Чтение 48–й страницы книги ~Память льда~

Если мы останемся одни… что решит Паран? У клятого аристократа жуткий вид. Мужик болен. Его мысли — колючие гвозди, а это нехорошо. Совсем нехорошо.

Рядом зашуршали сапоги — кто-то подошел к краю крыши. Она посмотрела вверх, обнаружила рыжеволосую девицу, которую Колотун вытащил почти из смерти. В ее руке была рапира, обломанная на треть. Кожаные доспехи порваны, у многочисленных разрезов пятна крови. В лице некая хрупкость, словно бы она… поражена чудом.

Хватка встала. Крики снизу становились тише. Она подошла ближе к женщине, говоря: — Долго это не продлится. Ты можешь увидеть отсюда передние ряды Баргастов. — Она ткнула пальцем.

Женщина кивнула. — Мое имя Стонни Менакис.

— Капрал Хватка.

— Я поговорила с Дымкой.

— Вот сюрприз. Она не разговорчива.

— Рассказала мне о браслетах.

— Точно? Гм…

Стонни неуверенно качнула плечами и спросила: — Вы… вы дали клятву Трейку или что-то в этом роде? Думаю, многие солдаты такие. Летний Тигр, Повелитель Битв…

— Нет, — буркнула Хватка. — Не я. Я просто думала, что в этих браслетах чары.

— Так что вы не знали, что избраны доставить их… Грантлу…

Капрал искоса поглядела на нее. — Вот что тебя смущает? Твой дружок Грантл. Никогда не думала, что он такой… чем он станет?

Стонни поморщилась. — Кто угодно, кроме него. Это циничный ублюдок, склонный к пьянству. О, он умен для мужчины. Но сейчас, гляжу на него…

— И не узнаешь.

— Это не только его странные отметины. Глаза. Теперь это кошачьи глаза, чертового тигра. Холодные, нечеловеческие.

— Он сказал, что бился за тебя. Так-то, подруга.

— То есть это его оправдание.

— Не могу сказать, что вижу разницу.

— Но она есть, капрал.

— Как скажешь. По всякому, истина прям перед тобой. В клятом вздутом строении под ногами. Возьми нас Худ, в этих сторонниках Грантла — не он один здесь в полоску, а? Этот человек стоял между Паннионом и тобой — и этого было вполне достаточно, даже не говоря об остальных. Все это придумал Трич? Может и так, и может, я играла в этом свою роль, доставив эти браслеты прям у себя на руке. Но теперь я вне игры, и мне это нравится. И больше не хочу об этом и думать.

Стонни качала головой. — Я не поклонюсь Трейку. Во имя Бездны, я уже обрела себя перед алтарем иного бога — я уже сделала выбор, и это не Трейк.

— Хм. Может быть, твой бог находит все случившееся с Грантлом полезным. Ведь не только люди плетут сети и играют в игры? Не только мы идем шаг в шаг или работаем вместе ради взаимного барыша — и другим это не объясняем. Не завидую тебе, Стонни Менакис. Внимание бога гибельно. Но такое случается… — Хватка замолкла.

Шаг в шаг. Ее глаза сузились. И держит всех нас в темноте.

Она обернулась, всмотрелась в группу у палатки, пока не обнаружила Парана. Капрал крикнула: — Эй, капитан!

Он посмотрел на нее.

Как насчет тебя, капитан? Может, тоже таишь секреты? Вот тебе толчок. — Есть вести от Серебряной Лисы?

Все Сжигатели сосредоточили внимание на благороднорожденном офицере.

Паран дернулся, словно его ударили. Одна рука схватилась за живот — его снова пронзил приступ боли. Стиснув челюсти, он постарался поднять голову и встретить взгляд Хватки. — Она жива, — бросил он.

Похоже на то. Ты слишком легко с этим обращаешься, капитан. То есть, таишься от нас. Плохое решение. Когда последний раз Сжигателей держали в темноте, эта темнота поглотила почти всех нас. — Как близко? Сколько до нее, капитан?

Она видела действие своих слов, но какая-то часть ее была в гневе и потому безжалостной. Офицеры всегда в стороне. Вот чему выучили Сжигателей мостов: презрению ко всем командирам. Забыл об этом — погиб.

Паран медленно и с усилием выпрямился. Глубоко вздохнул раз, и еще раз, очевидно побеждаемый болью. — Хамбралл Тавр гонит паннионцев в их объятия. Даджек и Бруд, наверное, лигах в трех отсюда…

Дергунчик взволнованно спросил: — И они знают, что к ним идет?

