя в седле. Левый фланг войска мятежников упирался в чёрные бока скального монолита, правый вдобавок ко всему прикрывало ещё и топкое болото с мелким придушенным леском. Открытое пространство, поросшее убитой осенней травой.

Наверное, думают о себе, что герои, не давали покоя горькие мысли. Мальчишки неслись в сёдлах всю ночь, с развёрнутыми знамёнами, чуть не падая от усталости — и мечтая о «последней атаке», в которой они, и именно они, пробьются наконец к ненавистному узурпатору, вызовут его на поединок и сразят.

Бедняги.

А те, кто поддерживал в них это убеждение — не заслужили ли они петли куда больше, чем повешенные в Гунберге?

Заслужили, говорил себе правитель Мельина. Потому что иных шансов у них не осталось — только броситься всей массой на несокрушимый строй легионов в надежде, что хоть кому-то удастся добраться до него, Императора. Конечно, попытается напоследок оскалиться Радуга — наверняка кроме тех вампиров и оборотней в качестве «последнего средства» сыщется и ещё что-нибудь.

А Нерг выжидает. Словно ему и не так уж важна эта победа, словно наступающие легионы там не считают за угрозу.

Император невольно поёжился. От таких мыслей становилось совсем скверно.

…Вьются, трепещут украшенные золотыми геральдическими зверями вымпелы, сверкает на неярком осеннем солнце броня многочисленных всадников. Рыцари готовы к последнему параду.

— Как ты думаешь, — буркнул Император, оборачиваясь к Сежес, — посылать депутацию с предложениями о прекращении кровопролития…

— Конечно, бессмысленно, повелитель, — перебила его чародейка. — В лучшем случае вернутся ни с чем. В худшем — их вздёрнут перед строем, для поднятия боевого духа.

— Пусть атакуют, — поддержал волшебницу Клавдий. — Мы выдержим, мой Император.

— Что с Радугой? Ты сможешь прикрыть легионы, Сежес?

Волшебница кивнула.

— Отразить — отражу. А остальное поберегла бы до Нерга. Да и ему не следует знать, на что я способна. — Тонкие пальцы коснулись немудрёного гномьего украшения на шее, его чародейка теперь носила, не снимая. — Хотя есть у меня одно заклятье… Признаюсь, берегла на самый чёрный день

— Это какое же?

— Вызывание демонов. — Сежес понизила голос. — Надеюсь, мой повелитель не думает, что на такое способны только адепты Слаша Бесформенного.

— Вот даже как? А что ж ты молчала? Почему умирали мои легионеры, а не всякие твари с другого плана?! — Император сдвинул брови. Всё-таки утаила. Держала камень за пазухой…

Волшебница нервно облизнула губы, потупилась:

— Повелитель, к сожалению, я не способна поставить под вашу команду неисчислимую орду. Встретить козлоногих такой же армадой у меня бы не вышло. Да и ни у кого другого тоже, можно не сомневаться. Я сожгу амулет Баламута и, быть может, призову сотню-другую бестий. Капля в море против козлоногих, но при штурме Нерга может оказаться нелишней. Потому и говорю, что берегла на крайний случай. Но… если сегодня удастся не допустить кровопролития…

Император кивнул:

— Хорошо, Сежес. Спасибо тебе за откровенность. Заклятье прибереги. Я не знаю, что нас будет ждать у Всебесцветной башни. С этими же справимся и простыми пилумами…

Баламут, твой хирд встанет в центре. Рыцари пойдут клином, у них только один шанс и только одна атака.

— Не беспокойтесь, повелитель, Молот не подведёт Василиска.

— Плохо только, что у нас за спинами нет и самого завалящего холмика, — проворчал Клавдий. — Конница наберёт хороший разбег, постарается разрезать нам центр, а контратаки во фланг — отразить собственными резервами.

Император кивнул. Во все мельинские трактаты по военному искусству вошло поражение его деда в очередной войне против Семандры: поставленная в центре огромная масса рыцарской конницы, выстроившись классическим клином, прорвала ряды семандрийской пехоты, упершись в крутые склоны лесистой гряды, где между деревьями понатыкано было великое множество острых кольев. Легионы, наступавшие на крыльях боевого порядка, отстали, и Семандра смогла окружить зазнавшихся баронов. От полного истребления их спасли подоспевшие когорты и немногочисленные кавалерийские турмы, приписанные непосредственно к легионам, но сражение оказалось проиграно, большие потери понесли Третий и Шестой легионы, поход за Селинов вал был сорван.

