Чтение 42–й страницы книги ~Память льда~

На севере виднелась узкая, дымящаяся трещина, прошедшая через дно долины и далекие холмы. Она казалась бездонной.

Вискиджек очистил себя от гравия, осторожно, с болью поднялся.

Он увидел Каладана Бруда — неподвижного, молот свисал с руки… а перед ним, на своем собственном островке, стоял Крюпп. Очищал пыль с одежд. Вызванная ударом молота о землю трещина разделялась как раз перед жирным коротышкой — даруджем, огибала его с двух сторон и сразу за ним соединялась.

Вискиджек постарался удержать смех, понимая, как безнадежно, надтреснуто прозвучит его голос. Итак, мы узрели ярость Бруда. И Крюпп, этот нелепый человечек, вынес его. Ну, если и нужны были доказательства, что он не тот, за кого себя выдает… Тут он нахмурился. Солидная демонстрация, но для кого, интересно узнать?

Его мысли спутал испуганный крик.

Корлат. Она смотрела на север, как-то странно сжавшись и сгорбившись.

Трещина — теперь Вискиджек увидел это — была заполнена кровью. Все веселье улетучилось.

Дурной кровью, гнилой кровью. Сбереги меня Беру. Спящая Богиня… Бёрн спит сном умирающей, отравленной. Это, понял он, последнее и самое страшное откровение сегодняшнего дня. Больна… скрытая рука Увечного Бога…* * *

Глаза Майб внезапно открылись. Фургон трясся и подпрыгивал. По земле прокатился гром. Со всех сторон донесись крики ривийцев, жалобный хор испуга и тревоги. Ее кости и мышцы протестовали против этого катаклизма, но она не закричала. Она хотела лишь спрятаться.

Грохот стихал, сменяясь отдаленным мычанием бхедринов и — поближе — шагами ее сородичей, пробегавших мимо повозок. Стадо было близко к панике, ожидалось неудержимое бегство.

Это уничтожит всех нас. И это станет благом. Конец боли, конец моим кошмарам…

В снах она снова была молодой, но эти грезы не дарили радости. Она неизменно находила себя в тундре, по которой к ней приближались незнакомцы. Она бежала. Неслась, как снежный заяц. Побег, всегда побег.

Чужаки. Она не знала, чего им нужно, но они искали ее — это было ясно. Выслеживали, как охотники добычу. Спать означало проснуться утомленной, с дрожащими ногами и спертой от бурного дыхания грудью.

Ее спасли из Бездны, от тех бесчисленных потерянных, заблудившихся в вечном и отчаянном голоде душ. Спасена драконом. Для чего? Чтобы бросить меня в том месте и гнать, травить без передышки?

Текли минуты. Пастухи говорили успокаивающие слова своим животным. Дрожь все еще сотрясала землю, но ее волны исходили издалека.

Майб глухо простонала, когда фургон снова сотрясся, теперь от прибытия двоих даруджей, Коля и Муриллио.

— Вы проснулись, — сказал советник. — Не удивительно.

— Оставьте меня, — ответила она, натягивая шкуры на трясущееся тело и стараясь отодвинуться од мужчин. Как холодно…

— Есть мысли, что же там стряслось? — спросил Муриллио у Коля.

— Кажется, Бруд вышел из себя.

— Боги! На кого? На Каллора? Этот ублюдок заслужил…

— Это не Каллор, дружище, — пробурчал Коль. — Угадай еще раз — список короткий.

Муриллио зарычал: — Крюпп!

— Знает Худ, он испытывал терпение всех нас то тут, то там… вот только не все из нас умеют раскалывать землю надвое и возносить к небесам новые горы.

— Недомерок навек на себя смерть? Не могу поверить…

— Даю слово, он выйдет из переделки невредимым. Как обычно. Жалуясь на пыль. Никто не пострадал, хотя полководцу сердитый мул чуть не раскроил череп.

— Крюппов мул? Тот, что спит на ходу?

— Да, тот самый.

Спит. Видит сны, что он конь. Великолепный, высокий, буйный…

— Эта твар действительно странная. Никогда не видел такого… бдительного мула. Все замечает. Королева Снов, это самая странная горная гряда, какую я видел!