— Да, сержант.

— Откуда?

Хороший вопрос. Так насколько крепок твой контакт с возрожденной Порван-Парус? И почему ты нам не сказал? Мы твои солдаты. Вроде должны драться за тебя. Чертовски хороший вопрос.

Паран скривился и не ответил.

Сержант не собирался прекращать — теперь он словно перехватил инициативу у Хватки и спрашивал от имени всех Сжигателей. — Так нам то Белолицые чуть башки не сносят, то Тенескоури чуть не жарит, и все это время мы почитай что одни. Совсем одни. Не знаем, есть ли еще союз или Даджек с Брудом покромсали друг дружку и на западе только косточки лежат. А вот вы знаете. Так что, если бы вы были мертвым… прямо счас, командир…

Мы ничего знать не будем, черт все побери.

— Если я был бы мертв, мы бы с вами не беседовали, — ответил Паран. — Так что вы уже не сомневаетесь, сержант?

— Может, мы все уже не сомневаемся, — сказал Дергунчик, хватаясь за меч.

Стоявший неподалеку Грантл медленно повернулся и выпрямился.

Постой — ка. — Сержант! — крикнула Хватка. — Ты думаешь, Порван-Парус в следующий раз тебе улыбнется? Если ты пойдешь и сделаешь, что задумал?

— Спокойно, капрал, — приказал Паран, не сводя глаз с Дергунчика. — Давайте кончим с этим. Я даже облегчу вашу задачу. — Он повернулся к сержанту спиной.

Так болен, что хочет конца. Дерьмо. И хуже… все это в присутствии…

— Даже не думай, Дергунчик, — предостерег Колотун. — Все не так, как кажется…

Хватка повернулась к целителю. — Ну вот наконец — то мы пришли! Ты перед уходом много болтал с Вискиджеком. Ты и Быстрый Бен. Хватит! У нас капитан, такой больной, что хочет, чтоб мы его убили, и никто ничего нам не говорит. Что во имя Худа происходит!?

Целитель поморщился. — Да, Лиса достает до капитана — но он вытесняет ее, так что нет никакого постоянного обмена информацией. Он знает, что она жива, и говорит об этом. Думаю, он как-то может узнать, где она, но не больше. Черт тебя дери, Хватка. Думала, ты и все Сжигатели стали жертвами нового предательства, только потому, что капитан с вами не разговаривает! Он ни с кем не разговаривает! Будь у тебя столько дыр в кишках, как у него, сама язык бы прикусила! А теперь все заткнитесь! Посмотрите на ебя, и если увидите позор — он вами заслужен!

Хватка уставилась в спину капитана. Он не повернулся. Не хочет видеть нашу компанию. Не может — не сейчас. Колотун все верно рассказал. Паран больной человек, а больные думают странно. Боги, я сама носила браслеты на руке, и быстро от них избавилась. Ох, я будто ступила в кучу дерьма. Куда мне проклинать других. Похоже, ожоги Крепи еще не зажили. Черт. Прошу, Худ, ткни меня пяткой в гнилую душу. Дважды да с проворотом.

Паран едва слышал разговор за спиной. Его осадило присутствие Серебряной Лисы, рождавшее черное желание скорее пасть бездыханным — если это вообще возможно — нежели сдаться.

Меч между лопаток — и чтобы бог не вмешивался. Или последнее, жестокое кровотечение из желудка, когда его стенки наконец сдадутся — болезненно, но тем не менее все-таки смертельно. Или прыжок вниз, в ту толпу, чтобы порвали на куски, растоптали. Напрасное моление о свободе.

Она была действительно близко, словно скала по мосту из костей, протянутому от нее к нему. Нет, не она. Ее сила, она гораздо больше, чем просто Порван-Парус. Неукротимое желание пробить его защиту, гораздо сильнее, чем просто симпатия любовницы. Его не объяснить даже тактической необходимостью. Разве что армии Даджека и Бруда податакой… а это не так. Боги, не знаю как, но я знаю это. Без сомнений. Это… это вовсе не Парус. Ночная Стужа. Беллурдан. Или оба вместе. Чего им нужно?

Им внезапно овладело видение, с явственным щелчком вторгаясь в разум. Далеко. Там. Сухие песчаники, темная каверна, глубоко вырезанные линии одной из карт Колоды, каменный образ, кажется, шевелящийся, словно живой.