Бароны крепко запомнили тот урок. Даже в битве на Ягодной гряде они не решились прибегнуть к тому же приёму. Сейчас — рискнули. Что могло означать лишь одно: драться сегодня они станут до последнего, не отступят и не побегут. Наверняка сыграли свою роль и раздутые (как же иначе!) магами Радуги слухи о двадцати пяти повешенных в Гунберге.

Мальчики, баронские сыновья и внуки, сквайры, оруженосцы, мечтающие о шпорах и поясе, решили красиво умереть.

Тьма и Разлом, хватит крови! Я заставлю вас жить, даже если вы не перестанете меня ненавидеть. Ненавидьте, дело ваше — но служите моему сыну.

Император вновь окинул взглядом выстроившиеся легионы. Массивный квадрат хирда, казалось, врос в самом центре несокрушимой скалой; длинные копья подняты, забрала опущены, стальная стена щитов сомкнута, накинуты на крюки соединяющие их цепи. Справа и слева от гномов — далеко оттянувшиеся прямоугольники манипул, в классическом шахматном порядке, готовые встретить врага ливнем пилумов. Он вряд ли остановит тяжеловооружённую рыцарскую конницу, тем более — приготовившуюся умирать, но обескровит наверняка. Впереди, в поле — россыпь велитов.

Сейчас начнётся. И лучшие бойцы Империи Людей сойдутся на бранном поле, в очередной раз готовые умирать по мановению руки остающихся в тени магов — приливала знакомая подсердечная злость. Знакомая по той страшной ночи в имперской столице, когда он, правитель Мельина, бросил легионы против всесильного, как казалось, Семицветья.

Но злость вспыхивает и тает, исходя ядовитым дымом; её словно бы смывает непрерывно сочащаяся и капающая с пальцев левой руки кровь. Творимая только для того, чтобыпокинуть тело. Рождённая на погибель.

Точно так же потекут сейчас вперёд бароны и их сыновья — чтобы вал их «последней атаки» разбился бы о стойкость набранных из простого народа легионов, ненавидящих«благородных», наверное, с самого первого мига жизни.

Достаточно крови.

Пусть сегодня прольётся только его собственная.

Они одурманены, думает Император. Нерг решил показать мне цену победы. Сежес не чувствует никаких чар, но они есть, не могут не быть…

…Или это мне просто очень хочется, чтобы они нашлись? Потому что не хочется верить в жертвующих собой баронов и их сыновей, жертвующих только потому, что искренне, до рези в сердцах считают его, правителя Мельина, убийцей и кровавым узурпатором?

Император тронул поводья, не глядя ни на Сежес, ни на проконсула. Кер-Тинор безмолвной тенью возник рядом, и правитель Мельина предостерегающе вскинул ладонь.

— Мне надо выехать одному, мой капитан.

— А вот меня ты не отошлёшь. — Сеамни поставила своего коня вровень с императорским. — Мы вместе были под стрелами, и я…

— Тайде. Поворачивай. Хочешь, чтобы я приказал Кер-Тинору увести тебя силой? Забыла, кто у тебя в животе?

— Нет. Не забыла. — Головка потупилась, кажется, потекли необычно быстрые для железной Дану слёзы. — Ты хочешь… хочешь… погибнуть, чтобы так помириться с баронами, да?

— Глупая данка, — обнять за плечи, почувствовать тепло даже сквозь её осенний плащ и железо собственных доспехов. — Я не собираюсь умирать. Во всяком случае, потерплю до Нерга, это я тебе обещаю.

— Ничего себе обещание. А я тебе пригожусь, вот увидишь. Они ведь отринут честь, Гвин. Ты им веришь — только смердящую измену я отсюда чую. И на этот случай припасла я один фокус.

— Какие ещё фокусы?! — прошипел Император, не на шутку рассвирепев. — Назад, Тайде, назад! А то и впрямь прикажу Кер-Тинору тебя связать и в шатёр отнести!

— Не придумывай. Ты ж умрёшь от ревности, если ко мне кто-то другой прикоснётся, — лукаво усмехнулась Сеамни.