— Да, Муриллио, она кажется большей, чем на самом деле. Обман зрения. Ломаная линия, словно видишь ее на горизонте, а на деле она в полулиге от нас. Не стоит внимания, если спросишь меня…

Ничего не стоит внимания. Ни горы, ни мул, ни гнев Бруда. В мою дочь вселились души. Две женщины и Теломен, прозванный Пробей — Череп. Две женщины и мужчина, которого я никогда не встречала… но я носила в себе этого ребенка. Я, ривийка, юная, в цвете лет, затянула в сон, ставший реальным. Но где же я в моей дочери? Где кровь и сердце ривийки?

В ней нет совсем ничего от меня. Действительно, лишь сосуд — вот чем я была — сосуд, чтобы выносить и родить в мир чужачку.

У нее нет причин придти ко мне, увидеться, взять за руку и утешить. Мое предназначение исполнено. Все. Теперь я валяюсь, как ненужная вещь. Забыта. Какая — то майб.

На ее плечо легла заботливая рука.

Муриллио заговорил: — Думаю, она снова уснула.

— К лучшему, — ответил Коль.

— Я вспоминаю свою юность, — продолжал дарудж спокойным, задумчивым тоном.

— Я тоже помню твою юность, Муриллио.

— Дикую и расточительную…

— Помнится, каждую ночь новая вдовушка.

— Точно, я был магнитной стрелкой, и всё доставалось так легко…

— Мы заметили.

Муриллио вздохнул. — Но не сейчас. Я постарел, плачу по счетам юных дней…

— Ты имеешь в виду, ночей.

— Не важно. Прявились новые соперники. Молодая кровь. Марек из Паксто, красавчик, высоченный. Кружил голову каждой, с какой заговаривал. Смазливый ублюдок. Потом Перил из М'некрэ…

— О, Муриллио, избавь меня от этого.

— Суть в том, что это были годы. Полные годы. Приятные. Когда я на закате, по крайней мере, могу оглянуться, вспомнить деньки — ну ладно, ночки — своей славы. Но здесь, наедине с несчастной…

— Да, я понимаю тебя. Заметь эти медные украшения на ней — вон, ты можешь видеть пару браслетов на запястьях. Дары Крюппа, из Даруджистана.

— И что с ними?

— Ну, я же говорю. Ты заметил? Странная вещь. Они ярче, светлее, когда она спит?

— Неужели?

— Готов поклясться на стопке носовых платков Крюппа.

— Необычно.

— Сейчас они тусклые, хотя…

Наступило молчание — двое мужчин склонились над нею. Спустя миг лежащая на плече рука слегка сжалась.

— Ах, дорогая моя, — прошептал Муриллио, — я готов взять свои слова обратно…

Почему? Они правы. Слова из твоего сердца, и благородные, учитывая беспутную юность. Ты наделил словами мое проклятие. Ничего не изменится. Я достойна жалости? Кажется, только когда сплю. В лицо вы мне ничего не скажете, посчитаете молчание милосердием. А для меня это насмешка, признак равнодушия.

А мое молчание? Я не заговорю с этими милыми людьми, стоящими надо мной? Какой из своих пороков я обнажу тогда?

Ваша жалость, кажется мне, не сравнится с моей.

Потом ее думы унеслись прочь. Явились безлесные охряные пустоши ее снов. Она здесь.

Она бросилась бежать.* * *

Войдя в свой шатер, Даджек швырнул перчатки о стену. Его лицо потемнело от ярости.

Вискиджек откупорил кувшинчик с элем и наполнил два кубка, ожидавшие их на невысоком походном столике. Оба воина были покрыты потом и пылью.

— Что это за безумие? — проскрежетал Верховный Кулак, осушив один из кубков и начав ходить от стены к стене.

Вискиджек вытянул раненую ногу. Кресло заскрипело под ним. Он сделал большой глоток, вздохнул и сказал: — О каком безумии ты говоришь, Даджек?

— Ну, список чертовски длинный. Увечный Бог! Об этом кривом ублюдке ходят самые мрачные легенды…

— Поэма Рыбака Кел Тата о Сковывании…

— Я не читаю поэм, но знает Худ, я слышал об этом от бардов в тавернах и подобных местах. Яйца Фенера, на такую войну я не подписывался.

Вискиджек внимательно поглядел на Верховного Кулака. — Так не иди.

Даджек остановился, посмотрел на заместителя. — Продолжай, — сказал он через миг.