Обелиск. Одна из Свободных, склоненный монолит… сейчас из зеленого камня. Нефрит. Громоздится над взметенными ветром волнами — нет, песчаными дюнами. Фигуры в тени монолита. Трое, их трое. Порванных, сломленных, умирающих.

Затем над странной сценой раскрылось небо.

И на землю смертных ступило мохнатое копыто бога.

Ужас.

Жестоко брошенный в мир — о, ты не выбирал? Кто-то скинул тебя вниз, и теперь…

Фенер почитай что мертв. Бог, пойманный в мире смертных, словно ребенок на алтаре. Все, что нужно — нож и твердая рука.

Почитай что мертв.

Суровое знание расцвело в его уме, словно гибельная ночная тень. Он не желал его. Древние силы за пределами всякого понимания требовали от него сделать выбор. Колода Драконов… Ей играют Старшие Боги… и теперь они захотели играть им.

Это и есть роль Владыки Фатида, именно этим я и становлюсь? Обладателем рокового знания и Худом проклятым примирителем? Я понимаю, что ты хочешь мне сказать. Один бог пал, толкни на его место другого? Смертные поклялись одному — приведи их к другому? О Бездна, неужели нас катают и швыряют по этой игральной доске, как груду камешков?

Ум Парана раскалился от гнева и негодования. Он забыл про боль. Он чувствовал, как его сознание вертится колесом, стремясь уйти от бесконечной погони чуждого присутствия. Чувствовал, что его выворачивает какой-то взрыв.

Хорошо, ты ищешь моего внимания. Получай. Слушай, и внимательно слушай, о Ночная Стужа — кем бы или чем бы ты не была на самом деле. Может быть, прежде жили Владыки Колоды Драконов, которых ты заставляла послушно следовать своим капризам. Знает Худ, может быть, именно ты — и твои Старшие дружки — выбрала меня на этот раз. Но если так, ты совершила ошибку. Ужасную.

Я уже побывал божьей марионеткой. Но я оборвал эти нити, а если интересны подробности — спроси у Опоннов. Для этого я сходил внутрь проклятого меча и клянусь, что сделаю это еще раз — безо всякой жалости в сердце — если это поможет порвать ваши поводки.

Этот ответ принес ему холодное удовлетворение. Кровь зверя забурлила в жилах Парана. Шерсть дыбом. Оскалить зубы. Громкий, угрожающий рык.

Внезапный испуг.

Да, вот истина. Меня не посадить на цепь, Ночная Стужа. Я говорю это сейчас, и прими мои слова во внимание. Я делаю шаг вперед. Встаю между тобой и смертными. Не знаю, что должен был потерять Грантл, чтобы прибыть туда, где он вам нужен — но я чувствую раны в его душе. Возьми тебя Бездна, разве боль — единственное средство заставить нас выполнять твои веления? Похоже на то. Так знай: пока не найдешь иной путь, пока не изобретешь иные средства — кроме горя и боли — я буду сражаться с тобой.

Наши жизни принадлежат нам. Всем нам. Они не твои игрушки. Ни жизнь Хватки, ни жизни Грантла и Стонни.

Ты открыла этот путь, Ночная Стужа. Соединила нас. Отлично. Чудно. Дай мне повод, и я проберусь на твою сторону. Понесусь на крови Гончей Тени. Знаешь, я думаю, что могу призвать к себе и других. Всех Гончих.

Потому что сейчас я кое-что понял. Постиг истину. В мече Драгнипур… две Гончих Тени вернулись в Садок Тьмы. Вернулись, Ночная Стужа. Ты ухватила суть? Они вернулись домой.

И я могу позвать их назад, не сомневайся. Две души из дикой Тьмы. Благодарные души, любимые отродья разрушения…

В ответ раздался незнакомый Парану голос. — Смертный, ты не понимаешь сути своих угроз. Меч моего брата скрывает больше тайн, чем ты сумел разглядеть.

Он усмехнулся. Дела еще хуже, Ночная Стужа. Рука, ныне держащая Драгнипур, принадлежит Тьме. Аномандеру Рейку, сыну ее Матери. Никогда тропа не была так пряма, так ровна. Если я расскажу ему, что сталось с его оружием…

Если Рейк узнает, что ты нашел путь внутрь Драгнипура и освободил сраженных им Гончих… смертный, он может тебя убить.