А кони всё несут их, и уже, забывшись, предостерегающе каркает что-то немолодой ветеран-триарий, мимо которого проезжает Император. Впереди только поле да рассыпавшиеся по нему мельинские стрелки.

Позади остаются Сежес, схватившаяся за гномий талисман, сжавший кулаки Клавдий, прочая свита. Император и Сеамни едут по полю, ещё не ставшему смертным.

Правитель Мельина высоко поднимает левую руку, сжимает кулак — кровь брызжет в разные стороны, её капли вспыхивают в полёте, ещё не коснувшись земли. Сеамни испуганно отшатывается, Император успокаивает её взглядом.

Они неподвижно застыли посреди открытого пространства, одни под огромным небом. С севера прилетает ветер, Императору кажется — он несёт с собой пропитанные ядом злобы и страха мысли магов Радуги. Ну, что же вы бездействуете? Такой момент! Два самых ненавистных вам живых существа в пределах Империи стоят и ждут вашего удара; поторопитесь же, уважаемые, потому что второй такой возможности вам не представится.

Но маги медлили, и понятно почему — те из головки, из верхов, что дожили до этого дня, понимали, во что обратилась Сежес. Понимали, что бывшая чародейка Голубого Ливатолько и ждёт, чтобы отразить обратно обрушенные на Императора чары.

— Я буду говорить, — произносит правитель Мельина, вновь сжимая кулак.

Послушно вспыхивает его кровь, но слова разносятся по всему полю, его слышат все, даже последний обозник в тылу баронского войска.

— Пусть наш спор, по древнему обычаю, решит поединок.

От него ждут этих слов — те самые мальчишки-сквайры, чью жизнь он пытается спасти. Враг, которого они жаждут победить, конечно же, обязан оказаться подлым и гнусным;однако, если он вдруг начинает предлагать решить дело по-рыцарски…

— Выходите, все, кто хочет, — продолжает Император. — Мы сразимся по старинным канонам, без магии, руки да копьё. Если я проиграю, легионы развернутся и уйдут. Если выиграю я… делайте, что хотите, но я бы предложил всем, кому дорога честь, оставить дело мятежников. Ваши маги не могут победить Разлом. Они лишь способны сдерживать его кровавыми жертвами. Детскими жертвами. Подумайте, сколько времени это продлится, прежде чем вас не поднимут на вилы. Ваш враг не я. Он там, за вашими спинами, в башне Нерга. О ней страшатся говорить даже чародеи.

Ну, так долго ли мне ещё ждать? Найдётся ли смелый? — Император уронил левую руку, с кулака сорвался веер кровяных брызг; они уже не горели.

Смелые, разумеется, нашлись. Хотя среди мятежников многие наверняка помнили Ягодную гряду, а до иных, возможно, дошли вести и о замке некоего барона Висемерра Струга, о том, какая судьба постигла его ворота18.

Из рядов баронской кавалерии один за другим выезжали гордые рыцари, в великолепных доспехах, при паре мальчишек-сквайров, держащих их штандарты; следом за господами торопились конные арбалетчики и пикинёры — каждый барон выезжал вместе с приведенным им «копьём»19.

Ветер резанул по лицам, заставил чёрным пламенем распуститься волосы Тайде. Дану неподвижно застыла в седле, оцепенела, не сводя взгляда с медленно приближающихсявсадников.

Самый цвет, думал Император, едва разглядев гербы. Те, кто вырвался из Мельина, кто гнал следом за нами, жалея коней, не себя.

Да, верхушка баронства. Кто спал и видел себя не вассалами мельинской короны, властными только над собственными сервами, да и то не во всём — а настоящими королями, наподобие многочисленных союзников Семандры. Чтобы людишками — торговать невозбранно, чтобы ходить на соседа настоящей войной, чтобы «преломлять копья» не толькона турнирах. Мечтают разодрать тело единой Империи на множество уделов, удельчиков и удельцев, где и воссесть — каждый с королевской короной на челе.

Прекрасная, поистине возвышенная мечта. Нечего и удивляться, что мятежники нашли полное понимание у мятежной же части Радуги.

Полосатые копья с надетыми на них разноцветными вымпелами дружно склонились в подобии салюта. Двенадцать рыцарей, десять баронов и двое графов. Некогда — опора трона. Связанные кровными узами с Семицветьем, отправившие туда многих сыновей и дочерей.

