Чтение 37–й страницы книги ~Память льда~

Никто не знал, чего ждет септарх Кульпат, хотя слухов ходило множество. На реке то и дело появлялись новые баржи, перевозящие Тенескоури, пока не стало казаться, чтов крестьянскую армию вошла половина жителей Домина. 'В таком количестве они, — сказал Грантлу кто-то звоном ранее, — едва смогут распробовать нас на зуб'. Грантл единственный оценил эту шуточку.

Он сидел за столом, спиной к грубо сколоченной дверной раме. Одна створка двери была справа от него, а смотрел он внутрь низкой залы таверны. По земляному полу пробиралась мышь, перебегая от тени к тени, ловко огибая сапоги и туфли ходивших по залу жильцов. Грант, полузакрыв глаза, следил за ее продвижением. На кухне все еще оставалось немало еды — по крайней мере, так сообщал его нос. Это изобилие, был уверен Грантл, долго не протянется.

Его взор переместился кверху, на закопченный брус потолка. Там дремал гостиничный кот, свесив лапы с поперечной балки. Этот зверек охотился лишь во снах. По крайнеймере, сейчас.

Мышь достигла основания стойки, поковыляла вдоль нее ко входу в кухню.

Грантл снова глотнул разбавленного вина — скорее воды, чем вина. Вот первое следствие недельной осады города. Остальные шесть жильцов сидели поодиночке за столами или облокачивались на стойку бара. Иногда они бросали друг другу словцо — другое, ворчливые и бессвязные замечания. Ответом неизменно служило неопределенное хмыканье.

В течение последних дня и ночи гостиницу заполняли два типа людей. Первый тип обыкновенно околачивался в общей зале, лелея кружки с вином и пивом. Чужаки в Капустане, очевидно не заведшие здесь друзей, они тем не менее создали некую общность, характеризующуюся способностью очень долгое время ничего не делать. К ночи стали собираться и люди второго типа. Громогласные, шумные, они тащили с собой уличных шлюх, стучали по столам мошнами, не думая о завтрашнем дне. В них была энергия безнадеги, фальшивая бравада перед Худом. 'Мы твои, ублюдок с косой, — казалось, говорили они. — Но только утром!

Они пенились, словно бурное море вокруг неподвижных утесов — постоянных обитателей гостиницы.

Море и утесы. Море похваляется, едва завидев смутные очертания Худова лица. Утесы будут смотреть в глаза ублюдку, пока их не затопит — тоже похвальба. А прилив громко смеется своим собственным шуткам. Утесы… как зубы…

Полный рот капанцев.

В следующий раз придержу язык.

Кот на балке поднялся, потянулся. Черные полосы заскользили по тусклому меху. Свесил голову вниз, насторожил уши.

Около входа замерла мышь.

Грантл тихо свистнул сквозь зубы.

Мышь опрометью бросилась, исчезая на кухне.

С громким скрипом распахнулась створка двери. Вошел Бьюк, появился в поле зрения Грантла, плюхнулся на стул.

— Ты так предсказуем, — пробормотал старик, поймав взгляд бармена и жестом заказывая 'две того же самого'.

— Да, — ответил Грантл. — Я утес.

— Утес, вон как? Скорее жирная игуана, на утес влезшая. И когда набежит волна побольше…

— И пусть. Ты нашел меня, Бьюк. И что дальше?

— Просто хотел сказать спасибо за всю твою помощь.

— Старик, это тонкая ирония? Мягко стелешь…

— Ну нет, я серьезно. Та мутная водица, что ты дал мне выпить — декокт Керули — она творит чудеса. — Его узкое лицо озарила заговорщицкая улыбка. — Чудеса…

— Рад слышать, что тебе лучше. Еще потрясающие землю новости? Если нет…

Бьюк переждал, пока бармен ставил на стол две кружки, потом понизил голос: — Я встречался со старейшинами Стоянок. Сначала они решили пойти сразу к принцу…

— Но потом опомнились.

— Пришлось маленько одернуть.