Может. У него уже были возможности это сделать, и на достаточном основании. И все же он остановил свою руку. Похоже ты понимаешь Лорда Отродья Луны не так хорошо, какдумаешь. В Аномандере Рейке нет ничего предсказуемого. Наверное, это тебя и пугает.

Не следуй этим курсом.

Я сделаю все, Ночная Стужа, чтобы оборвать твои нити. Мы, смертные, в твоих глазах слабы. И ты используешь нашу слабость для манипуляций.

Происходящая борьба гораздо шире — и опаснее — чем ты вообразил.

Объясни. Все. Покажи эту твою великую угрозу.

Мы не можем. Чтобы сохранить твой разум, Ганоэс Паран.

Заботливая сучка.

Он почувствовал, как разгорелся ее гнев. — Ты сказал, что мы используем вас только путем причинения боли. На это у нас один ответ: видимость обманчива.

Держать нас в неведении — вот ваше понимание доброты?

Грубо сказано, но по сути ты прав, Ганоэс Паран.

Владыка Фатида не может быть невежественным. Если я соглашусь принять эту роль и ее ответственность — какова бы она ни была, Худ дери, если я знаю это — я должен узнать все. Все.

Со временем…

Он фыркнул.

Я говорю, со временем. Разреши нам эту малость милосердия, смертный. Происходящая борьба подобна военной компании — создание войск, локальные стычки. Тем не менее поле битвы — ни что иное, как само Сущее. Малые победы — только взносы во всемирную войну, которую мы вынуждены начать…

Кто это 'мы'?

Еще живые Старшие Боги… и другие, не столь отчетливо сознающие свои роли.

К'рул? Тот, что ответственен за возрождение Порван-Парус?

Да. Мой брат.

Твой брат. Но не тот, что выковал Драгнипур.

Не он. В настоящий момент Драконус может действовать лишь непрямым путем, потому что скован внутри того меча, который сам создал. Сраженный своим же мечом, рукой Аномандера Рейка.

Паран почуял холодную сталь подозрения, проникающую в его разум. Непрямым путем, говоришь…

Случайность, Ганоэс Паран. Неожиданность. Прибытие в меч не скованной души. Обмен парой слов, имевший гораздо большее значение, чем тебе показалось. Как и прорыв в Садок Тьмы через барьер погубленных душ, пусть и на краткий миг. Но достаточный…

Погоди. Паран должен был подумать, быстро и твердо. Когда он был внутри Драгнипура, брел рядом со скованными, влекущими свое невообразимое бремя душами, он говорил с одним из заключенных. О Бездна, это был Драконус. Но он не мог вспомнить ни слова из их разговора.

Цепи ведут в Садок Тьмы, в узел в скрипучем фургоне. Итак, все эти души держит Тьма, крепко держит.

Я должен вернуться. В меч. Я должен спросить…

Джен'исанд Рул. Да, Драконус, тот, с кем ты говорил в Драгнипуре — мой брат — использовал тебя, Ганоэс Паран. Эта истина для тебя слишком груба? За пределами понимания? Как и все в том мече, мой брат предстоит… вечности. Он ищет способ побороть проклятие, но он не подозревал, что понадобится так много времени. Он изменился, смертный. Его легендарная жестокость… притупилась. А мудрость возросла в тысячи раз. Тем более он нам нужен.

Ты хочешь, чтобы я освободил Драконуса из меча.

Да.

Чтобы он пошел к Аномандеру Рейку требовать назад им выкованное оружие. Ночная Стужа, мне Рейк нравится больше Драконуса…

Такой битве не быть, Ганоэс Паран.

Почему это?

Чтобы освободить Драконуса, нужно разрушить меч.

Теперь холодная сталь повернулась у него между ребер. Это может освободить… все иное. Всех их. Извини, женщина, я не стану…

Если и есть способ предотвратить освобождение безумных, злокозненных духов — чье число больше легиона, слишком ужасающее, чтобы подсчитывать — лишь один может знать его.

Сам Драконус.

Да. Думай над этим, Ганоэс Паран. Не спеши — время еще есть.

Рад слышать.

Мы не так жестоки, как ты думаешь.

Жажда мщения не затемнила твое сердце, Ночная Стужа? Извини мой скептицизм.

О, я ищу мести, смертный, но не против участвовавших в измене малых фигур, ибо эта измена была предсказана. Древнее проклятие. Единственная цель мщения — тот, кто изрек проклятие.

Меня удивляет, что он или она все еще здесь.

В ее словах послышалась холодная усмешка. — Таково наше проклятие над ним.

