Чтение 65–й страницы книги ~Память льда~

Моряки кивнули.

Итковиан спросил: — Его коллекции? Как много картин он нарисовал в Крепи?

— В Крепи? — Одна из моряков усмехнулась. — В том фургоне восемьсот полотен. Десять, одиннадцать лет работы. Даджек здесь, Даджек там, Даджек даже там, где его и быть не должно. Он уже окончил 'Осаду Капустана', на которой Даджек приходит как раз вовремя, и въезжает в ворота, подбоченившись в седле. В тени ворот Белые Лица грабят трупы паннионцев. А в штормовых тучах над городом, если хорошенько приглядишься, увидишь лицо Лейсин…

— Хватит, — бросил Вискиджек. — В ваших словах недовольство, солдат. Человек перед вами — Итковиан.

Улыбки морячек стали еще шире, но они промолчали.

Скачите, — приказал им Вискиджек. — Я должен переговорить с Итковианом.

— Да, командор.

Женщины отъехали.

— Извините, Итковиан…

— Нет нужды, сир. В такой непочтительности даже есть облегчение. Вообще — то мне даже приятно, что они всем довольны.

— Ну, они так себя ведут только перед теми, кого уважают. Хотя те этого часто не понимают, отсюда у них вечно проблемы.

— Могу вообразить.

— Итак, — резко сказал Вискиджек и, к удивлению Итковиана, слез с коня, подошел и протянул руку в перчатке. — Среди солдат империи, — продолжал он, — где латные перчатки предназначены для войны и только для войны, не снимать ее, пожимая руку — редчайший жест.

— И, верно, не всегда понятный, — ответил Итковиан. — Сир, я вполне понимаю ее смысл, и польщен. — Он пожал руку командора. — Вы слишком хорошо…

— Нет, Итковиан. Я просто предложил вам идти с нами, чтобы мы смогли лучше узнать друг друга.

— Мы встретимся под Мауриком, сир.

Вискиджек кивнул. — Тогда до встерчи, Итковиан.

Они отпустили руки друг друга. Командор вскочил в седло, подобрал поводья. Заколебался, но сказал: — Все элинцы подобны вам, Итковиан?

Тот пожал плечами: — Я не уникален.

— Тогда берегитесь — однажды легионы Императрицы осадят границы вашей родины.

Итковиан поднял брови: — И когда придет тот день, вы будете во главе легионов?

Вискиджек ухмыльнулся: — Доброго пути, сир.

Итковиан смотрел, как тот уезжает. Копыта мерина вырывали куски почвы из-под зеленой травы. Внезапно им овладело неодолимое убеждение, что они никогда больше не увидят друг друга. Прошел миг — и он потряс головой, отгоняя мрачные думы.* * *

— Итак, конечно же, Крюпп благословит вашу компанию своим присутствием!

— Вы не поняли, — вздохнул Быстрый Бен. — Это был всего лишь вопрос, не приглашение.

— Бедняжка колдун устал, а? Так много магических путей, чтобы залатать обыденные течи в жалких баржах. Тем не менее, Крюпп впечатлен вашим мастерством — такой танец с садками его скромной персоне редко приходится наблюдать. И в каждом — чистота! Какой способ оскорбить дурака в цепях! Что за смелый вызов! Что за…

— О, потише, прошу вас!

Быстрый Бен стоял на северном берегу реки. Штаны до бедер покрывала грязь — цена за максимальное укорочение путей, созданных им для колонн войск, гуртов скота и запасных лошадей. Он ждет лишь нескольких запоздавших солдат, заключил смотревший издалека Вискиджек.

Дух Талемендаса непрерывно скулил на своем незримом насесте — левом плече колдуна, усугубляя его крайнее утомление. Слишком много силы развязано здесь. Достаточно, чтобы привлечь внимание. Безрассудный, — шептал ему древопойманный шаман. — Нет, просто самоубийца. Увечный Бог легко нас найдет. Глупый хвастун! А как насчет Паннионского Провидца? Дюжина гибельных садков, и все предвкушают наше приближение! Они не поддадутся нашим мерам против заразы! Будут ли эти двое просто сидеть и ничего не делать, увидев все здесь творящееся?

— Молчать, — пробурчал маг.

Брови Крюппа поползли вверх. — Одной грубой команды вполне достаточно, уверяет Крюпп жалкого колдунишку!

— Не вам. Не обращайте внимания. Я думаю вслух.

— Забавный обычай для мага, а? Опасный.