— Так что теперь у тебя есть помощники в деле удержания безумного евнуха, вздумавшего работать привратником Худа. Отлично. Не будет паники на городских улицах, пока армия в четверть миллиона осаждает город.

Бьюк прищурился: — Я так и думал, что ты заметил спокойствие.

— Сейчас дела лучше.

— Но мне все еще нужна твоя помощь.

— Бьюк, не вижу в чем. Разве что ты просишь выбить дверь и отделить голову Корбала Броча от плеч. Тогда тебе придется отвлечь Бочелена. Всего на миг. Конечно, время решает все. Скажем, едва падут стены и Тенескоури ворвутся на улицы. Тогда и пойдем рука об руку, напевая любимую песенку Худа.

Бьюк усмехнулся из-за кружки. — Пойдем, — сказал он и выпил.

Грантл осушил свою, потянулся за новой. — Ты знаешь, где меня найти, — сказал он через миг.

— Когда поднимется волна.

Кот спрыгнул с балки, скакнул, зажал лапой таракана. Началась игра.

— Хорошо, — сказал капитан охранников, — что еще ты хочешь сказать?

Бьюк небрежно дернул плечом. — Я слышал, Стонни записалась в волонтеры. Прошла молва, что паннионцы наконец приготовились к первому штурму.

— Первому? Очень похоже, что второго не потребуется. Что до готовности, они уже несколько дней как готовы. Если Стонни решила бросить жизнь на защиту не защитимого,это ее дело.

— А какой выбор? Паннион не берет пленников. Нам всем придется драться, Бьюк, рано или поздно.

Вот потому и пью.

— К тому же, — сказал Бьюк, поднимая кружку, — ты стоишь на качающейся доске. Видишь веру как предмет целесообразности…

— А что, если есть иной путь?

Взор старого бойца отвердел. — Ты станешь набивать брюхо человечиной? Просто чтобы выжить? Неужели будешь?

— Мясо есть мясо. — Грантл не сводил глаз с кота. Тихий хруст показал, что играть тому надоело.

— Ну, — сказал, вставая, Бьюк, — я думал, что ты не способен меня удивить. Я думал, что знаю тебя…

— Думал.

— И вот за кого отдал жизнь Харлло.

Грантл медленно поднял голову. Бьюк увидел в его лице нечто, заставившее сделать шаг назад. — В какой Стоянке ты работаешь сегодня? — спокойно спросил капитан.

— Ульдан, — прошептал старик.

— Я отыщу тебя. А пока, Бьюк, сгинь с глаз моих.* * *

Тени почти ушли из двора, оставив Хетана и ее брата Кафала на солнцепеке. Баргасты сидели на вытертом, выцветшем ковре, низко опустив головы. Обоих покрывал черный от сажи пот. Между ними стояла низкая, широкая жаровня о трех железных ножках; в ней курились угли.

Со всех сторон толпились солдаты и придворные.

Надежный Щит Итковиан изучал брата и сестру со своего места у входа в казармы. Насколько он знал, Баргасты не склонны к медитации; однако Кафал и Хетан, похоже, только ею и занимались с момента возвращения из Трелла. Неразговорчивые, с постными лицами, они неожиданно заняли самый центр двора казарм, утвердив себя неким недоступным островом.

Это не спокойствие смертных. Они странствуют среди духов. Брукхалиан требует, чтобы я любым способом нашел выход. Нет ли у Хетан еще тайн? Улица спасения для нее, брата и костей Предков — Основателей? Неведомая слабина в нашей обороне? Щель в рядах паннионцев?

Итковиан вздохнул. Он уже пытался, и безуспешно. Но попробует еще раз. Приготовившись шагнуть к Баргастам, он ощутил рядом чье-то присутствие. Принц Джеларкан.

Лицо молодого человека вытянулось от усталости. Тонкие длинные пальцы мелко дрожали, хотя он сцепил руки и положил их на пояс. Не отводя глаз от суетливого двора, он сказал: — Мне нужно знать намерения Брукхалиана, Надежный Щит. Ясно же, что у него, как говорят ваши солдаты, 'кукиш в кармане'. А мне приходится снова и снова просить аудиенции у мной нанятого человека! — Он постарался скрыть язвительную горечь своих слов. — И без толку. Смертный Меч не имеет для меня времени. Нет минутки для Принца Капустанского.