— Бруд всегда знал, — ответил тот, так энергично дернув плечом, что заморгал. Как и Корлат. — Если знал он, то можешь уверенно сказать то же о Аномандере Рейке. И Каллоре — хотя мне и не нравится алчность в его взоре.

Итак, двое Властителей и один желающий им стать. Увечный Бог слишком силен для таких, как ты и я. Оставь его им — и богам. В конце концов, и Бруд и Рейк были при Сковывании.

— То есть это их заварушка.

— Откровенно говоря, да.

— Потому что мы все платим и еще заплатим слишком высокую цену, и очень скоро. Вискиджек, я не хочу увидеть свою армию использованной как расходный материал в этой особенной игре. Мы шли сокрушить Паннион Домин, империю смертного — насколько это было известно.

— Кажется, Даджек, манипуляциями занимались обе стороны.

— И это должно меня успокоить? — Глаза Верховного Кулака горели гневом. Он некоторое время взирал на заместителя, потом осушил эль одним глотком. Отшвырнул пустой кубок.

Вискиджек подобрал и наполнил его. — Едва ли нам можно жаловаться на манипуляции, — пробурчал он, — точно, дружище? — Даджек помедлил, потом хмыкнул.

Действительно. Успокойся, Верховный. Очисти разум. — Кроме того, — продолжил Вискиджек, — я верю.

— Во что? — фыркнул командир. — В кого? Прошу, расскажи!

— В некоего низенького, пухлого, противного человечка…

— Крюппа? Ты с ума сошел?

Вискиджек улыбнулся. — Старый друг, взгляни поверх своего пенящегося гнева. Твоя ярость — от чувства, что тебя используют. Водят за нос. Возможно, обманывают. Теперь подумай, как должен себя чувствовать Властитель вроде Каладана Бруда, узнав, что и его водят за нос? Способно это расшатать его самоконтроль? Способно это заставить его выдернуть молот и попытаться прихлопнуть этого лощеного, наглого кукловода?..

Даджек замер на месте. Губы искривились в усмешке: — Иными словами, он принимает Крюппа всерьез…

— Даруджистан, — ответил Вискиджек. — Наша великая неудача. В то время я чувствовал, что кто-то где-то дирижирует всеми клятыми событиями. Не Аномандер Рейк. Не Кабал. Не Воркана и ее ассасины. Кто-то еще. Кто-то скрывшийся так умно, так ужасающе… умело… что мы были беспомощны, совсем беспомощны.

А потом, на переговорах, мы узнали, кто ответственен за возрождение Порван-Парус в качестве Серебряной Лисы, ривийки, семени, посаженного и рожденного в неведомом садке. За сведение воедино нитей — Ночная Стужа, Беллурдан, сама Парус. И, как теперь кажется, и за возвращение Старшего Бога К'рула в его земное царство. Наконец, самое заметное — Т'лан Имассы. Парус, Ночная Стужа и Беллурдан — все из Малазанской Империи — возрождены как ривийская женщина из армии Бруда… в преддверии переговоров, возможности большого союза… как чертовски своевременно появление ребенка, способного стать мостом между лагерями…

— Исключая Каллора.

Вискиджек неспешно кивнул. — А Каллору достаточно было напомнить о силе Бруда. Надеюсь, этого достаточно, чтобы удержать его в рамках.

— И ради этого все и было затеяно?

— Может быть. Ему нужна была демонстрация. Крюпп манипулирует обстоятельствами. Непонятно как. Не думаю, что мы обречены плясать по его воле. За даруджем стоит Старший Бог, но все же я думаю, что это скорее союз… взаимной выгоды, почти что между равными. Если тебе угодно, партнерство. Предупреждаю, что это лишь мои домыслы, но все же: мной манипулировали и раньше, как и тобой. Но в этот раз ощущение другое. Менее враждебное. Даджек, сейчас я ощущаю сочувствие.

— Союз равных, — прошептал и покачал головой Верховный Кулак. — Тогда кем же оказывается Крюпп? Он бог инкогнито? Могущественный волшебник, архимаг?

Вискиджек пожал плечами. — Вот что я думаю. Крюпп — смертный человек. Однако одаренный интеллектом, уникальным в своей силе. И я говорю это буквально. Даджек, он уникален. А если Старший Бог внезапно возвращается в свое смертное владение, с кем он захочет первым делом заключить союз, как не с величайшим умом?

Лицо Даджека выражало недоверчивое удивление. — Но, Вискиджек… Крюпп?