— Мы готовы все. Выбирать тебе, — грубо бросил один из всадников, с парой красных львиноголовых птиц в гербе.

— Я выберу, не сомневайся, Перейн, — спокойно отозвался Император, не двигаясь с места. — А вот вежество именуемые благородными, похоже, и вовсе забыли. Вы ответили на мой вызов, следовательно, признали моё на него право. Что немедленно вернуло нас к прежнему положению. Узурпатор не имеет никаких прав. Он подлежит немедленному ибезусловному уничтожению. С ним не преломляют копья на ристалище.

— А кто тебе сказал. — Рыжебородый коренастый барон дерзко откинул забрало, с наглой ухмылкой воззрился в глаза Императору. — Кто тебе сказал, что мы действительно собираемся «преломлять с тобой копья»?

…Они кинулись на него все разом, нацелив острые оголовки. Никакая лошадь не рванёт с места под тяжестью рыцаря в полном вооружении, и потому двенадцать благородных нобилей благоразумно взяли Императора в полукольцо заранее.

Наверное, ждали, что он повернёт коня и побежит — латы с вычеканенным василиском куда легче баронских, жеребец правителя Мельина — лишь под седлом, доспехов нету. Уже хорошо, уже успех. Вражеский предводитель, позорно улепётывающий прочь — вот что запомнит войско. Человеческий взор порой удивительно избирателен.

Император успел выдернуть меч, но его опередила Сеамни — как и он сам, Дану не сдвинулась с места. Правителю Мельина почудилось, что в резко опустившейся руке мелькнул тёплый отблеск Деревянного Меча — в разные стороны брызнула земля, в неё словно прянул исполинский молот. Из воронки повалил дым, и вместе с первыми клубами огромным прыжком вынеслось рогатое существо, закованное в аконитовую броню; сквозь дым блеснули алым расположенные треугольником глаза.

Тварь, как две капли воды похожая на ту, что Дану сразила, заставив убраться восвояси в памятном сражении на Свилле.

Взнесённый горб, увенчанный костяным гребнем, огромные когти, упирающийся в землю хвост.

Демон, чуть не отправивший саму Сеамни Оэктаканн раньше срока в их заповедные леса.

Тот самый «фокус», обещанный этой невозможной данкой.

Однако на сей раз тварь появилась уже с глубокой раной, тянувшейся вниз от плеча, глубоко уходя в плоть — бестия была той самой, вызванной аколитами Слаша и тяжело раненная призраком Деревянного Меча. Наверное, он, этот Меч, и удержал несчастное создание, не дав соскользнуть и умереть на его собственном плане бытия.

Из раны вырывалась дымящаяся багровым кровь, смешанная с пламенем. Чудовище заревело, ярость и бешенство смешивались с тоской и болью. Сеамни выкрикнула что-то повелительное на языке Дану, словно отдавая приказ.

Демон прыгнул, подминая под себя ближайшего барона, со львиноголовыми птицами в гербе. Тот дико заверещал, попытавшись оборониться мечом, но клинок только вывернулся из руки, затупившись о чёрную чешую. Взмах чёрный когтей — визг оборвался.

Остальные рыцари бросились врассыпную, но тварь оказалась куда быстрее — настигала их огромными лягушачьими прыжками, плюхаясь сверху и придавливая брюхом. Она сама горела и истекала кровью, ревела от боли и муки, удачное копьё застряло в разрубе, оставленном ещё Иммельсторном, — но остановился демон, лишь подмяв последнего барона. Подмял, повернулся к бледной, пошатывающейся в седле Сеамни, проревел что-то, нелепо пошатнулся, взмахнул лапами — и рухнул чёрной дымящейся грудой.

— Вот теперь всё, — слабым голосом проговорила Сеамни.

Император молча обхватил её за плечи. Да, конечно, она хотела как лучше и, наверное, у них просто не оставалось иного выхода, кроме его белой перчатки. Но теперь никаких разговоров с баронами не будет. Для их войска узурпатор коварным чародейством убил доверчиво выехавших к нему на поединок благородных воителей. И это уже не исправишь.

Но какова Дану!.. Как смогла, почему скрывала такое умение?..

Кто-то в рядах баронского войска привстал в стременах, закрутил мечом над головой, завопил что было мочи — и вся громадная масса рыцарской конницы качнулась, полилась вперёд, сперва шагом, потом неспешной рысью; на полный ход она перейдёт за несколько десятков шагов до столкновения.