— Сир, — ответил Итковиан, — можете задать все вопросы мне, и я на них отвечу.

Юный капанец повернулся к нему лицом. — Брукхалиан позволил вам рассказать все?

— Так точно.

— Прекрасно. Крон Т'лан Имассы и их неупокоенные волки. Они уничтожили демонов К'чайн, что были у септарха.

— Так точно.

— Однако у Паннион Домина есть еще. Гораздо больше.

— Да.

— Тогда почему Т'лан Имассы не направляются в их империю? Нападение на территорию Провидца может повлечь отход осаждающих сил Кульпата. Провидцу ничего не останется, как отозвать их за реку.

— Будь Т'лан Имассы армией смертных, этот выбор был бы очевидным и отвечающим нашим нуждам, — ответил Итковиан. — Увы, Крон и его немертвые родичи связаны нечеловеческими интересами, о которых мы ничего не знаем. Нам говорили о собрании, о неслышимом призыве ради неведомых целей. В данный момент это преобладает над всем остальным. Крон и Т'лан Ай уничтожили К'чайн Че'малле септарха, потому что их присутствие несет прямую угрозу собранию.

— Почему? Ваше объяснение недостаточно, Надежный Щит.

— Могу только согласиться с вашей оценкой, сир. Должна быть иная причина для нежелания Крона идти на юг. Тайна,касающаяся самого Провидца. Кажется, слово 'Паннион' — джагутское. Джагуты были смертельными врагами Т'лан Имассов. Вы сами, наверное, знаете об этом. Мое личное мнение состоит в том, что Крон ожидает прибытия… союзников.

Других Т'лан Имассов, спешащих на ожидающееся собрание.

— Вы пытаетесь внушить, что Крон страшится Паннионского Провидца…

— Да, исходя из убеждения, что он — Джагут.

Принц долго молчал, но в конце концов покачал головой: — Даже если Имассы решат идти на Паннион, это решение придет слишком поздно для нас.

— Похоже, что так.

— Ясно. Теперь другой вопрос. Что, если собрание произойдет здесь…

Итковиан поколебался и медленно кивнул своим мыслям. — Принц Джеларкан, призывающая Т'лан Имассов приближается к Капустану… в сопровождении армии.

— Армии?

— Армии, идущей на войну с Домином; кроме того, с побочной задачей облегчить нашу осаду.

— Как?

— Сир, они в пяти неделях отсюда.

— Мы не сможем…

— Несомненная истина, Принц.

— Призывающая командует этой армией?

— Нет. Командование разделено между двоими. Каладан Бруд и Даджек Однорукий.

— Даджек! Верховный Кулак? Малазанин? О боги! Итковиан, как давно вы знаете об этом?

Надежный Щит прокашлялся. — Предварительные контакты были установлены некоторое время назад. Посредством магии. Но с тех пор магические пути стали непроходимы…

— Да, да, это я знаю. Продолжайте, черт бы вас побрал.

— О присутствии среди их компании призывающей стало известно совсем недавно, от Имасса, Гадающего по костям…

— Армия, Итковиан! Расскажите больше об этой армии!

— Даджек и его легионы были прокляты императрицей Лейсин. Теперь они действуют независимо. Полное число — около десяти тысяч. Каладан Бруд имеет под командованием несколько небольших компаний наемников, три клана Баргастов, племя ривийцев и Тисте Анди. Общее число бойцов до тридцати тысяч.

Глаза принца были широко раскрыты. Иковиан видел, как новости разрушают его внутренние преграды, наблюдал, как орда надежд быстро сменяется армией разочарований.

— На первый взгляд, — тихо сказал Надежный Щит, — все мною сказанное кажется весьма важным. Но, как я вижу, вы сами поняли, что особого значения это не имеет. Пять недель, Принц. Оставим им отомстить за нас, ибо это все, что они смогут совершить. И даже тогда их ограниченное число…

— Это заключения Брукхалиана или ваши?