— Вы так думаете? А как насчет очень громких мыслей, дарудж? Показ силы был обдуман. Ее высвобождение призвано расшевелить осиные гнезда. Оба! Неуклюжая мощь, устрашающее отсутствие тонкости. Гром для тех, кто ожидал неслышного шороха мышиных лапок и шелеста мышиного хвоста. Ну, вас не удивляет, почему же я сделал то?

— Крюпп вообще не удивляется, кроме, может быть, вашему настойчивому разъяснению замечательной обманной тактики визгливым чайкам.

Быстрый Бен недовольно скривился, глядя на толстого коротышку сверху вниз. — Да ну? Я не думал что это очевидно. Наверное, нужно разобраться.

— Чепуха, колдун! Держитесь вашей неколебимой самоуверенности — да, кое-кто назвал бы ее мегаломанией, но не Крюпп, ибо он также наделен неколебимой самоуверенностью, свойственной лишь смертным, готовым схватить весь мир в щепоть! Вы в достойной компании, уверяет вас Крюпп!

Быстрый Бен усмехнулся: — Достойной? А как насчет чаек, Крюпп?

Крюпп повел пухлой рукой: — В этом случае, бедные невежественные птички станут свидетельницами столь могучего столкновения мудрых суждений, что отступят в смущении, а может быть, и получат несварение желудков!

Быстрый Бен озадаченно моргал. — Что, что?

— Как, сир, разве мы не обсуждали вставление им пробок в..? Ладно, молчу. Крюпп просто предлагает свои незрелые размышления, которые бесконечным криком этих чает совершенно заглушены, остановлены к облегчению всех и каждого!

В двухстах шагах от них отчалила еще одна баржа с солдатами Бруда. Судно быстро поплыло по течению, едва отойдя от берега.

К Быстрому Бену и Крюпп подъехали две морячки.

Колдун состроил им гримасу. — Где же Вискиджек?

— Едет, Сжигатель. Художник и его жаба уже показывались?

— Как раз чтобы успеть в свой фургон. Они на той стороне.

— Чудная работа. Мы пересечем реку так же?

— Ну, я думаю бросить вас на полпути. Когда вы последний раз мылись?

Женщины обменялись взглядами. Одна дернула плечом: — Не знаю. Месяц назад. Три? Мы слишком заняты.

— И мы не любим воды, колдун, — сказала другая. — Наши доспехи и одежда под ними распадутся на части.

— Крюпп полагает, что это будет незабываемое зрелище!

— Спорю, у тебя глаза выпадут, — согласилась женщина. — Если сами не выпадут, мы поможем.

— Хотя бы ногти почистим, — заметила другая морячка.

— Ах! Грубиянки! Крюпп желает только комплиментов!

— Нет, как раз тебе нужна ванна, — сказала женщина.

Лицо даруджа отразило ужас, потом гнев. — Наглое замечание. Достаточные слои сладостных ароматов, наложенные в течение достаточных лет, нет, декад, привели к формированию устойчивого и поистине неотразимого букета нежнейших благоуханий. — Он замахал пухлой, бледной рукой. — Чудная аура, чтобы привлечь влюбленных бабочек…

— По мне, так скорее мух…

— Это нецивилизованные земли — но разве вы видите хоть одно насекомое поблизости?

— Ну, если спросишь, несколько утонуло в твоих масляных волосах.

— Точно. Наших враждебных недругов постигнет та же участь.

— А, — сказал Быстрый Бен, — вот и Вискиджек. Наконец. Слава богам.* * *

Темнота проглатывала улицу по мере того, как на город опускалась ночь. Главные перекрестки освещали несколько масляных ламп; прошел случайный взвод несших с собойфонари гидрафов.

Завернувшийся поверх доспехов в плащ Коль прятался в нише. Он смотрел на этот взвод, видел, как он проходит в конце улицы, видел, как постепенно уменьшался желтый круг света, пока ночь снова не предъявила свои права на город.

Тогда он вышел и взмахнул рукой.

Муриллио щелкнул вожжами, заставляя волов тронуться с места. Фургон заскрипел и затрещал на выбитых, обожженных камнях мостовой.

Коль зашагал впереди, на одну из улочек. Ее еще не вполне очистили от мусора. В пределах видимости находились три разграбленных храма; казалось, их обитатели еще не вернулись назад. Как и в четыре храма, виденных ими днем.