Несколько мгновений Император молча смотрел на оживший стальной вал. Опомнился лишь оттого, что Сеамни с неожиданной силой рванула его за полу плаща.

— Гвин! Надо уходить!..

Надо уходить, да. Топочут кони, содрогается земля, а облитый сталью клин ещё не перешёл и на рысь.

Человек и Дану пускают лошадей вскачь. За спинами всё нарастает и нарастает топот, он становится подобен грому.

Велиты выпустили первые стрелы, защёлкали гномьи самострелы — сородичи Баламута водрузили на треноги настоящих монстров, бивших дротами чуть ли не в половину кавалерийского копья.

Клавдий взмахнул рукой, что-то выкрикнул, отдавая команду — Император не слушал. Проконсул знает своё дело. План обсуждён во всех деталях. — Как ты это сделала?! — вырвалось у Императора, едва они осадили коней и подоспевшие слуги приняли поводья. — Ты вызвала демона?!

— Да, красиво смотрелось, красиво, — с оттенком зависти призналась Сежес. — У меня так не получится, чтобы за счёт только своей собственной силы… — Она коснулась гномьего талисмана.

— Я не хотела. — Голос Дану срывался, на глаза невесть почему наворачивались слёзы. — Только остановить. А вышло… откуда оно? Сама не знаю. Не произносила никаких слов, ничего…

— Тебя защищает Иммельсторн, — решительно заявила Сежес. — Другого объяснения не нахожу. Ведь, насколько я понимаю, и в прошлый раз именно он спас тебя, когда вы столкнулись с тем демоном?..

…Гномы Баламута наклонили пики, первый ряд встал на колени, подражая легионерам.

— С разрешения моего повелителя, я бы слегка остудила пыл этих храбрецов. — Сежес элегантно выгнула точёную кисть, указывая на баронскую конницу. — Самую малость. Крови не будет, я обещаю.

…Отступали велиты, с боков осыпая рыцарский клин стрелами; подались вперёд и крылья войска мятежников. До столкновения оставались считанные мгновения, когда Сежес, слегка поморщившись, сделала движение, точно ломая в пальцах тонкую лучину — и над передними рядами скачущих рыцарей разверзлись хляби небесные.

Вызывание дождя — маги Радуги владели этим несложным заклинанием много лет, порой использовали и на войне, не давая, к примеру, разрастись пожарам. Но никто и никогда не мог вложить в немудрёные вроде бы чары такую силу и так точно очертить пределы действия.

Ливень. Косой, его струи бьют в глаза не хуже настоящих стрел. Стена воды — сквозь неё не пробиться даже арбалетным болтам. Под копытами мгновенно расступается земля, боевые кони под грузом рыцарских доспехов и собственной брони проваливаются выше бабок. Неистовое ржание испуганных животных; и ничего не видно в секущем лицо месиве.

В полусотне шагов от разбушевавшейся стихии замерли ошарашенные гномы.

Из хаоса вырвался одинокий всадник, очумело уставился прямо на копья хирда; сухо щёлкнул самострел, тяжёлый болт опрокинул рыцаря, завалил на круп коню.

Сежес прошипела проклятие — ливень стал ещё гуще. Он хлестал из ничего, возникая прямо над головами всадников. Гордые штандарты поникли, а всё поле перед строем имперских легионов всё больше напоминало непроходимое болото.

Чародейка быстро кивнула двум помощникам — те поспешно что-то забормотали, с потешной серьёзностью выводя перед собой замысловатые пассы. На той стороне маги Радуги пытались, как могли, погасить заклинание Сежес, но ливень только усиливался, сквозь воздух оставалось только плыть.

— Она ж их всех утопит! — вырвалось у Императора.

Вода лучше крови, но убивать способна тоже.

— Сежес!

Волшебница нехотя разжала пальцы, выпустив гномий талисман.

Небеса больше не извергали из себя потоки воды, однако новосотворённое болото никуда не делось, и сейчас в коричневой топи барахталось тысяч пять рыцарей — всё остриё конного клина.

К собственному удивлению, Император ощутил укол стыда. Странного и нелепого, словно, сохраняя баронов от неминуемой гибели на остриях гномьих пик и легионных пилумов, он лишал нобилей чести. Многие бы наверняка предпочли смерть унизительному заплыву в жидкой грязи.