— С сожалением признаюсь, что общие.

— Дураки, — бросил юноша. — Худом клятые дураки.

— Ваше Высочество, мы не устоим пяти недель против Панниона.

— Знаю, черт тебя! Вопрос, зачем вам пытаться?

Итковиан нахмурился: — Сир, таков наш контракт. Защита города…

— Идиот — что мне до вашего дурацкого контракта? Вы уже решили, что мы падем в любом случае! Моя забота — жизни моих людей. Эта армия идет в запада? Я должен. Встречау реки…

— Мы не сможем пробиться, Принц. Нас раздавят.

— Мы сосредоточим на западе все силы. Внезапная вылазка, которая превратится в исход. Надежный Щит…

— Нас перережут, — бросил Надежный Щит. — Ваше Высочество, мы это обдумывали. Не сработает. Крылья конников септарха нас окружат и остановят. Потом подойдут беклиты и Тенескоури. Мы просто сменим удобную позицию на неудобную. Все это случится за один звон.

Принц Джеларкан взирал на Итковиана с неприкрытой яростью, даже ненавистью. — Известите Брукхалиана о следующем, — прошипел он. — В будущем Серые Щиты не станут думать за принца. Не их задача — решать, что я могу знать, а что нет. Принца следует извещать обо всех новостях, какими бы малозначимыми вы их не сочли. Вам понятно, Надежный Щит?

— Я в точности передам эти слова, Ваше Высочество.

— Я должен заключить, — продолжил принц, — что Совет Масок знает даже меньше, чем я?

— Это будет точное заключение. Сир, их интересы…

— Избавьте меня от ученых рассуждений, Итковиан. До свидания.

Итковиан смотрел, как принц выходит из двора. Его спина была слишком напряжена, чтобы называться величественной. Но он благороден на свой лад. Мне жаль вас, милый принц, хотя я не стану этого высказывать. Я — воля Смертного Меча. Мои собственные желания не важны. Он прогнал прилив бессильного гнева, таившийся под этими мыслями, иснова бросил взгляд на сидящих на ковре Баргастов.

Их транс прервался. Хетан и Кафал склонились к жаровне, к углям, испускающим витые кольца прозрачного на солнце дымка.

Всего за миг до того, как Итковиан вышел вперед.

Приблизившись, он увидел, что на угли положили какой-то предмет. Красный по краям, плоский и молочно-белый в середине. Свежая лопатка, слишком маленькая, чтобы принадлежать бхедрину, но больше человеческой. Вероятно, кость оленя или антилопы. Баргасты начали гадание, используя объект, принадлежащий тотемному зверю их шаманов.

Они не просто воины. Я должен был догадаться. Пение Кафала в Трелле. Он кудесник, а Хетан его женская половина.

Он подошел почти к краю ковра, встав слева от Кафала. Лопатка начала трескаться. На сломе кости пузырился жир, капая и окружая ее венцом пламени.

Простейшая форма гадания — чтение этих трещин словно карты, например, чтобы найти дикие стада для охоты. В данном случае, как понимал Итковиан, волшебство было более сложным, а трещины — чем-то большим, нежели карта физического мира. Надежный Щит стоял неподвижно, стараясь уловить невнятные переговоры между Хетан и ее братом.

Они говорили на баргастском, о котором Итковиан имел смутное представление. Но что было более странным — так это их манера разговора. Брат и сестра поминутно склоняли головы и словно выслушивали ответы кого-то незримого.

Теперь лопатка превратилась в сеть трещин, кость пошла пятнами синего, бежевого и белого цветов. Скоро она рассыплется, когда окружающие ее создания сдадутся текущей через ритуальный предмет ошеломляющей силе.

Жуткая беседа окончилась. Кафал снова впал в транс, Хетан же осела, поглядела вверх, встретив взгляд Итковиана. — Ах, волк, мне приятно видеть. В мире перемены. Удивительные перемены.

— Эти перемены вас порадовали, Хетан?

Она улыбнулась. — А что, тебя это тоже порадует?

— Мы сможем отойти от края пропасти? Есть такая возможность?