Сейчас перспективы казались мрачными. Похоже, выжили лишь жрецы из Трелла, а это последнее место, куда они хотели бы попасть. Прошел слух, что политическое соперничество достигло уровня насилия, едва члены Совета Масок освободились из-под контроля могучих союзников. Как освободились и от присутствия принца, традиционно умерявшего их эксцессы. Будущее Капустана не обещало быть счастливым.

Коль повернул направо — на северо-восток — и снова помахал рукой. Услышал приглушенные проклятия Муриллио, когда тот ударил вожжами по спинам волов. Животные былиголодными и уставшими, фургон перегруженным.

Возьми нас Худ, мы совершили ужасную ошибку…

Он услышал над головой хлопанье птичьих крыльев, стихшее через миг, и не придал этому значения.

В мостовой были выбиты глубокие колеи от проезжавших здесь бесчисленных телег — в последние дни они везли ломаный камень — но их ширина не совпадала с шириной осиривийского фургона. Его широкие колеса создавались, чтобы бороться с высокой травой и грязевыми лужами. Муриллио не мог удержать повозку от попадания в одну из колей, и ехал он медленно, застревая, ударяясь об углы, что было явно неприятно животным.

Коль услышал сзади еще одно тихое проклятие, вдруг оборвавшееся странным хрипом и щелканьем вожжей. Он обернулся: тело Муриллио упало с сиденья, с треском ломаемыхкостей ударилось о камни мостовой.

Здоровенная черная фигура — на краткий миг она показалась крылатой — стояла на крыше фургона.

Муриллио недвижимо лежал под передними колесами.

Страх пробрал даруджа. — Что за…

Фигура сделала жест. Черное волшебство потекло от нее, набегая на Коля.

Дарудж с проклятием прыгнул вправо, с лязганьем металла покатился по мостовой, ударившись о первую ступеньку храма, сделанную в виде полумесяца.

Однако магия текла потоком слишком широким, чтобы от него скрыться. Бурля и вращаясь, чернильная сила затопила улицу, словно внезапное наводнение.

Лежащий на боку, прижатый к ступени храма Коль смог только закрыть глаза рукой, когда сила накатила на него — и отступила.

Исчезла. Моргая, Коль заворчал, опустил ладонь, увидев темную фигуру в доспехах, идущую прямо к нему со стороны дверей храма.

Периферическим зрением он заметил в руках пришельца длинные мечи, один из них странно искривленный.

Могучий воин спустился на камни мостовой. Нападавший пошевелился на крыше фургона. Его высокий голос выдавал удивление: — Ты должен быть мертвым. Я чувствую твою холодность. Я чувствую кулак Худа, вонзенный в твою бездыханную грудь. Он держит тебя здесь. Поэтому ты ходишь.

Гм, по мне, прибывший воин не выглядит таким уж мертвым. Его взор поискал недвижимое тело Муриллио в темноте у колес.

— Не хожу, — прошипел воин, размерено шагая к черному человеку. — Охочусь.

— На нас? Но мы взяли у тебя так мало! В этом городе — меньше двух десятков! Рыцарь Смерти, не слишком ли поздно разгневался твой хозяин? Я просто искал лишенную разума старую каргу — она лежит в этом фургоне. Держится на самом краю пропасти. Конечно, твой хозяин…

— Не вас, — пророкотал воин. — Ее дух ждет. Как и ее собравшиеся родичи. И звери с пустыми сердцами. Все ждут. Но не вас.

Уличный воздух стал жутко холодным.

— Ох, ну ладно, — вздохнул нападающий. — А что насчет возницы и его стража? Я смогу использовать так много их частей…

— Нет. Корбал Броч, слушай слова моего повелителя. Вы освободите неупокоенных, охраняющих ваше имение. Ты и именующийся Бочеленом покинете город. Сегодня ночью.

— Мы планировали уехать утром, Рыцарь Смерти — ведь ты же Рыцарь? Высокий Дом Смерти пробудился — теперь я чую это. Уедем утром, а? Следуя на юг за этими восхитительными армиями…

— Ночью. Или я приду за вашими душами. Воображаешь судьбу, которую мой повелитель заготовил для вас двоих?

Коль увидел, как бледнолицый лысый толстяк на крыше взмахнул руками, которые замерцали, увеличились, превращаясь в полночные крылья. Он хихикнул: — Сначала поймай нас! — Пошел пятнами, и миг спустя там, где стоял человек, оказалась драная ворона. Она резко каркнула, взмывая в небо, захлопала крыльями и была проглочена темнотой.