— Сейчас ответят, — мрачно бросила Сежес, глядя куда-то поверх голов.

Маги Радуги сочли момент подходящим для контратаки.

Выпустили они и последние запасы чудовищ, уцелевших во всех перипетиях долгой войны. В небе замелькали крылья авларов, справа и слева от попавших в болотную ловушку рыцарей помчались в атаку оборотни, за ними, распахнув сочащиеся тёмной слюной пасти, спешили вампиры, сотворенные в алхимических кабинетах Семицветья, то есть — некогда просто люди, насильственно изменённые чарами.

Были и ещё.

Сежес презрительно сощурилась, вновь взялась за гномий амулет — и вдруг покачала головой.

— Я была неосторожна, — мрачно проговорила она. — Потратила слишком много. Так может не хватить на всебесцветных…

Император молча кивнул.

Чудовища — не люди. А для тех же вампиров смерть станет избавлением.

Промелькнул первый огнешар — взвился высоко в серое осеннее небо, описал дугу, низринулся вниз — и разбился буйно-красивым облаком рыжих брызг, столкнувшись с отражающим щитом, поспешно сотворенным помощниками Сежес.

Сильна, чародейка, подумал Император. Научить свой молодняк отбивать такие заклятья!

Рыцари тем временем всё увереннее тонули в болоте, дико ржали захлёбывающиеся и бьющиеся от ужаса кони.

Пролаял команду Клавдий, ему ответили легионные буксины, когорты плавно потекли вперёд, давая гномам больше места.

Посреди поля серая волна оборотней — несколько сотен — столкнулась со стеной щитов, украшенных василиском и легионными значками. Полетели пилумы.

Рассыпалось бесполезно-праздничным облаком очередное пламенное ядро.

Продолжалась обычная работа.

Император усмехнулся и повернул коня.

— Идём, Тайде. Здесь справятся без нас.

Правая рука словно сама собой осторожно коснулась живота Дану. Сквозь кожу, ткань и сталь Император чувствовал бьющееся сердце. Как быстро, однако…

И как медленно. Потому что увидетьегоправитель Мельина всё равно не успеет.

— Передайте Баламуту и Серебряным Латам — пусть помогут этим горе-воякам выбраться из грязи. Обезоружить, но не больше.
* * *

Легионы перебили брошенных на них вампиров, оборотней и авларов, хотя с последними пришлось повозиться

А единственная атака баронского войска так и оказалась последней. Клин утонул в жидкой грязи, гномам и легионерам пришлось попотеть, вызволяя рыцарей из топкой ловушки. Мокрые, перемазанные глиной, гордые нобили сейчас больше напоминали обычных деревенских хряков, только что выбравшихся из любимой лужи.

Остальные мятежники в растерянности отступили, разбежавшись кто куда. Конные турмы преследовали их, многие сдавались сами, даже если против сотни беглецов оказывался всего лишь десяток имперских всадников.

Император одержал решительную победу, совершенно к ней не стремясь.

Хватит проливать кровь, стучало в висках. Или если уж проливать — то свою собственную.

На следующий день, миновав Росчищь, имперская армия подошла к самой башне Нерга.
* * *

Чащи расступились внезапно, и разведчики увидели перед собой изящное строение, вознёсшее к небесам венец серой короны.

Пресловутая всебесцветная твердыня не поражала размерами. Да, велика, да, высока. Но ничего сверхъестественного.

В отличие от твердыни Кутула тут не оказалось далеко вынесенных бастионов и рвов. Неширокая тропка обрывалась возле узкой двери, больше напоминавшей щель; чуть в стороне — «гостевые покои», выстроенные, как объяснила Сежес, специально для встреч и разговоров с остальными Семью Орденами. Ничего необычного: простой приземистый дом под двускатной крышей с широкими выступами каминов в торцевых стенах.

Заросли подступали почти к самой башне, свободного пространства оставалось мало, и Император только покрутил головой — её строители что, совсем исключали возможность осады и штурма?

— Заклятья, Сежес? — Правитель Мельина почти не сомневался в ответе.

— Никаких, — после паузы отозвалась ошеломлённая чародейка. — Я, признаюсь, не верила. Но… ничего не чувствую. Вообще ничего. Башня как башня. Обычная. Каменная. Серая. И… всё.