— Крюпп. Который дал нам Трайгалльскую Гильдию, единственную кампанию, способную снабжать нас на выбранном пути. Крюпп, который принес Майб пережившую время собственность Первых Ривийцев, чтобы она носила ее и тем облегчила свою боль. И я подозреваю, что эти украшения еще не в полном цвете силы. Крюпп, единственный, с которым после ухода Парана говорит Серебряная Лиса. И, наконец, Крюпп, сам вставший на пути Увечного Бога.

— Если он простой смертный, как пережил гнев Бруда?

— Ну, я думаю, его союзник — Старший Бог — не желает видеть даруджа убитым. Подозреваю, там было вмешательство. Как иначе это могло случиться?

Даджек осушил кубок. — Проклятье, — вздохнул он. — Ладно. Мы будем игнорировать Скованного Бога, насколько это возможно. Останемся сосредоточенными на Паннион Домине. И все же, друг, мне не по себе. Я нервничаю и уповаю лишь на то, что мы еще не ввязались в активную борьбу с Увечным…

— Думаю, Верховный Кулак, что уже ввязались.

Взгляд Даджека стал острым и требовательным. Через миг лицо искривилось. — Быстрый Бен.

Вискиджек медленно кивал. — Думаю так. Я не уверен — Худ, я даже не знаю, жив ли он — но, зная Бена, надеюсь, что жив. Вероятно. Учитывая, в каком возбуждении он пребывал последнее время, у него нет иллюзий, и он точно все знает.

— Он тот, кто нам нужен? Перехитрит Скованного Бога?

— Верховный кулак, если Крюпп — самый гениальный человек в мире, Быстрый Бен идет за ним следом. И очень близко.

Они услышали крики снаружи палатки. Затопали сапоги. Через миг откинулся клапан шатра, вошел знаменосец Артантос. — Командир, был замечен Морант. Летит с северо — востока. Это Закрут.

Вискиджек вскочил, застонав от обилия вызванных резким движением болезненных уколов. — Королева Снов, мы скоро получим какие-то вести.

— Будем надеяться, что радостные, — пробурчал Даджек. — Мне такие нужны.* * *

Ее лицо прижалось к покрытым лишайниками камням. Стекавший со лба пот постепенно смягчал жесткость растрепанных растений. Сердце бухало, дыхание сперло. Она лежала, плача, слишком устав, чтобы даже поднять голову.

Тундра снов явила новых недругов. Теперь ее преследовала не банда незнакомцев.

В этот раз она заметила волков. Громадные тощие твари, большие, чем она видела в жизни бодрствования. Они показались на гребне, формирующем северный окоем. Восемь длинноногих, сутулых бестий, в мехах, соответствующих выцветшим краскам пейзажа. Их вожак повернулся, словно учуяв ее запах в сухом, холодном ветре.

И началась охота.

Сначала Майб радовалась скорости своих юных, стройных ног. Быстрая как антилопа — более быстрая, чем любой смертный — она могла лететь через пустоши.

Волки неутомимо мчались за ней. Стая окружила ее со всех сторон; иногда один или другой вдруг вырывался вперед, наскакивал, заставляя ее поворачивать.

Снова и снова, как ни старалась она оставаться в низинах между холмами, тварям удавалось загонять ее на склоны. Она начала уставать.

Беспрестанный нажим. Среди нарастающей в ногах тяжести, жжения в груди и сухой, острой боли в горле пришла мысль, ужасающее понимание: уйти невозможно. Ей придется умереть. Ее свалят, как любое другое животное, обреченное стать жертвой волчьего голода.

Она знала, что для них ничего не значит океан ее разума, сейчас штормящий паникой и отчаянием. Они охотники, и что творится в душе добычи — не важно. Будь это антилопа или теленок бхедрина, или ранаг, краса и чудо, обещание и потенциал — все сведется к куску мяса.

Последний урок жизни, единственная правда под многослойными клубками заблуждений.

Рано или поздно все мы станем пищей, поняла она. Волки или черви, конец скорый или длительный — это не имеет ни малейшего значения.

Хныча, с ослепшими от слез глазами, она все же взобралась еще на один холм. Они все ближе. Она слышала хруст высушенного ветром мха и лишайника под их лапами. Слева, справа, сужая круг, постепенно приближаясь.

Майб с криком упала, уткнувшись лицом в каменистый бугор. Закрыла глаза, ожидая последней вспышки боли, когда клыки вгрызутся в плоть.