Воин подошел к лежащему Муриллио.

Коль перевел дыхание, стараясь утихомирить бешено стучащее сердце, и осторожно поднялся на ноги. — Благодарю вас, господин, — пробормотал он, моргая в предчувствии обширных синяков, которые украсят поутру его правое плечо и бедро. — Мой спутник жив?

Воин, который, как теперь разглядел Коль, носил обрывки доспехов гидрафа, повернул к нему лицо. — Он жив. Корбалу Брочу он был нужен живым для… работы. По крайней мере, вначале. Ты пойдешь со мной.

— Ах, когда вы сказали 'охочусь', этот колдун подумал, что на него. Но это же не так?

— Они наглая парочка.

Коль медленно кивнул. Поколебавшись, спросил: — Простите, если я груб, но хотелось бы знать, что вы — или ваш Повелитель — хотите делать с нами? У нас на руках стараяженщина…

— Вы под защитой моего повелителя. Пойдем. Храм Худа приготовлен, чтобы стать вашей резиденцией.

— Не уверен, что могу принять это. Майб нужна помощь…

— То, что нужно Майб, Коль из Даруджистана, ты не можешь ей дать.

— Это даст Худ?

— Плоть и кость женщины нужно поддерживать. Питать, давать воду, мыть. Это — ваша забота.

— Вы не ответили.

— Следуй за мной. Идти недалеко.

— В данный момент, — спокойно сказал Коль, — я на это не настроен. — Он потянулся за мечом.

Рыцаь Смерти склонил набок голову: — Скажи мне, Коль из Даруджистана, ты спишь?

Дарудж нахмурился: — Конечно. Что…

— Я когда-то тоже спал. Должен был. Но теперь — не сплю. Хожу. Видишь ли, я не могу вспомнить, что такое сон. На что он похож.

— Я… мне жаль.

— Итак, один, что не спит… и, в том фургоне, та, что не может проснуться. Я думаю, Коль из Даруджистана, у нас возникнет взаимная нужда. Скоро. У этой женщины и у меня.

— Какая нужда?

— Не знаю. Идем, тут недалеко.

Коль не спеша вложил меч в ножны. Он не мог объяснить, почему делает это: ни один из его вопросов не получил удовлетворительного ответа, и мысль о протекции Худа леденила кожу. Тем не менее он кивнул: — Еще миг, если позволите. Я должен поднять Муриллио.

— А, да. Верно. Я сделал бы это сам, но, увы, не могу выпустить свои мечи из рук. — Воин помолчал. — Корбал Броч увидел меня изнутри. Его слова… тревожат мой ум. Коль из Даруджистана, я думаю, что умер. Так? Я мертв?

— Я не знаю, — ответил дарудж, — но… думаю, что так.

— Говорят, что мертвые не спят.

Коль хорошо знал эту пословицу, впервые вышедшую из храмов Худа. Помнил он и нелепое продолжение: 'а живые не живут'. — Едва ли в этом есть смысл.

— Для меня есть, — ответил воин. — Ибо теперь я знаю, что потерял что-то, о владении чем и не подозревал раньше.

Ум Коля споткнулся на этом заявлении. Он вздохнул: — Я буду дураком, если не поверю вашим словам… У вас есть имя?

— Думаю, что есть. Но я забыл.

— Ну, — сказал Коль, склоняясь над Муриллио и поднимая его, — боюсь, что 'Рыцарь Смерти' не подойдет. — Он выпрямился, крякнув под весом тела. — Вы были гидрафом? Капанцем — хотя допускаю, что этот бронзовый оттенок более подходит…

— Нет, я не был гидрафом. И не капанцем. Думаю, я вовсе не с этого континента. Не знаю, почему я здесь оказался. Не сейчас. Я давно не был здесь. Это воля моего хозяина. Из своего прошлого помню лишь одно.

Коль положил Муриллио на задок фургона. — И что же?

— Однажды я стоял в огне.

Спустя долгое мгновение Коль хрипло вздохнул. — Неприятное воспоминание…

— Была боль. Но я выдержал. Я сражался. Думаю, что так. Кажется, я поклялся защитить жизнь ребенка. Но ребенка больше нет. Похоже… что я не сумел.

— Да, но нам все же нужно имя.

— Может быть, ты сумеешь его придумать, Коль из Даруджистана.

— Обещаю.

— Или, может быть, однажды ко мне вернется память, и с нею мое имя.