Я начинаю думать, что вы заслужили друг друга.

После паузы она произнесла: — Может быть и так, Ганоэс Паран.

Что ты сделала с Порван-Парус?

Ничего. Ее сознание присутствует.

Я льстил себе, думая обратное. Черт дери, Паран, ты все еще дурак.

Мы не повредим ей, смертный. Даже если бы могли. В ней есть достоинство. Цельность. Редкие качества в столь могучей душе. Поэтому мы верим…

Парана заставило очнуться касание латной рукавицы. Он заморгал, огляделся. Крыша. Я вернулся.

— Капитан?

Он встретил внимательный взгляд Колотуна. — Что?

— Извините, сэр, мы вас потеряли… на миг.

Он скривился, пожелал было отвергнуть эти 'обвинения', но не смог. — Как долго?

— Дюжина ударов сердца, сэр.

— И все? Хорошо. Надо выдвигаться. К Треллу.

— Командир?

Теперь я между ними и нами, Колотун. Но в этом больше, чем ты можешь вообразить. Проклятие, хотел бы я объяснить. Не звуча при этом самодовольным ублюдком. Не отвечая на вопрос целителя, он обернулся к Ходунку. — Вождь. Трелл призывает.

— Да, капитан.

Сжигатели, все как один, избегали его взгляда. Паран удивлялся, почему бы это. Что он упустил. Мысленно пожав плечами, он пошел к Грантлу. — Вы идете с нами, — сказалон.

— Знаю.

Да, ты можешь. И давайте закончим дело.* * *

Башня дворцы вздымалась, словно копье, обернутое знаменами призрачного дыма. Темный камень впитывал и делал тусклым омывающий его солнечный свет. Триста тридцать три ступени винтовой лестницы выводили на открытую платформу под остроконечной крышей, чьи медные лепестки не тронула патина. Между колоннами, держащими крышу и гладко-каменную платформу, завывал ветер, но они не колебались.

Итковиан смотрел на восток. Ветр бил его в лицо. Он чувствовал, будто в теле не осталось крови, и все же оно пылало жаром под рваной кольчугой. У плоти и костей есть пределы. Защита мертвого принца в его Главном Зале была жестокой и безыскусной. Холлы и коридоры превратились в бойню. Запах трупов стал словно новым слоем его кожи — даже ветер не мог прогнать его.

Битвы на побережье и у причалов обернулись плохо для врага. Об этом доносили немногие уцелевшие разведчики. Бетруллиды отступали на север, где, как прекрасно знал Надежный Щит, их лошади завязнут в соленых топях. Преследователи — Баргасты быстро закончат свое дело.

Лагерь осаждающих был разорен, словно по нему пронесся смерч. Несколько сот Баргастов — старух, стариков и детей — бродили по месту побоища, споря за добычу с крикливыми чайками.

Превращенные в груду камней редуты Восточной Стражи покрывал ковер мертвых тел. Над ними поднимался дым, словно над погребальным костром.

Итковиан видел входящие в город кланы Баргастов, видел бегущих по улочкам паннионцев. Бой быстро переместился за дворец. Офицер сирдоминов ухитрился сформироватьна Агоре Джеларкана заградительный отряд, и битва там еще продолжалась. Но для Панниона настало время отступления. Сирдомины покупали время для исхода, струящегося через южные и западные ворота.

Несколько разведчиков Белых Лиц подошли к подножию дворца достаточно близко, чтобы понять — здесь еще уцелели защитники; но официального контакта не произошло.

Рядом стояла Велбара, больше не рекрут. Ее учителем в боевых искусствах стало отчаяние. Она выучила основнй урок — как остаться в живых — важнейшее введение ко всем навыкам, которые она освоит позже, в горниле боев. Как и все новообращенные капанцы — таковых было большинство среди оказавшейся под предводительством Надежного Щита команды выживших — она заслужила звание солдата Серых Мечей.

Итковиан нарушил затянувшееся молчание: — Мы уходим из Главного Зала. Сейчас.

— Слушаюсь, сир.

— Честь принца восстановлена. Нам нужно идти — есть незавершенные дела в Трелле.

— Сможем ли мы добраться, сир? Нужно найти главного вождя Баргастов.

— Нас не примут за врага, сир. Слишком много наших братьев и сестер лежит мертвыми по городу — наши цвета всем известны. Кроме того, войска вытеснили паннионцев на запад отовсюду, кроме агоры. Скорее всего, никто не преградит нам путь.

— Да, сир.