Волки кружили. Она слушала их. Спираль начала сужаться, сужаться…

Затылок опалило дыхание.

Майб завизжала.

И проснулась.

Над ней в голубоватом небе парил ястреб. Неслись поднятые стадом облака пыли. Слышались голоса в отдалении и, гораздо ближе, прерывистый звук ее собственного дыхания.

Повозка остановилась. Армия устраивалась на ночь.

Она лежала неподвижно, скорчившись под шкурами и мехами. Рядом бормотали два голоса. Она чувствовала запах кизяка в костре, аромат шалфея и бульона, намек на козлятину. Послышался третий голос, произносящий приветствия — странно неразборчивый, как и первые два голоса. Она не могла узнать говорящих. И не стоит пытаться. Мои стражники. Мои тюремщики.

Фургон скрипнул. Кто-то влез на него. — Сон не должен так утомлять.

— Нет, Корлат, я не спала. Прошу, дай мне уйти…

— Нет. Вот, я сделала рагу.

— У меня нет зубов, чтобы жевать.

— Там полоски мяса, легко можешь проглотить. Бульон.

— Я не голодна.

— Не имеет значения. Тебе помочь сесть?

— Худ тебя забери. Тебя, Корлат, и всех остальных.

— Вот, я помогу тебе.

— Твоя доброжелательность меня убивает. Нет, не убивает. Я просто… — Она замычала, бессильно стараясь оттолкнуть руки Корлат, пока Тисте Анди легко перемещала еев сидячее положение. — Ты пытаешь меня. Своей милостью. Это что угодно, только не милость. Нет, не смотри мне в лицо, Корлат. — Она поглубже натянула капюшон. — Или я привыкну к жалости в твоих глазах. Где миска? Я поем. Оставь меня.

— Я буду сидеть с тобой Майб, — отвечала Корлат. — Тут же две миски.

Ривийка посмотрела на свои морщинистые, рябые, высохшие руки, на зажатую в них миску, на водянистый бульон с кусочками мяса и винным оттенком. — Видишь? Мясник с козленком. Убийца. Остановился ли он или она, слыша отчаянные крики животного? Посмотрел в его умоляющие глаза? Опустил нож? Я моих снах я — такой козленок. На это меня приговорила ты.

— Убивший козла был ривийцем, — помедлив, ответила Корлат. — Мы знаем этот ритуал. Умиротворение. Призывание милостивых духов, чье касание — неизбежность. И ты и я знаем, как дух сходит на козла, или на любое животное, чье мясо насытит вас, чья шкура вас оденет. Тогда животное не кричит, не умоляет. Я сама видела… и поражалась, ибо это воистину удивительно. Уникально, только у ривийцев — не по намерению, но по эффективности. Словно прибывший дух показывает животному лучшее будущее — нечто за пределами известного живым…

— Ложь, — пробормотала Майб. — Духи обманывают несчастную тварь. Чтобы сделать убийство легче.

Корлат замолчала.

Майб поднесла миску к губам.

— Может быть, — заявила Тисте Анди, — такой обман есть дар… милосердия.

— Такой штуки не существует, — фыркнула Майб. — Слово для утешения убийцы и его рода, ничего больше. Мертвый мертв, как сказали бы Сжигатели мостов. Эти солдаты знают истину. Дети Малазанской Империи лишены иллюзий. Их так просто не заколдуешь.

— Похоже, ты знаешь многих из них.

— Недавно нанесли визит две морячки. Они взяли на себя задание охранять мою дочь. Рассказали мне о ней, и я благодарна им — ведь никто больше не потрудился.

— Я этого не знала…

— Это тебя тревожит? Какие ужасающие тайны были мне раскрыты? Нужно ли все это прекратить?

На ее плечо опустилась рука. — Надеюсь, ты хоть в лицо мне глянешь, Майб. Нет, я ничего такого не замышляю. И я не знаю никаких страшных тайн, скрываемых от тебя. Я сама хочу отыскать этих женщин — моряков и поблагодарить.

— Оставь их, Корлат. Им не нужны благодарности. Это просто солдаты, две женщины из Империи. От них я узнала, что Крюпп регулярно посещает Лису. Наверное, играет роль доброго дядюшки. Какой странный человек — вызывает любовь, хотя наложил на меня ужасное проклятие.