И если у Худа есть хоть капля милосердия, этот день никогда не придет, друг. Ибо я думаю, что в твоей жизни не было ничего легкого. И в смерти тоже. А мне кажется, что милосердие у него есть, потому что он унес тебя от всего, что ты знал. Если я не ошибаюсь, судя по чертам лица, не говоря уже о цвете кожи, ты был малазанином.* * *

Итковиан пересек реку на последней барже, уже под россыпью сверкающих как кончики копий звезд. С ним плыли Стонни Менакис, Грантл и двадцать его полосатых сподвижников, а также сотня ривийцев, по большей части стариков, со своими овчарками. Собаки подвывали и рычали друг на дружку, стоя на краях плоского судна, затем постепенноуспокоились и улеглись, отбив себе право смотреть на речные воды с планширов.

Овчарки первыми, бешено лая и расплескивая грязь в камышах, сбежали с баржи, едва она причалила к южному берегу. Итковиан был рад их уходу. Рассеянно слушая, как Грантл и Стонни перебрасываются оскорблениями, словно слишком долго живущие вместе супруги, Итковиан взял коня под уздцы, ожидая, когда опустят сходни и без особого интереса следя за стариками — ривийцами, не спеша спрыгивающими вслед за своими псами в растоптанные камыши и прибрежную грязь.

Низкие покатые холмы все еще облекала дымка от кизячных костров и пыли, поднятой при установке тысячи палаток двух армий. Словно траурная драпировка. Не считая нескольких сотен ривийских пастухов и стад бхедринов, которые должны были переправиться на заре, все силы вторжения уже находились на территории Паннион Домина.

Никто не оспаривал у них эту землю. Низкие холмы на юге казались лишенными жизни, открывая взорам лишь следы передвижений осадной армии септарха Кульпата.

Грантл подошел к Итковиану. — Что-то мне говорит, что мы пойдем через выжженную землю вплоть до самого Коралла.

— Кажется, так, сир. Я сделал бы так же, будь я Провидцем.

— Иногда я задаю себе вопрос: понимают ли Бруд и Даджек, что осаждавшая Капустан армия была одной из четырех армий равной силы? И что хотя Кульпат считался наиболее умелым септархом, остаются шесть других, способных причинить нам вред.

Итковиан оторвал взгляд от походного лагеря и поглядел на стоящего рядом широкоплечего воина: — Нужно понимать, что враг готов к встрече. И все же песочные часы Домина сейчас роняют последние крупинки.

Смертный Меч Трейка хмыкнул: — Вы знаете что-то, неведомое остальным?

— Не совсем, сир. Я просто сделал выводы, основываясь на деталях наблюдений за армией Кульпата и Тенескоури.

— Ну, не держите их при себе.

Итковиан снова поглядел на юг. Вздохнул: — Города и правители — всего лишь цветы на стебле, который есть сельские общины, и именно укорененные на земле общины поставляют необходимое питание для этих цветов. Сир, в Домине остается лишь община Тенескоури — крестьяне, оторванные от своих земель, деревень, ферм, домов. Производство продуктов прекращено, вместо него поднимается кошмар людоедства. Земля перед нами воистину разорена, но не ради нас. Она опустела уже довольно давно, сир. Потому, хотя цветок все еще сверкает красками, он фактически уже мертв.

— Высушен и повешен на крючок в кладовке Увечного Бога? — Итковиан пожал плечами: — Каладан Бруд и Верховный Кулак выбрали города, цели своих походов. Лест, Сетта,Маурик и Коралл. Я полагаю, что лишь последний из них все еще жив. Ни один из первых трех городов не способен прокормить армию защитников; не способен кормить даже своих жителей, если таковые еще остались. У Провидца нет выбора, кроме как сосредоточить все силы в городе, в котором расположился сам; у его солдат нет иного выбора, как перенять привычки тенескоури. Подозреваю, что Тенескоури была создана ради этой возможной цели — быть пищей для его солдат.

Грантл поглядел озадаченно: — Итковиан, вы описываете империю, которая изначально не намеревалась кормить саму себя.

— Вместо этого она намеревалась бесконечно расширяться.

— Но даже тогда она существовала бы лишь на внешних окраинах, вечно разрастаясь от мертвого ядра и тем увеличивая его. — Итковиан кивнул. — Да, сир.

— Итак, если Даджек и Бруд ожидают битв под Сеттой, Лестом и Мауриком, их может ждать сюрприз.

— Так я полагаю.