Женщина засмеялась, медленно встала. Она моргала и расправляла руки и ноги. — Меня брали духи, и теперь кости болят. Мои мышцы зовут кого-нибудь нежного.

— Есть расслабляющие упражнения…

— Я таких не знаю, волк. Ты не покажешь их наедине?

— Какие новости, Хетан?

Она оскалилась, уперла руки в бока. — Ради Бездны, — простонала она, — почему ты такой неловкий? Сдайся мне и узнай все мои тайны. Ведь это твоя работа? В такую игрунадо играть осторожно. Особенно со мной.

— Возможно, вы правы, — ответил он, отворачиваясь.

— Стой, ты! — крикнула Хетан. — Ты бежишь как кролик? А сам зовешь себя волком? Я сменю твое имя.

— Как пожелаете, — бросил он через плечо и удалился.

За спиной зазвенел смех: — Ах, вот достойная игра! Иди же, милый кролик! Верткая добыча, ха-ха!

Итковиан вернулся в казармы, медленно поднялся по идущей вдоль стены лестнице, пока не добрался до башни. С каждой ступенькой его доспехи звенели и лязгали. Он старался прогнать из воображения образ Хетан, ее яркие, веселые глаза, ее смеющееся лицо, струйки пота, прочертившие пепел на лбу, ее походку, ее выгнутые бедра и выпяченную в явном вызове грудь. Он ощутил возвращение давно похороненных, жгучих желаний. Его обеты рушились, каждое обращение к Фенеру встречало лишь молчание, словно бог был равнодушен к принесенным во имя его клятвам.

Наверное, это была последняя, самая горькая истина. Богов не заботят аскетические крайности смертных. Им не важны правила поведения, двойные стандарты жизни жрецов и монахов. Возможно, они хохочут над цепями, которые мы сами на себя наложили — ненасытимое желание найти пороки в требованиях жизни. А может, они не смеются, а гневаются на нас. Может быть, наше отвержение жизненного пира и есть самое гнусное оскорбление тех, кому мы служим и поклоняемся.

Он подошел к оружейной комнате в конце спиральной лестницы, равнодушно кивнул стоявшим там двум солдатам, прошел на верхнюю платформу.

Дестриант уже стоял там. Карнадас изучал Итковиана, пока тот подходил ближе. — У вас, сир, озадаченное выражение лица.

— Да. Не стану отрицать. Я имел разговор с принцем Джеларканом, окончившийся его недовольством. Потом я говорил с Хетан. Дестриант, моя вера под осадой.

— Вы сомневаетесь в обетах.

— Да, сир. Признаю, что усомнился в их смысле.

— Вы верили, Надежный Щит, что правила поведения созданы, чтобы радовать Фенера?

Итковиан нахмурился, облокачиваясь на парапет и смотря на задымленный лагерь врага. — Ну, да…

— Тогда, сир, вы жили в заблуждении.

— Прошу объяснить.

— Хорошо. Вы нашли нужным сковать себя, нашли нужным наложить на душу ограничения, определенные этими обетами. Иными словами, Итковиан, ваши обеты рождены в диалоге с самим собой, не с Фенером. Это ваши цепи, как и ваши ключи, способные их отомкнуть, когда в них минует нужда.

— Минует нужда?

— Да. Когда все окружающее нас в жизни перестанет угрожать вашей вере.

— Так вы намекаете, что это кризис не веры, а обетов. Что я не смог различить…

— Так точно, Надежный Щит.

— Дестриант, — сказал Итковиан, не отводя взора от укреплений паннионцев, — ваши слова приглашают к потопу плотских утех.

Верховный Жрец захохотал: — И я на это надеюсь, смотря на вашу стальную непреклонность и ее драматическое падение!

Рот Итковиана перекосило. — Вы говорите о чудесах, сир.

— Я надеюсь…

— Стойте. — Надежный Щит поднял закованную в латную перчатку руку. — Вижу движение в лагере беклитов.

Внезапно посерьезневший Карнадас присоединился к его дозору.

— И там, — кивнул Итковиан. — Урдомены. Скаланди на флангах. Сирдомины занимают места во главе отрядов.